Второй шанс

Глава 13

— Пить надо меньше, — заявила проходящая бабушка, глядя на парня в военной форме, стоящего у киоска. — Молодой, на тебе пахать можно! А ты на опохмел клянчишь. Тунеядец.

Говорил парень тяжело, неразборчиво и однотонно, глотая звуки, и было сложно понять, что именно, вот она и подумала — пьяный.

Это всё последствия тяжёлой контузии, которую можно было бы вылечить, была бы возможность лечиться. Да вот, видать, не было. Много у кого такой нет, вот и Царевич ходит с приступами внезапной головной боли, и наш старый знакомый Лёша Коробочка тоже не в лучшем состоянии.

Но всё равно его использовали. Танкиста облачили в военную форму старого образца, грязную и потрёпанную, с бушлатом, на котором будто спали собаки, и заставили собирать мелочь. Ещё и ожоги на коже, старые, зарубцевавшиеся. Прохожие думают, наверное, что пьяный уснул возле печки или костра. А он в танке горел, и теперь совсем не похож на того пацана, каким был.

Там были и другие нищие, но они уже повидали Шустрого, вот и свалили на всякий случай подальше. А вот этот здесь явно недавно.

Лёша Коробочка что-то проговорил бабушке, но она ответила ругательствами, и прислонился к стене зарешечённого киоска с журналами и газетами. Руки дрожали.

Тут прям реабилитация нужна, а не просто собрать денег на еду. У него сбитая координация, а пережитое отложило серьёзный отпечаток, раз он не может вернуться к обычной жизни. Впрочем, не у всех из нас это удаётся и без таких травм.

Но раз мы уж решили заступаться за всех наших, чтобы никто нас трогал, то и его уже не бросим. Старый должок ещё вернём.

— Ну что, Коробочка, здравствуй, — сказал я, чуть улыбнувшись.

Он непонимающе посмотрел на меня с таким видом, будто видел впервые.

— Денег нет, выручи, — очень неразборчиво и тихо проговорил он. — Хоть немного.

Я на мгновение задумался, может, мы сами перепутали его. Но нет, взгляд узнал, глаза серые, выделялись на фоне грязного лица. Это тот самый пацан в танке, что нас прикрывал, несмотря на риск для экипажа. Танкисты — они такие.

— Не узнал? — спросил я, подходя ближе. — Помнишь, на бокс ходил, а тебе там нос разбили, мать больше не пускала? А потом в Грозном ты приехал и как давай там «духов» хреначить? Потом мы вас напоили с Матвеем Сергееичем, Царствие ему небесное.

Взгляд стал осмысленнее и теплее. Лёша присмотрелся ко мне внимательнее.

— Старый? — узнал он и заулыбался. Зубов не хватало. — Шоколадку тогда принёс, — говорил неразборчиво и медленно, однотонно, как робот. Но глаза живые, осматривали всех нас.

— А меня в карты обыграл, — засмеялся Шустрый. — Всё-то торчу полтинник.

— Не слышу. Громче говорите. Перепонки тогда лопнули. Плохо зажили.

— Ты голодный? — спросил Царевич, внимательно посмотрев на него. — Пошли, покормим хоть.

— Жрать хочу, — Коробочка закивал. — Царевич? Шопен?

— Шустрый я, ты чё? — поправил Борька.

— Громче. Не слышу.

— Пошли, танкист, — позвал я и подтолкнул.

— Ребята, — из окошка киоска высунулась продавщица, женщина лет сорока. — За ними тут смотрят. Бандиты придут, если что. А они не разбираются, сразу драться лезут. Калечат. И этих бьют, если денег мало. Хлещут так, чтобы мало не показалось.

— Пусть приходят, — мрачно проговорил Царевич. — Кого ещё бить будут — большой вопрос.

Коробочка упирался, будто не хотел отходить от «поста», но мы увели. Лёша очень грязный и оборванный, и сразу стал привлекать внимание, хотя до этого на него не обращали внимания.

Завели в столовую недалеко от входа, но не ту, что держали люди Султана, а другую, попроще. Мужик в этой забегаловке, усатый и краснощёкий, тут же возмутился, увидев нас.

