Времена грёз. Том 2

Единственная

Прижимая к себе серебряную шкатулку с вязью виноградных лоз, я вернулась в свою спальню и открыла единственный чемодан, что у меня был. В глубине его, под самым дорогим из платьев, нашелся бархатный футляр с ожерельем из ярких красных капель, собранных в причудливый узор. Туда, в небольшой тайник ниже подложки, я сложила обе берегини, принадлежащие Аван и Каину.

Жаль, что я не успела передать их вместе с вещами Лилит, они наверняка уже на пути в Ориаб.

Передашь их потом, как придет время.

Медленно выдохнув и коснувшись переливающихся в блеклом свете камней, я устало села на пол, прикрыв крышку футляра цвета зеленого янтаря. Ньярл не говорил со мной с тех пор, как видение рассеялось, и спрашивать о его мнении было страшно. Впервые за долгое время мне захотелось скрыть от него все свои мысли, чтобы он не вздумал осудить за них.

Я не знала, что в условиях постоянного перерождения у вас тут бывают призраки.

Это не было приведением в привычном твоем понимании, только отпечаток силы. Иссякшее ныне послание, защищавшее короб. Наверняка его основу для Лилит подготовила сама Катарина и направила тебя в ее башню не случайно.

И часто у вас делают такие вещи?

Нет, для этого нужно много сил и еще больше знаний, к тому же такие отпечатки можно править. Они ненадежны и по большей мере бесполезны.

Но как же этот? Ты думаешь, его тоже изменяли? Специально исказили?

Нет… Я верю, что он настоящий.

Значит, придется менять план…

Нет, не придется, тогда она не могла знать о том, что Авель пойдет против брата и сестры. Бессмысленно прислушиваться к эху прошлого.

Но она так просила, Ньярл.

Он просила спасти ребенка, а Авель уже не дитя, он вполне способен отдавать себе отчет о содеянном и давно строит свой путь в этом мире без оглядки на мать или отца.

Ладони похолодели. Растерев их и разогрев, я ощутила знакомое покалывание, словно в руки просилось чужое оружие. В груди стало тяжело и тошно, как бывает в безвыходных ситуациях. Ньярл был прав, как ни крути, он погиб из-за нерадивого правнука, потерял страну, он имеет право стоять на своем, но… Но. Когда это кровопролитие закончится? Когда кто-то даст отмашку, остановит круговорот мести и скажет «достаточно»?

Погладив футляр, я поморщилась, ощутив себя словно бы неправильным, неладным элементом общей картины. Моё нерожденное дитя убили, привели в образе Лилит сюда, называют ей, рассказывают о ней, но вместе с тем дают в руки оружие, чтобы пойти наперекор желанию Лили, убив ее долгожданного и любимого ребенка, доставшегося такой огромной ценой.

С каких пор ты переживаешь за светлых?

Я переживаю не за них.

Но похоже, что так. Авель не часть Блэквудов, Авель не часть семьи, Авель пошел по стопам своего отца, и никакого отношения к Лилит он не имеет и иметь не может. В нем мой дар, который я лично вручил ему в руки, чтобы этот паршивец пришел в Сомну и разрушил тысячи чужих жизней.

Голос Ньярла набатом звучал в голове, так что мне пришлось зажать уши, пережидая его вспышку гнева. Твердый, словно камень, и холодный, будто металл, тон, выбранный магом, не предполагал никакого дальнейшего обсуждения и даже тени сомнения в его словах.

Я признаю, что у Лилит был второй сын. Был, но его больше нет, он погиб в тот момент, когда первый отряд целестинцев ступил на берег Сарруба, и мне искренне жаль, что я не смог тогда его спасти. Видимо, эта смерть была неизбежной.

Зажмурившись, я дождалась, пока чужие эмоции, омывавшие мой разум своими ядовитыми волнами, наконец-то схлынут. По щекам пробежали слезы, я их быстро убрала, будто пытаясь скрыть от Ньярла собственный ужас. Пальцы дрожали от внутреннего напряжения, горло сдавило, будто все оправдания комом застряли в нем. Нервы выкрутило в жгуты и резко отпустило, оставив на их месте ноющие от небывалой усталости мышцы.

Остаток дня я потратила на разбор вещей и полноценный отдых в ванной. Ньярл не соизволил со мной заговорить, угрюмо скрывшись в собственном закутке сознания.

— Будь осторожна, Уна часто влипает в неприятности из-за своего взбалмошного характера.

