Во власти девантара

Народ вольных

Одетые в белое воины дали им напиться. Затем окружили и отвели в оазис. В тени пальм эти странные обитатели оазиса выращивали овощи и неизвестный Фародину вид пшеницы. Пальмовую рощу пронизывала густая сеть узких каналов, а когда путники приблизились к озеру, Фародин разглядел деревянные водяные колеса.

Между деревьев стояли небольшие глиняные дома, стены которых были расцвечены крупными геометрическими узорами. Было очевидно, с какой любовью они строились, как тщательно за ними ухаживали. Не было перекрытий и ставней, не украшенных резьбой. И тем не менее это было ничто по сравнению с роскошью Альвенмарка, даже покинутого Валемаса. Много столетий назад ушли его жители, и никто не знал, куда. Должно быть, это были их потомки. Фародин внимательно огляделся. Однажды ему довелось бывать в древнем Валемасе. Каждый дом там был дворцом, и даже улицы были выложены мозаикой. Говорили, что жители Валемаса когда-то в гордости своей восстали против королевы. Они не терпели никого, кто был бы выше их. И после множества споров они наконец удалились из Альвенмарка.

Похоже, потомки обитателей древнего Валемаса не сумели ни преодолеть неприязнь по отношению к королеве, ни отринуть свою гордость. Единственное отличие — они уже не жили во дворцах. Вдоль берега реки высилось семь залов под куполообразными сводами, подобных которым Фародин еще не видал. Эльфы согнули стволы пальм до такой степени, что они стали выглядеть как корабельные шпангоуты, и свободный конец закрепили на земле. Между ними натянули циновки из искусно сплетенного тростника — это были стены и потолки залов.

Когда путники достигли площади между тростниковыми залами, Гилиат сделала им знак спешиться. Со всех сторон стекались любопытные: женщины, завернутые в яркие плотные одежды, и мужчины в юбках! Все они смотрели на пришельцев с молчаливой враждебностью. Даже дети не смеялись.

Несколько молодых людей сняли Мандреда с коня и унесли прочь. Фародин хотел было пойти за ними, однако Гилиат преградила ему путь.

— Можешь довериться нам. Мы знаем, что делает пустыня с неосторожным путником. Если ему еще можно помочь, то он будет спасен.

— Почему вы относитесь к нам с таким пренебрежением? — спросил Нурамон.

— Потому что мы не любим лизоблюдов Эмерелль, — строго ответила эльфийка. — В Альвенмарке ей подчиняются все. Она душит все, не похожее на обыденность. Тот, кто живет там, живет в ее тени. Она — тиран, который позволяет себе самой принимать решения относительно того, что верно, а что нет. Мы очень хорошо знаем, как вы пресмыкаетесь перед ней. Вы ведь всего лишь пыль под ее ногами, вы…

— Довольно, Гилиат, — перебил ее звучный мужской голос. От их эскорта отделился высокий воин. На руке у него сидел сокол, на голову которому он надел пестрый колпак. Он коротко кивнул в знак приветствия. — Меня называют Валискар. Я — предводитель воинов в нашей общине и отвечаю за вас до тех пор, пока вы являетесь нашими гостями, — он строго посмотрел на Фародина. — Я помню твой род. Потомки Алскалеля всегда были очень близки ко двору Эмерелль, не так ли?

— Я не…

Валискар перебил его.

— Что бы ты ни хотел сказать, можешь рассказать совету, ибо знай, что здесь, в Валемасе, решения принимают не в одиночку! А теперь следуйте за мной.

Валискар отвел их в самый просторный из семи залов. Там собралась почти сотня эльфов. Некоторые стояли небольшими группками и разговаривали. Однако большинство уселись на коврики, разложенные вдоль стен.