— Куда его? — он вышел из-за кассы. — Нам он тут не нужен. Чтобы этих вшивых тут…

Царевич скрипнул зубами так, что я это услышал, и шагнул вперёд. Но я взял его за плечо и сам вышел поговорить, посмотрев на мужика. У него под рубахой видна тельняшка. Ну, может, не для красоты носит, а хотя бы в армии служил.

— Батя, во-первых, заплатим, — начал я спокойно, — а во-вторых, это не абы кто, а участник боевых действий, танкист, Грозный брал в 94-м. В плену был. Чего ты его гонишь отсюда? Всё нормально будет, без происшествий, всё чин-чинарём.

— А чего он мелочь клянчит тогда? — мужик замер. — Мы думали, обычный алкаш, притворяется.

— В какие-то проблемы влип. Будем выяснять.

— Ну ладно тогда, — он отошёл со смущённым видом. — Мы же не знали. Раз такое дело, всё понимаем. Рассольник есть, сварили только что. Ща принесём.

Пахло как раз солениями. Место тесное, много народа не помещается, и только один столик был свободен в углу, очень маленький, мы все туда не влезем. Из магнитофона играла песня про милого бухгалтера. Мужик, который о себе говорил «мы», дал распоряжение на кухне, и вскоре Лёше принесли суп и тарелку с кусками серого хлеба на ней.

— Садись давай, — я показал на шершавый красный пластиковый стул.

— А, что? Можно?

— Хавай уже, — Шустрый пихнул парня.

Коробочка с трудом начал есть, склонившись над тарелкой, чтобы не расплескать всё из-за дрожащих рук, но вдруг вскочил на ноги, едва не опрокинув всё.

— Бабки же, — испуганно сказал он. — Если не соберу сто тысяч до обеда…

— Сиди, — подтолкнул его. — Порешаем всё.

— Ничего у вас тут расценки, — Шустрый присвистнул. — Сто тысяч до обеда, в день тыщ триста выходит, наверное… а у Царевича получка — восемьсот за месяц. Кажется, не тот мы бизнес выбрали, хе-е…

— Подожди со своими шутками, Боря, он всё равно с этого ничего не имеет, — сказал я и сел рядом с Лёшей. — Как они тебя прижали? Ты же не сам на улицу вышел? Заставили?

— Так это, — Коробочка вытер вспотевший лоб рукавом. — Мама тогда в Чечню поехала. Занимала денег на выкуп. Не понадобилось. Вернула. Сказали процент вернуть. Или поломают. Пришли недавно. Продавать нечего. Кроме квартиры.

Он говорил короткими фразами, делая перерывы. Не заикался, но от контузии бывают разные виды нарушения речи.

— Много должен?

— Много. Тыща баксов. Вот и надо. По триста тыщ рублей отдавать. Каждый день.

Обычная история. Заняли у тех, у кого занимать нельзя, но потому что больше было не у кого.

Теперь даже график выплат сделали, гады, только наверняка собираются взять с него в несколько раз больше, чем тогда занимали. А процент-то капает каждый день, и долг только увеличивается.

Будь Лёша в лучшем состоянии, потребовали бы отработать долг иначе. Чтобы он пошёл к ним пехотинцем, раз есть боевой опыт, пусть даже там был танкистом. Но раз он в таком состоянии, то решили использовать хоть как-то.

И чем больше я его слушал, тем сильнее хотелось «поговорить» с тем, кто его под это дело подвёл. Раздражало это ещё сильнее, чем ограбленный родным братом десантник Гриша.

Не только у меня было такое мнение. Другие тоже злились.

— Я три круга по всему рынку сделал, пока вас нашёл, — пожаловался Слава Халява, заходя в кафе. — У входа же пересекаться договаривались.

Он крутил в руках ключи от машины и тем самым брелком с пулей, который я ему когда-то сделал.

— Батя тачку вернул? — Шустрый усмехнулся.

— Временно, «Тойоту», — Славик убрал ключи. — Типа, раз столько не бухал, то вот, поезди. По пиву, может?

— Нет, — я помотал головой и показал на столик. — Помнишь его?

— Коробочка? — Халява удивился. — Ого, живой! А что случилось?

— Пусть ест. Слушай, походи-ка по рынку, — попросил я, отводя к двери. — Поищи знакомых, из офицеров, кто с Маугли тогда был. Там один работает грузчиком, может, сегодня на месте. Или ещё кто попадётся. Сегодня выходной, весь город на рынке.

