Военный инженер Ермака. Книга 4

Глава 23

Сырой весенний лес дышал туманом и запахом прелой листвы. Вдали от основного стана, где расположилось многотысячное войско хана Кучума, в глубокой лощине между вековыми кедрами собрались трое. Каждый из них прибыл окольными тропами, оставив доверенных людей следить за тем, чтобы их отсутствие не вызвало подозрений.

Первым на поляну вышел мурза Хаджи-Сарай. Грузный, с седеющей бородой, он тяжело опустился на поваленное дерево, покрытое мхом. Его богатый халат, расшитый золотой нитью, казался неуместным в этой лесной глуши. Сарыбурские мурзы, которых он возглавлял, владели обширными пастбищами в степи, и каждый день похода на север, к Кашлыку, уводил его всё дальше от привычных мест.

Следом из чащи показался Баязит Кара-Тумян — высокий, жилистый воин с острыми скулами и проницательным взглядом. Кара-туманцы славились своей воинственностью, но даже их глава выглядел встревоженным. Он молча кивнул Хаджи-Сараю и встал поодаль, прислонившись спиной к стволу кедра.

Последним появился Ходжа-Мурат Уржак. Невысокий, подвижный, с быстрыми глазами, он двигался по лесу так тихо, словно родился среди этих деревьев. Уржакцы, прозванные «лесными мурзами», контролировали таёжные угодья, богатые пушниной, и Ходжа-Мурат чувствовал себя здесь увереннее остальных.

— Долго так продолжаться не может, — начал Хаджи-Сарай, даже не здороваясь. Его голос звучал глухо, словно он боялся, что их могут подслушать даже птицы. — Хан ведёт нас на бойню. Мои люди ропщут. Они помнят, как полегли наши воины под стенами Кашлыком в прошлом году.

Баязит Кара-Тумян сплюнул в сторону.

— Твои люди хотя бы ропщут тихо. А мои открыто спрашивают — зачем идти умирать за того, кому мы безразличны? Кучум бросит нас в первых рядах против казаков, а сам будет наблюдать издали со своими воинами.

— Не только это меня тревожит, — покачал головой Ходжа-Мурат. Он присел на корточки, по привычке лесных жителей, и стал задумчиво чертить веткой что-то на влажной земле. — Если мы победим, если Ермак падёт… Что дальше? Кучум станет единовластным хозяином всей Сибири. А мы? Мы станем ещё более зависимыми от его милостей.

— И от милостей Карачи, — процедил сквозь зубы Хаджи-Сарай, и его лицо исказилось от злобы. — Этот выскочка уже ведёт себя как второй хан. Распоряжается нашими отрядами, как хочет.

— Карачи… — Баязит покачал головой. — Этот пёс опаснее самого Кучума. Хан стар, а Карачи молод и честолюбив. Он постоянно оттесняет других от власти. Сначала по его наущению впал в немилость мурза Сенбах — якобы тот говорил лишнее про хана. Потом погиб Девлет — говорят, упал с коня на охоте, но все знают, что коней он объезжал с детства.

— А теперь Карачи командует войском, — добавил Ходжа-Мурат. — И именно наших люди он поставит в первые ряды. Мы понесём основные потери, а если выживем и победим — вся слава достанется ему и хану.

Хаджи-Сарай тяжело поднялся с бревна, его колени хрустнули.

— Мои деды служили ещё хану Едигеру. Тогда мурзы имели вес, к нашему слову прислушивались. А теперь? Мы должны молча исполнять приказы и радоваться, что нас ещё не обвинили в измене.

— Кучум помнит, как он сам пришёл к власти, — заметил Баязит. — Свергнув Едигера, он теперь везде видит заговорщиков. А Карачи умело подогревает его подозрения. Донеси на соседа — и станешь ближе к хану.

— Но что мы можем сделать? — Ходжа-Мурат бросил ветку и выпрямился. — У хана десять тысяч воинов. Его поддерживают бухарские купцы, которым нужна стабильная торговля. Ногайцы прислали подкрепление. А у нас? Разрозненные отряды, уставшие люди, которые не понимают, за что воюют.

— Если бы казаки были посговорчивее… — начал было Хаджи-Сарай, но осёкся.

— Не говори глупостей, — оборвал его Баязит. — Ермак пришёл завоёвывать, а не договариваться. Для него мы все — басурмане, которых нужно покорить или уничтожить. Он не станет различать, кто из нас служит Кучуму по доброй воле, а кто по принуждению.

