Второй шанс или повар-попаданка (СИ)

Глава 12: "Выбор сердца"

Оказывается, самое страшное в жизни — это не бедность, не болезни и даже не смерть. Самое страшное — это беспомощность, когда человек, которого ты любишь, находится в опасности, а ты ничего не можешь сделать.

Я не спала всю ночь после ареста Доминика. Ходила по дому как неприкаянная, пыталась найти выход из ситуации, строила планы спасения. К утру голова гудела от усталости и тревоги, но решение созрело.

Первым делом — к юристу.

Месье Ларош — тот самый молодой адвокат, который помогал нам с лицензированием — встретил меня в своей конторе с озабоченным видом.

— Мадемуазель де Монклер, я уже слышал о случившемся. Дело серьёзное.

— Насколько серьёзное?

— Кража фамильных ценностей — это уголовное преступление. Если обвинение докажут, месье Ларош грозит несколько лет каторги.

Сердце ёкает. Каторга. За то, что он выбрал меня вместо дяди.

— А есть шанс доказать невиновность?

— Всё зависит от доказательств. Что именно он якобы украл?

— Не знаю. Граф не уточнял.

— Тогда сначала нужно выяснить суть обвинения. А потом искать способы защиты.

— Сколько это займёт времени?

— Дня два-три на ознакомление с делом. Потом подготовка к суду. В лучшем случае — неделя.

— А в худшем?

— В худшем случае месье Ларош может сидеть в тюрьме месяцами, пока дело не дойдет до суда.

Неделя. А может, и месяцы. Невыносимо долго.

— Месье Ларош, а можно увидеться с обвиняемым?

— Можно, но не сразу. Нужно разрешение от следователя.

— Получите это разрешение. Любой ценой.

— Постараюсь. Но это недешево...

— Деньги найдем.

Выхожу от юриста с тяжёлым сердцем. Один день прошёл, а продвижения никакого. А Доминик сидит в тюремной камере и не знает, что мы делаем для его освобождения.

Дома меня ждёт Анри с новостями.

— Элеонора, к нам приезжал месье де Сент-Жюст. Слышал о случившемся.

— И что сказал?

— Предложил помощь. У него есть связи в префектуре, может попытаться выяснить подробности дела.

— Отлично. А ещё кто-нибудь интересовался?

— Месье Мартин присылал кучера. Спрашивал, не нужна ли помощь. И ещё несколько наших постоянных клиентов волнуются.

Значит, мы не одни. Есть люди, которые нас поддерживают. Это даёт силы.

— А что с заведением?

— Пока справляемся. Мадам Бертран взяла на себя больше дел, горничные стараются. Но без Доминика всё как-то... не так.

Да, не так. Без него дом словно потерял душу. Гости спрашивают, где месье Доминик, когда он вернётся, почему не играет на клавесине. А мы отвечаем уклончиво, что он по срочным делам уехал.

Вечером, когда последний постоялец ушел спать, я сижу в библиотеке и думаю. Что делать дальше? Ждать, пока юрист разберется с делом? Искать других союзников? Попытаться лично поговорить с графом де Ларошфором?

Последняя идея кажется безумной. Но чем больше я о ней думаю, тем более разумной она выглядит. В конце концов, что нам терять? Доминик уже арестован, дело против него уже заведено. Хуже не будет.

А может, удастся договориться. Найти компромисс. Или хотя бы выяснить, чего граф действительно хочет.

Утром принимаю решение.

— Анри, я еду к графу де Ларошфору.

— Что?! Элеонора, ты с ума сошла!

— Возможно. Но других вариантов я не вижу.

— Но это опасно! Он враг!

— Он дядя человека, которого я люблю. И у него есть то, что мне нужно — возможность освободить Доминика.

— А если он откажется?

— Тогда я хотя бы попытаюсь понять его мотивы.

— Элеонора, подумай ещё раз...

— Я уже думала всю ночь. Решение принято.

Замок де Ларошфоров находится в часе езды от нашего поместья. Величественное здание на холме, окруженное парком и высокой оградой. Символ власти и богатства, накопленных поколениями.

Привратник смотрит на меня с удивлением.

— Мадемуазель де Монклер? К графу? А вы записаны на приём?

— Нет. Но передайте, что я по очень важному делу. Касающемуся его племянника.

— Одну минуту.

Он исчезает в сторожке, откуда слышится приглушенный разговор. Потом возвращается с озадаченным видом.

