Второй шанс или повар-попаданка (СИ)

Глава 10: "Цена выбора"

Оказывается, разрывать с семьей — дело не только болезненное, но и крайне хлопотное.

Доминик уехал к дяде сразу после нашего разговора в роще, а вернулся только через три дня. И вернулся... скажем так, не с пустыми руками. Точнее, не только с пустыми руками, но и без кареты, без слуг, и с довольно потрепанным видом.

Я как раз проверяла запасы в кладовой — после успеха с торжественным ужином месье Мартина к нам стали обращаться с подобными заказами чуть ли не каждую неделю, и нужно было следить, чтобы продуктов хватало на всех — когда Мари прибежала с сообщением:

— Мадемуазель! К нам месье Доминик приехал! Только он... как-то странно выглядит.

— Как именно странно?

— Ну... на обычной лошади. И один. И чемодан у него всего один.

Это действительно странно. В прошлые визиты у него была роскошная карета, слуги. А теперь — словно обычный путешественник средней руки.

Выхожу встречать. Доминик спешивается у крыльца, и я вижу, что Мари не преувеличивала. Выглядит он... потрепано. Костюм мятый, как будто он спал в нем несколько ночей подряд. Лицо усталое, глаза красноватые от недосыпа. Даже его обычная безукоризненная прическа растрепана.

— Добро пожаловать, — говорю, стараясь не показать беспокойства. — Как прошла встреча с дядей?

— Хуже, чем я ожидал, — отвечает он с кривой усмешкой. — Но лучше, чем могло бы быть.

— Это как понимать?

— Понимать так, что я больше не де Ларошфор. — Он поднимает свой единственный чемодан. — Официально лишен наследства, исключен из семьи и объявлен персоной нон грата во всех домах, связанных с нашим родом.

— Серьезно?

— Более чем серьезно. Дядя не шутит, когда дело касается семейной чести. — Усмешка становится еще более горькой. — Хотя про честь говорить странно, учитывая его методы ведения дел.

— Проходите в дом. Расскажете подробнее.

Ведем его в гостиную. По дороге нам встречается Анри — он сразу же бросается благодарить своего спасителя.

— Доминик! Как хорошо, что вы вернулись! Я не знаю, как вас благодарить за...

— Не стоит, — перебивает Доминик. — Я сделал то, что должен был сделать. И, кстати, теперь можете называть меня просто Домиником. Без приставки "де".

— Что случилось? — встревает Анри.

— Наш гость официально порвал с семьей, — объясняю. — И, судя по всему, это обошлось ему недешево.

В гостиной Доминик садится в кресло и проводит рукой по лицу. Видно, что эти три дня были для него тяжелыми.

— Рассказывайте, — говорю, наливая ему вина. — Что именно произошло?

— Долгая и неприятная история. — Он берет бокал, отпивает. — Дядя встретил меня... скажем так, без энтузиазма.

— Он знал, что вы сорвали план с де Шамбором?

— Знал. Де Шамбор успел доложить о провале раньше меня. Так что дядя был готов к разговору.

— И как отреагировал?

— Сначала пытался убедить, что я совершаю ошибку. Говорил о семейном долге, о том, что я обязан ему всем, что имею. Потом перешел к угрозам.

— Каким угрозам?

— Обещал лишить наследства, выгнать из дома, сделать так, чтобы ни одна приличная семья не принимала меня. — Доминик усмехается. — А когда он понял, что меня это не останавливает, применил угрозы физические.

— То есть?

— Попытался силой удержать в замке. Запер в комнате, поставил охрану. Думал, что если дать мне время подумать, я образумлюсь.

— И что же?

— А я сбежал. — Теперь усмешка становится более живой. — Через окно, по водосточной трубе. Как в детстве, когда убегал от гувернера.

Анри хихикает.

— Серьезно? Через окно?

— Вполне серьезно. Правда, пришлось оставить большую часть вещей. И карету с лошадьми. И слуг.

— А деньги?

— Счета заблокированы. Доступ к семейной казне отрезан. — Доминик пожимает плечами. — Впрочем, я на это рассчитывал.

— И что теперь будете делать? — спрашиваю.

