Вороньи сказы. Книга первая

Присказка

Привет тебе, если вдруг читаешь эту книгу!

Зовут меня Враной. Странно так ребёнка нарекать, но, может, знали мои родители, что колдуньей стану, вот такое имя колдовское и подобрали.

Никогда до того я длинных строк не пряла, буквы в научение лишь, а после – весточки короткие для суседей. Но знаю, что знаткие так делают – пишут книги, и очень это колдовское умение. А я ведь как есть колдунья, и пригодится мне книга эта в моём странствии. Хочу я поглядеть, что в мире творится, дальше деревни своей, дальше даже города, в иных совсем краях. Хочу колдовству учиться, тайны вызнавать, нечисть разную увидеть хочу и других колдунов.

Живу я в деревушке Обережной, что в Рувии, в Левоморском княжестве, рядом с городом Граем, близко к морю. Я, хоть дальше города ещё не бывала, хорошо знаю, где какие земли, есть у меня и карта старая, по ней глядеть буду. Сундук стоит в нашей избе, нет в нём приданного, а есть сокровища, что мне больше пригодятся: медьки и луньки, немало так, хватит в пути быть, да пергамент и бумага, много, думаю вот, как нести. Всё это мне бабка Мила оставила. Преставилась она уж неделю как, последняя у меня была, дед Храбр в прошлом году помер. Недолго помирала, всего три ночи в свечах лежала, а на четвёртый день сожгли её сразу. Меня пожалели деревней всей, да всё одно – никто меня к себе не возьмёт. И родичей больше нету. Мила и Храбр мне не родные были. Они-то оба – рувы, голубоглазые, а под сединой видно, что медовые волосы у бабки были, а у деда – рыжие. Меня, такого воронёнка, в лесу нашли малую совсем, бегала уже сама, говорила, да по-рувски. А с виду во мне рийнская кровушка: и волосы чёрные, вьются чуть, и глаза светло-серые, лицо острое. Сама ничего не помню, не то, где жила, не то, как в лес попала, будто лес меня и родил, а не матушка. Так что другим я даром не нужна – я невеста Тёмнова. Не будет у меня мужа иного да детишек. И не надо мне – хочу колдуньей знаткой становиться! Чего-то я уже и умею, проклятье Тёмново во мне четыре года как, а бабушка моя рассказала про то, немного, но колдовство у меня выходит… Думаю, знаткие всякие дела – самое то для книги, поэтому буду тут про такое писать. Вот, например, как я поняла, что стала невестой Тёмновой…

Двенадцать вёсен мне было, когда странности начались. Голоса мне чудились, будто из ниоткуда, казаться стало, что всё смотрит кто-то на меня исподтишка. Пойду в лес по бруснику, слышу – шелест за спиной, оглянусь – а за мною целая уйма змей ползёт, но не трожут. Я первый-то раз от страха так закричала, что леший, в дупле спавший, выскочил. Глаза навыкате, усы растопырены, зубёнки оскалил. И здоровенный такой, от кончика крыла до другого, наверно, я бы вся влезла. Но не накинулся, в небо взмыл с уханьем да подсвистом – только я его и видела, даже птицею покричать не успела, чтоб отвадить. Так-то у нас лешие, бывало, детей таскали, а меня вот не тронул. Мне в тот же день бабка Мила сказала:

– Это, милая, знак. Уродилась ты невестой Тёмновой.

Ой и рыдала я тогда, будто уже костёр для меня складывают. А бабка ничего, гладит меня да приговаривает:

– Ну уж чего плакать, раз так вышло. Зато тайны сведаешь, какие людям обычным не познать, к нечисти подход находить будешь, а иная и вовсе тебя не тронет, побоится. А если доброй будешь, так нескоро тебя и заберёт, ему такие не нужны. А хитрой будешь, умненькой, так придумаешь, как умолить, чтоб не забрал… Вот что, не рыдать нужно, а покумекать, где учителя тебе найти. Наш-то колдун, ишь, девку точно не возьмётся учить, гордый очень, а женщин знающих в округе нету… Ну да вот чего. Покуда я тебе порассказываю, что знаю. Я, конечно, не колдунья, но ведаю. Да не реви ты насмерть, ну Светл-батюшка!

