За шиворот насыпалась пыль с потолка после очередного взрыва. Я перешёл на другое место, чтобы поглядеть в окно на южной стороне. Мы на первом этаже трёхэтажки, следили, чтобы с юга не пошли «духи» отбивать потерянное.
Мы заняли все здания на этой улице ещё вчера, и ждали контратаки. А пока ждали, хотелось материться, а всё из-за Шопена.
Он нашёл в подвале какого-то магазина трёхлитровые банки с соком, целый ящик. Я пить не рискнул: от банок пованивало — срок годности точно истёк, и не вчера, а давно. Сок уже порядком забродил.
Сам не стал пить и запретил остальным нашим, раз уж сержант. Пацаны повозмущались, потому что сладкого хотелось, да и думали, что раз забродил, то можно напиться. Но послушались и банки не трогали.
А вот парни из другого взвода поменялись с нами и выпили всё, что мы им дали. Зря. Они уже ушли, а вот вонь от их пребывания во дворе осталась.
— Всё обос’али, — посетовал Шопен, выглянув в окно. — Дышать нечем. Аж глаза слезятся. Ну и вонючие же они. И желудки слабые.
— Если когда-нибудь снимут фильм про эти времена, — заметил Самовар, сидящий у стены с ручкой, у которой жевал колпачок, — то такое там точно не покажут.
— И не гово’и, Самова'. Теперь из-за них…
— А из-за кого их так пронесло? — строго спросил я, глядя на Шопена. — Кто этот сок нашёл и им подогнал?
— Зато смот’и, Ста’ый, — Толик показал мне вскрытый блок сигарет. — Немного вони, зато сиги есть. Поменяемся потом ещё на что-нибудь. Ско’о ещё придут п’осить — заб’одил сок-то.
— Бражка, — тихо заметил неразговорчивый в последнее время Царевич, не выпуская свою СВД из рук. — Торкает, говорят, с неё.
— Не давай им больше, — сказал я Шопену. — Меняйся с теми, кто подальше от нас. А то невозможно уже. Надо было разбить все эти банки.
— А я бы вискарика хлопнул, — замечтался Слава Халява. — Шопен, осталось во фляжке спирта? Давай разведём немного?
— Не.
— Ну камон, не жадничай. Если бы у меня было, я бы с тобой поделился.
— Да, жалко, что у тебя нет, — Шопен засмеялся.
Взрывы, стрельба, дышать нечем из-за соседей, а мы смеёмся. Ну а злополучные банки стояли здесь, почти целый ящик. И скоро кто-нибудь ещё их попросит.
Мы проверили южную сторону. Пока тихо. Шопен тихо рассказывал, как чуть не спалился, когда возвращался к нам.
— А я пе’епутал, не в тот дом зашёл с ящиком, — он размахивал руками, пока говорил. — А там гене’ал какой-то стоит, с офице’ами. Я аж чуть не у’онил его, этот ящик-то!
— Чё за генерал? — спросил Газон, хмуро посмотрев на него.
— Не знаю. Важный какой-то, г’омкий. В очёчках таких ещё, т’еснутых. Я едва свалил, а то бы отоб’али и сами выпили.
— А потом бы тебя расстреляли за диверсию, что чуть не траванул генерала, — пошутил Шустрый и подсел к Самовару. — Пашка, ну напиши, у тебя же хорошо получается.
— Сам пиши.
Пашка что-то черкал на грязном замызганном листке. Он единственный писал письма, в основном своей невесте. Остальные, когда выдавалась свободная минутка, предпочитали поспать хоть немного. Не до писем всем было.
— Паха, ну не в падлу…
Шустрый замолчал, когда в разбитое окно с северной стороны что-то влетело, и проследил за этим предметом глазами. Рот медленно приоткрылся.
Тут и я сам разглядел, что это такое.
— Ложись! — приказал я.
— Чёт-чёт-чёт, — запричитал Шопен, явно имея в виду «чёрт-чёрт-чёрт».
Думал я быстро, а время будто тянулось медленно. Граната лежала прямо передо мной.
Не успею, их кидают не сразу, а через пару секунд, чтобы не успели швырнуть обратно.
Но куда деваться? Я схватил её холодный ребристый корпус и швырнул назад в пролом в стене, а после прыгнул на грязный ледяной пол рядом с Царевичем.
Ничего. Взрыва не было. Только снаружи раздались маты, когда они сами увидели гранату.