— И всё же, — задумчиво проговорил Ходжа-Мурат, — русские хотя бы предсказуемы. Они хотят ясак, пушнину, покорность. Дай им это — и они оставят тебя в покое. А Кучум? Сегодня ты ему друг, завтра — враг. Сегодня он осыпает тебя милостями, завтра отбирает всё.

— Ты забываешь о вере, — напомнил Хаджи-Сарай. — Казаки несут крест. Они будут крестить наших детей, разрушать мечети.

— А Кучум разве не насаждал ислам огнём и мечом? — возразил Баязит. — Сколько шаманов он казнил? Сколько священных рощ приказал вырубить? Для моих людей, многие из которых до сих пор чтут старых богов, нет большой разницы между исламом Кучума и христианством Ермака.

Они замолчали. Где-то вдали послышался сигнальный рог — войско готовилось продолжить движение.

— Мы в ловушке, — наконец произнёс Хаджи-Сарай. — Если Кучум проиграет, казаки всё равно не пощадят тех, кто шёл в его войске. Если победит — станет ещё более жестоким и подозрительным. А Карачи воспользуется победой, чтобы окончательно оттеснить старую знать.

— Может, стоит подождать? — предложил Ходжа-Мурат. — Битва покажет, на чьей стороне сила. Если казаки начнут одолевать…

— То что? — перебил его Баязит. — Перебежим к ним прямо во время боя? Нас изрубят свои же, прежде чем мы успеем что-то объяснить. А если и не изрубят — Ермак всё равно не поверит. Для него мы все слуги Кучума.

— Тогда может… — Хаджи-Сарай понизил голос до шёпота, — может, стоит поговорить с другими мурзами? Узнать, что думают Ишбердеевы?

— Безумие, — покачал головой Баязит. — Среди них полно ушей Карачи. Одно неосторожное слово — и наши головы украсят колья перед ханской ставкой.

— Значит, молчим и ждём, — подытожил Ходжа-Мурат. — Ведём своих людей на убой и надеемся на чудо.

— А что ещё остаётся? — Хаджи-Сарай развёл руками. — У меня три сына в этом войске. У тебя, Баязит, два брата. У Ходжи-Мурата — весь род. Мы не можем рисковать их жизнями ради призрачной надежды на перемены.

— Проклятье! — Баязит ударил кулаком по стволу кедра. — Как мы дошли до такого? Когда-то татарские мурзы были гордыми и независимыми. А теперь мы дрожим перед каждой тенью, боимся собственных слов.

— Времена изменились, — философски заметил Ходжа-Мурат. — Пришли казаки с их пушками. Старый мир рушится, а каким будет новый — никто не знает.

Снова протрубил рог, на этот раз требовательнее.

— Нужно возвращаться, — сказал Хаджи-Сарай. — Если заметят наше отсутствие, начнутся вопросы.

— Подождите, — остановил их Баязит. — Мы хотя бы договоримся держаться вместе? В битве, если она будет неудачной…

— Каждый спасает своих людей, — кивнул Ходжа-Мурат. — Но не в ущерб другим. Если я увижу, что твои люди в беде, Баязит, я попытаюсь помочь.

— И я, — добавил Хаджи-Сарай. — Мы можем не доверять Кучуму и ненавидеть Карачи, но друг другу должны помогать. Иначе нас сметут поодиночке — неважно, казаки или свои.

Они молча кивнули друг другу — большего позволить себе не могли. Даже рукопожатие могло быть истолковано как заговор, если бы кто-то увидел.

Первым ушёл Ходжа-Мурат, бесшумно растворившись среди деревьев. Через несколько минут поднялся и Хаджи-Сарай, тяжело ступая по влажной земле. Баязит остался последним. Он ещё долго стоял, глядя на то место, где они только что сидели. Ветер шевелил ветви кедров, и ему казалось, что лес шепчет о грядущих бедах.

Наконец и он двинулся в путь, но не к стану, а немного в сторону — чтобы выйти с другого направления. Осторожность превыше всего. В этом походе каждый следил за каждым, и доверять нельзя было никому.

Лес остался пустым. Только примятая трава и следы на влажной земле свидетельствовали о тайной встрече. Но и они вскоре исчезнут — дождь, который собирался с утра, наконец начал идти, смывая все следы.

Туман стелился по сибирской тайге, когда мы выехали из Кашлыка ранним утром. Я ехал четвертым в нашей небольшой группе. Впереди — сам атаман, за ним Матвей Мещеряк, Прохор Лиходеев, ну и я в скромном отдалении.