— Граф примет вас. Проезжайте к главному входу.

Замок внутри ещё более впечатляющий, чем снаружи. Мраморные полы, золоченые потолки, старинные гобелены на стенах. Портреты предков в дорогих рамах смотрят с высоты своего величия на простых смертных.

Меня провожают в кабинет графа. Просторная комната с огромными окнами, массивным дубовым столом и стенами, увешанными картами. Пахнет дорогими сигарами и кожаными переплетами книг.

За столом сидит мужчина лет пятидесяти. Высокий, худощавый, с аристократическими чертами лица и холодными серыми глазами. Одет безукоризненно — тёмный сюртук, белоснежная рубашка, золотая цепочка карманных часов. В нём есть что-то от Доминика, но только внешне. Внутри — лёд.

— Мадемуазель де Монклер, — он встаёт и делает формальный поклон. — Граф Филипп де Ларошфор. Прошу садиться.

Сажусь в кресло напротив его стола. Он возвращается на своё место, складывает руки и изучает меня внимательным взглядом.

— Итак, — говорит наконец, — что привело вас в мой дом?

— Ваш племянник. Доминик.

— Который сейчас находится под арестом по обвинению в краже. Да, печальная история.

— Вы же знаете, что обвинение ложное.

— Знаю? — Он поднимает бровь. — А откуда мне это знать?

— Потому что вы сами его состряпали.

— Осторожнее с обвинениями, мадемуазель. Клевета — тоже уголовное преступление.

— Тогда давайте говорить прямо. Что вы хотите?

— От вас? Ничего особенного. — Он откидывается в кресле. — Просто хочу, чтобы мой племянник вернулся в семью.

— А если он не хочет?

— Тогда ему придётся объяснить это судье. В ходе разбирательства по делу о краже.

— Какой именно краже?

— А, вас это интересует? — Он открывает ящик стола, достаёт кожаную папку. — Пожалуйста. Фамильные драгоценности на сумму пятьдесят тысяч ливров. Исчезли из сейфа как раз в тот день, когда Доминик покинул замок.

— И вы думаете, он их украл?

— А кто же ещё? Посторонние в замок не проникали. Слуги работают у нас годами. Остаётся только Доминик.

— У него не было доступа к сейфу.

— Был. Как у всех членов семьи.

— И где же эти драгоценности сейчас?

— Полагаю, проданы. Деньги потрачены на обустройство новой жизни.

Логика железная. Если драгоценности действительно пропали, то Доминик — главный подозреваемый. А доказать его невиновность будет крайне сложно.

— Граф де Ларошфор, — говорю осторожно, — а что, если драгоценности найдутся?

— Найдутся? — Он улыбается холодно. — Где же им найтись?

— Ну... предположим, они никуда не исчезали. Предположим, их просто перенесли в другое место.

— Интересная теория. И кто бы их мог перенести?

— Тот, кто хочет навредить Доминику.

— Мадемуазель де Монклер, вы обвиняете меня в подлоге?

— Я пытаюсь понять, чего вы действительно хотите.

Долгая пауза. Граф встаёт, подходит к окну, смотрит на парк.

— Знаете, мадемуазель, я потратил пятнадцать лет на воспитание Доминика. Дал ему всё: образование, положение в обществе, связи, будущее. И что получил взамен?

— Что?

— Предательство. Он выбрал чужую семью.

— Он выбрал любовь.

— Любовь? — Граф поворачивается ко мне. — Мадемуазель, вы очень наивны. Любовь проходит. А семья, честь, долг — это навсегда.

— Не все так думают.

— Доминик думал именно так. До встречи с вами.

— И что в этом плохого?

— То, что он забыл о своих обязанностях. Променял благородную миссию на... простите за прямоту... работу прислуги на постоялом дворе.

— Честная работа лучше бесчестных интриг.

— Интриг? — Он смеётся. — Мадемуазель, то, что вы называете интригами, называется политикой. Управлением. Служением интересам государства.

— Путём разорения невинных семей?

— Путём укрепления экономической мощи региона. Ваши земли стратегически важны. В руках дилетантов они приносят мало пользы.

— А в ваших руках принесут больше?

— Безусловно. У меня есть капитал, связи, опыт управления.

— И план по захвату чужой собственности.

— План по эффективному использованию ресурсов.

Бесполезно. Этот человек искренне верит в правоту своих действий. Для него цель оправдывает любые средства.