— А зачем?

— Так мы его увели с точки, потому что он для кого-то деньги собирал. И этот кто-то придёт права качать, — я вкратце рассказал обо всём.

— Понял, — Славик кивнул. — Я Шопена ещё видел на рынке, и Газону позвоню с мобилы.

— Давай. Федин же ещё в Китай ездит, может, возле прилавков крутится со шмотками? А он за танкистов кого хочешь порвёт.

То, что конфликт был неизбежен, я понимал. Но, блин, человек тогда рискнул и поехал на танке к зданию, где его ждали «духи» с РПГ, понимая, что шансов выжить мало. Это точно стоило ответной помощи.

Так и вышло. Вскоре пришёл охранник, жирный парень в кожанке с меховым воротником, с круглым лицом, стриженный под машинку. На макушке заметна небольшая впадина от удара. Кулаки сбитые. Но это не авторитет, а обычный бык, наглый и сильный, но явно не выдающегося ума.

— Ты чё, на! — взревел он с порога, глядя на Коробочку. — Ты чё? Чё, заработал уже всё или чё? Ну-ка пошли. Ты ещё не отработал мне…

— На выход, — я встал перед этим быком.

Обещали же хозяину, что здесь будет мирно. Так что здесь драться не будем.

— Да я тебя…

Бычок пытался пыжиться и сопротивляться, но мы спокойно, чтобы никого не задеть, вывели его за порог на морозный воздух и встали на деревянном крыльце, ведущем в кафе.

— Бычить не надо, — сказал я, не повышая голос. — Тот человек — наш товарищ. И с вами он не останется, нравится это тебе или нет. Кто старший у вас?

— Ты чё? — возмутился он.

— Ты говорить умеешь вообще или нет? Кто старший? Поговорить хочу насчёт долга. И с кем-то серьёзным.

— Да ты попутал?

Бычок попытался меня ударить, но получил под дых от Царевича. Всего один удар, зато резкий и внезапный, а Руслан сегодня злой. На деревянные доски с гулким стуком упал самодельный кастет.

— Вы чё, мля? — промычал бык, сложившись в три погибели. — Кабздец вам.

— Не хочешь говорить — тебе же хуже.

Значит, пока без разговоров. Это потом они придут разговаривать, когда обломают зубы, а сейчас же хотят драться.

Шустрый подобрал выпавший кастет. Надо бы не забыть напомнить ему, чтобы скинул. А то ситуация становилась хуже, место людное, могут нагрянуть менты, а законы про холодное оружие сейчас суровые. За кастет или нож легко можно уехать на зону. Это потом будет чуть попроще.

Надо же хотя бы мне прикидывать риски. И всё же, в этом деле я решил идти до конца. Вывезем.

А Шустрый всё подбирает, как хомяк, ничего не упустит. Где-то в укромном месте лежит и ствол, захваченный во время неудачной попытки нападения на Халяву. На всякий случай.

Этот бык был не один. Увидев, что происходит, к нам потянулись его друзья. У одного, в чёрной кожанке, была арматура, у другого, в синем пуховике, что-то в кармане. Кто-то ещё двигался следом, хмурый тип в вязаной шапке и куртке из чёрного кожзама недобро смотрел на нас.

И не скрываются особо, что идут драться, думают, что им всё можно. Шли к нам, распихивая толпу. А зеваки, вместо того, чтобы разойтись, решили посмотреть, что будет. Происходи это через тридцать лет, все бы достали телефоны для съёмки.

— Ну вы попали, — пообещал тот, что с арматурой.

Он подошёл ближе, замахиваясь слишком сильно. Шустрый же просто ударил его в лицо. Удар «колхозный», потому что он на бокс с нами не ходил, но часто дрался в своём посёлке.

Зато вышло сильно и с кровью.

Побитый отошёл, не ожидая, что кто-то даст ему отпор, и Борька на него накинулся, ударяя неумело, но сильно, и всё же иногда получая в ответ.

Тот, кому мы зарядили первым, своим товарищам помогать особо не старался, поэтому их осталось двое. По одному на каждого.

Один полез в карман, но я напал раньше. Бил размеренно, жёстко. Следить за дыхалкой. И главное — смотреть, чтобы парни не перегнули палку. Только проучить засранцев, а не прикончить.