— Не знаю, — честно отвечает он. — Впервые в жизни не знаю. Всегда жил по плану, составленному дядей. А теперь... полная свобода. И полная неопределенность.

— Это вас пугает?

— Немного. Но больше — воодушевляет. — Он смотрит мне в глаза. — Знаете, есть что-то опьяняющее в том, чтобы отвечать только за себя.

— А планы какие?

— Пока никаких. Сначала нужно понять, что я умею делать кроме исполнения приказов дяди.

— А что умеете?

— Играю на клавесине, неплохо фехтую, разбираюсь в сельском хозяйстве... — Он задумывается. — В общем-то, набор навыков не самый практичный.

— Почему? — возражает Анри. — Музыкант, учитель фехтования, управляющий имением — вполне достойные профессии.

— Для разорившегося дворянина — может быть. Но будет ли это достойным заработком?

— А что такое достойный заработок? — спрашиваю. — Тот, что позволяет честно жить и не зависеть от чужой милости?

— Наверное, да.

— Тогда любая честная работа достойна.

Доминик кивает, но вижу — он еще не до конца поверил в эти слова. Слишком долго он жил в мире, где происхождение значило больше дела.

— А где вы планируете жить? — спрашивает Анри.

— Не знаю. Пока что остановился в постоялом дворе в городе. Но это дорого, надолго не хватит.

— Оставайтесь у нас, — неожиданно предлагаю.

Оба мужчины смотрят на меня с удивлением.

— Элеонора... — начинает Анри.

— У нас есть свободная комната, — продолжаю, не обращая на него внимания. — Не самая роскошная, но чистая и удобная. А взамен вы могли бы помочь с заведением.

— Чем именно? — осторожно спрашивает Доминик.

— Ну... музыкальными вечерами. Обучением фехтованию для гостей. Консультациями по сельскому хозяйству для местных землевладельцев. — Идеи приходят на ходу. — Мы могли бы расширить спектр услуг.

— Это... интересная идея, — медленно говорит он. — Но не слишком ли это будет странно? Бывший дворянин, работающий в постоялом дворе?

— А дворянка, содержащая постоялый двор — это не странно?

— Справедливое замечание.

— К тому же, — добавляю, — так будет проще узнать друг друга получше. Без масок и ролей.

— Вы хотите меня проверить? — понимающе улыбается он.

— Хочу понять, кто вы есть на самом деле. И подходят ли нам наши... новые отношения.

— Честно. Мне это нравится.

— А мне нравится, что у нас будет еще один защитник, — добавляет Анри. — После истории с де Шамбором я понял — враги вашего дяди могут появиться снова.

— Обязательно появятся, — мрачно подтверждает Доминик. — Граф де Ларошфор не простит ни мне предательства, ни вам сопротивления. Он найдет другие способы давления.

— Какие способы?

— Административные проверки, экономический бойкот, распространение слухов... У дяди много связей и еще больше амбиций.

— Тогда нам действительно стоит держаться вместе, — говорю. — Что решаете?

Доминик долго молчит, глядя в окно на двор, где горничные развешивают белье, а Жак чистит лошадей. Обычная, мирная картина честного труда.

— Согласен, — говорит наконец. — Попробуем. Но с условием.

— Каким?

— Я буду полноценным работником, а не приживалом. Буду получать жалованье и нести ответственность за свою работу.

— Согласна. А жалованье обсудим в зависимости от результатов.

— Идет.

Мы пожимаем руки, и я чувствую странное волнение. Доминик остается с нами. Надолго ли? И что из этого выйдет?

Следующие дни стали настоящим открытием.

Во-первых, Доминик оказался на удивление практичным человеком. Несмотря на аристократическое воспитание, он не гнушался никакой работы. Помогал в конюшне, переносил мебель, даже участвовал в приготовлении пищи.

— Где вы этому научились? — спрашиваю, наблюдая, как он ловко чистит овощи.

— В армии. — Он не поднимает головы от работы. — Три года службы в королевской гвардии научили многому.

— Вы служили в гвардии?

— Дядя считал, что военная служба закалит характер. Отчасти он был прав.

— И как вам служба?

