Вторжение

Глава 5

…- Ну, рассказывай, Богдан.

Запорожец, к которому я придвинулся вплотную после сытной трапезы, посмотрел на меня с едва уловимой тревогой в глазах.

— О чем гутарить-то, голова?

— Ну как о чем… Как король Смоленск осаждает, в какой силе, много ли у Сигимунда припасов для прокорма людей и скота, сколько огненного зелья, в чем испытывает недостаток, сколько черкасов в его войске… Все рассказывай, Богдан.

Десятник невесело усмехнулся:

— Время ли о том сейчас гутарить, голова? Дождемся утра, а уж там все и припомню на свежую голову?

— Да нет, мой новый друг, утра мы ждать не будем. Люблю я знаешь ли, покумекать именно перед сном — утром глядишь, уже и решение готовое в голове… Так что кажи все, что знаешь — а я внимательно тебя слушаю.

Немного помедлив, казак кивнул головой:

— Хорошо, пан сотник, расскажу тебе все, что знаю, с самого начала… Итак, король Сигизмунд начал свой поход с не самым большим войском — магнаты выделили денег на наем всего пяти тысяч германских пикинеров, мушкетеров и пушкарей. Да шляхта собрала в хоругви еще семь тысяч всадников. Треть — латные гусары, остальные же литовские панцирники и легкая шляхетская кавалерия, примерно пополам. С этими силами король и начал осаду Смоленска, не имея сильных стенобитных пушек — а ведь крепость защищает не менее пяти тысяч ратных людей! Гетман Ходкевич сразу сказал, что Смоленск не взять теми силами, что есть в наличие у короля — но Сигизмунд уперся. Мол, у него всего пять тысяч пехоты, и у воеводы Шеина в гарнизоне столько же стрельцов да детей боярских! Вдруг разобьет немцев в бою — а то и перекупит, обобрав горожан и изъяв все золото, серебро да каменья драгоценные из храмов⁈

Я кивнул, соглашаясь с доводами польского короля — а казак, между тем, неспешно продолжил:

— Оставить с немцами еще и шляхетскую кавалерию — но с кем тогда королю идти на Москву? В Москве царь с сильным войском, в Тушино «царевич Дмитрий», а ему служат и донские казаки, и черкасы, и шляхта, взбунтовавшаяся во время рокоша Зебжидовского… И войск у Дмитрия поболе будет, чем во всей королевской рати! Куда идти, как делить хоругви? Так что Сигизмунд решил Смоленск все же брать, заодно дожидаясь у города и подкреплений из Речи Посполитой.

— И что, пришли подкрепления?

Реестровый черкас, после непродолжительной паузы ответил с тяжелым вздохом:

— Пришли. Все полки реестровых казаков, да прочая голытьба вместе с нами… Практически вдвое выросла королевская рать с нашим приходом — и ныне всю хутора в округе Смоленска заняты нашими ратными людьми, вставшими на постой.

— А сколько, значит, всего реестровых казаков в войске Сигизмунда?

— Шесть полков по тысяче человек.

— Понятно…

Понятно мне только то, что запорожские казаки, в число которых входят и занесенные в реестр черкасы, и простая голытьба, выступи она прямо сейчас против короля, погубили бы польское войско! Особенно, если бы смоленский гарнизон пошел бы на вылазку… Но то лишь грезы романтика-славянофила, не имеющие ничего общего с реальностью. В конце концов, кабальных соглашений вроде Ольшанского, что будет подписано гетманом Сагайдачным только через семь лет, пока еще нет и в природе. Как нет еще и ограничений реестра (всего до тысячи казаков по Ольшанскому договору), и насильственного закрепощения прочих запорожцев… А ведь придет время и запретов на походы против турок и татар — когда возвращающихся с добычей черкасов будут встречать пушки польских застав! Но хоть все это и случится в недалеком будущем, но сейчас подобное не снится запорожцам в самых страшных кошмарах. Наоборот, сейчас Сигизмунд не считает зазорным позаигрывать с рядовым казачеством, делая туманные намеки на включение в реестр всех участников войны с Россией, да обещать уравнять в правах всех христиан Речи Посполитой… Так что пока у черкасов нет серьезных причин подняться против ляхов.

