Дедушка Кати снова выпил воды и собрался продолжить чтение, когда зазвонил телефон. Он снял трубку и услышал веселый мужской голос:
— Здравствуй, Сережа!
— Володя? Громов? — с удивлением ответил Сергей Порфирьевич. — А откуда ты знаешь это телефонный номер?
В трубке вновь послышался веселый раскатистый смех генерал-полковника КГБ:
— Серый, ты забыл ГДЕ я работаю?
— Точно! Просто это было очень неожиданно! Что-то случилось? — напрягся старый академик.
— Успокойся! Я что же, не могу просто так позвонить своему старому другу? — продолжал веселиться его собеседник.
— Конечно! Конечно можешь. Я очень рад тебя слышать! — с опаской произнес дедушка Кати.
— А как ты смотришь на то, чтобы завтра в десять часов утра еще больше обрадоваться, когда я к тебе приеду?
— Ко мне? Домой? — руководитель академической группы не мог никак прийти в себя от одной неожиданной новости за другой.
— Нет, Серый, домой — это в следующий раз. Давай я заеду к тебе в твою лабораторию. Заодно, похвастаешься мне своими успехами.
— Да какие там успехи? — мы еще толком и не начали работать. Не все оборудование готово, — отнекивался старый академик.
— Ну не скромничай, — голос генерала вдруг перестал быть веселым, и окрасился стальными нотами, — похвастаешься тем, что есть. И еще…
— Да?
— Пожалуйста, пусть вместе с тобой будет муж твоей внучки — Александр Иванов. Очень тебя прошу, — последняя фраза генерала прозвучала как приказ.
— А он-то тебе зачем? — голос дедушки Кати тоже стал жестким.
— Ну ты же сам обещал меня с ним познакомить! — снова рассмеялся Громов пытаясь разрядить степень накала. — Хочу увидеть того, — повисла напряженная пауза, во время которой Сергей Порфирьевич даже успел вспотеть, — кто сумел покорить сердце твоей внучки, — закончил со смехом свою фразу его собеседник.
— Хорошо! А Катю тоже пригласить?
— Нет, Катюшу не нужно. Пусть спокойно готовится к поступлению в Университет. Александр с золотой медалью ведь поступит без вступительных экзаменов? Я ведь его не отвлеку?
— Да, Володя, ты совершенно прав! Хотел сначала спросить откуда ты все это знаешь, но вспомнил, где ты работаешь!
— И еще! Сережа, я на твоей стороне, и не волнуйся. Все будет хорошо. У меня есть информация по твоей просьбе, и это не по телефону. До завтра! — и генерал повесил трубку.
— До завтра, — ответил машинально в короткие гудки законченного разговора Сергей Порфирьевич. Он вытащил носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Ну ты все слышал? — обратился он к внимательно слушавшему их разговор юноше.
— Да! — коротко ответил тот.
— Что думаешь по этому поводу? Мне это очень не нравится! — задумчиво произнес академик. — Чтобы сам Громов, с вечной его занятостью, приехал в нашу глушь! Это все не просто так.
— Я полностью согласен с Вами! Думаю, дело не в этой проверке ОБХСС, о которой Вы его просили. Он мог об этом и по телефону сказать.
— Тогда что?
— Давайте рассмотрим факты. Первый, самый главный, он просит меня присутствовать на вашей с ним встрече. Я не имею никакого отношения к проверке ОБХСС. И меньше всего я верю в то, что ему просто так не терпится познакомиться с мужем Вашей внучки. Значит я его интересую совсем в другом качестве.
— И в каком? — с тревогой спросил старый академик, после лагерей, спинным мозгом чувствующий новую опасность.
— Думаю, он что-то знает о наших исследования по трансперсонологии, — уверено и спокойно ответил Саша, — и хочет завтра выяснить, что у нас происходит на самом деле, о наших достижениях и планах.
— Саша! Мы же этого так боялись! — Сергей Порфирьевич вскочил и стал ходить по кабинету. — А если об этом он доложит своему начальству? И нас закроют в научную шарашку, как при Сталине? Что нам делать? Может быть демонтируем трансперсонодром и будем все отрицать?
— Сергей Порфирьевич! Успокойтесь пожалуйста! — твердо сказал Саша. — Пока ничего страшного не произошло!
— Саша! Поверь мне, как человеку, который много видел в этой жизни, — старый академик был близок к панике, — все самые страшные события начинаются как раз с таких незаметных пустяков.
