Второй шанс

Глава 18

— Руся, сможешь его достать? — спросил я, подползая к нему.

— Не знаю, — сказал он, куда-то направляя свою СВД.

Из царапины на лбу и разбитой брови тонкой струйкой бежала кровь, заливая левый глаз, но это ему не мешало.

— Надо, — произнёс я. — Или каюк Газону.

— Сделаю, — Царевич нахмурил лоб.

Треск автоматных очередей доносился отовсюду. Чёрный дым от горящих бензовозов казался таким густым, как масло, и дышать из-за него было трудно. Жарко, как в бане, даже хуже. Всюду, куда хватало глаз, что-то горело и взрывалось. А «духи» долбили сверху, с горы, которая нависала над дорогой. Иногда через чёрный дым были видны вспышки выстрелов.

Прижали нас капитально.

И среди этого шума слышно, как хлопали покрышки «Урала». Иногда видно, как из-под грузовика выглядывал Газон — он залез туда, когда колонну начали обстреливать.

Снайпер «духов» давно его заметил и теперь стрелял по колёсам «Урала», чтобы их спустило, а лежащего под днищем человека раздавило. А ноги Газона как раз под задним мостом, и сам «Урал» глубоко в грязи. Если не успеет уползти, то зажмёт, его самого и второго, кто там прячется…

— Едучий случай, щас раздавит, — прошептал Шустрый.

— Уматывай оттуда! — заорали мы все. — Газон!

Он посмотрел на нас, не слыша. А потом его заслонила проехавшая мимо «мотолыга». Так и не услышал. А если бы услышал и вылез — снайпер сразу его снимет, как остальных.

Бах!

Гильза из СВД звякнула, отлетев в каску Шустрого. Царевич продолжал смотреть в прицел.

— Готов, — доложил он через пару секунд.

Руслан впустую никогда не говорит. Мы тут же побежали. Земля мягкая, сапоги в ней увязали, воняло солярой и жжёной проводкой, в лицо бил жар.

Вместе с Шустрым схватили непонимающего Газона за руки и потащили наружу, но что-то мешало. Неужели колёса спустило настолько, что зажало ему ноги?

Нет, он лежал не один, просто кто-то вцепился в него мёртвой хваткой, не желая отпускать. Буквально мёртвой — держащий Газона человек был мёртв.

— Отпусти, блин, — Саня закричал так, что в голосе послышалась истерика. — В натуре, отпусти!

Вырвали Саню и вытащили, пока машина не опустилась окончательно, успели отбежать назад, на удобное место, за остов сгоревшей БМП. А оттуда было на что посмотреть.

Рокот вертушек мы услышали издалека, а сейчас видели, как работает звено. Они обстреливали горы и лес, неуправляемые ракеты летели над нами куда-то в сторону врага.

— Жгите там всех нахрен! — заорал Шустрый мне под ухо, будто пилоты могли его услышать. — Нам жарко, а им пусть ещё хуже будет, мляха!

Стрельба стихала, Ми-24 куда-то палили, но из укрытий мы пока не выходили. Подтянулись идущие в хвосте колонны «вованы», они отгоняли зазевавшихся «духов» подальше.

Вечером, когда остатки колонны добрались до пункта назначения, сил у нас уже не оставалось.

— Ты где был? — строго спросил я у Шопена, который подошёл к нам. — Я думал, ты всё, двухсотый.

— Во, — он показал мне трофей. — Смот’и, Ста’ый, что добыл.

— Нахрена ушёл?

— А? Так я там был, вас искал, них’ена не видно в дыму, заблудился. Зашёл куда-то, вижу, в кустах «дух» лежит, а в 'уках это держит. Я в него ст’ельнул. Снимал он гад, чё тут творится.

Он держал модную и новенькую видеокамеру, какие показывали по ящику, стоили дохрелион денег. Она в грязи, пластиковый корпус треснул. Внутри — маленькая кассета. Но вроде, несмотря на поломку, всё ещё работает.

— Это поменять можно, — бодро сказал Шопен.

Сначала подумал, как он так спокойно относится ко всему, будто ничего не случилось, и трофей важнее всего, но его трясло больше, чем нас. Просто он привык подбирать всё, будто это его успокаивало.