— Поначалу тяжело. Но потом... — Он задумывается. — Там я впервые почувствовал, что значит зарабатывать своим трудом. Пусть и символически.

— Символически?

— Ну, жалованье офицера королевской гвардии — это скорее престиж, чем реальные деньги. Но все равно приятно получать плату за свою работу, а не подачки от дяди.

Во-вторых, он действительно умел обаятельно общаться с гостями. Вечерами играл на клавесине, рассказывал истории из своих путешествий, давал советы по различным вопросам. Клиенты были в восторге.

— Месье Доминик, — говорил месье Дювалль после очередного музыкального вечера, — где вы научились так играть?

— Хорошие учителя в детстве, — отвечал Доминик скромно. — И много практики.

— А эти истории о заграничных странах — вы действительно там бывали?

— Бывал. Дядя посылал меня с различными поручениями.

— Завидую! Я всю жизнь мечтал побывать в Италии...

— А что вам мешает? Торговые дела вполне позволяют путешествовать.

Такие разговоры происходили постоянно. Доминик умел найти подход к любому человеку, заинтересовать, выслушать. И делал это совершенно естественно, без притворства.

— У вас талант к общению, — замечаю однажды вечером, когда последний гость уходит спать.

— Спасибо. Но это не талант, а навык. Годы жизни при дворе научили читать людей, понимать, что их интересует.

— И не надоело?

— Надоело притворяться. Но искренний интерес к людям — нет, не надоело.

В-третьих, он оказался отличным учителем. Анри попросил его дать несколько уроков фехтования — после истории с де Шамбором брат понял, что умение драться может пригодиться.

— Не напрягайтесь так, — говорит Доминик, поправляя стойку Анри. — Шпага — это не дубина. Ей нужно управлять, а не размахивать.

— Легко сказать, — отдувается Анри. — У меня руки дрожат.

— Это нормально. Страх — естественная реакция. Главное — его контролировать.

— А как контролировать?

— Дышать ровно. Концентрироваться на движениях противника. И помнить — в учебном бою никто никого не убивает.

Постепенно Анри начал прогрессировать. Не то чтобы он стал настоящим фехтовальщиком, но базовые навыки самозащиты освоил.

А еще у нас появились новые клиенты. Слух о том, что в "Трех дорогах" можно не только вкусно поесть и переночевать, но и получить уроки музыки, фехтования или консультации по ведению хозяйства, разошелся быстро.

— Месье Доминик, — обращается к нему месье Лефевр, мелкий землевладелец, — у меня проблемы с урожаем пшеницы. Что посоветуете?

— Нужно посмотреть на поля. Но скорее всего, дело в севообороте. Если несколько лет подряд сеять одну культуру...

— Да, именно так и делаю!

— Тогда почва истощилась. Нужно год-два засевать бобовыми — они обогащают землю. А потом можно снова переходить к пшенице.

— А урожай бобовых окупится?

— Если правильно организовать сбыт — окупится. К тому же, часть можно использовать как корм для скота.

Такие консультации мы начали оказывать за отдельную плату. Немного, но приятное дополнение к основному доходу.

Однако не все было безоблачно.

Через неделю после возвращения Доминика к нам приехали... скажем так, неожиданные гости.

Я как раз обсуждала с мадам Бертран меню для очередного торжественного ужина, когда во двор въехали три кареты. Официальные, черные, с государственными гербами.

— Мадемуазель, — прибегает испуганная Мари, — к нам чиновники! Из префектуры!

Сердце ухает вниз. Значит, граф де Ларошфор начал действовать.

— Где Доминик?

— В конюшне, лошадей кормит.

— Скажите ему, чтобы шел в дом. Осторожно, незаметно. А я встречу гостей.

Выхожу на крыльцо. Из карет выходят четверо мужчин в официальных мундирах. Один — пожилой, с внушительным животом и самодовольным лицом. Остальные помоложе, но тоже с видом людей, облеченных властью.

— Мадемуазель де Монклер? — обращается ко мне пожилой чиновник. — Инспектор Дюморье, префектура. Прибыли с проверкой вашего заведения.

— Добро пожаловать. Чем могу помочь?

— Нам поступили жалобы на нарушения в работе вашего... — он брезгливо осматривается, — постоялого двора.