«Да, — подумал про себя Саша с сочувствием к дедушке своей жены, — не зря говорил Вождь — тигр, что ты трусоват. Но это можно понять! Лагеря в душе любого человека, тем более такого интеллигента, навсегда оставляют тяжелую психологическую травму!» — но вслух сказал:
— Сергей Порфирьевич! Рано или поздно это должно было произойти! Это был всего лишь вопрос времени!
— Что должно было произойти?
— То, что КГБ об этом узнает, — улыбнулся Саша.
— Ты так спокоен? Успокой тогда и меня, — сухо сказал руководитель академической группы, а потом вдруг оживился и спросил: — скажи мне, Саша, ты летал в завтрашний день? И видел там наш разговор? Поэтому такой спокойный?
— Нет! Вот честно не летал, но я знаю как сделать так, чтобы этот Ваш старинный друг встал на нашу сторону, и молчал о нашей работе своему начальству!
— Очень интересно, как ты собираешься сделать так, чтобы он добровольно, сам, согласился нарушить присягу, субординацию и все их инструкции, рискнуть не только карьерой и свободой, а возможно и самой жизнью? — с большим сомнением спросил старый академик.
— Пусть это будет сюрпризом! — ответил, улыбаясь, Саша.
— Темнишь? — тоже улыбнулся дедушка Кати. — Ладно, идем пройдемся, а потом обедать, — читать дальше нет пока настроения.
— Идемте, разомнемся, — согласился Саша, — как Вы думаете, что имел ввиду Альфонсо, говоря о самом большом сокровище тогдашней Италии?
На обед Аня и Катя приготовили солянку по-ленинградски, отбивное мясо на косточке — с отварным рисом по-милански, куда они добавили тертого сыра с кусочками болгарского сладкого перца, и компот. Увидев вошедших в квартиру мужа и дедушку, Катя расцеловала обоих и пригласила всех за стол. Там уже сидел, изнывая от нетерпения приступить к еде, отец Саши.
Когда все уселись, мужчины проглотили первое и тут же, к неподдельной радости хозяек, попросили добавки. Затем, когда они приступили ко второму блюду, Катя, ерзая на табуретке от нетерпения, спросила у мужа:
— Ну что вы там еще прочитали интересного? Рассказывай быстрее!
— Расскажу, но сначала новость!
— Какая? — спросила Анна.
— Сергею Порфирьевичу звонил его приятель, генерал-полковник КГБ СССР Громов, — начал Саша.
— Громов? Из КГБ? Есть новости о визите ОБХСС? — положив вилку на тарелку, с тревогой, спросил его отец.
— Завтра он хочет приехать в нашу лабораторию. И он просил, чтобы при разговоре присутствовал и я, — ответил сын.
Катя вскочила со своего места и, подбежав у мужу, села к нему на колени и обняла его.
— Сашенька! Зачем ему ты? Он тебя не заберет? Я пойду с вами и буду просить, чтобы он тебя не обижал!
— Ты моя маленькая храбрая защитница, — муж обнял ее в ответ и поцеловал, — не переживай, думаю он настроен доброжелательно.
— Почему ты так в этом уверен? — спросил хмуро отец, который, как и любой гражданин СССР в то время, с опаской относился к любому вниманию к себе со стороны органов государственной безопасности.
— Ну сами смотрите, — Саша успокаивающе гладил по спине взволнованную жену, — если бы он был настроен иначе, он бы не звонил заранее, и вызвал бы к себе официальной повесткой! К тому же он друг Сергей Порфирьевича.
— Не все так просто, — не согласился его отец, — ты несовершеннолетний. Тебя так просто не вызовешь! Это не старые времена.
— Меня нет, а вот Сергея Порфирьевича — да! — ответил его сын. — Я считаю, что он приезжает на разведку, и у меня есть, что ему сказать, чтобы он стал нашим союзником.
— Потому что он мой друг? — уточнил старый академик.
— Нет, из-за опасения за свою жизнь, — рассмеялся Саша, — давайте кушать, мне не терпится попробовать этот роскошный рис.
— Катюша сама его готовила! — поощрила невестку Анна.
— Я прочитала рецепт в маминой кулинарной книжке! — похвасталась Катя. — Она его записала, когда они с папой были в Италии на симпозиуме!
— Катюша скоро будет готовить лучше меня! — похвалила ее снова Анна.
— Ну ты, Анечка, прямо скажешь! — засмущалась юная хозяйка. — Я вот печь пироги и пирожки совсем не умею. Но я обязательно научусь!
— Ты будешь лучшей хозяйкой в мире! А теперь давай кушать! — поцеловал ее Саша, и Катя с неохотой пересела на свою табуретку.