— Я понимаю.

Широким шагом, почти торопясь, Авель провел меня в коридор самого дорогого и богато украшенного крыла, где на разных этажах собрались спальни как для королевской четы, так и для их родственников. Стражники в отполированных подвижных доспехах проводили меня взглядом, словно сторожевые псы, но даже головы не повернули в нашу сторону, держась словно каменные изваяния. Они, недвижимые и будто вплавленные в интерьер замка, сливались с серебристыми узорами на стенах, толстыми колоннами, уходящими ввысь подобием каменных ветвей и типичными стройными изгибами для ар-деко. Иногда казалось, будто охрана это вообще лишь часть общего орнамента, переливающегося, блестящего и игриво отражающегося лучами утреннего солнца в алмазах на короне Авреллиана.

Чуть засмотревшись, я едва не отстала от него, но взгляды, провожавшие нас в коридоре, мелкими настороженными иголками пробежали по спине. Подобное ощущение возникает при встрече с уличной собакой, не делай резких движений, не маши руками, не привлекай внимания и не смотри в глаза, тогда всё будет хорошо.

— Деньги в распоряжении у нее есть, но не давай тратить всё сразу. Никаких сборищ в замке, никаких гостей, к Мирре по пустякам не приставать. Наедине с мужчиной оставлять нельзя, даже на пять минут — если кто-то увидит, будет скандал. Кстати, ты носишь с собой какой-нибудь клинок? Уверен, он должен быть.

Положив ладонь на набалдашник трости, я хотела было ответить, но меня перебил новый голос.

— Авель? Что-то случилось? Разве ты не должен быть на совещании?

— Нет, всё хорошо, я уже почти добрался, только познакомлю сестру с ее новым охранником.

Авреллиан остановился, поймав подошедшую супругу в объятья, и тут же склонился к ней, получив легкий приветственный поцелуй в щеку. Мирра огладила его плечи, будто удостоверившись, что ее король цел, и, только обняв его в ответ, заметила меня за спиной Авеля. Розовые, аккуратные губы сжались в тонкую нить, на лице мелькнула тень тревоги.

— Она? Ты обещал, что я даже не замечу ее пребывания здесь.

— Так и есть.

Запрокинув голову, Мирра встретилась взглядом с мужем и, отступила от него, словно соглашаясь. Ее светлые волосы, украшенные едва заметной сеткой крохотных кристаллов, вспыхнули нимбом под утренними солнечными лучами. Ухоженные пальцы невесомо огладили легкий полупрозрачный шлейф длинного серебристого платья, сотканного будто из чудных инеевых узоров на оконном стекле.

Теперь понятно, как она смогла привлечь к себе короля, он даже сейчас наблюдал за супругой неотрывно, будто она святая. Всё в ней говорило о божественном происхождении, она сама будто светилась изнутри, горделиво и великодушно взирая на окружающий мир. Расточала небесную благодать, пока я, скрываясь в тени, впервые ощутила себя жрецом из Ориаба.

В мимолетной паузе Мирра будто не нарочно привлекла внимание и, чуть вздернув подбородок, наконец продолжила, слегка повысив голос, чтобы ее услышали не только мы, но и ее наблюдатели, сливающиеся со стенами.

— Надеюсь, это действительно будет так, но, свет мой, с каких пор темная лучше обученных, искуснейших стражей короля? Ты не доверяешь собственным слугам?

Королева едва подняла ладонь, но охрана, внимавшая ей, моментально подобралась, почти беззвучно дрогнув. Взгляды десятков пар глаз устремились на меня, будто проверяя, прощупывая, могу ли я потягаться хоть с кем-то из воинов. Сравнение было явно не в мою пользу, недовольство стражи повисло в воздухе, колкое, неприятное, как разряд статического электричества.

Сплошные манипуляции.

Ньярл, ты снова со мной.

— Уна не хочет, чтобы на прогулке в городе за ней следовал мужчина, ей неуютно. Насколько знаю, она тебе говорила об этом.

Смягчившись, Мирра невинно пожала плечами, выходя из образа церковной статуи.

— Твоя сестра так часто жалуется, что я совершенно перестала следить за тем, что ей не нравится в очередной раз.

— Тем не менее я хочу позаботиться о ее комфорте. Мужчине не пристало караулить женские примерочные даже в качестве охраны.

