Стирала я давеча Хладовы рубахи вечерком. Водица плещется, рыбка реденько играет, а вокруг тихо так, как до рожденья мира. И слышу вдруг – воет кто-то вдалеке, надрывается. Ну я скорее к Хладу.
– Ты, – говорит, – не бойся, не волк это, а лешки-пересмешки, курицы драные. Намудрились по-волчьи выть, сам, бывает, ночью подскочу, а нет, прислушаюсь, не волчий вой.
– На волка похоже, жуть! – говорю.
– Э-э-э, девка, это ты волков мало слыхала, – и ус потёр, довольный.
Я и правда волков пару раз всего слышала (если, конечно, это не лешки были), но всё равно ж не отступилась:
– А если не лешки, а если просто не волк, а лють уже!
– Ну тоже, лють. Лють ты ни с волком, ни с лешкой, как она стараться не станет, не перепутаешь. Лють когда воет – кровь в жилах подземным холодом скрадывает, и понимаешь – ну всё, Тёмн тебя щас на уд посадит.
Я прикраснела немного. Ругался Хлад, конечно, будто я и не девица тут, и не невеста. Вот уж с ним говорить должно быть страшно, как про матушку что скажет – так проклятие и полетит. Но чего я заметила, так это что, когда ведаешь, как колдовать, проще колдовство в себе удержать. Ругнёшься – а ничего, если взаправду дурного не хотела.
– Говоришь, дед, будто сам слыхал. Только что-то ты живёхонек для того, кто лють слышал…
– Малознайка ты, Врана. Я лють не то, что слыхал – видал. И под землю, стервь, загнал.
– Да ну!
– Ну да. Было дело. Молодой был, только из обучения вышел. Приспичило мне, такому красавцу, на озеро к русалкам. Вроде как колдун, человек ведающий – не страшно с нечистью порезвиться. Груди они груди и есть, хоть мокрые, хоть какие. На озеро пришёл, а там ни то, что русалок, даже водяницы какой нет. Озеро чёрное, холодное, луна на нём бликами играет, и тихо так… И вот в этой-то тиши она и завыла. Чуть душу Светлу не отдал, как услыхал я ейный вой. Смотрю – на том берегу в темноте глаза горят огнями, да не волчьими красными, а холодными голубыми, Тёмновыми огнями. Ежели бы снег гореть мог, вот он бы так и горел. Сама лють – здоровенная, что два волка вскладчину, зубы оскалила, руки у неё длиннющие, когти огромные, землю скребут. Завыла ещё разок и как кинется вдоль берега. Я бежать хотел броситься, да спасибо учителю моему – вбил в головёху, что сперва подумай, а потом уж делай. Вот и думаю я – хрена дивьего я от ней убегу. А вот как сладить с лютью знаю с учительских рассказов. Я скорей тростинку выдернул, нашептал заклятье, чтобы играла сама собою. Хорошее заклятье, девкам очень нравится. Но да не про то. А лють уж рядом совсем, у меня губы трясутся, руки трясутся, чуть портки не обмочил, а заклятье всё ж договорил – и заиграла свирелька моя. Лють только услышала – встала как вкопанная, пасть открыла, с пасти смрадом таким несёт, что я чуть и не преставился. Но смотрю – стоит, не кинется, свирель слушает. А после легла на землю да глаза закрыла. Ну я ещё и нашептал, чтобы земелька её, значит, прибрала. Теперь у озера местечко есть, там завсегда летом лютики цветут – это в месте, где лють под землю ушла…
– Погоди-ка, тут что ли? У озера, где я портки твои стираю?!
Хлад давай хохотать, пень скрипучий.
– Да не. Хоть глазки у тебя такие, чтоб наврать мне тебе в ответ веселее, а нет всё же. Храбрость – это к лютым охотникам, колдуну умом шевелить надо. А тут наука простая – видишь лютики, беги прочь. Хрен же ж её, лють эту, знает, когда проснуться ей вблажится. Они бешенные совсем, безразумные. Может говорим мы, а она там уже людей потрошит. А, может, корешками её всю перевило, не выбраться, и только воет в землю глухо, и вой этот катится по озеру…
– Ух, сказы у тебя под стать имени, дед! – я уж на печь залезла, а всё равно холодком прошибло, как представила.
– Ну тык.
Послушала я так Хлада и решила, что недурно и свирельку с собою носить. Не приведи Светл, конечно, да вдруг с лютью встретиться придётся.
– Вырезать бы мне свирельку. Играть я малёк умею.
Хлад цокнул.
– Эт всё хорошо, но ты девка с оглядкою с этим вот. Ты, конечно, Тёмнова невеста, и он за тобою поглядывает, но, знаешь, есть ещё всякие охотчики на девицу, особливо, если она колдовство ведает, да особливо, если на свирельке играет…
– Что ж за охотчики такие? – мне смешно даже стало – ну кто в своём уме на Тёмнову невесту заглянётся.
– Ну ты смейся, смейся, а опаску имей. Слыхала про паренька, которого Пастухом зовут? Только пасёт он не овечек да коровушек, а огни болотные, души потерявшиеся. На свирельке им играет.
Я такого не слыхала, уцепилась за Хладовы слова тут же:
– Расскажи! Не слыхала, а теперь уж интересно, сил нет!
– Ну, я-то, положим, немного знаю. Слыхивал, что девок он за собой в болото уводит, особливо колдуний. Поиграет им на дудочке-то, и поминай, как звали…
– Кровушку что ли пьёт? Кощей какой, может?
– Не кощей, нет. Он из тех, кто давненько по миру ходит. Из нечистых он Князей, должно быть, из Былинных. Ну и силушку за это время нагулял такую, что только Тёмн и страшнее. Слыхивала про Былинных Князей?
– Это вроде хозяйки Сребрых гор? Сказки слыхала, конечно.
– Ну то сказки, в сказках Княгиня-Ящерица добра обыкновенно. А они хитрые и вовсе недобрые, берегись их.
– Да хорошо, дед Хлад! Только как бы мне понять, кого беречься. Я слыхала, что вроде бы их много, не одна Княгиня, как пойму, что Князь нечистый предо мной?
– Они сильнее любого знаткого, но слабее Тёмна со Светлом. Мир меняют вокруг легко. Тайны ведают такие, о которых живые и не слыхивали, да и навы тож, обличия меняют… Ну да, девка, хрена ты поймёшь, что с таким повстречалась, если уж он не в своём обличье излюбленном выйдет. Ну вот Княгиня, говорят, красавица, чернобровая. Высокая, платье ейное из камня зелёного, а струится, как ткани рийнские, и венец княжий на голове с каменьями. А ещё ящерица огромадная, как гора – она же.
– Да уж, такую, пожалуй, не спутаешь ни с кем… А Пастух этот почему Пастух, а не Князь? Странно назвался.
– Этого я не ведаю, – Хлад говорит, и всё глядит на меня странно так.
Не пойму, чего он про Пастуха этого заговорил, раз уж не стал больше про Князей Былинных рассказывать. Я спрашивала – а он отмахнулся, мол, устал.
Жалко, скоро уж лета конец – придётся мне от Хлада уходить. Я бы и дальше у него училась, вон уж буквы божьи разбирать стала и навострилась тайны в головушку складывать, и заклятия выплетаю нехудо, и с лёту тож выдумываю. И гадать показал, как, и зелья кой-какие варить научил. За лето больше, чем за четыре года до того смогла!
Думаю, как выучусь полновесно, вернусь сюда глянуть, что с Хладом сталось, умудрился ли покощееться. Интересно же ж.