В конце зала сидел сребровласый эльф на фоне знамени Валемаса, на котором был изображен конь. Сложив руки на коленях, он замер, казалось, глубоко погруженный в свои мысли. Пока Фародин и Нурамон шли через зал, вокруг становилось все тише, и остальные эльфы тоже отошли к стенам. Чем ближе гости подходили к сребровласому, тем отчетливее чувствовал Фародин ауру его власти.

И только когда они оказались прямо перед ним, он поднял голову. Радужка его глаз сверкала, словно янтарин.

— Добро пожаловать в Валемас. — Он жестом велел им сесть на коврик перед собой.

Едва они сели, как подбежали два молодых эльфа и поднесли кружку с водой, глиняные бокалы и миску с сушеными финиками.

— Я Малавайн, старший из жителей этого оазиса. Вы должны извинить нас за скромный стол, однако дни, когда мы жили в достатке и довольстве, давно миновали. А теперь скажите нам, почему вы предприняли такое далекое путешествие сюда из Альвенмарка.

Оба товарища по очереди стали рассказывать о своем путешествии и приключениях. Чем дольше длился их рассказ, тем отчетливее чувствовал Фародин, как отступает неприязнь. Было очевидно, что тот, кто восставал против Эмерелль, мог рассчитывать на неограниченное гостеприимство в Валемасе. Когда они наконец закончили рассказ, Малайвин кивнул.

— Королева принимает решения, ничего не объясняя. Так было всегда. Мне кажется, она поступила очень несправедливо по отношению к Нороэлль и вам обоим. — Он оглядел собравшихся. — Я думаю, что буду говорить от имени всех, когда предложу вам нашу помощь в поисках.

В большом зале стало тихо. Не было одобрительного гула, почти никто ни жестом, ни кивком головы не подтвердил слова Малайвина. И тем не менее различие в отношении, по сравнению с тем, которое путники ощутили по прибытии, не могло быть более разительным. Хотя Фародин по-прежнему ощущал горечь, меланхолию и гнев, но теперь он чувствовал также, что сердца собравшихся приняли его. Как и эти люди, он был жертвой Эмерелль.

— Как вы можете мирно сидеть с чужаками? — В конце зала поднялась молодая женщина.

Фародин узнал ее по голосу. То была Гилиат, воительница с закрытым лицом, которая говорила с ними у подножия дюны. Очевидно, она пришла на собрание позднее, поскольку сменила доспехи и белые одежды на бесшовную юбку и короткую шелковую блузку. Теперь стали видны ее длинные каштановые волосы, заплетенные в косу. Ее тело было настолько тренированным, что грудь можно было скорее угадать, чем увидеть. Красивой она не была. Слишком острый подбородок, слишком крупный нос, однако у нее были чувственные полные губы, а ее зеленые глаза сверкали от страсти, когда она в гневе указала на Фародина.

— Еще и часа не прошло, как вот он угрожал кровной местью нашему народу, если мы не подчинимся его воле! Мы ушли сюда от Эмерелль. Мы хотели свободы. А теперь вы терпите здесь эльфа из ее свиты, который относится к нам с таким же пренебрежением, как и его госпожа. Я настаиваю на своем праве проучить его при помощи клинка.

— Правда ли, что ты угрожал кровной местью нашему народу? — холодно спросил Малайвин.

— Все было не так, как она говорит… — начал Фародин, но старик жестом перебил его.

— Я задал тебе простой вопрос. И жду на него не подробного, а четкого ответа!

— Да, это правда. Но тебе следовало бы…

— Ты еще и собрался мне указывать, что мне следует делать, а что нет?

— Все было не так, как кажется, — попытался успокоить его Нурамон. — Мы…

— А ты решил, что можешь объяснять мне, как понимать то, что я слышу? — Малайвин казался скорее разочарованным, чем рассерженным. — Я должен был догадаться. Тот, кто приходит от двора Эмерелль, несет в себе высокомерие. Согласно нашим законам, Гилиат имеет полное право бросить тебе вызов, Фародин.