Мы углублялись в лес все дальше от крепости. Копыта коней глухо стучали по мягкой земле, покрытой прошлогодней хвоей. Воздух был прохладным, пахло смолой и влажной корой. Где-то вдалеке каркнула ворона — дурной знак, подумалось мне. Я уже научился обращать внимание на приметы, хотя образование и протестовало против суеверий.

— Тут недалече, — произнес Прохор, указывая на едва заметную тропку, уходящую вправо.

Мы спешились, привязали коней к толстым соснам. Дальше шли пешком, продираясь через заросли папоротника и обходя поваленные стволы.

Через пару минут Прохор поднял руку — стоп. На небольшой поляне, прислонившись к дубу, сидел человек в татарской одежде. Увидев нас, он медленно поднялся. Это был невысокий крепкий мужчина лет сорока с небольшими раскосыми глазами и жидкой бородкой.

— Мир тебе, Карабай, — негромко сказал Ермак.

— И тебе мир, русский атаман, — ответил татарин по-русски с сильным акцентом. — Только вести я привез недобрые.

Мы встали полукругом. Карабай огляделся, будто проверяя, нет ли лишних ушей, и заговорил:

— Кучум-хан собрал большое войско. Очень большое. Идет из степей на Кашлык. Десять тысяч воинов, может больше. Ногайцы пришли, башкиры, казахи из Младшего жуза. Все идут за победой и добычей.

Матвей Мещеряк выругался сквозь зубы.

— Это еще не все, — продолжил Карабай. — Бухарские купцы привели хану русского человека. Алексей его зовут. Говорят, он знает европейскую науку войны.

— Что за человек? — резко спросил Ермак.

— Не знаю точно. Еще не старый. Говорит по-татарски, глаза умные. Учит воинов хана строить военные машины. Видел сам — делают большие башни на колесах, устройства для швыряния камней какие-то. И еще что-то… не знаю, как называется. Длинные бревна с железом на конце, на подставках.

Тараны, понял я. Классические стенобитные орудия. Черт, если этот Алексей действительно знает военную инженерию, пусть даже уровня позднего средневековья, это серьезно осложняет дело.

— Часть машин везут с собой разобранными на телегах, — добавил Карабай. — Часть будут делать на месте. Хан говорит воинам: теперь не будем штурмовать сломя голову, как прошлый раз. Не хочет терять людей под вашими огненными трубами. Будет правильная осада, как в больших войнах.

— Когда будут у Кашлыка? — спросил Ермак.

— Через луну примерно. Войско большое, идет медленно. Обозы тяжелые, дороги еще плохие.

Месяц. У нас есть месяц на подготовку. Мысли лихорадочно заработали — что можно успеть сделать за это время?

— Есть еще вести? — спросил атаман.

— Нет больше. Все сказал, что знал.

Ермак кивнул, полез за пазуху и достал кожаный мешочек. Звякнуло серебро. Карабай спрятал плату и произнес:

— Удачи вам, казаки. Она вам понадобится.

С этими словами он развернулся и быстро пошел в глубь леса. Через минуту его силуэт растворился между деревьями. Мы постояли еще немного молча, каждый переваривая услышанное.

— Возвращаемся, — коротко бросил Ермак.

Обратный путь до коней показался мне бесконечным. В голове крутились варианты, расчеты, схемы. Десять тысяч воинов плюс осадные машины и научные методы ведения войны. Да уж. Это не безумную толпу жечь огнеметами.

Когда мы сели на коней и тронулись к Кашлыку, лес вокруг казался враждебным. Каждый треск ветки, каждый шорох заставлял насторожиться. Матвей Мещеряк ехал, хмуро уставившись вперед. Прохор то и дело оглядывался, проверяя, не видит ли нас кто.

Солнце уже клонилось к закату, когда показались деревянные стены Кашлыка. Город выглядел таким маленьким, таким уязвимым на фоне бескрайней тайги. Я представил, как через месяц к этим стенам подойдет огромное войско, как начнут бить тараны, полетят камни из катапульт…

Мы вернулись в Кашлык, но я сразу пошел к реке на пристань. Побыть в одиночестве, поразмыслить.

Вот что теперь делать?

С таким численным перевесом, как у Кучума, в Европе брали и замки с пятидесятиметровыми каменными стенами. А у нас всего деревянные, и высотой в десять раз меньше. И пороха почти нет. Прошлогодний штурм — ничто по сравнению с этим. Легкая прогулка.

Ладно, давай думай.

И так, чего нам можно ждать.

Очевидно, будет осада.