— Какие нарушения?

— Антисанитарные условия, некачественная пища, отсутствие необходимых лицензий... — Он достает список. — Довольно обширный перечень.

— Кто подавал жалобы?

— Это конфиденциальная информация. Но жалобы поступили от нескольких источников.

Ясно. Граф де Ларошфор мобилизовал свои связи в администрации.

— Хорошо. Проверяйте. Нам нечего скрывать.

— Посмотрим, — усмехается Дюморье.

Следующие два часа превратились в настоящий кошмар. Чиновники перерыли весь дом. Проверяли кухню, комнаты для гостей, конюшни. Придирались к каждой мелочи.

— А это что такое? — спрашивает один из помощников, указывая на новый очаг.

— Дополнительное место для приготовления пищи.

— А разрешение на перепланировку есть?

— На какую перепланировку? Мы просто сделали еще одну дверь между кухней и кладовой.

— Самовольная перепланировка — нарушение строительных норм. Штраф пятьдесят ливров.

— За что?!

— За незаконное изменение конструкции здания.

И так по каждому пункту. Придирались к чистоте посуды, к качеству постельного белья, к состоянию конюшен. На каждое нарушение — штраф.

— А вот это совсем плохо, — говорит Дюморье, заглядывая в погреб. — Сырость, плесень...

— Какая плесень? — Спускаюсь следом. В погребе сухо и чисто, все продукты в порядке.

— Вот, видите? — Он показывает на стену, где действительно есть небольшое темное пятно. — Антисанитарные условия хранения продуктов.

— Это не плесень, это просто пятно от влаги.

— Неважно. Нарушение есть. Штраф сто ливров.

К концу проверки набралось штрафов на триста ливров. За самые нелепые нарушения — от "недостаточной освещенности коридоров" до "неправильного хранения сена в конюшне".

— А теперь поговорим о лицензиях, — говорит Дюморье, когда мы возвращаемся в дом.

— У нас есть все необходимые документы. — Показываю бумаги, которые оформлял наш юрист.

— Хм... — Он внимательно изучает документы. — А это что за лицензия?

— На ведение образовательной деятельности. Мы даем уроки музыки и фехтования.

— А где преподаватель?

В этот момент в гостиную входит Доминик. Спокойный, собранный, в чистой одежде.

— Это я, — говорит он. — Доминик де Ларошфор, преподаватель музыки и фехтования.

Дюморье поднимает голову, и я вижу, как его лицо меняется. Сначала удивление, потом узнавание, потом... страх?

— Месье... Доминик? — неуверенно переспрашивает он.

— Именно. А вы, кажется, инспектор Дюморье? Мы встречались в доме графа де Ларошфора.

— Встречались... да, встречались... — Дюморье явно растерян. — Но я думал, вы...

— Что я племянник графа? Так и было. Но теперь я простой учитель. — Доминик улыбается холодно. — И, кстати, хотел бы знать — кто именно подавал жалобы на наше заведение?

— Это... это конфиденциальная...

— Месье Дюморье, — голос Доминика становится тверже. — Я знаю, кто стоит за этой проверкой. И знаю, что большая часть ваших обвинений — просто придирки.

— Но нарушения действительно есть...

— Мелкие технические нарушения, которые есть в любом заведении. Если проверить с такими придирками "Золотой петух" или "Усталый путник", наберется нарушений в два раза больше.

Дюморье молчит, но я вижу — аргумент попал в цель.

— Что вы предлагаете? — спрашивает он наконец.

— Разумный подход. Мы устраним все серьезные недостатки в течение недели. А штрафы за технические мелочи... думаю, можно пересмотреть.

— Я не могу отменить штрафы...

— Можете уменьшить. За добровольное устранение нарушений.

Дюморье переглядывается с помощниками. Видно, что они не знают, как себя вести. С одной стороны, есть приказ придираться. С другой — перед ними племянник влиятельного графа, который может знать компрометирующие подробности.

— Хорошо, — говорит Дюморье наконец. — Штрафы уменьшаем до ста ливров. И неделя на устранение замечаний.

— Справедливо, — кивает Доминик.