— Отчёт для спонсоров делал, — высокий краповый берет остановился перед нами, разглядывая камеру. — Они щас всё фиксируют, куда бабки уходят. И казни, и всё остальное. Где-то у арабов потом показывают, чтобы народ к себе зазывать. И засады, вот, снимают, — он сплюнул. — Думали, что всё, кабздец колонне, снимали, а потом бы хвастались. Так-то глянуть можно, чё там есть.

— Сам смотри, если хочешь, — сказал я. — Насмотрелись.

— И то, правда. Там чекист в голове колонны был, ему отдать можно, если живой ещё. Пусть смотрит. Его тема. Хаттаба они ищут, он же тут съёмки всё устраивает, — краповый берет снова сплюнул.

Гараж был утеплённый, и всё равно здесь было холодно, пар шёл изо рта. Я сел на табуретку и убрал руки в карманы. Хозяин гаража уже заканчивал ремонт.

— Вот до сих пор, сука, страшно под машину лезть, — признался перемазанный Газон, вылезая из-под своей «восьмёрки». — Как вспомню, как меня тогда чуть не раздавило, аж живот сводит и коленки слабеют.

— Вот только что вспоминал, — сказал я, протягивая ему руку, чтобы помочь встать. — Как ноги твои увидел. Сразу вспомнил, даже жарко стало. Горело же тогда всё.

— Ага. Не говори. Как кино, бляха-муха.

Он легко пнул колесо, проверяя, насколько накачано, и повернулся ко мне.

— Я ещё тогда почувствовал, что снайпер мне в сапог попал. Хрен знает, как палец не отчекрыжил, повезло. Мне тогда вообще конкретно повезло, в натуре, надо было билетик лотерейный брать, сразу бы пару миллиончиков бы выиграл. Кстати, знаешь, даже в церковь ходил, за того пацана свечку поставил. Спас же он меня тогда, когда схватил.

— Почему?

— Так если бы я раньше вылез — снял бы меня тот снайперюга. А так он пулю схватил, в меня вцепился, держал, пока не помер, и потом будто спецом хватку не разжимал, не давал вылезти, пока вы снайпера не сняли. Такой он и был, Матюха. Других прикрывал всегда. Я тогда сначала думал, что он с собой забрать хочет, чтобы не одному уходить, а вышло-то как.

Газон что-то просвистел, захлопнул капот, вытер руки тряпкой, бросил её в ящик и полез в карман висящей на стене кожанки. Оттуда достал деньги — тонкую пачку стотысячных купюр и ещё одну, скрученную в рулон, как в американских фильмах про наркоторговцев. В ней двадцатидолларовые бумажки.

— Люди Кислого штраф заплатили с утреца, — Газон усмехнулся. — Лишь бы свою жоповозку назад получить. Ну ладно, чё уж, отдал, мы же не беспредельщики. Сказано — сделано, за базар отвечаем.

— Ты неплохо с тачкой придумал, а то бы не догнали эти деньги. Это всё для Коробочки? — я посмотрел на купюры.

— Ага. «Чеченцев» у них больше не было и не будет. Был афганец, ему паспорт вернули и бабки при мне отдали.

— Занесу ему сегодня, — я убрал деньги в карман. — Так точно идёшь на встречу?

— Буду, отвечаю. Ради такого дела. Может, сманим Маугли. В натуре, в армии думал, что гад вредный, а тут увидел, как брата старшего встретил.

— Да, и он скучал. Ну, короче, чего я пришёл. Давай обсудим сразу, чтобы понимать, что к чему.

— Так давай. Я тут пока закончу.

Газон отпил воды из старой фляжки, что лежала в машине, и начал убирать инструменты.

— Ну и слушай, — я сел на край капота, — вчера говорил с Димой Бродягой. Он и обещал, что сам будет наказывать барыгу, так и вышло. Вот и сегодня по радио передавали, что его притащили в милицию. Моржов сказал, что барыге досталось капитально — сопатку разбили, рёбра треснуты. Сам говорит, что с лестницы упал.

— Ну, тоже базар такой слыхал, — Газон скинул грязную китайскую клетчатую рубаху с искусственным мехом и надел кожанку. — Барыга этот ходил под Чесноком — я пробивал сегодня. А Чеснок под портовыми ходит, в их районе барыжит. Вот им недавно пришла партия дури из Таджикистана, но уже не в первый раз кто-то помирает. Вот и затаились пока. Но сам понимаешь, это между нами.