— Вы чё? — заорал Газон, вскидывая пулемёт. — Вы чё творите, гады? — и выдал длинную матерную тираду.
Снаружи заматерились ещё громче. Но от сердца отлегло. Так матерятся только наши. Кто-то заглянул к нам через пролом в стене. Пришли с севера, где нас должны были прикрывать свои, но не прикрыл никто.
— А мы откуда знали, сука, что вы тут сидите? — спросил мужик с ручным пулемётом. — Сидят, сука, и пердят. Хоть противогаз надевай.
— А посмотреть-то нельзя было? — возмутился я. — Видно же, что все дыры с этой стороны, а укреплено с той, где «духи» сидят!
— Да откуда тут поймёшь, сука, где «духи», а где вы? Тут всё через жопу, сука.
Ругань стихала, мы оглядели тех, кто нас только что едва не убил. Ругавшийся с нами мужик казался непомерно широким, потому на нём был бронежилет, но не такой, как у нас, а толще, ещё и плечи прикрыты. А на голове — шлем, как у мотоциклиста, только без стекла, тёмно-зелёный. Другие в такой же экипировке. Спецура.
Зашли со стороны своих, те их пропустили, увидев спецназовцев. Поэтому они и подобрались к нам так близко, с тыла.
— Я же говорю — свои там могут быть, — заспорил второй, вооружённый калашом. — А ты — давай зачищать, времени мало. Зачистил, мать твою.
— Так все говорят, что здесь «духи», сука! — ругался их старший. — В этом доме, сука. И никто, сука, не сказал, что это вы тут засели.
— Мы тут уже второй день сидим, — сказал я. — «Духов» ещё вчера выбили отсюда, с танком. Смотри, чё от здания осталось. В штабе опять не знают?
— Да ничего не знают, суки! Раз отправили.
— Это чё, если бы граната не сработала — то всё? — спросил Халява и медленно оглядел спецуру с ног до головы. Лоб у него вспотел, до него только сейчас дошло, что случилось. — Хана нам? Ну вы чё, офонарели? — он тоже начал материться.
— Не нуди. Свечку лучше вон в церкви поставь, что граната не сработала, — спецназовец наклонился и поднял из грязи ту самую гранату, осмотрел, а после швырнул в разрушенную танком трансформаторную будку. — Вот, сука, опять бракованная попалась, запал херовый. Хотя вовремя, сука, а то бы…
Бах!
Земля дрогнула, с потолка насыпалось ещё больше пыли. Граната всё же рванула.
Спецназовцы, поматерившись ещё, поняли, что ничего здесь для них нет, собрались уходить. Но Шопен с ехидным видом их остановил:
— А соку не хотите, мужики? П’ислали, вот.
— С которого вы тут все передристались, сука? Шутник, ***. Дай сюда, — спецназовец взял банку и сорвал этикетку. — В штаб унесу, скажу, сука, что импортный, сразу всё выхлебают. А то совсем уже оборзели, нет бы узнать, как обстановка. Пусть тогда, сука, нюхнут солдатского быту. А то отправили, сука, «духов» зачищать. Хотя бы, сука, по рации спросили, сука, кто здесь сидит.
Они ушли, отчаянно ругаясь, а Самовар только сейчас понял, что до сих пор держит недописанное письмо и ручку.
— Кому скажи — не поверят, — заключил он и что-то записал. — Скажут — выдумал.
Мы ждали встречи, а она будет. За это время я выяснил кое-что об этом Кисленко, он же Кислый, который крышевал попрошаек, и теперь главный вопрос — что он будет выяснять о нас. Но к нам он приедет — это точно.
Газон не особо много про него знал, но кое-что рассказал. Конечно, бригада Кислого — это не уровень ОПГ «Химкинские» или даже «Речной порт». Для крупной братвы этот бизнес с нищими не особо интересен, им куда важнее рэкет и собственный, обычно нелегальный бизнес.
Ну и крышевание торговых точек им приносило достаточно, как и нелегальные схемы обогащения от химкомбината, к которому бандиты присосались как пиявки, хоть предприятие им и не платило за «защиту». Воровали продукцию и сырьё, отцепляли составы, находили контакты с работниками в администрации комбината, чтобы те оказывали им помощь во всяких махинациях.