Чиновники уезжают, а мы остаемся разбирать последствия.

— Ну что ж, — говорю, — теперь понятно, чего ждать от графа де Ларошфора.

— Это только начало, — мрачно отвечает Доминик. — Дядя не остановится на административных проверках.

— А что будет дальше?

— Экономическое давление. Он попытается убедить поставщиков не работать с нами. Или клиентов — не останавливаться у нас.

— И что делать?

— Укреплять позиции. Расширять клиентскую базу. Находить новых союзников.

— А вы не жалеете? — спрашиваю. — О том, что порвали с семьей?

Доминик долго молчит, глядя в окно.

— Иногда жалею, — говорит наконец. — Тяжело оказаться без привычной поддержки. Но потом вспоминаю сегодняшний день. Как Дюморье придирался к каждой мелочи. И понимаю — не хочу быть частью системы, которая вот так давит на честных людей.

— Даже если это означает трудности?

— Даже так. — Он поворачивается ко мне. — Элеонора, есть вещи дороже комфорта. Самоуважение, например.

— И любовь? — спрашиваю тихо.

— И любовь, — соглашается он. — Особенно любовь.

Мы смотрим друг на друга, и между нами снова возникает то особое напряжение, которое появилось еще во время нашего танца.

— Доминик, — говорю осторожно, — а что если мы не справимся? Что если дядя все-таки сломает наше дело?

— Тогда начнем заново. В другом месте, с другими людьми. — Он подходит ближе. — Главное — вместе.

— Вместе?

— Если вы согласитесь. Если поверите, что мои чувства искренни.

— А как я могу поверить? Мы знакомы так мало...

— Время покажет, — говорит он просто. — У нас впереди много дней. Много возможностей узнать друг друга лучше.

— И много трудностей.

— И много трудностей, — соглашается он. — Но разве не интереснее преодолевать их вместе?

Я смотрю в его серые глаза и понимаю — да, интереснее. Гораздо интереснее.

Но сердце все равно сжимается от тревоги. Что нас ждет? Сможем ли мы противостоять графу де Ларошфору? И главное — смогу ли я до конца поверить человеку, который совсем недавно был моим врагом?

Время покажет. А пока нужно просто жить дальше и бороться за то, что важно.

За дело всей жизни. И, возможно, за любовь.

Даже если эта любовь пока что больше похожа на надежду.

На следующий день начались будни новой жизни.

Доминик поселился в небольшой комнате на втором этаже — раньше там хранили старую мебель, но мы быстро привели помещение в порядок. Скромно, но уютно: кровать, стол, кресло у окна, небольшой шкаф для одежды. Ничего лишнего, но всё необходимое есть.

— Как вам? — спрашиваю, заглядывая к нему вечером.

— Прекрасно, — отвечает он искренне. — Знаете, в последние годы я жил в роскошных покоях, но никогда не чувствовал их своими. А здесь... здесь я дома.

— Даже в такой простоте?

— Именно в такой простоте. — Он садится на кровать, похлопывает по одеялу. — Это моя кровать, в которой я сплю, потому что заработал на неё. Мой стол, за которым я планирую завтрашние дела. Мое окно, из которого вижу двор, где кипит жизнь честных людей.

— Красиво говорите.

— Правдиво говорю. — Он встает, подходит к окну. — Смотрите — Жак чистит лошадей после долгого дня. Мари подметает крыльцо. Мадам Бертран проверяет, заперты ли погреба. Каждый делает своё дело, и все вместе мы создаём что-то большее, чем просто постоялый двор.

— Что именно?

— Дом. Место, где люди чувствуют себя желанными гостями.

Мне нравится, как он говорит об этом. Без высокопарности, но с искренним восхищением тем, что мы создали.

— А не скучаете по прежней жизни? По балам, приёмам, светским развлечениям?

— Скучаю, — честно признаётся он. — Но не по ним самим, а по... как это объяснить... по ощущению принадлежности к чему-то большому. В аристократических кругах ты чувствуешь себя частью истории, традиций, культуры.

— А здесь не чувствуете?

— Здесь чувствую по-другому. Не частью прошлого, а создателем будущего. Вместо того чтобы следовать традициям, мы создаём новые.