— Да, само собой, — я кивнул. — Конкретно вся партия такая? Или только у этого барыги народ помирал?

— А ты сечёшь, Старый, — Газон хмыкнул. — Да, конкретно у этого. Бодяжил свой товар чем-то, раз все отъезжали. Так что вопрос времени, когда за это кто-нибудь с ним разобрался бы.

— Так что он ещё легко отделался. Могли и грохнуть. Я это к тому, что Бродяга мог и не мочить Кислого, — сказал я это уже тише. — Раз с этим так легко поступил. Но не факт.

Вполне возможно, что у спецназовца могут быть проблемы с резкой переменой настроения. Сегодня говорит одно, а завтра делает другое. Понятно, из-за чего такие проблемы, тем более, раз погибла половина его группы. Но к нему всё равно надо присматриваться, раз он такой беспокойный сосед.

— Угу, — промычал Газон. — Но все слышали, что он предлагал это замутить, и дойти это всё может куда надо. Не через нас, конечно, но один хрен, слухи-то ходят. И братва говорит, что барыгу как раз за «чеченца» наказали. Так что проблемы от этого Димона могут быть.

— Действует он, на нас не оглядывается, — медленно сказал я, раздумывая над этим. — Вот только за ним всё равно кто-то из пацанов пошёл, и не хочется их подставлять. И конкретно нам он ничего не сделал. Я вот чего думаю, Саня.

Газон остановился, ожидая, когда я продолжу.

— Вот то, что Батон умер — это хреново. Если бы мы знали его получше, вытащили, но сам видишь — пока сами собрались, до других не было возможности добраться. Только сейчас начали помаленьку присматривать за остальными, знакомиться, помогать кому.

— Ага, — он закивал. — У нас же только Царевич ко всем ходил, сами-то редко пересекались. Дела-дела же у всех.

— Сейчас мы народ наш знаем, они нас знают. Ну и если что, как было с Гришей Верхушиным и Коробочкой, народ запомнил, что мы готовы выручать. Мы показываем всем, что сами не лезем, но за своих стоим. Так к нам и тянутся все.

— Ну, да, — Газон задумался.

— И вот возможно, что кто-то из «чеченцев» захотел бы до этого барыги добраться. Влетел бы, проблемы всех нас бы коснулись. Так что здесь Бродяга нам задачу упростил, раз не задвухсотил этого козла и сдал в милицию.

— Видать, так.

Ворота в соседний гараж начали открываться, кто-то заехал внутрь и заглушил двигатель. После ворота закрылись, замок клацнул, кто-то пошёл по снегу. Снова выпал снег, но он лучше, чем грязюка, хотя его в последнее время выпало столько, что ходить стало сложно.

— А вот с Кислым — это всё подстава, — произнёс я.

— Сто пудов, Старый, — согласился Газон.

— И я думаю — конкретно против нас она. Не сто процентов всё же, но всё же это возможно, отбрасывать этот шанс нельзя. А то можем встрять капитально.

Он молча кивнул.

— Мы как на том серпантине, когда в засаду тогда влетели, — продолжил я. — Едем на броне, а откуда «духи» нападут — непонятно. То ли фугас на дорогу подложили, то ли со «шмелей» палить начнут, то ли зенитку на гору поставят и прямой наводкой поливать будут.

— Ну, — Газон почесал затылок.

— А как мы справлялись с этим тогда?

— Да никак, — он пожал плечами. — Поехали колонной, чё мы-то сделать могли? Приказ же был, а комбат тогда новый приехал, на всё забил.

— А когда старые афганцы у нас командирами были, что они делали? Ну, Санёк, ты же умный, как Самовар, только притворяешься.

— Да ты чё, Старый, прикалываешься? — он засмеялся. — Мне в аттестате одни тройки поставили, лишь бы я из той школы свалил подальше.

— Да суть-то не в оценках, Санёк. Ты меня понял.

— Да понял-понял. Ты про разведку, — догадался он. — Займусь, поспрашиваю. Всё равно братва между собой перетирает. Я и так слушаю, что и как.

— И отлично. Тут у нас смотри, какая ситуация.