— Может, твоей сестре просто нужно немного отдохнуть в одиночестве? Она не хочет переехать в загородное поместье? Там спокойно тихо и намного меньше охраны, она может оставить в здании вообще только горничных да кухарок.

— Я не хочу отправлять ее куда-либо до свадьбы, мы и так совсем скоро расстанемся.

— Не навсегда, она всего лишь выходит замуж, Авель, к чему переживать, она попадет в хорошие, надежные руки.

— Я знаю, но хочу уделить ей больше времени, пока могу.

Сделав шаг вперед, Мирра печально улыбнулась, мягко коснувшись щеки Авреллиана. Тяжело вздохнув, я тактично отвернулась, выступление королевы уже прилично затянулось, королю ведь нужно было на совещание, так?

— Аврелиан, ты всегда занят даже для меня.

— Свет мой, я постараюсь исправиться.

— Это не получится, если ты не перестанешь тащить в замок кого попало.

Можно было бы и имя у меня спросить, хотя куда там, не подобными глупостями должна быть забита прекрасная светлая головушка Славы.

Славы.

Именно она, черт возьми, стоит передо мной и строит из себя не пойми что. Божественная, избранная, королева. Дорогая, я помню, как ты в пять лет, сидя со мной на детской площадке, на спор ела песок, как лила слёзы на Дне Рождения, потому что заветное письмо не принесла сова, как, впервые влюбившись в одноклассника, мы подкидывали ему валентинки: я отвлекала, а ты подсовывала их в портфель.

Обмениваясь кассетами и собираясь на просмотры Баффи, я и подумать не могла, что ты наделаешь столько бед впереди. Откуда эта тяга к завоеваниям? Откуда высокомерие и горделивость? Что произошло с ней здесь?

Если задуматься, то я конечно тоже хороша, и потрепало меня немало даже за год, но чтобы собрать военную кампанию…

Хотя не то чтобы я занималась тут чем-то иным.

Местная святыня прошла мимо меня, даже не повернув головы, нежности с Авелем наконец-то закончились. Будто стыдливо он склонил голову, прочищая горло.

— Извини, мы отвлеклись.

— Ты отвлекся.

Поправив шейный платок, король мельком посмотрел на меня, но ничего не ответил, хотя его красные щеки говорили сами за себя, не задерживаясь он вновь направился к комнате Уны. Уже на подходе из-за дверей раздалась ругань, чьи-то крики и уговоры.

— Ваша матушка будет тревожиться, не игнорируйте ее просьбы.

— Немедленно принести мне нормальный завтрак!

— Я не могу, вам нужно следить за фигурой, ваше платье…

Внутри что-то ударилось в стену. Резко дернув дверную ручку, Авель хотел было сделать шаг внутрь, но из комнаты тут же выбежала молодая горничная, чуть не сбив короля с ног. За ней еще одна чуть постарше, она осталась стоять у дверей, медленно пятясь спиной к нам. Из глубины гостиной на нее что-то надвигалось.

— Ну так сшейте платье на мой размер, а не меня подгоняйте к платью! Неужели это так сложно? Казалось бы, элементарнейшая вещь доступная для понимания даже матери. Не надо морить меня голодом и заставлять есть эти дрянные шарики, ведь можно взять чуточку больше ткани на свадебный наряд!

— Но как же ваш жених…

— Если посмеет морить меня голодом, я загляну в квартал трущоб и куплю ему настолько отвратительный яд, что он не меньше часа будет корчиться в муках, пока мне не надоест следить за этим.

— Да как вы можете…

В горничную полетела ваза с цветами. Женщина вылетела из комнаты в мгновение ока, спасаясь от разъяренной невесты. Авель успел перехватить дорогой снаряд у самого пола.

— Уна, я не буду искать тебе еще и горничную.

— А мне не надо, еще один пропущенный прием пищи, и ты меня больше не увидишь, я умру от голода!

Не делая резких движений Авреллиан зашел в гостиную и, осторожно поставив вазу на журнальный стол, поймал сестру за руки, успокаивая ее и мягко обнимая за плечи. Девушка, раскрасневшись, нервно поправила полы полупрозрачного белого халата, украшенного снежным мехом по краям рукавов и подола. Такая накидка почти не скрывала нижнего белья и чулков на подвязках, но король тактично держал взгляд только на лице сестры.

— Я поговорю с мачехой, уверен, она поймет, что перегнула палку.

— Не поймет. Она никогда не понимает.