К моему вящему сожалению…

Немного помолчав, я обратился к замолчавшему было Богдану:

— Ну, казаче, продолжай свой сказ. Как протекает осада?

Десятник пожал плечами:

— Да никак пока. Воевода Шеин успел собрать сильную рать, сжечь посады — и как видно, подготовить запасы в крепости, раз решился драться. Предложение короля о сдаче он отверг — а Сигизмунд отверг предложение Ходкевича оставить под Смоленском лишь заслон. Нет, король приказал штурмовать крепость… Что же, гетман исполнил его волю и принялся готовиться к нападению. Изначально вельможный шляхтич желал подвести заряды с порохом к деревянным воротам — и, подорвав их, открыть проходы немецкой пехоте. Но воевода, как видно, предусмотрел такую возможность — и прикрыл сами ворота срубами, наполненными камнем и землей.

На минуту прервавшись, Лисицын продолжил:

— Тогда гетман решил подвести под ворота мины, сделав земляной подкоп — и уже там, заполнив его бочками с порохом, подорвать заряды… Все же для того, чтобы разрушить ворота, нужна гораздо более слабая мина — заметно слабее чем та, что нужна для подрыва участка стены! И отряду шляхтича Бартоломея Новодворского удалось подорвать одни из ворот — вот только пошедшие в атаку роты немецкой пехоты попали под ураганный пищальный и пушечный огонь из крепости, понесли большие потери — и не сумели даже добраться до ворот… Да что там, до пролома не успела доскакать даже расстрелянная на подходе конница!

Десятник на мгновение перевел дух — но тут же продолжил:

— Однако Ходкевич счел, что на участке стен у подорванных ворот собралась большая часть защитников Смоленска. И тогда гетман организовал атаку также и на северную, и на западную стены, попытавшись перенести направление главного удара… Но, как видно, Шеин сохранил под рукой сильный отряд — и в нужный момент бросил его на стены там, где было тяжелее всего. Немцы сумели закидать ров фашинами и приставить лестницы, кто-то успел даже подняться по ним… Но пыл атакующих вскоре остудила картечь московитских пушек, ручные бомбы, метаемые со стены вниз, плотный пищальный огонь. А всех смельчаков, кто успел подняться, москали без жалости вырубили, сбросив трупы наемников на головы их товарищей!

— Ага, камрадов…

Впрочем, привычный для моих современников термин я произнес вполголоса — так, чтобы казак ничего не услышал. Да и потом, рассказывая о первом, неудачно штурме ляхов, Богдан невольно приободрился, как-то весь зажегся, стал говорить громче и с энтузиазмом — словно восхищаясь военным талантом русского воеводы! И по совести сказать, там действительно есть, чему восхищаться — ибо Михаил Борисович Шеин оказался настоящим гением обороны. Достаточно сказать, что немалое войско, севшее в осаду в крепости, он организовал за считанные недели, в то время как Сигизмунд уже выступил на Смоленск!

Вокруг крепости заранее пожгли посады — с той целью, чтобы поляки не имели ни укрытий во время штурма, ни теплых жилищ. Но оставшихся без крова смолян, как и прочих женщин и детей высылать было просто некуда — Смоленск оказался дальним форпостом Москвы на западе, отрезанным занятыми тушинцами землями… Так что беженцы вошли в город — что неминуемо привело к резкому росту цен на постой и внутренней напряженности среди осажденных. Однако же смекалистый и решительный воевода быстро подавил ее — своей волей запретив взимание платы горожанам!

Собрав войско примерно в пять с половиной тысяч ратников, без малого две тысячи воев Шеин выделил в «осадный» отряд, разбив его на тридцать восемь полусотен — по числу крепостных башен. Каждая полусотня защищала как боевую башню-вежу, так и участок стен, примыкающий к ней, а также несла тщательно расписанную круглосуточную караульную службу — и несоблюдение росписей каралось вплоть до смертной казни…

Да, воевода оказался крут и скор на расправу — но тем самым сумел наладить железную дисциплину!

