Посидели мы с Фёргсвардом немного, я сухарями перекусила, а он глядел на меня, будто я кушанья ахронта рийнского (это у них навроде нашего князя) уплетаю.
– А ты еду человечью совсем не ешь? – спрашиваю.
– Могу, если надо человеком сказаться, но не насыщает такая еда.
– А правда, что волки не пьянеют? – уж у меня вопросов волчьих накопилось.
– От браги нет, только от крови.
– Бабушка моя говорила, что гостя нежданного надо чаркой встречать, сразу проверить, захмелеет ли гость.
– Ну это добрый обычай, как не погляди, – Фёргсвард смеётся. – Но надёжней попросить за золото подержаться. Если задымится – точно нечисть.
– А ты… откуда кровь берёшь? – спросила всё же ещё один вопрос свербящий.
Фёргсвард не замешкался даже:
– Я лунный свет пью, но иногда у колдунов кровь вымениваю, им люди кровью часто платят.
– А больно обращаться?
– Нет, только чувствую, как меняюсь. Мне мало, что больно. Вот золотом, – грудь потирает, – больно ещё как. Огнём ещё больно. А клинком простым или стрелою только чувствую, что ударило, боли нет…
– А если руку отрубить…
– Зубок у тебя лютохотчий на вопросы, – улыбается. – Прирастёт, если на место приставить и крови выпить. А если потеряешь, то без руки останешься, чужая не пристанет. И не разъединить кость ничем, кроме золота или колдовства.
И сидит такой, прилежно ещё вопросов ждёт. Тогда я решила про сказ обещанный напомнить.
– Эх… Слушай тогда сперва, кто за мною идёт… Звать его Хальвард, он – охотник лютый, да старый уже, в волосах седина давненько завелась. Гонит он меня от самого Нёдланда. Я в Рувии расслабился, думал – отстал он. И вот, вишь, тут меня нагнал. Гонит он меня затем, что думает, будто дочь его, Свану, сгубил. Только я не таков. Я сам в погоне. В охоте за тем, кто и Свану убил, и меня волком сделал.
– От чего ты ему не сказал, что не виноват?
– Сказал! Да куда там, – рукою машет. – Сердце отцово ему и думать не даёт. Вот как словлю я гада этого, волка анаитского, вот тогда будет о чём потолковать.
– Как же вышло так?
Вдохнул Фёргсвард, да глубоко, хоть ему, волку, и незачем.
– Ну, тут и я правда виноват. Не досмотрел, не уследил, хоть и подозревал же!.. Эх. Ну да так дело было: сам я из цеховых, а глава цеха нашего – Хальвард. Свана его – ну чудо как хороша была, коса до пояса, волосы, что лунька начищенная. Вокруг неё всё мужики вились, ну а так, как она головы цехового дочь, половина – лютые. И я тоже вился. Только она всё смеялась, дескать, что мне ваши побрякушки да сладости. Плащ из волчьих шкур несите, да так, чтоб с него не меньше трёх хвостов висело, вот тогда и подумаю, идти ли замуж. С норовом была девчонка, боевая, всё кручинилась, что сама колдуньей не уродилась, лютой не стала. Ну вот она, вместо того, чтобы про женихов думать, всё думала, как бы ей к ремеслу лютовскому подобраться. Отец её с того, конечно, злился – с волками шутки плохи. Да у него у самого дел полно, а деваха большая, не будешь же за нею бегать, смотреть, чтоб куда не влезла. Ну вот она всё лютых и уговаривала, мол, учи ремеслу своему, коль со мною ворковать-то хочешь. Цеховые, хоть и чесалось им мечом девчонку поучить махать да пообнимать заодно, а всё отговаривались – коль Хальвард прознал бы, мигом бы с цеху выпер. Ну вот она и пристала как-то к анаиту такому, волос чёрен, с одной прядью серебряной, а глаза бирюзовые, бродячему лютому, что в городе проходом был. Хотя, думаю, не лютый он, этот анаит, просто с золотым мечом ходил, у какого другого лютого побранным, чтоб волка в нём не признали. Ну а Свана без колдовской души, ей-то как волка распознать, покуда он соловьём разливается да обещает всему научить. Стала с ним вертеться. Наши-то ребята хотели разобраться пойти, да и сам я его караулил, а он как сквозь землю каждый раз. Только соседи и говорят, что Свана с ним опять путалась. В итоге-то соседи отцу её рассказали, ну а мы уж подтвердили. Хальвард, на расправу скорый, Свану в доме закрыл, чтоб в беду не влипла, а нам велел, коли лютого того встретим, к Хальварду его отправить… Я уж Свану хорошо знал, чуял, что разозлилась, да сейчас отцу всё наперекор учудит. Потому пошёл ночью её караулить. Да прогадал малёк со временем, пришёл как раз, чтоб окно открытое застать. Я по следам – следы в лес. Только крикнуть людям успел, чтоб цеховых скорее звали, они даже не поняли, в темноте-то, кто кричал. А я скорее по следам. Ну и…