Голос Уны стал тише, мне показалось, что она вот-вот готова была расплакаться.

Я прикрыла дверь, стараясь не шуметь, на полу всюду были разбросаны мелкие ватные шарики, у стены использованным снарядом лежала жестяная коробка с изображением улыбающейся девушки с неестественно тонкой талией. Желудок болезненно сжался. В сравнении с этим баланда, коей Ньярла кормили в темнице, кажется настоящим деликатесом. Это хотя бы еда.

— Уна, обещаю, всё будет хорошо, я лично буду присылать тебе слуг с подносами. Лучше посмотри, кого я к тебе привел в качестве охраны.

— Кого?

Сделав шаг в бок, Авель приглашающим жестом, протянул ко мне ладонь. Послушно кивнув, я подошла к ним, наблюдая, как брови девушки ползут вверх. Прикрыв ладошкой рот, Уна удивленно ахнула и вновь густо покраснела.

— Серафина! Сэра! О, боги, прости меня за эту сцену, это наверняка выглядело жутко некрасиво. Поверь, я не всегда такая, чаще всего я довольно безобидна, но сейчас подготовка к свадьбе съедает все нервы, это обычная истерика невесты, ничего страшного, я постараюсь впредь держать себя в руках. Так неловко вышло…

— Всё в порядке, передо мной не нужно оправдываться, я всё понимаю.

— Ах, Солар, ты так великодушна.

Облегченно выдохнув, Авреллиан вежливо поцеловал руку сестры, отвлекая и прощаясь, но ее бледные пальчики тут же вцепились в ладонь брата.

— На этом я оставлю вас, Уна, молю, оденься, не вздумай выйти в таком виде в коридор.

— Конечно-конечно, спасибо, братец, я очень благодарна тебе за такой щедрый жест, ты самый-самый лучший на свете.

Заполошно расцеловав короля в обе щеки, девушка заметно расцвела и, чуть не подпрыгивая на месте, сияла, как мартовское солнце. Авель, смущенный и растерянный, заторможенно покачал головой.

— У-уна.

— Всё-всё-всё, отпускаю, хорошего тебе дня.

— И вам, дамы.

Авреллиан ободряюще улыбнулся сестре и, кивнув в качестве прощания, наконец-то оставил нас с Уной одних. Ничуть не смущаясь своего откровенного вида, девушка тут же подлетела ближе и поймала мою ладонь.

— Это событие нужно отметить! У меня как раз заказан столик под холмом, и… бо-оги, мне нужно моё жемчужное платье, оно у меня самое счастливое, Сэра, если это возможно, помоги его найти, я всех горничных распугала.

— К-конечно, без проблем.

Потянув меня в приоткрытую дверь гардеробной, Уна ловко перешагнула через брошенные как попало коробки из-под обуви и, распахнув единственную незапертую дверцу длинного стенного шкафа, уперла руки в бока. По всей комнате, насколько хватало глаз, на всех доступных поверхностях и полках разве́рзся сущий хаос из раскиданных повсюду вещей. Платья, сумки, шарфики, заколки, колье, чулки, кардиганы, пальто, роскошные юбки и тонкие блузы, легкие накидки и замысловатые шляпки — всё планомерно разбросано будто полотно безумной картины, где единственными оплотами порядка были лишь огромные вазоны, наполненные благоухающими букетами цветов.

— Где-то оно было здесь, его только из чистки принесли, оказывается, пятна от вина крайне отвратительно убираются с ткани, я так переживала, что его не смогут отстирать, всех прачек на уши подняла. О, туфли.

— Как… много цветов.

— О, это всё жених, никак успокоиться не может. Они здесь появляются каждый день свежие.

Сунув подмышку пару переливающихся кремовых туфель на толстом невысоком каблуке, Уна скинула часть вещей с круглого сидения в центре комнаты. В ярком свете ламп блеснуло жемчужное приталенное платье.

— Нашла! Ты смотри, какая прелесть. Обожаю его, тебе что-нибудь подыскать?

— Нет, не нужно.

— Точно? У меня на тебя есть такой шикарный зеленый наряд, иди-ка сюда.

Вручив мне свою ношу, девушка выдвинула один из ящиков и достала чуть ли не единственное аккуратно сложенное платье из зеленого, мшистого цвета бархата. Расправив находку, она осторожно приложила наряд ко мне, проверяя, подходит ли размер. Мягкие пальцы щекотно пробежались по бокам.