Я слез с капота и расправил брюки. Сегодня оделся как для парада с самого утра, а то времени зайти домой и переодеться перед встречей совсем не будет.

— Нам сейчас по двадцать, и кто из авторитетов постарше, подумает, что легко нас обведёт вокруг пальца. Они же думают, что мы же вчерашние школьники, просто из автоматов долбить умеем, вот и решат, что нас легко обмануть. Потом, если какой-нибудь замес начнётся, снова начнут или помощь предлагать, или наедут по какой-нибудь причине, потребуют косяк отработать. Тем более, мы небольшими группами держимся, а не как афганцы, где все за одного. И вот такие группки они могут брать в разработку.

— Ну?

— А вот кто помладше, могут отнестись к нам серьёзнее. Всё же «спортсмены» — молодые и наглые, но сейчас 96-й, самые тупые уже умерли и сели. Могут осторожничать, чтобы не огрести. Потому что сами помнили, как их недооценили старые воры в своё время, и огребли.

— Я бы так не сказал, Старый, — заметил Газон. — В других городах может быть, а у нас же всегда все двигались по понятиям, кроме портовых отморозков. Да и они недолго трепыхались, в общак уже заносят. Блин, — он хмыкнул, — ты же в армии так умно не говорил. Когда научился?

— А жизнь такая, Саня, — отмахнулся я, — Суть в том, что нам нужно, чтобы те, кто постарше, нас и дальше недооценивали, а молодые — присматривались, осторожничали и не наглели.

— Вот сейчас не понял, отвечаю.

— Короче, надо узнавать обо всём побольше. Возможно, скоро будет ещё что-то подобное. Если подумают на Бродягу, то начнут конкретно его выманивать. Спецназовец им ой как пригодится в их деле. Или начнут против нас работать.

— И что предлагаешь?

Я прошёлся немного по помещению, чтобы размять затёкшие ноги. Почувствовал, что немного тянет когда-то раненое бедро. Ощущение, которое я совсем забыл в той жизни, но в этой ещё остались последствия, особенно когда холодно.

— Надо делать всё так, — сказал я, — чтобы снова в засаду не попасть. Потому что ситуации, как было с Халявой — когда они к нам в упор подошли — быть не должно. Тогда ты нас прикрыл, но так будет не всегда.

— Так такое не предскажешь, — задумчиво сказал Газон.

— Конкретно с теми наёмниками — да, потому что они из ниоткуда приехали, и мы про них никогда не слышали. А вот тут — бандиты местные, все под рукой. Вот и надо, чтобы у нас понимание было, кто на что способен.

— Ладно, узнаю.

— Спасибо, Саня, — я протянул ему руку. — От всех.

— А чё такое? — он крепко пожал её в ответ. — За что?

— За то, что выручаешь нас, — я пристально посмотрел на него и добавил: — Завязывал бы уже с этой братвой, Газон. Выходить оттуда надо.

— И как? — он нахмурился.

— Придумаем. Собирайся, вечером ещё повидаемся, Маугли проводим. Много наших будет, пообщаемся. Я ещё с Моржовым хочу поболтать. У него же полно стукачей, может, в курсе чего.

— Ну, мент же. Может, и знает.

Газон полез в карман и достал семечки, потом огляделся и начал делать кулёк из старой газеты, чтобы не мусорить. Газете почти полгода, потому что на ней на одном фото был изображён Джохар Дудаев, а на другом — покорёженный автомобиль. Заголовок гласил: «Мятежный генерал убит». Новости с весны. Саня сам это заметил и хмыкнул, будто его это до сих пор это грело.

— И знаешь, кого ещё хочу позвать? — спросил я.

— Только не говори, что того чекиста, — Газон замер, догадавшись. — Громов же он, да?

— Да, Громов. Думаю, всё же позвать. Но не на саму встречу, а как-нибудь после неё пересечься. А то к тебе вопросы будут, с чего ты в одном зале с чекистами сидишь.

— Ага, в натуре.

— Поэтому я тебя и предупредил, а не перед фактом ставлю.

— Ну да. Но вообще, Старый, — Газон задумался. — Я за нашими пацанами присматриваю, но это не значит, что я против Налима пойду.

— А с тебя никто и не требует это, и никто тебя не использует. Да и если не Налим это придумал? Вдруг кто-нибудь его самого подсидеть решил? Или конкуренты?