Тут Фёргсвард примолк, а я уж не тормошу, понятно, что тяжко такое говорить. Только поленьев в печь подкинула. Помолчали-помолчали мы с лютым, да он снова начал:
– Нашёл её, в крови всю, искусанную. Да вижу по ранам, сначала укусил её, а потом убил. Чтоб, значит, волчицей она поднялась. Стою я, надо бы ей голову с плеч золотым мечом, а у меня рука не поднимается. Дрожит, ей-Светл, никогда такого со мной не было. Пока я стоял-то, думал, что делать, она и подскочила. Глаза – как угли раскалённые, испугалась, обернулась тут же да и набросилась на меня. В шею вцепилась, а я ей сердечко-то мечом и проткнул, а после головушку срубил… Пока кровью истекал, пришёл анаит этот… чёрный волчара с полосой серебряной, вокруг переступает, скалится… а я уж и меч поднять не могу, ни на него, ни на себя. Убил ты, говорит, мою полюбовницу, ну, говорит, я того так не оставлю, будешь мучаться теперь. И шею мне свернул… А потом я пробудился. Слышу, шум в лесу, крики… а у меня на руках когти выступают, и Свана тут, мёртвая вся, тулово волчье, а анаита след простыл. Я ужаса такого звериного ни до, ни после не испытывал – вскочил и побежал в лес, прочь, а в голове только и мысли, что, ежели поймают – на месте убьют, и не узнает никто, что анаит виноват… Ну вот и бегаю до сих пор. Иду по следу, чёрного волка ищу. Так с Нёдланда в Рувию перебрался по следам его. Хальвард меня и нагонял уже, бывало, бились с ним… а тут в засаде подстерёг. Убьёт ежели – никто за его Свану не отомстит. Так и будет её душенька причитать в нави.
Я слушаю, да слезу украдкой вытираю, так меня за душу взяло. А Фёргсвард замолк, в огонь смотрит.
– Давай я с ним поговорю, чай меня рубить не станет, девицу-то.
– Не поверит, – отмахивается. – Скажет, одурачил тебя волк, а ты и рада слушать. Нет уж, убью я анаита того, а потом хоть шкуру с меня дерите… А ты лучше, коль помочь хочешь, погадай мне, где волк этот! Знаешь же, как гадать?
Я киваю, мол, чего тут не знать. Сама, конечно, много раз не гадала. Хладу только помогала. Принесла таз с водой, каплю крови у Фёргсварда взяла (еле выдавила, так кровь из волка с неохотой-то течёт!), капнула туда и начала заговор, где, мол, тот, что Фёргсварда убил. Вода рябью, кровь в ней гуще да краснее, да выводит узоры… вглядываюсь: вот будто и поле, лошади по нему скачут… И волк меж лошадей этих хоронится… Да две птицы парят над ними, так трепещут, будто не живые, а на стяге вышиты. Не поле, думаю, Степь!
– Ищи-ка ты в хольских степях нойона, а то и хана, у которого на стягах две птицы вышиты. Тот, кто убил тебя, у него спрячется.
Фёргсвард подскочил даже, за руку меня схватил (я чуть в сторону не дёрнулась, вот он, страх-то перед волками, будто с молоком матери впитан). Руку мою сжимает, в глаза смотрит:
– Спасибо тебе, Врана! Уж правда не знаю, чем отплатить, вещи свои я растерял, а спасибо моё недорого стоит. Вот что, коль убью я волка, шкуру тебе принесу. Ну и благодарен тебе и в яви, и в нави буду.
– Ладно, – говорю. – Ты только не скачи так, а то вдруг раны разойдутся, иль сердечко моё остановится.
Фёргсвард смутился, руку мою отпустил, поднялся да поклонился мне в самые ноги.
– Ну ладно, чего ты, чай не княжна какая. Я всегда рада помочь, и от нечисти людей защитить, и от несправедливости, – говорю.
– Какая ты, невеста Тёмнова, чу́дная. Лучезарнице любой пример… Ну да прости меня, разгорячился я, правда. Посижу уж теперь тихо, покараулю, спать мне всё одно неохота, да и не нужно особо. А поутру пойду своей дорогой… Если ещё портки мне какие найдёшь, то уж вообще благодарности моей конца-краю не будет, – и смеётся, негромко, а смех такой густой, медовый.
– Посмотрю, – говорю, – у старичков тебе портки, у них сыновья-то в дружине, но, глядишь, осталось чего.
Поутру засобирался, одежды ему нашли кой-какой, для виду перед старичками еды немного в дорогу дала. Раны на нём и правда все затянулись. Поблагодарил он нас да и ушёл анаита ловить…
Буду ждать, когда шкуру чёрную с серебром мне для колдовства принесёт.