— Граф де Ларошфор, — говорю, меняя тактику, — что нужно, чтобы вы сняли обвинения с Доминика?

— А, теперь мы говорим по делу. — Он возвращается к столу. — Условия простые.

— Какие?

— Доминик возвращается в семью. Публично отрекается от связи с вами. И женится на той девушке, которую я ему подобрал.

— А взамен?

— Взамен обвинения снимаются. Более того, я прекращаю попытки приобрести ваше поместье.

— И если он откажется?

— Тогда дело дойдёт до суда. А суд, боюсь, будет не в его пользу.

— У вас есть подкупленные судьи?

— У меня есть доказательства его вины.

— Сфабрикованные доказательства.

— Доказательства, которые убедят любой суд.

Я смотрю в его холодные глаза и понимаю — он не блефует. У него действительно есть способ обеспечить осуждение Доминика.

— А если я соглашусь на ваши условия от имени Доминика?

— Вы не можете согласиться за него. Решение должен принять он сам.

— И когда?

— Даю три дня на размышления. Если через три дня он не вернётся — дело передается в суд.

— Можно увидеться с ним?

— Можно. Один раз. На полчаса. Под надзором.

— Договорились.

Граф пишет записку, запечатывает ее сургучом.

— Передайте коменданту тюрьмы. Он организует встречу.

— Спасибо.

— Не благодарите раньше времени, мадемуазель. Вам предстоит очень трудный разговор.

Тюрьма — мрачное каменное здание в центре города. Высокие стены, зарешеченные окна, унылые часовые у ворот. Место, где надежда умирает при входе.

Комендант — полный мужчина с равнодушным лицом — читает записку графа и кивает.

— Полчаса. В камере. В моем присутствии.

— А нельзя наедине?

— Нельзя. Таковы правила.

Меня ведут по длинному коридору мимо камер с заключенными. Пахнет сыростью, немытыми телами и отчаянием. Звуки шагов гулко отдаются от каменных стен.

Доминика содержат в отдельной камере — привилегия для дворян. Но камера всё равно крошечная: подстилка, стол, стул. Окошко под потолком, размером с носовой платок.

Он сидит на полу и читает книгу. При виде меня вскакивает, и лицо его озаряется радостью.

— Элеонора! Как же я рад вас видеть!

— И я рада. — Обнимаю его, не обращая внимания на присутствие коменданта. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально. Кормят сносно, книги дают. Главное — знаю, что это временно.

— Доминик, мне нужно рассказать о разговоре с вашим дядей.

Пересказываю условия графа. Доминик слушает с каменным лицом.

— Понятно, — говорит наконец. — Дядя не изменился. Всё та же манера принуждения.

— И что будете делать?

— А как вы думаете?

— Не знаю. Решение за вами.

— Элеонора, — он берёт меня за руки, — посмотрите мне в глаза. Вы действительно думаете, что я могу предать вас ради собственной свободы?

— Я думаю, что несколько лет каторги — слишком высокая цена за любовь.

— А я думаю, что жизнь без любви — не жизнь вовсе.

— Но...

— Никаких но. — Он целует мои руки. — Элеонора, я сделал выбор в тот день, когда впервые увидел вас. И ничто не заставит меня изменить этот выбор.

— Даже угроза каторги?

— Даже угроза смерти.

— Время истекло, — объявляет комендант.

— Доминик, — шепчу напоследок, — я найду способ вас освободить.

— Я знаю. И я вас жду.

Выхожу из тюрьмы с твердым решением. Если граф де Ларошфор хочет войны, он её получит. Но сначала нужно найти союзников.

Первым делом еду к месье де Сент-Жюсту. Старый дворянин встречает меня в своём поместье — скромном по сравнению с замком де Ларошфоров, но уютном и гостеприимном.

— Мадемуазель Элеонора! Как хорошо, что вы приехали! Я как раз собирался навестить вас.

— Месье де Сент-Жюст, мне нужна помощь.

— Слушаю.

Рассказываю о ситуации, о разговоре с графом, об ультиматуме.

— Мерзавец, — говорит старик, когда я заканчиваю. — Я всегда знал, что Филипп де Ларошфор способен на подлость, но это превосходит все ожидания.

— Можете ли вы помочь?

— Могу попытаться. У меня есть связи в судебных кругах. Может удастся затянуть процесс, потребовать дополнительных доказательств.

— Это даст время?