Ещё наркота у бандитов в фаворе, хотя братки на людях делали вид, что с этим не связаны, а при своих играли в донов Корлеоне, мол, не продают дурь школьникам и студентам, а только всяким приезжим и прочим. Ну, говорить можно всякое, а делать могут своё. Этот «бизнес» приносил им очень много, чтобы от него отказываться.
Это всё большие бабки, но кому-то же надо крышевать нищих, кладбища и проституток, хотя от последнего Газон отбивался, говоря, что это — «западло» для честных пацанов, поэтому шалманы крышевали менты. Хотя кто-то из братвы явно как-то имел с этого долю, как бы все ни утверждали обратное.
Ну а Кислый занимался нищими, организовывая целые команды, кто собирает деньги с сердобольной публики на рынке и у церкви. Ну и травкой не брезговал. У него не такая большая бригада, но всё же и мы — не какой-нибудь ЧОП с оружием, чтобы таких перемалывать не глядя. И всё же, силу мы из себя представляли, и Кислый в этом убедится, когда приедет с нами разбираться.
Встреча будет точно, мы ждали и готовились. Ну а пока собирали народ, и пока не ушла Даша, я познакомил её с остальными, как давно хотел. Ей-то не надо знать, что у нас напряги, просто временные проблемы, да и остальные спокойны.
— Шустрого ты знаешь, — я показал на него, когда он клянчил сигареты у Газона. — И Руслана Царевича должна была видеть, он в том дворе живёт, где ты работаешь.
— Приходит в магазин, — она его сразу узнала.
— Вот Славик Халява, Толя Шопен, Саня Газон. И ещё Пашка Самовар, познакомишься потом. Это всё наш взвод, все вместе были. Ну и вот, остальные — Ильдар, наш ротный, — я показал на Маугли. — Капитан Михаил Федин, танкист, — тот втянул живот, когда на него посмотрели, — старший лейтенант Денис Сунцов, — молчаливый разведчик кивнул. — Вот ещё Дима, но мы с ним только сегодня познакомились. В общем — наших тут много. И вот ещё, Лёша Коробочка, танкист.
— Привет, ребята, — Даша помахала рукой.
На рынке стоять уже смысла нет, нечего мозолить глаза ментам. Поэтому отвёл всех, чтобы показать арендованное помещение, но суть дела пока не объяснял — пришли ещё те, кого я не знал, знакомые знакомых. Только про компы в общих словах.
— А цены-то в у.е.? — спросил Федин.
— Как пойдёт. Там не только продажа. Потом объясню, если заинтересует, и в чём помощь понадобится.
Когда Даша ушла, Федин расслабил и выпустил живот, да и остальные тоже расслабились, закурили, стали понемногу материться.
— У меня брат двоюродный, — сказал Федин. — Умный, всё с паяльником сидит, какие-то схемы собирает. В армию не пошёл вот, сидит без дела. Познакомлю? Может, пригодится.
— Приведи как-нибудь, посмотрим.
Помещение понемногу преображалось, мы приводили его в приличный вид самостоятельно, своими руками. Конечно, ремонт не особо дорогой, но всё равно, выглядеть будет прилично. Даже линолеум постелили оперативно, и у меня так хорошо получилось, что решил постелить и дома, пока оба с отцом не махнули рукой и не перенесли это дело на следующий год.
Кто-то из новичков давал дельные советы по отделке, кто-то в целом интересовался техникой. Их человек пять новых, а я хотел завести новые контакты. Ну и присматривал за Коробочкой, который хоть и стоял в стороне, но изучал всё внимательно и слушал, насколько позволял повреждённый слух. Что ему явно понравилось — никто от него не шарахался. Тут только «чеченцы», люди, повидавшие всякого, контуженный парень не вызывает у них желания отойти подальше или отвернуться.
И тут ко мне подошёл один из «новичков».
Его звали Дмитрий, это крепкий мужик под сорок со шрамом на подбородке. Он пришёл с одним из офицеров, с Сунцовым, вроде были знакомы по Чечне. Раньше мы его не знали, хотя со спецурой работать приходилось.
Позывной — Бродяга, как он говорил, но больше ничего о себе не рассказал. Всё это время Дмитрий курил и присматривался к нам, о чём-то раздумывая. Если кто-то с ним заговаривал, он отвечал, шутил, смеялся, что-то спрашивал.
А теперь решил выступить. Он подошёл ко мне в основном зале.
— Надо с проблемой разбираться, — сказал Дмитрий.