Интересный взгляд. И, пожалуй, правильный.

— Доминик, — говорю, собираясь уходить, — а завтра утром не составите мне компанию в поездке на рынок? Нужно закупить продукты, а я хочу посмотреть, как вы общаетесь с торговцами.

— Проверяете мои навыки?

— Изучаю вашу натуру. Человек проявляется в мелочах — как торгуется, как относится к продавцам, как выбирает товар.

— Справедливо. С удовольствием составлю компанию.

Утром мы едем в город вдвоём. Простая двуколка, пара рабочих лошадей — никакой роскоши. Доминик управляет лошадьми уверенно, но без лишних жестов.

— Где научились так ездить? — спрашиваю.

— В армии. Офицер должен уметь управлять любой повозкой и любой лошадью.

— А до армии?

— До армии у меня был кучер. — Он усмехается. — Стыдно признать, но до пятнадцати лет я даже не знал, как седлать лошадь.

— И как вам армейская наука?

— Поначалу унизительно. Представьте — избалованный аристократ, который не умеет почистить сапоги или заправить постель. Сержанты надо мной потешались.

— А потом?

— А потом понял, что они правы. Нельзя командовать людьми, не умея делать то, что от них требуешь.

— И научились?

— Научился всему. Чистить оружие, ухаживать за лошадьми, готовить еду на костре, штопать одежду. Даже стирать научился.

— Серьёзно?

— Вполне серьёзно. Хотите, покажу? — Он смеется. — В нашем полку был старый капрал, который говорил: "Господин офицер, который не может постирать рубашку, не сможет и страну защитить".

— Мудрые слова.

— Очень мудрые. Жаль, что я понял это не сразу.

На рынке Доминик ведёт себя именно так, как я и надеялась. Вежливо, но без заискивания. Внимательно выбирает товар, но не придирается по мелочам. Торгуется умеренно, не пытаясь сбить цену в два раза.

— Добрый день, мадам, — обращается он к торговке овощами. — Какие у вас сегодня морковь и лук?

— Хорошие, молодой человек! Вчера с поля привезли!

— Видно, что свежие. — Он берёт морковку, осматривает. — А цена какая?

— Для вас — особая цена. Вижу, что человек понимающий.

— Спасибо за доверие. Но давайте честно — сколько просите?

— Четыре су за фунт моркови, три су за фунт лука.

— Многовато. В прошлый раз мадемуазель де Монклер покупала по три и два су соответственно.

— Ах, вы с мадемуазель Элеонорой! — лицо торговки светлеет. — Она наша хорошая покупательница! Для неё — по три и два, конечно!

— Вот и договорились.

Расплачивается, помогает мне уложить покупки в корзины. Всё просто, естественно, без попыток произвести впечатление.

— Откуда знаете, сколько я обычно плачу? — спрашиваю.

— Вчера спросил у мадам Бертран. Подумал, что полезно знать рыночные цены.

— Предусмотрительно.

— Практично. Если я буду помогать с закупками, должен разбираться в ценах.

Мы обходим весь рынок, покупаем всё необходимое. Доминик везде ведёт себя одинаково — спокойно, дружелюбно, без высокомерия. К концу утра торговцы уже знают его по имени и охотно дают советы по выбору товара.

— У вас талант к общению с людьми, — замечаю по дороге домой.

— Не талант, а необходимость. В армии быстро понимаешь — высокомерие ни к чему хорошему не приводит. Солдаты уважают офицера не за титул, а за человеческие качества.

— А в аристократических кругах?

— В аристократических кругах всё наоборот. Там ценится умение держать дистанцию, подчёркивать своё превосходство. — Он морщится. — Мне это всегда давалось с трудом.

— Почему?

— Не люблю притворяться. А светская жизнь — сплошное притворство.

— И не жалеете, что от неё отказались?

— Не жалею. — Он поворачивается ко мне. — Элеонора, я впервые в жизни занимаюсь тем, что мне по-настоящему нравится. Это дорогого стоит.

Дома нас ждёт сюрприз. В гостиной сидит месье Мартин — наш первый клиент — и ещё двое незнакомых мужчин.