С каждым ударом решимость у мужика в вязаной шапке терялась. Получив ещё раз, он сбежал в толпу, чуть не споткнувшись пару раз. На вытоптанном снегу осталась выкидуха с камуфляжным узором на рукоятке. Китайское дерьмо, таким ударишь даже в обычную кожанку — закроется.

Тем временем Царевич врезался в своего и повалил на землю. Спокойный характер куда-то ушёл, сейчас Руслан был слишком зол. Мы-то знали, что если взбесить, ничего хорошего не будет, поэтому не доводили.

Вот и сейчас едва оттащили вдвоём, пока он не прибил своего соперника насмерть. Получивший своё бандос встал на четвереньки, неловко поднялся, сплюнул кровь и побежал вслед за товарищем.

Остался один, тот самый, который пришёл первым. Дыхалка к нему только вернулась, но уйти он не успел, мы про него не забыли.

— Так чё, мля, — Шустрый похлопал его по плечу. Он тяжело дышал, щека покраснела, нос тоже. — На кого вы наехали?

— Кто у вас главный? — спросил я, посмотрев на быка.

— Кислый, — прохрипел он.

— Даже не слышал. Короче, — я наклонился к нему. — Твой этот Кислый наехал на нашего друга. И зря. Так что работать наш друг у вас больше не будет. Понятно тебе?

— Понятно.

— А Кислому передай, что мы с ним побазарить хотим насчёт этого. Серьёзно.

— Понятно.

У бычка уже спал кураж, и он очень хотел уйти отсюда. Не привыкли, что кто-то даёт сдачи, не приняли нас всерьёз. Вот и огребли.

Ну а зеваки у кафе оживились, когда увидели ППСника, идущего в нашу сторону. К нему тут же подошли женщины, чтобы пожаловаться, и он направился именно к нам. Но не дошёл, перед ним вдруг вырос Шопен. Что-то сказал, оба посмеялись и пожали друг другу руки.

— Бандиты совсем охренели, — донёсся чей-то недовольный голос.

Кто-то решил, что мы отмазались. А вскоре ситуацию прояснил сам Шопен, когда зашёл в столовую.

— Да это Васька, — он показал рукой в сторону, куда удалился ППСник. — С нами в детдоме был, ста’ший, следил за нами. Я ему объяснил, что вы тут свои пацаны, он ушёл.

— Ты прям всех знаешь, — я усмехнулся.

Когда надо, у Шопена получалось договориться много с кем. Правда, это только касалось улицы и ровесников, с чиновниками и прочими он сразу терялся.

— Да там пацаны наши детдомовские позвали, — рассказывал он, — металл ба’ыгам п’ивезли, целую тачку, на помойке насоби’али. На со’ок тыщ меди и алюминия, а им двадцатку заплатили всего! Вот и пошёл 'азби’аться.

— Разобрался?

— А? А, ну да. Всё путём, Ста’ый, — Шопен закивал.

— Надо идти, — тем временем всполошился Коробочка, который всего этого не видел и не слышал.

— Сиди, порешаем за тебя всё, — пообещал я. — Подумаем потом, куда тебя пристроить, чтобы один не оставался.

Он услышал не всё, но остался на месте.

Царевич вручил ему купленные окорочка, чтобы унёс домой матери. Но домой пока не отправляли, прикрывали, чтобы решить вопрос. Мы и сами пока оставались недалеко от рынка, чтобы понять, что делать дальше.

Никто пока к нам не лез, но не потому, что мы отбились от тех троих. Просто к нам подошли ещё люди серьёзного вида, и эти бандюки, крышевавшие попрошаек, к нам лезть больше не рисковали. Ждали, что сделает их пахан.

Это Халява привёл пару человек. Одного мы знали — Сунцов, молчаливый офицер-разведчик, работавший после увольнения грузчиком в строительном магазине недалеко от рынка. Он ходил недавно с нами разбираться с гопниками, ограбившими десантника.

Второй — крепкий мужик лет сорока, был мне неизвестен, он пришёл с разведчиком. На подбородке у него — белый шрам, хорошо заметный на смуглой коже. Тоже воевавший, причём и в Афгане, и в Чечне. Назвался Димой, но добавил, что в армии называли Бродягой. Ну, явно кто-то из спецуры, но ничего о себе он не рассказал, а стоял в сторонке и наблюдал.