— Немного. Но не решит проблему кардинально.

— А что решит?

— Только одно — доказательство невиновности Доминика. Или компромат на самого графа.

— Где взять компромат?

— Хороший вопрос. Филипп осторожен, следов не оставляет.

— Но ведь должно же быть что-то...

— Возможно. Нужно подумать.

Следующая остановка — маркиз де Монтескьё. Но его, к сожалению, нет дома — уехал по делам в столицу. Вернётся только через неделю.

Неделя. А у нас времени всего три дня.

Возвращаюсь домой с тяжёлым сердцем. Анри встречает меня у крыльца.

— Ну как? Есть надежда?

— Мало. Граф поставил ультиматум: либо Доминик возвращается в семью, либо идет под суд.

— И что Доминик?

— Отказывается возвращаться.

— Значит, суд?

— Значит, суд. Если не найдём способ опровергнуть обвинения.

— А способ есть?

— Не знаю. Пока думаю.

Вечером сижу в библиотеке и пытаюсь найти выход. Перебираю все возможные варианты: подкуп свидетелей, поиск алиби, давление на графа через влиятельных знакомых...

Ничего не получается. Граф продумал всё до мелочей.

И тут в дверь стучат. Поздно, часов десять вечера. Кто может прийти в такое время?

Открывает Анри, и я слышу знакомый голос:

— Добрый вечер. Можно войти?

Этьен! Он вернулся!

— Мадемуазель Элеонора, — он входит в библиотеку, снимает плащ. — Слышал о случившемся. Приехал, как только узнал.

— Этьен, как хорошо, что вы здесь! Может быть, вы знаете способ помочь Доминику?

— Возможно. — Он садится в кресло, лицо серьёзное. — У меня есть информация о графе де Ларошфоре. Не очень приятная информация.

— Какая?

— Касающаяся его методов ведения дел. И некоторых... незаконных операций.

— Говорите подробнее.

— Помните историю с семьёй де Бомон? Которую разорил де Шамбор поддельными долговыми расписками?

— Помню.

— Так вот, после разорения де Бомонов их поместье купил некий подставной торговец. А через месяц перепродал графу де Ларошфору. За треть реальной стоимости.

— То есть граф был заказчиком аферы?

— Именно. И не только этой. За последние три года он таким способом приобрёл пять поместий.

— У вас есть доказательства?

— Есть. Документы, расписки, показания свидетелей. Правда, свидетели боятся говорить открыто.

— А документы?

— Документы красноречивы. Особенно переписка графа с де Шамбором.

— Где эти документы?

— У меня. В надёжном месте.

— И что вы предлагаете?

— Шантаж. Честный, справедливый шантаж. Граф освобождает Доминика, или его собственные преступления становятся достоянием общественности.

— А если он не поверит, что у нас есть доказательства?

— Тогда покажем ему пару образцов. Этого хватит, чтобы убедить.

— Этьен, вы гений!

— Нет, просто человек, который не любит несправедливость.

На следующее утро мы втроём — я, Анри и Этьен — едем к графу де Ларошфору. В кармане у Этьена папка с компрометирующими документами.

Граф принимает нас в том же кабинете. На лице — удивление при виде Этьена.

— Месье Моро... или как вас теперь называть?

— Этьен Дюран, к вашим услугам. — Этьен кланяется с издёвкой. — Бывший ваш наемник.

— Бывший предатель, скорее. Что привело вас сюда?

— Желание восстановить справедливость.

— Какую справедливость?

— Ту, которую вы попираете, обвиняя невиновного человека в преступлении.

— У меня есть доказательства вины Доминика.

— А у меня есть доказательства ваших преступлений.

Граф меняется в лице.

— О чём вы говорите?

— О семье де Бомон. О семье де Сент-Жермен. О семье де Роган. И ещё о двух семьях, которые вы разорили чужими руками.

— Это клевета!

— Это факты. — Этьен достаёт из папки несколько листов. — Вот переписка с де Шамбором. Вот договоры о покупке поместий через подставных лиц. Вот расписки о выплатах вашим сообщникам.

Граф читает документы, и лицо его становится всё мрачнее.

— Где вы это взяли?

— Не важно. Важно, что теперь у нас есть доказательства ваших преступлений.

— И что вы предлагаете?

— Честный обмен. Вы снимаете обвинения с Доминика и прекращаете преследование семьи де Монклер. А мы не передаем эти документы в прокуратуру.