— Бедра не войдут, как жаль, они такие красивые, мама бы убила меня за такие. Она из-за выросшей груди-то истерику устроила, первый год, едва оформившись, как девушка, я обязана была надевать корсеты, чтобы не выглядеть вульгарно и вызывающе.

Поджав губы, я невольно представила, как это смотрелось бы на Уне и внутренне содрогнулась. Фигура Монро не подходила для корсетов под мальчика, и уж тем более того модного прямого кроя с низкой талией, что сейчас активно выставлялся на витрины магазинов.

— Довольно жестоко.

Задумчиво складывая платье обратно, девушка склонила голову, белокурые локоны скрыли от меня ее лицо.

— Правда? Возможно, я не в курсе, как оно бывает в нормальных семьях. Моя мама не была плодом любви, и для нее нежные чувства к дочери это что-то из сказок. Она даже имя мне дала «УУна" только из-за надежды на то, что детей у нее больше не будет. Отец был расстроен. Ему нужен был наследник для передачи семейного дела, а не я, но эта женщина уперлась. Беременность была для нее настолько омерзительной, что почти девять месяцев она изводила всех вокруг, слуги менялись каждую неделю, а те, кто задерживался, приспособившись к этому кошмару, получали тройные-четверные надбавки. Большая часть таких сухарей-подхалимов до сих пор с ней, поддакивают ее ворчанию, говорят, какая я ужасная дочь, и передают свои отвратительные послания с ватой, сигаретами, корсетами и прочим. Я, как дура, искренне надеялась, что здесь она меня не достанет, но нет!

С силой задвинув ящик, Уна опустила плечи на миг, но тут же встрепенулась, испуганно посмотрев на меня.

— О, Солар, прости-прости-прости, я так заболталась, я правда не хотела тебе докучать, это так ужасно. Останови меня в следующий раз. Мы только познакомились, а я…я…

— Всё хорошо, всё хорошо, я готова тебя слушать сколько нужно.

Переложив наряд девушки на ближайшую полку, я неловко обняла Уну, стараясь подбодрить. Уже покрасневшие глаза посмотрели на меня с толикой надежды.

— Правда-правда?

— Правда-правда.

— Сэра… боги, ты такая хорошая, можно мы будем подругами? Я так рада, что Авель выбрал тебя, ты такое сокровище.

— Да… конечно. Я тоже рада.

Уна вновь улыбнулась, ее настроение казалось мне апрельской грозой, когда после мимолетного дождя мир расцветал яркими красками с новой силой. Обняв меня в ответ, она запустила руки под расстегнутый пиджак, огладив ладонями спину. Чуть вздрогнув от пробежавших мурашек, я поторопилась отвести взгляд. Мы были едва знакомы, но ее доверие и открытость подкупили меня, заставляя сопереживать и позволяя ей куда больше, чем кому-либо ещё за такой короткий срок.

— Спасибо. У меня никогда не было подруг.

— Никто тебя не поддерживал?

— Мама выбирала меня нескольких «подходящих» девушек, и я обсуждала с ними «подходящие» темы: детей, семью, погоду, будущих мужей, молитвы. Ничего общего с дружбой. По выходным иногда можно было встретиться в церкви с ними, но я часто сбегала с проповеди, чтобы заглянуть в кондитерскую через дорогу. Там были та-акие сладкие булочки с ванильным кремом и сахарной пудрой или шоколадной крошкой и малиновым джемом внутри. Я наедалась ими до икоты, пока меня не находила няня, совала их во все карманы, чтобы Моргану принести. За такое меня обычно ждали дома розги, но день считался удачным, десерт стоил недельной боли от порки.

Не стесняясь, Уна положила голову мне на плечо, предаваясь воспоминаниям, от ее волос я уловила сладкий аромат, будто девушка сама вдруг стала сдобно-сахарной.

— Неужели дома тебя не кормили?

— Мама запрещала десерты в доме, говорила, что дети от них становятся агрессивными и непослушными. Папа баловал меня в тайне, но это было нечасто, почти всё время он был занят.

— А Морган это…?

— Питомец, ох, на самом деле мой лучший друг, наверное, единственный друг, что у меня действительно был, но мамой он тоже не одобрялся.

— Собака?

Игриво хихикнув, она лукаво посмотрела на меня и, будто бы рассказывая секрет, сделала голос тише, заставив прислушаться.

— Нет, полуэльф, я его тебе покажу, мы как раз отправляемся к нему.