После обеда, во время которого Саша рассказал о том, что они успели прочитать в рукописи, он проводил Катю домой. В коридоре квартиры Бессоновых они так страстно начали целоваться, что Катя, понимая, что еще чуть-чуть и поцелуи перейдут во что-то другое, с глубоким вздохом, оторвалась от мужа и, с сожалением, отослала его работать. А сама снова засела за учебники.
Саша с ее дедушкой вернулись в лабораторию и продолжили чтение приключений Яра и его хозяина Альфонсо.
' — Альфонсо, а что является самым главным сокровищем Италии? — спросил я испанца.
— Главное — это ее архитектура!
— А это что такое? — удивился я, услышав незнакомое слово.
— Это наука о строениях: всяких домах, дворцах, замках, мостах, крепостях! Как их правильно строить, чтобы они были с одной стороны красивыми, а с другой стороны прочными! И о том, какие нужно для этого приспособления и инструменты. Какие камни и для чего подходят, а какие нет. И чем их нужно соединять.
— Интересно!
— Интересно, — передразнил он меня. — Знаешь ли ты, что римский архитектор Ветрувий написал двенадцать огромных книг на эту тему? Каждая из которых сама по себе огромная! В папской библиотеке есть такой экземпляр. Правда, не оригинал, а переписанный позже. Но это так. Так вот, когда едешь по благословенной Италии, повсюду множество живописнейших руин и развалин древних зданий! Некоторые огромные: больше и выше, чем ваши каменные соборы в Москве. Некоторые поменьше.
— А почему они в развалинах? — спросил я.
— Им тысячи лет. Представляешь себе, — воодушевленно рассказывал Альфонсо, — столько лет прошло, а они все стоят. В Италии частые землетрясения. Кроме того, в Западной части Римской империи население сильно уменьшилось: пришедшие варвары убили много местных жителей, и эти знания были утрачены. Некому было восстанавливать эти здания. Помимо этого, было еще кое-что.
— Что, спросил я.
— Дела в том, что большинство самых больших и красивых зданий были: либо языческими храмами, либо общественными банями! С языческими храмами понятно, что никто не церемонился, когда над Италией засияло солнце истиной веры Христовой. Часть их разобрали на строительные материалы для новых церквей и дворцов. Но некоторые уцелели! Самая красивая — это церковь Санта Мария Ротонда, которая раньше называлась Пантеоном, в честь языческих богов, — рассказывал испанец. — В шестьсот восьмом году от Рождества Христова, византийский император Фока подарил храм Папе Бонифацию Четвертому, который освятил его тринадцатого мая уже шестьсот девятого года как христианскую базилику Святой Марии и Мучеников (Basilica di Santa Maria ad Martyres). Название было дано в честь неизвестных христианских мучеников, мощи которых перенесли из катакомб в крипту Пантеона. Так вот, когда Папа освещал этот языческий храм в христианскую церковь, множество бесов с криками и воплями покинули это здание и унеслись прочь через огромное отверстие в крыше! Вот, что истинное слово Божие делает! Никто из адовых созданий перед ним устоять не может!
— Ничего себе, — только и сказал я.
— Так вот, когда приедем в Рим, мы заедем в него не с северной стороны, а с юга, по Алиевой дороге!
— Это что за дорога такая?
— Это самая древняя каменная дорога в Италии! И ею пользуются до сих пор! Представляешь себе? Но что об этом я хочу сказать! — в глазах идальго горел неподдельный восторг: — Ты знаешь, что в языческом Риме покойников хоронили за пределами городской стены? Вдоль дороги. Так вот самые роскошные гробницы, алтари, статуи…
— А что такое статуи? — спросил я.
— Какая все-таки дикая у вас страна, — вздохнул Альфонсо. — Это изображения людей, но из камня, а некоторые делают из бронзы!
— Ну это неправда, — рассмеялся уже я, — где столько бронзы взять, чтобы хватило на целого человека?
— Ты сможешь увидеть статую не только человека, но и коня, на котором он сидит! Святого равноапостольного Константина Великого! Она стоит на Капитолийском холме!
— Что? И лошадь из бронзы? Как такое возможно? — спросил пораженный услышанным я.
— Ты еще немало поразишься чудесам Рима! — с гордостью произнес Альфонсо. — Так вот, ничего красивее и прекрасней этой дороги я не видел! Тысячи лет стоят там эти гробницы и статуи. Они прекрасны! От них веет такой красотой и стариной, что истинные ценители прекрасного не могут остаться равнодушными. Первый раз, когда я увидел их, я даже прослезился! Ну ты сам вскоре все увидишь.
— А что с этими, как его… с банями?