Потом по деревне слухи поползли, не утаишь такого, как на ладони всё видно: иду с поля, а за мною туча катится. Или жабы прыгают. Или ещё твари какие. Вороны стали над деревней кружить больше обычного, иногда прямо в окна заглядывали, глазом чёрным сверкали. Зато как-то храх к деревне вышел, большой такой, пяточком водит, иглы распушил. Я от испугу закричала, мол, уходи-ты прочь, он тут же и ушёл. В общем, поняли люди всё. Кто и сторонился, но больше добры стали. Жалели. Ну и приходить начали, помощи просить. По мелочи по всякой, за которую лютого цеха не дозовёшься. Домовых выводила, если здоровенные стали, кошкою уж не взять. Я так придумала: приду в избу, у кого завёлся, сяду, и начинаю его ласково уговаривать, чтобы ушёл. Если не слушает – тут начинаю его Светлом стращать, а если и этого не боится – так и Тёмном, мол, я невеста у него любимая, слушать не будешь – я ему пожалуюсь! И домовые уходили. Или, вот, ещё болотницы. Совсем меня не трожили, прямо руками возьму её, она лапки подожмёт, колечком совьётся – и несу куда поглубже от людей, отрядили мы на болоте край, куда я их носила. Или если биси похмельные прискачут, так я ходила им врать, мол, у нас тут один забулдыга, а вот там-то (и придумаю место какое небывалое) – цельная деревня не просыхает день и ночь, туда уходите. Эти забавные даже, как маленькие человечки, только с рогами, копытами и волосатые, кланялись мне, мол шибко невесту их батюшки-Тёмна уважают, и убегали.

Бабка Мила мне травки всякие показывала и научила, для чего каждая, да вот только целительское дело мне не давалось никак. Травы знаю, а как начну их меж собой мешать – в лучшем случае ничего дельного не выйдет, а то и отрава какая. Не любит женишок мой, когда невесты его людям помогают.

Про нечисть, про мир и богов мне рассказывала. Я сюда запишу интересное, и мне на память, и на память о бабушке.

Хоть она и не колдуньей была, а объяснила, что колдовству учиться надобно, но покамест можно и без учителя, самой даже что-то пробовать, из сказов черпать, а пару заклятий мне бабушка сама подсказала. Говорила, что колдовать-то я могу сразу, да без научения получаться будет и вкривь, и вкось, и не когда захочу… Вот не очень у меня ловко и выходило, до сих пор не понимаю, как получается. А ведь ещё и дурное лишь наколдовываю: разозлюсь на кого, в сердцах брошу «чтоб тебя слепень заел!» так на него целая уйма налетит! Захочу, чтобы не свидели меня, шепчу: «Не гляди, не гляди» – и отведу глаза как-то, сама не пойму. Скажу, что жарища на улице, охолониться бы – и холодину в дом занесу посреди летнего дня. Обожгусь в печи, брошу в сердцах «Да чтоб ты потухла!» – и мигом огонь гаснет. Может, поэтому мне никто слова обидного не говорит, и я сама за словами-то следить стала, слово силу колдовскую имёт.

А вот добрые людские дела совсем негодно у меня выходят: готовлю ужас как, пряжу рву, скотину посреди поля теряю, шить начну – все руки исколю. Не нужна Тёмну, видать, жена рукастая, а нужна злая, людей нелюбящая. Ну и пусть с ним. Вот вздумает меня забрать, я ему такой каши наварю, пожалеет ещё, что проклятие мне подарил.

Поэтому нужно идти учителя искать.

Я думаю, оставлю избу суседям, пусть, кто хочет, живёт, только бы за кошками и псом нашим приглядел, да за курями. А сама тропами знамыми да незнамыми отправлюсь.

Только пока запишу бабушкину историю хоть одну…