Насколько долгая? Не знаю. Месяц, два. Но голодом и жаждой нас не возьмут — река рядом, и с провизией нам будет легче, чем огромному кочевому войску татар. Хотя добывать еду сейчас надо будет, и «с запасом». Насчет воды… оттеснить нас от реки будет сложно. Если Иртыш окажется мне нашей досягаемости, то, скорее всего, Кашлык уже пал и беспокоиться незачем. Хотя во время интенсивного штурма возможно будут ситуации, когда к воде не подойти. То есть это означает, что и ей надо запасаться. Бочек еще наделать? Ну да, других вариантов нет.

Вода… вода будет еще и нужна для тушения пожаров.

Если этот предатель сделает что-то вроде катапульт (а он не может их не сделать), то в нас полетят не только камни, но и разнообразнейшие зажигательные снаряды. Самые кошмарные — со смолой и с жиром, наподобие той смеси, которую мы используем в огнеметах. Жира у Кучума будет ограниченное количество, а вот со смолой проблем не станет — лесов вокруг на сотни верст. Сама по себе живица, правда, малоэффективна. Даже к ее смеси с жиром желательно добавить еще масло и спирт, но масла в округе точно мало, а татары Кучума наверняка не превратятся в банду самогонщиков.

Поэтому… поэтому вот что.

Будем прятать все крыши толстым слоем глины. Очень толстым, сколько выдержат домики. Глиняный горшок с горючей смесью — это вам не стрела с подожженной паклей. Смолу водой не потушить — только засыпать песком. Но главная неприятность будет в том, что огонь попадет на вертикальные стенки. Смола к ним будет липнуть… в отличии от песка а или земли, которыми огонь придется засыпать. Сильно толстый слой глины на такие поверхности не нанесешь — свалится и от времени, отколется от ударов татарского огненного снаряда — но некоторый слой сделать придется. И сделать пожарные команды — они у нас уже были на первом штурме.

А еще следует промазать все деревянные сооружения раствором золы. Он значительно повысит огнестойкость, хотя тоже не является панацеей.

Наверняка татары для сохранности своих катапульт будут использовать земляные насыпи, габионы (корзины с землей или с камнями) и прочее. И мы тут едва ли сможем что-то противопоставить. Кучность попадания на дистанциях, с которых будет вестись стрельба, составит десятки метров — то есть татары по Кашлыку попадут точно, а мы по их катапультам, построив свои, просто никак. И даже если попадем идеально точно тем же зажигательным снарядом, не факт, что он уничтожит вражеское «орудие» — закидать огонь песком или землей татары смогут не хуже нас. Поэтому придется терпеть и ждать, пока у них кончится горючий запас. Останется метание камней, хотя и они — колоссальная проблема. Крышу домика проломит запросто.

Возможно, придется сделать над главными зданиями «надстройки» — вкопать колонны-бревна по периметру и сделать поверх крыши бревенчатый «настил», на который положить землю для смягчения удара. В такие дома собирать женщин, детей, раненых. Хотя против огромной каменюки, боюсь, и они не спасут.

К нам наверняка потащат осадные башни. Но их я опасаюсь не слишком. Поставить напротив входа парочку наших «огнеметов», ну и попробуйте пройти. А в придачу к ним стрелы из тяжелых луков. Татары опасны толпой, а из осадной башни много народу сразу не выбежит.

Подкопы — еще одно жуткое оружие средневековья. Но для борьбы с ними достаточно быть внимательными, ставить метки-колышки и следить, не наклонились или не просели они из-за того, что в земле образовались пустоты.

Помимо этого, татары будут применять переносные щиты, в том числе и на колесах, чтобы подбираться к нашей крепости, но против этого у нас есть тяжелые арбалеты и те же огнеметы. Помимо этого, мы сделали специализированное оружие — несколько мощных арбалетов, стреляющих не стрелами, а железными шариками — они лучше пробивают доски, меньше застревают.

В целом, основная надежда именно на них. Стрел у нас очень много, работали всю зиму, и горючей смеси — тоже. План будет таков — дождаться, пока у татар закончится возможность для использования «высокотехнологичного оружия» (это я, если что, о зажигательных бомбах к требушетам и прочего), и подойдет к концу еда. Тогда им ничего не останется, как опять лезть на стены, и тогда мы попробуем их сжечь-расстрелять из арбалетов.

Все это я рассказал Ермаку. Тот молча выслушал и кивнул, соглашаясь.

— Давай, Максим, делай что надобно. Если нужны будут лишние руки, приходи ко мне, распоряжусь.