— А если я откажусь?

— Тогда завтра все газеты страны узнают о методах графа де Ларошфора. А послезавтра начнется судебное расследование.

Долгое молчание. Граф перечитывает документы, явно оценивая ситуацию.

— Хорошо, — говорит наконец. — Вы выиграли этот раунд. Обвинения с Доминика снимаются.

— И преследование семьи де Монклер прекращается?

— И преследование прекращается.

— А что с драгоценностями?

— Какими драгоценностями? — Граф улыбается холодно. — Ах да, они нашлись. Оказались в другом сейфе. Ошибка слуги.

— Конечно. Ошибка.

— Тогда дело закрыто, — говорю. — Когда Доминик будет освобожден?

— Сегодня же. К вечеру.

— Отлично.

Мы встаем, собираемся уходить. У двери граф окликает меня:

— Мадемуазель де Монклер!

— Да?

— Вы выиграли эту битву. Но знайте — вы заработали врага на всю жизнь.

— А вы знайте, граф, — отвечаю спокойно, — что у меня есть друзья, которые не позволят этому врагу причинить нам вред.

Доминика освобождают к вечеру. Я жду его у ворот тюрьмы, и когда он выходит — бледный, но улыбающийся — бросаюсь к нему в объятия.

— Всё кончилось, — шепчет он, обнимая меня. — Мы свободны.

— Да, свободны.

— И что теперь?

— Теперь живём. И любим. И строим будущее.

— Элеонора, — он отстраняется, смотрит мне в глаза, — я хочу сказать вам кое-что важное.

— Что?

— То, что должен был сказать давно. — Он опускается на одно колено прямо посреди улицы, не обращая внимания на удивлённые взгляды прохожих. — Элеонора де Монклер, выйдете ли вы за меня замуж?

Сердце колотится как бешеное. В семьдесят два года меня уже никто не звал замуж. А в двадцать...

— Да, — говорю, и голос дрожит от волнения. — Да, выйду.

Он встаёт, целует меня, и я понимаю — вот оно, счастье. То, ради чего стоило прожить две жизни.

— Когда? — спрашивает он.

— Как только подготовим свадьбу.

— А где будем жить?

— В "Трёх дорогах", конечно. Это же наш дом.

— Наш дом, — повторяет он и улыбается. — Мне нравится звучание.

Дома нас встречают всей семьей. Анри, мадам Бертран, горничные, Жак, Этьен — все радуются возвращению Доминика и новости о помолвке.

— Наконец-то! — восклицает мадам Бертран. — Я же говорила, что он особенный!

— Мадам Бертран, — смеюсь, — вы теперь будете готовить свадебный пир?

— Ещё как буду! Такой пир, что весь округ запомнит!

— А я буду играть на свадьбе! — добавляет Анри. — Специально выучу что-нибудь торжественное!

— А я обеспечу безопасность, — серьёзно говорит Этьен. — Мало ли, что ещё графу в голову придёт.

— Думаете, он попытается помешать свадьбе?

— Вряд ли. Слишком рискованно после нашего разговора. Но осторожность не помешает.

Вечером, когда все дела переделаны и дом погружается в тишину, мы с Домиником гуляем по саду. Луна освещает дорожки между клумбами, воздух пропитан ароматом роз и жасмина.

— Знаете, о чём я думал в тюрьме? — говорит он, обнимая меня за плечи.

— О чём?

— О том, что счастье — это не титулы и богатство. Счастье — это когда утром просыпаешься и знаешь, что день принесет что-то хорошее. Когда рядом любимый человек. Когда дело, которым занимаешься, приносит радость не только тебе, но и другим.

— Философски мыслите для человека, который три дня провел в тюрьме.

— Может быть, как раз поэтому. Когда свободу отнимают, начинаешь ценить то, что раньше казалось само собой разумеющимся.

— И что же вы цените больше всего?

— Вас. Возможность быть рядом с вами. Право называться вашим мужем.

— Доминик...

— Элеонора, я знаю, что мы знакомы недолго. Знаю, что между нами было недопонимание, что я не сразу оказался честен с вами. Но поверьте — то, что я чувствую, это не страсть, которая пройдёт. Это любовь на всю жизнь.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что я готов ради вас на что угодно. Отказался от семьи, от наследства, от привычной жизни. И ни разу не пожалел об этом.

— А если через год поймёте, что совершили ошибку?