— В банях мылись язычники, все вместе. Святая церковь не одобряет это, и вообще мытье.
— Почему?
— Потому, что при мытье может быть смыта святая вода, в которой крестят младенцев. И кроме того, для этих бань нужно было огромное количество воды и дров. А также рабы, которые обслуживали бы эти бани. Когда варвары-готы, мерзкие еретике ариане, осаждали Рим, они разрушили эти акведуки.
— Что?
— Акведуки, это огромные трубы, по которым в Рим подавалась вода с гор, некоторые имели длину больше семидесяти верст! Когда их разрушили, воды не стало, и перестали работать не только бани, но и фонтаны, из которых жители брали воду. И поэтому, жизнь ушла из великого города, сосредоточившись в излучине реки Тибр, на Марсовом поле. А в банях устроили кладбища! В их бассейнах.
— Бассейнах?
— Это такие углубления, типа огромных корыт, в которых воду наливали в банях, где мылись люди. Ладно, пора искать место для ночлега, — сказал Альфонсо, когда начало смеркаться.
Мы ехали по заброшенным, запущенным и невозделанным полям, перемежающимся с перелесками. Наконец, впереди показалась очередная разоренная деревня. Мы въехали, в когда-то кипевшее жизнью место. Ничего живое нас не встретило.
— Хорошо, что хоть скелеты на улице не валяются! Я и такое видел! — хмуро произнес идальго осматривая полу сгоревшие дома. — Вот эта изба, вроде бы ничего! Почти целая, — и он показал на самую последнюю, отдельно стоящую избенку. Когда мы спешились и вошли в нее, испанец брезгливо поморщил нос. Пахло пылью и плесенью.
— Костер разожжём во дворе, с такой печью и угореть недолго, — сказал мой хозяин. — Будем готовить ужин.
Я быстро собрал дрова раскиданные вокруг и разжег небольшой костерок. Мы сели подле него, поджарили мясо и нагрели хлеб. Перекусив, Альфонсо решил проверить меня, как я владею саблей. Я вытащил саблю из ножен, а он свой меч и мы стали друг напротив друга, выставив их перед собой.
Нужно сказать, что мой батюшка был хорошим воином, ходил не в один поход с царем и против ливонцев, и против татар. И саблей владел мастерски, и меня учил. Поэтому я сразу пронял, что меч испанца куда длиннее моей сабли, и с наскока его не взять. Поэтому, я пошел по кругу ища как мне его достать.
Сам идальго стоял на месте поворачиваясь на одном месте, чтобы быть все время лицом ко мне. И я решился. Я бросился ногами вперед, скользя по траве, упав на спину и оказавшись на земле, рядом с ногами Альфонсо, ударив его плашмя саблей по ноге.
Такого изумления, на лице иноземца, я больше никогда не видел: ни до, ни после этого поединка. А потом он рассмеялся!
— Дикарь! — хохотал он. — Ну кто так бьется на мечах и саблях? Но ты молодец! Сумел меня подловить! Но больше такого не будет! Вставай, — он протянул мне руку и помог встать, — а теперь шутки в строну. Покажи как ты владеешь саблей. Руби воображаемого противника.
Я начал нападать и отбивать удары по воздуху, а он внимательно смотрел как я и перемешаюсь, как двигаются мои ноги, и руки, куда смотрят мои глаза. Наконец он одобрительно сказал:
— Хватит! Неплохо, очень неплохо, для мальчишки выросшего в такой глуши! Для этой сабли сойдет, а вот для благородного меча и шпаги нет. Но я тебя потом научу. В вашей дикой стране, сабля это самое то, что нужно. А вот в Европе ты будешь выглядеть как варвар с этой саблей. Кто тебя учил?
— Батюшка, — вздохнул я.
— Он тебя хорошо научил, — произнес Альфонсо, — а скажи, Яр, он учил тебя рубить с коня?
— Да!
— Сейчас проверим, — усмехнулся хозяин, — что главное при рубке с коня пеших врагов?
— Главное — это не отрубить своему коню уши! — сразу ответил я. — Батюшка мне об этом часто говорил.
— Верно! Еще раз скажу, мне с тобой очень повезло, — произнес идальго. — Теперь туши костер и будем спать. Спать будем по очереди. Тут возможны лихие люди. Нас может быть и не тронут, но коней точно уведут. А без коней нам беда. Ты сторожишь первым, а потом разбудишь меня, и смотри не засни, — и он, оставив меня сторожить, сам расстелил плащ и лег спать.
А я остался. И думал о том, что произошло за эти два дня. О том как круто изменилась моя жизнь'.