— Мадемуазель Элеонора! — радостно встаёт он. — Как хорошо, что вы вернулись! Хочу познакомить вас с друзьями.

— Добро пожаловать, — говорю. — В чём дело?

— У нас к вам деловое предложение, — объясняет месье Мартин. — Мои друзья — месье Лоран и месье Бернар — тоже торговцы. И мы хотели бы регулярно устраивать у вас деловые встречи.

— Какие именно встречи?

— Ну, обсуждать сделки, планировать совместные предприятия, принимать партнёров. — Месье Лоран, плотный мужчина с умными глазами, наклоняется вперёд. — Видите ли, нам нужно место, где можно спокойно поговорить о делах. Не в трактире, где все слышат, и не дома, где мешают домашние.

— А здесь не мешают?

— Здесь идеально! — восклицает месье Бернар, худощавый человек с быстрыми движениями. — Приличная обстановка, отличная кухня, никто не подслушивает. Что ещё нужно для деловых переговоров?

— И сколько таких встреч планируете?

— Раз в неделю. По средам, после обеда. Человек по десять-двенадцать.

— И что требуется от нас?

— Отдельная комната, хороший обед, вино, полная конфиденциальность. — Месье Мартин улыбается. — И ваше обаятельное присутствие, конечно.

— А оплата?

— По тридцать ливров за встречу. Плюс чаевые.

Тридцать ливров в неделю — сто двадцать в месяц. Неплохое дополнение к основному доходу.

— Предложение интересное, — говорю. — Но мне нужно посоветоваться с компаньоном.

— Компаньоном? — удивляется месье Мартин.

— Месье Домиником. Он теперь помогает мне вести дела.

Доминик, который до этого молча стоял в стороне, подходит ближе.

— Господа, идея хорошая, — говорит он. — Но есть вопросы по организации.

— Какие вопросы? — спрашивает месье Лоран.

— Конфиденциальность. Вы говорите о деловых секретах. Как гарантировать, что информация не выйдет за пределы этих стен?

— А... не подумали об этом...

— Предлагаю простое решение. Все участники встреч подписывают соглашение о неразглашении. Мы со своей стороны гарантируем, что персонал не будет присутствовать при обсуждениях.

— Разумно, — кивает месье Бернар. — А ещё какие условия?

— Оплата вперёд, за месяц. В случае отмены встречи — предупреждение не менее чем за сутки.

— Согласны.

— Тогда попробуем. Первая встреча — в следующую среду?

— Отлично!

После ухода торговцев мы обсуждаем новую услугу.

— Неплохая идея, — говорит Анри. — Регулярный доход — это стабильность.

— А главное — репутация, — добавляет Доминик. — Если местные торговцы доверяют нам свои деловые секреты, значит, мы действительно надёжные люди.

— А вы не боитесь, что граф де Ларошфор попытается использовать это против нас? — спрашиваю.

— Как именно?

— Ну... подослать своих людей на встречи, собрать компромат на торговцев...

— Возможно. Но это риск управляемый. Мы же будем знать всех участников встреч.

— И всё-таки нужно быть осторожными.

— Конечно. Поэтому и предложил соглашение о неразглашении.

Вечером, когда последний гость ушёл спать, мы с Домиником остаёмся в гостиной при свечах. Он играет на клавесине — что-то тихое, медитативное. Я сижу в кресле и слушаю.

— О чём думаете? — спрашивает он, не прерывая музыки.

— О том, как быстро всё меняется. Ещё месяц назад мы с трудом сводили концы с концами. А теперь у нас столько заказов, что приходится расширяться.

— А это плохо?

— Не плохо. Но страшновато. Чем больше у нас дел, тем больше способов всё испортить.

— Или улучшить.

— Оптимист.

— Реалист. — Он заканчивает мелодию, поворачивается ко мне. — Элеонора, вы создали нечто удивительное. Не просто бизнес, а место, где люди чувствуют себя как дома. Это редкий дар.

— А что, если я потеряю этот дар? Что, если успех вскружит мне голову?

— Не потеряете. У вас слишком твердые принципы.

— Откуда такая уверенность?