— В курсе, — я посмотрел на него. — Обсудили, подумали, ждём, когда он явится качать права.
— Надо делать иначе, — с жаром проговорил он. — Они нашего брата заставили собирать бабки, отрабатывать долг. Потребуют от него вернуться и платить штраф. И никогда он этот долг не погасит.
— Вот поговорим, — сказал я, выдерживая его взгляд. — Не отдадим, оставим, прикроем, они от него отстанут. В чём проблема?
— Ну, вот сейчас может ты его даже загрузишь на словах или ***лей ему дашь, — произнёс Дмитрий. — Он съедет. Может, злобу затаит, может, обосрётся и лезть больше не будет. Неважно. Что потом? Надо сразу показать всему городу — с нами связываться нельзя. Опасно.
— И что предлагаешь?
— Поступить так, как положено, — ледяным тоном сказал он.
Я внимательно посмотрел на него, а он продолжал, глядя на всех:
— Мужики, чего вы телитесь? Вас в Чечне кинули и здесь кинули ещё раз. Никому не нужны. Инвалиды милостыню просят, вас никого на кого на работу не берут — боятся, что психи.
— И что? — спросил я. — К чему ты ведёшь?
— К тому, что если сами не возьмёте — никто ничего не даст, так и будут ноги вытирать. Не пора ли взять своё? То, что нам полагается?
К нам подошёл Шустрый послушать, другие тоже заинтересовались тем, что происходит. А Дмитрий продолжал говорить, уже громче, заметив интерес слушателей:
— Я вот с вас поражаюсь — в хорошем смысле. Вы туда пацанами пришли, а город взяли. Ни одна армия мира не смогла бы в таких условиях взять, а вы смогли, с кровью, но взяли. Так где ваши медали, ордена? Вся элита там обосралась, убегала, только вы, простая «махра», пехота, выстояли. Не прогнулись. Но всё им ушло, а не вам. А на гражданке все эти бандосы жирели, пока мы все там дохли. Поэтому и надо всем показать, кто вы такие на самом деле. Сейчас-то чего остановились? Лучшая возможность для этого. Навалиться надо, и хана им.
Его слушали, потому что это отзывалось глубоко внутри. Но мне это показалось странным. Он тщательно выбирает слова, чтобы задеть сильнее и расположить к себе. А до этого долго молчал, внимательно глядя на каждого. Будто прикидывал, что к чему.
И тут выдал:
— Вот и предлагаю, — говорил он, — забить стрелку где-нибудь, заманить между дворами и как «духи» наших мочили, так и нам с ними сделать. Чтобы они с этих дворов не выехали. Даже могу подсказать, как лучше.
Стало тихо, мы все переглянулись. И судя по взглядам, многие думали именно так, что это — решение всех проблем. Вот только к этому были вопросы. И конкретно к Дмитрию тоже.
— Так что давайте-ка, пацаны, начнём с того, что… — он явно думал, что перехватил инициативу, и его будут слушать.
— Давай так, — сказал я. — Я тебя не знаю, приглядываюсь. Если что-то сейчас скажу не так — без обид, лады? Говорить с тобой буду честно, как положено, всё чин-чинарём.
— Не, погоди, я хочу сказать…
— Не перебивай, — твёрдо произнёс я. — Тебе дали высказаться, теперь я говорю.
— Лады. А ты же у них главный, у пацанов-махры? — он посмотрел на меня, чуть сощурив глаза.
— Погоди с вопросами. Во-первых, с нами там были морпехи, десантники, «вованы», прочие спецвойска. И как правило — такие же пацаны, как и мы. Многих мы знаем, со многими переписываемся, связь держим. И танкистов много, вот среди нас сегодня двое. Так что не надо на них гнать.
— Я же не говорю, что они совсем ничего не делали.
— Вот и хорошо, значит, что так не говоришь. Во-вторых, знал бы тебя лучше, этого разговора бы не было. Но я тебя вижу впервые, а ты сразу пошёл с такого. Вот и хочу прояснить это для всех.
— Ты на что намекаешь? — спросил Дмитрий и оглядел остальных. — Вы чё, пацаны…
— Против нас работали разные люди, — отчётливо сказал я, чтобы все услышали. — Хотели сожрать. Многие в курсе этого. Враги были разные, но влиятельные, со звёздочками на погонах, и в нас видели только средство для своих целей. Но мы отбились, хотя кто-то из них ещё может нам подгадить… И тут приходит человек со стороны и предлагает решить вопрос так, как делает братва. Это — подозрительно. Ты не думай, что я именно тебя обвиняю. Ты подумай, как это с моей стороны выглядит.