На шум пришёл танкист Федин, который тут же захотел с кем-нибудь подраться, узнав, кто в беде. Ещё ждали Маугли и ещё кого-то.

Нас становилось больше. Народ уже понимал, что кроме нас никто нам не поможет, а по отдельности раздавят. Ну и не забыли, как мы помогали десантнику, и что это помогло.

Ну и кое-кто пришёл лично ко мне.

— Старицкий, а ты умеешь организовать свидание, — сказала Даша, внимательно глядя на меня.

На ней короткая чёрная шубка, но норковая шапка осталась прежняя, из-под неё на лоб выбивался локон волос. На левом плече сумка. Пришла походить со мной на рынке (больше в городе развлечений для молодёжи нет), а тут разборки.

— Да самое весёлое уже прошло, — я ей улыбнулся. — А после драки кулаками не машут.

— Ты сам-то как? — спросила она.

— Мне не попало, — я показал на Шустрого, у которого побежала кровь из носа, и он задирал голову. — Но можно проверить его, получил по голове.

— У него там сплошная кость, — пошутил Халява. — Ничего ему не будет. А вот у Царевича голова только болит.

— Голова — это кость, как говорил Лебедь, — заметил Федин, — она болеть не может.

— Да ерунда, — Руслан отмахнулся. — Прошла уже почти.

— Короче, вот мои друзья и сослуживцы, — я показал на парней. — А вот это наши офицеры, отставные, хотя есть ещё один действующий. Собрались толпой выручать нашего из беды. Внезапно, но всё получилось.

Дашу кровью не смутить, как и прочими. В военном госпитале чего только не повидаешь. Осмотрела Шустрого, засунула ему в нос вату, спросила, что у Царевича. Сказала, что ему нужно понаблюдаться у специалиста, само ничего не пройдёт, а вот Лёше Коробочке это обязательно.

— Может, сама таким специалистом стану, — произнесла она, когда мы отошли от толпы. — Хочу же высшее получать в следующем году, вот.

— Врачом, значит, хочешь стать? — спросил я.

— Ага.

— А медсестра просто врачом стать не может?

— Не, — Даша замотала головой. — Там же высшее нужно. Зато какие-то предметы зачесть могут. Так что попрактикуюсь с вами, раз так дерётесь. Вот.

— Да мы редко дерёмся. Так только, когда слушать не хотят.

Вскоре приехал Газон. Его напряги с разборками кончились, а за стрельбу его не подтянули, тела ведь так и не нашли, да и никто на него не указывал.

Впрочем, слухи-то ходили, и в родной бригаде про это услышали. И вроде как, похвалили, что пацанов прикрыл.

Хитрое же у него руководство, так и хочет поближе к себе прикрепить. Но он это понимал.

— И чё, было? — сегодня Газон был серьёзен.

— Если вкратце — отвели Лёшу поесть.

— Это Коробочка? — Газон уставился на него. — Не узнать. И чё такое?

— Короче, он отрабатывает долг перед каким-то Кислым. Бычара один пришёл разбираться, говорить даже не стал, давай кулаками махать. Его товарищи тоже полезли.

— Базар не вывез, полез первым и огрёб, — заключил Газон. — А вообще, Кислого я знаю.

— Из ваших?

— Нет. В общак отстёгивают, на пути у нас не становятся, возле рынка кормятся, не отсвечивают. Но вообще, нищие — не по понятиям с них собирать. Слабых обижать и грабить запрещено.

— Понятия ваши хорошо звучат, — произнёс я. — А вот на деле выходит иначе…

— Ну ты не путай, Старый, вора с отморозком. Отморозок понятия не соблюдает, а вот вор следит, чтобы никто не беспредельничал, и чтобы те, кто нуждался, своё получили…

— Саня, ну ты мне-то не рассказывай. Если бы не знал, как эти понятия работают, давно бы нас к себе зазывал.

Он замолчал, а я продолжил:

— Но ты не переживай, ты всегда один из нас, и мы за тобой пойдём. Ну, расскажи тогда, кто такой этот Кислый и чем знаменит. И подумаем, что дальше делать.