— Из наблюдений. Вы могли бы брать с гостей больше денег — они готовы платить. Но держите цены разумными. Могли бы экономить на качестве продуктов — никто не заметит. Но покупаете только лучшее.

— Это просто практичность...

— Это честность. Редкое качество в наше время.

Мы сидим в тишине, и я думаю о его словах. Правда ли, что у меня есть какие-то особые принципы? Или я просто делаю то, что кажется правильным?

— Доминик, — говорю наконец, — а что, если граф де Ларошфор найдёт способ нас разрушить? Что тогда?

— Тогда мы начнём заново, — снова сказал он. — В другом месте.

— А если и там не получится?

— Получится. — Он встает, подходит ко мне. — Знаете почему?

— Почему?

— Потому что вы не из тех, кто сдаётся. И я, оказывается, тоже не из таких.

— Вы меня плохо знаете. Может, я трусиха и при первых серьезных трудностях сбегу.

— Не сбежите. — Он садится на подлокотник моего кресла. — Трусихи не открывают постоялые дворы с нуля. Не противостоят местной знати. Не берут к себе разорившихся бывших аристократов.

— А может, это просто глупость?

— Тогда это мудрая глупость.

Он так близко, что я чувствую тепло его тела, лёгкий аромат одеколона. В полумраке при свечах его лицо кажется особенно привлекательным.

— Элеонора, — говорит он тихо, — можно задать личный вопрос?

— Можно.

— Вы когда-нибудь думали о том, чтобы выйти замуж?

Вопрос застаёт меня врасплох. В прошлой жизни я была замужем сорок четыре года. А сейчас...

— Думала, — отвечаю осторожно. — А что?

— Просто интересно. Красивая, умная, успешная женщина... Наверняка были поклонники.

— Были. Но не те, кто мне подходил.

— А кто вам подходит?

Хороший вопрос. В семьдесят два года я бы ответила: "Честный, надёжный, который не пьёт и не играет в карты". А сейчас...

— Тот, кто меня понимает, — говорю наконец. — Кто разделяет мои интересы. Кто готов строить общее будущее, а не просто пользоваться моими достижениями.

— И такой человек есть?

— Возможно. — Смотрю ему в глаза. — А вы? Думали о женитьбе?

— Дядя планировал мне партию. Дочь влиятельного герцога. Богатое приданое, полезные связи.

— А сами вы что думали?

— Что это будет деловая сделка, а не брак. Двое чужих людей, которые будут жить в одном доме и изображать семью.

— А теперь?

— Теперь думаю по-другому. — Он наклоняется ближе. — Теперь хочу настоящего брака. С любовью, с пониманием, с общими целями.

— И кандидатка есть?

— Есть. — Голос становится совсем тихим. — Но не знаю, разделяет ли она мои чувства.

Моё сердце начинает биться быстрее. Мы смотрим друг на друга в мерцающем свете свечей, и воздух между нами становится густым от недосказанности.

— Доминик, — шепчу я.

— Да?

— Возможно, разделяет.

Он наклоняется и целует меня. Мягко, нежно, без спешки. Я отвечаю на поцелуй, и в этот момент понимаю — да, мои чувства к нему более чем серьёзны.

Когда мы отодвигаемся, он остаётся совсем близко.

— Элеонора, — шепчет он, — я хочу быть с вами. Не только работать вместе, а быть по-настоящему. Строить общую жизнь.

— А я хочу быть уверенной, — отвечаю честно. — Нам нужно время. Нужно узнать друг друга лучше.

— Сколько времени?

— Не знаю. Но торопиться не стоит.

— Вы правы. — Он встаёт, отходит на шаг. — Мы будем узнавать друг друга. Медленно, без спешки.

— Спокойной ночи, Доминик.

— Спокойной ночи, Элеонора.

Он уходит, а я ещё долго сижу в кресле, думая о произошедшем. Что со мной происходит?

Сейчас я влюбляюсь как девчонка. И это одновременно прекрасно и пугающе.

Что будет дальше? Сможем ли мы построить что-то серьёзное? И хватит ли у нас сил противостоять всем трудностям, которые нас ждут?

Время покажет. А пока нужно просто жить дальше и не бояться чувств.

Даже если эти чувства пугают своей силой.