Стало ещё тише, все слушали. Дмитрий пока не перебивал.
— Смотри, чтобы ты сам ничего о нас плохого не подумал, — я развёл руки, — давай предположим, что ты говоришь это искренне. Просто иначе не умеешь и других способов не видишь. Это у нас всех так сейчас.
Он начал было снова перебивать, благо, голосина у него мощный, но я не давал, меня сбить с цели сложно. Да и народ верил мне больше. Репутация понемногу работала, да и наши за меня горой, а его видели впервые.
— Но надо понять, — говорил я, — как выживать так, чтобы никто не сожрал. И чтобы никто не мог плевать в нашу сторону, но и чтобы мы не влипли. У нас большая ответственность: нас много, но не все могут зарабатывать и какие-то проблемы решать, чисто физически. Поэтому мы не рискуем, нам много кого нужно тащить. Вот такой расклад, Бродяга. Если хочешь помочь — оставайся, помощи не забудем. Если у тебя будут проблемы — обращайся, будем помогать. Но если что-то задумал, что может нам всем навредить — в это пацанов не втягивай. Так что подумай получше, не торопись, не гоним.
Но он уйдёт. Он пытался добиться с нами внимания, но раз не вышло — уйдёт.
И если честно — с нами ему не по пути.
Не потому, что он предложил мочить. У нас у каждого есть своё личное кладбище с убитыми врагами, и мы не из тех, кто за это судит.
Просто он будто хотел быть главным для чего-то своего. И у меня были опасения на этот счёт. Ведь уже многие нам доверяют, чтобы это терять. И нам нельзя влетать в такие проблемы.
— Не, мужики, с вами каши не сваришь, — произнёс Дмитрий через несколько секунд раздумий. — Удачи, конечно, но так… ничего не выйдет. Если созреете — звоните. Погнали, Денчик.
Он посмотрел на Сунцова, но разведчик поднял глаза к потолку, а потом покачал головой и развёл руками. Дмитрий покачал головой и пошёл на выход. За ним пошёл кто-то из новеньких, бритоголовый парень, о котором я кроме имени — Сега — ничего не знал.
— Так-то он серьёзный подход предложил, — сказал Газон. — Хотя и встрять можно.
— Ему-то что? — Халява нахмурился. — Помните, нас тогда спецназовцы чуть не взорвали? Гранату закинули, хотя слышали, что мы там сидим. Сначала стрелять, потом думать. Они такие, свои цели делают, а мы — расходный материал. Та самая элита, которую он так обосрал.
— Подозрительно он говорит, — заметил Царевич.
— Не, это не по нам, — Маугли покачал головой. — Сделаешь так — всё, назад дороги нет. После такого или в братву идти, хотя они возьмут, или свою бригаду сколачивать. Вот только не дадут.
— А кто его знает? — спросил я. — Я вот не встречался.
— В Чечне виделся, — произнёс Сунцов, стоя в сторонке с сигареткой. — Мужик серьёзный. Цепкий, жёсткий. И здесь такой же. Даже жёстче стал. Злой теперь за всё.
— А ты же с ним не пошёл? — Федин посмотрел на него. — Вы же с ним кореша.
— Ты барыгой стал, — заметил разведчик. — Я грузчик. Потому что кто мы с тобой?
— Два дебила, — танкист заржал.
— Потому что мы офицеры, ***, — сматерился Сунцов, поморщившись. — И в бандиты не идём, хотя нас бы там с руками оторвали. Вы тоже понимаете это, так что лучше с вами. Да, всякое может быть, и иногда только силой получится отбиться. Но если только этим заниматься… это всё, конец.
— Вот говорит редко, а всегда по делу, — сказал Маугли с усмешкой.
— Ну где они там, эти бандосы? — Федин посмотрел на часы. — Мы тут уже между собой чуть не переругались, а их нет. В Вилларибо уже давно продолжается праздник, а в Виллабаджо всё ещё моют посуду. Куда это годится?
— Едут, — Шопен вошёл в зал. — Т’и тачилы.
Вскоре чёрный джип, «девятка» и «восьмёрка» остановились у крыльца, а их пахан вышел и направился к нам со своими шестёрками.
— Давно пора, — сказал я. — Вот и поговорим.