— Кто угодно, — он посмотрел на руку, заметив пятнышко масла, и снова начал её вытирать.

— Но чекист, если я правильно слова подберу, что-нибудь подскажет. Ему тоже не улыбается, что одна из банд вдруг будет усилена взводом профи вроде нас.

— Ладно, Старый, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Всё то, чтобы наша колонна не попала в засаду. А лучше — чтобы те, кто хочет её устроить, сами в этой засаде оказались.

— Ух ты! Ну ладно, подожду. Тебя подбросить? — он показал на тачку.

— Не, я к девушке зайти хочу. Позову её сегодня с нами.

— Ништяк. Царевич бы ещё свою позвал, — Газон засмеялся. — Штирлиц, блин, хренов. Так и не показывает, хитрюга.

— Увидимся вечером.

Я отправился к Лёше Коробочке, передал ему и матери деньги, заверил, что всё хорошо, и никто возврата процентов не потребует. А если хоть кто-то осмелится — пусть сразу идут к нам.

Пока ещё не придумал, куда его пристроить в нашем деле, но хотя бы наша подходящая компания и возможность не побираться помогут немного восстановить ему психическое здоровье. Да и деньги на какое-то время у него теперь есть.

После отправился в магазин во дворе дома Царевича, потому что утром Даши там ещё не было, она пришла позже.

— Ого, у тебя тут завезли, — я перешагнул через коробку с бутылками. — Расширяетесь? — я достал одну.

Местное пиво в зелёном стекле, такие бутылки собирают по всему городу и сдают. Этикетка наклеена криво.

— Привет, Старицкий, — тут же откликнулась она, выглядывая из подсобки. — Если бы. Нет, надо всё как-то уместить в подсобку, а там места совсем нет. Пришла помогать. Вот.

В небольшом помещении магазина стало совсем тесно из-за новых коробок. Похоже, их не успевали принять. Пахло свежим хлебом, только что разложенным на полке. Даша вышла, что-то написала в тетрадке с клеёнчатой обложкой и окинула помещение взглядом, чтобы что-то подсчитать, но серо-зелёные глаза задержались на мне. Девушка заулыбалась, и у меня самого кончики губ полезли вверх.

— Только не говори, что ты на свадьбу пошёл, Старицкий, — она засмеялась. — А то так выглядишь, Старицкий, как жених. В этом пиджаке.

— Вот кто хорошо выглядит, так это ты. В любой одежде, причём. В белой уж точно.

— Ой, да ладно, — она зарделась.

— Вот сразу так подумал, когда ещё впервые тебя увидел, помнишь, в халате медсестры. Что я тогда сказал?

— Я не расслышала, — Даша улыбнулась сильнее. — Ты же после наркоза отходил. Сказал: «девушка», что-то ещё хотел добавить, но глаза закатил и вырубился почти на сутки.

— Я и сам не помню, что хотел. Но что-то приятное, точно.

Мы засмеялись.

На ней белая кофта с длинными мешковатыми рукавами до пальцев и джинсы. Норковая шапка снята, волосы стянуты в хвост, но одна прядь лезла на лицо. Серёжек нет, как и колец, сегодня совсем по-простому.

— Я в кабак пойду, — сказал я. — Провожаем нашего старлея, тогда тебя с ним знакомил. У него закончился отпуск. И вот тут подумал, — я перешагнул ещё одну коробку. Пол под ногами скрипнул. — А пошли-ка вместе!

— Но мне тут ещё…

— Иди, — раздался из подсобки женский голос, — я тут сама всё приму. А то думаешь ещё, с таким-то парнем.

— Ну вот видишь, — я глянул туда и усмехнулся. — Никуда не денешься, раз даже начальство не против.

— А куда идти-то? Мне просто не в чём, — она заправила прядку волос за ухо. — И я…

— Пошли, — настаивал я. — Там тебе скучно не будет. Уж тебе точно. Ты единственная в городе, кто от наших шуточек не грохнется в обморок.

— И кто там будет?

— Я, — я хмыкнул.

— Ну как тут не пойти, — она улыбнулась и закрыла тетрадь. — Тогда пойдём, раз такое дело.

— Иди уже, — повторили из подсобки со смехом.