— Не пойму. — Он останавливается, поворачивается ко мне. — Элеонора, посмотрите вокруг. Что вы видите?

— Сад. Дом. Наше заведение.

— А я вижу нашу жизнь. Место, где мы будем растить детей, принимать гостей, стареть вместе. Я вижу будущее, которое хочу разделить только с вами.

— Дети? — У меня перехватывает дыхание. В прошлой жизни дети уже выросли, разъехались. А в этой...

— Конечно, дети. Если вы хотите. Хочу, чтобы у нас была большая счастливая семья.

— Хочу, — шепчу. — Очень хочу.

Он целует меня под звёздным небом, и я думаю о том, какие странные пути выбирает судьба. В семьдесят два года я считала свою жизнь законченной. А оказалось, она только начинается.

— А когда свадьба? — спрашиваю.

— Когда захотите. Хоть завтра.

— Нет, не завтра. Нужно всё подготовить как следует. Позвать гостей, заказать платье, украсить дом...

— И сколько времени на это нужно?

— Месяц. Может, полтора.

— Долго, — вздыхает он. — Но если нужно, подождём.

— Доминик, а где мы будем жить после свадьбы?

— Здесь, конечно. "Три дороги" — это наш дом. Наше дело. Наша жизнь.

— А вдруг вам надоест возиться с постояльцами? Вдруг захочется чего-то более... возвышенного?

— Элеонора, вы же понимаете, что я не из тех, кому нужны возвышенные занятия? Мне нравится обычная человеческая жизнь. Нравится, когда люди приезжают к нам усталые и голодные, а уезжают довольные и отдохнувшие. Нравится ощущение, что мы делаем что-то полезное.

— А титул? Положение в обществе?

— А что такое положение в обществе? Возможность смотреть на других сверху вниз? Право ничего не делать, но требовать уважения? Нет, спасибо. Лучше заслужить уважение делом.

— Значит, остаёмся хозяевами постоялого двора?

— Остаёмся. И развиваем дело. У меня есть идеи по расширению.

— Какие идеи?

— Можно построить ещё одно крыло с комнатами. Открыть небольшую лавку для путешественников. Может быть, даже организовать регулярное сообщение с ближайшими городами.

— Амбициозные планы.

— А что, разве плохо иметь амбиции?

— Хорошо. Если они разумные.

— Мои амбиции очень разумные. Хочу, чтобы "Три дороги" стали самым известным заведением в округе. Чтобы путешественники специально планировали маршрут через наше поместье.

— И чтобы наши дети гордились тем, что создали родители?

— И чтобы дети гордились. — Он обнимает меня крепче. — Элеонора, у нас будет прекрасная жизнь. Я это чувствую.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что мы нашли друг друга. А когда два человека по-настоящему подходят друг другу, они могут преодолеть любые трудности.

— А если новые трудности?

— Встретим их вместе. Как и эти.

Мы возвращаемся в дом, и я думаю о том, как изменилась моя жизнь за эти несколько месяцев. Утром я была одинокой женщиной, которая боролась за выживание. А теперь — невеста, у которой есть любящий мужчина, успешное дело и светлое будущее.

— Доминик, — говорю, когда мы останавливаемся у крыльца, — спасибо.

— За что?

— За то, что научили меня верить в счастье.

— А вы спасибо за то, что научили меня быть самим собой.

— Значит, мы квиты?

— Значит, мы пара.

Он целует меня на прощание — завтра он переедет в свою комнату официально, как жених в дом невесты — и я поднимаюсь к себе.

В спальне сажусь к окну и смотрю на двор, освещённый лунным светом. Вот там конюшня, где Доминик чистил дымоходы. Вот кухня, где мы вместе готовили праздничные ужины. Вот дорога, по которой приезжают гости нашего заведения.

Всё это — наша жизнь. Наш мир. Наше счастье.

А завтра начнётся подготовка к свадьбе. Нужно будет выбрать платье, составить список гостей, продумать меню, украсить дом. Приятные хлопоты, которые делают жизнь ярче.

Но главное уже решено. Главное — мы будем вместе.

И пусть граф де Ларошфор пригрозил остаться врагом на всю жизнь. У нас есть друзья, есть дело, есть любовь. А этого достаточно, чтобы противостоять любым врагам.

Засыпаю с улыбкой на губах и мыслью о том, что завтра будет прекрасный день. Первый день новой жизни.

Жизни, которую я выбрала сама.