Оставшаяся же часть его войска была определена в «вылазную» группу — то есть ее ратники должны были ходить на вылазки за стены потайными ходами. Но во время штурмов эти воины являлись также и оперативным резервом Шеина, который он мог бросить на любой из участков стен по мере необходимости — что и произошло во время первого штурма града…

Взяв небольшую паузу — прочистить севшее горло — запорожец продолжил:

— После первой, неудачной для ляхов атаки, стоившей наемникам и шляхтичам больше полутора тысяч жизней, Шеин и вовсе приказал засыпать ворота землей. Ходкевич же решил вести «минную войну», пытаясь подвести подкопы с взрывчаткой уже под стены. Но защитники Смоленска каждый раз узнавали о подкопах и успевали вырыть собственный подкоп навстречу — а затем подрывали минную галерею вместе с наемниками-немцами… Потери их оказались столь значительны, что в итоге Ходкевич отказался от попыток подвести мины. Но вместо этого гетман развернул три сильных батареи: одну на Спасской горе, одну за Днепром, и одну у реки Чуриловки, после чего начал обстрелы крепости. Но и защитники ее ведут довольно меткий огонь из пушек, дотягиваясь порой и до королевского лагеря! Кроме того, в последнее время московиты стали довольно часто ходить на вылазки. Разок сумели даже захватить целую хоругвь одного из польских отрядов…

Я кивнул, рассеянно размышляя над рассказом Богдана. Все, что он мне поведал, я, в принципе, знал и ранее — разве что расположение польских батарей будет лучше посмотреть на местности. В остальном же… Успехи смолян в «минной войне» обусловлены тем, что при строительстве ключевых русских крепостей (Пскова, Китай-города в Москве, того же Смоленска) наши зодчие обустраивали так называемые «слухи».

Если коротко, слух — это такой подземный тайник-подкоп. Рыли его за пределами обвода крепостной стены в виде крытой траншеи, облицованной каменной кладкой. Стенки ее также обшивались медными листами, усиливающими любые подземные звуки — и дежурный в слухе мог вполне четко различить работу в минной галерее врага, тянущейся к стене, мог указать также верное направление. И вскоре навстречу минной галерее врага защитники русской крепости — Пскова во время осады Стефаном Баторием или же Смоленска в настоящее время — тянули уже контрминную галерею…

Но то, что не сумели сделать немецкие наемники, сделает этой зимой холод и зарождающийся голод, да летящие в крепость бомбы и каленые, «зажигательные» ядра, отправляемые в полет польскими мортирами. Да и во время вылазок за теми же дровами (как банально, да⁈) русских ратников погибнет немало… Нет, зиму 1609 — 1610 годов гарнизон Шеина перетерпит, и летом 1610 года выдержит все вражеские штурмы. Тогда из Риги под Смоленск наконец-то доставят мощные, «проломные» орудия — и, несмотря на все вылазки смолян, мешающих возведению осадных батарей, поляки их достроят. После чего сделают несколько проломов в стенах огромными ядрами — однако защитники крепости, также, как и при обороне Пскова, успеют насыпать за брешами вал, и отразят все вражеские атаки… Более того, после очередного королевского ультиматума Шеин успеет подвести под батарею тяжелых орудий собственную минную галерею — и подорвет ее вместе с пушками!

Однако, даже отразив все штурмы летом и осенью 1610 года, воевода город не удержит. Очередная голодная зима уже бесповоротно подорвет силы защитников — и во время решающего штурма 3 июня 1611 года, ратников на стенах просто не хватит, чтобы отразить натиск ляхов, наемников немцев и запорожских казаков… Бой переметнется на улицы — а заодно начнется и беспощадная резня гражданского населения. И когда обезумевшие от вседозволенности и крови поганые вороги ворвутся в Мономахов собор, начав резать женщин и детей уже внутри храма, некто Андрей Беляницын из посадских людей подорвет немалые запасы пороха под собором… Вместе с укрывшимся в нем жителями — и выродками, устроившими в церкви бойню.

Сам воевода Шеин будет до последнего отстреливаться в одной из башен, укрывшись в ней с семьей и несколькими верными воинами. Лев Сапега позже напишет, что Михаил лично убил с десяток немецких наемников — но все же сдался, поддавшись на уговоры членов семьи. Очевидно, в случае неминуемого штурма башни никого из них уже не пощадили бы… Воеводу запытают едва ли не до смерти, после чего увезут в Польшу, где он будет пленником долгие восемь лет — а его семью пленят, распределив между польскими вельможами.

О дальнейшей судьбе ближних Шеина, я, честно сказать, ничего и не знаю…

Отослав Богдана отдыхать и улегшись на собственное ложе из лапника и постеленных сверху шкур, я задумался о ближайшем будущем, ставя перед собой цели на ближние и дальние перспективы — как и обещал реестровому черкасу… Итак, на ближнюю перспективу сейчас самое важное — это найти базу с теплым жильем, желательно где-нибудь в лесах подальше от осажденной крепости. Далее необходимо развернуть отряд — вооружив хотя бы всем трофейным огнестрелом новобранцев, а это как ни крути, нужно еще две дюжины воев поставить в строй. Впрочем, учитывая, что жители большинства занятых поляками деревень бежали в леса (кто уцелел) — и горят жаждой мести за учиненный интервентами беспредел! — вряд ли у меня будет недостаток в добровольцах…

Но это только первоочередные задачи.

Я не могу знать, насколько эффективно действовал мой предок в моем прошлом — и будем честны, вряд ли Тимофей Орлов сумел сыграть решающую роль в том, что Смоленск сумел продержаться эту зиму. Но все же, все же… Все же перехватив еще несколько обозов польских фуражиров, я мог бы подготовить достаточно припасов для защитников осажденной крепости. Вот только как их передать в город, если все ворота завалены землей? Вряд ли я также сумею наладить с гарнизоном связь, чтобы согласовать очередную вылазку и доставку провианта в Смоленск, хотя…

Хотя…

Постепенно в голове начал зарождаться план. Довольно авантюрный план, основанный на моем знание истории и изрядной дерзости, бывшей как видно, сильной чертой характера моего предка — и передавшейся мне после «переноса».

Итак, начнем со знании истории. При осаде Троице-Сергеевой лавры, а конкретно во время недавнего третьего штурма (ночного), немецкие наемники открыли огонь по русским ворам-тушинцам, решив, что их пытаются атаковать двинувшиеся на вылазку защитники крепости. В другом месте ситуация повторилась уже с тушинцами и поляками… Соответственно, обстрелянные воры открыли ответный огонь, завязалась рукопашная — а начавших драться между собой воинов Сапеги «приголубили» пищальным и орудийным огнем защитники монастыря.

Ни о чем подобном при осаде Смоленска я не слышал — но что мешает мне разыграть карту «казаков»? Что, если увеличив отряд хотя бы до сотни воинов, часть бойцов позже я «обрею» в запорожцы (образ вполне можно подготовить, обрив волосы на голове до чуба-хохла и вислых усов) — и натравлю их на ляхов? Бой с немецкими наемниками мне не столь выгоден — между ландскнехтами и казаками нет таких противоречий, как между поляками и черкасами. Но если ударить даже небольшим отрядом ряженых запорожцев по полякам, подняв стрельбу и шум — да отправить к казакам человека, истошно вопящего, что ляхи напали на них⁈ Последствия будут определенно непредсказуемы — но бой однозначно начнется!

И этот бой наверняка отвлечет внимание пушкарей на польских батареях — и в тоже время привлечет внимание защитников Смоленска. Если удастся заранее их предупредить о готовящейся диверсии — например, кто-то под личиной казака подберется к самой крепости, и отправит за стену стрелу с посланием (практически «Корсуньский» сюжет!) — то защитники сумеют подготовиться к вылазке. И тогда, во время ее, при определенном везение (а точнее уж по Божьей воле!) мы проведем в Смоленск санный обоз с едой. Кроме того, сами сани можно будет позже порубить на дрова…

Ну, и если рассматривать «программу максимум» — то с большей частью отряда я (под видом все тех же черкасов!) могу напасть на одну из батарей, что ближе всего находится к стоянке запорожцев. В конечном итоге будет достаточно прорубиться до порохового погреба батареи и поджечь его, чтобы все вокруг взлетело на воздух!

Говорю же, авантюра…