Фародин ничего не понимал. Как можно быть таким упрямым? От приязни не осталось и следа. Никто в зале не желал больше слушать то, что они могли сказать.

— Я приношу извинения за свои слова и не хочу ни с кем сражаться.

— Ты в своем высокомерии считаешь себя непобедимым или страх руководит твоим языком? — спросила Гилиат.

Широко расставив ноги, она застыла перед ним, уперев руки в бока.

— Если обида слишком сильна, то смыть горечь произнесенных слов может только кровь, — холодно объявил Малайвин. — Вы станцуете под песнь клинков. Ваш поединок будет длиться до первой крови. Если ты будешь ранен, то кровь смоет твои слова, А если проиграет Гилиат, то ты завоюешь место среди нас и мы примем то, что ты скажешь, ибо мы — свободный народ.

Фародин вынул кинжал. И прежде чем кто-либо успел остановить его, он разрезал себе тыльную сторону ладони.

— Женщины и мужчины Валемаса! — Он вытянул руку, чтобы каждый мог видеть, как кровь стекает по его руке. — Я пролил кровь, чтобы искупить свои слова. На этом спор окончен.

Собравшиеся погрузились в ледяное молчание.

— Тебе следовало бы прекратить пытаться навязать нам свою волю, Фародин. Даже если путь через пустыню обессилил тебя, тебе придется подчиниться нашим законам и сражаться! — Малайвин поднялся и хлопнул в ладони. — Принесите барабаны. В танце клинков каждый удар наносится под ритм барабанного боя. Мы начнем с медленного ритма, чтобы ты мог привыкнуть. Битва и барабанный бой быстро ускорят темп. Обычно у каждого танцующего два меча. Тебе нужно еще оружие?

Фародин покачал головой. Ему достаточно было меча и кинжала. Он поднялся и принялся растягивать ноющие мышцы, чтобы как-то расслабить их.

Нурамон подошел к товарищу.

— Не знаю, что это на них нашло. Это ведь чистое безумие!

— Я начинаю понимать, почему Эмерелль никогда не приглашала их вернуться в Альвенмарк, — тихо ответил он. — А теперь помолчи. Не будем давать им еще один повод для танца клинков.

Нурамон схватил воина за руку. Фародина пронизало приятное тепло. Когда целитель отнял руку, порез затянулся.

— Не убивай ее! — попытался ободряюще улыбнуться Нурамон.

Фародин посмотрел на свою противницу. Очевидно, Валискар предполагал, что она способна справиться сама с двумя воинами, когда отправил к ним на переговоры. Нужно опасаться ее.

— Будем надеяться, что она не разрубит меня на куски. А то что-то мне кажется, что она предпочтет вонзить клинок мне в сердце, чем закончить поединок маленьким порезом. До первой крови. Это многое может значить.

Фародин снял с себя оружейный пояс, чтобы тот не мешал в бою. Затем вынул кольцо из кожаного мешочка, в котором он хранил серебряный флакон и камень Нороэлль. Это кольцо было единственным, что осталось от любимой, кроме воспоминаний об Айлеен. На кольце было три маленьких темно-красных граната; в их гранях отражался свет стоявших в зале масляных ламп. Для проверки воин провел по камням большим пальцем. Они испортят любую подбивку перчаток. Давно он пользовался этим кольцом в последний раз…

— Ты готов? — крикнула Гилиат.

Она выбрала в качестве оружия два коротких меча и стояла, ожидая его, в центре зала.

Тем временем у входа в зал поставили два барабана. Они были величиной с огромные винные бочонки, которые путники видели, уходя через подземелья Анисканса. Барабаны положили так, чтобы кожа находилась сбоку. Причудливый узор из узелков красного и черного цвета красовался на светлой коже. Две женщины, скрестившие на груди барабанные палочки, ждали знак для начала танца клинков.

Эльфы отошли к стенам и предоставили сражающимся площадку двадцать шагов в длину и пять в ширину.

Фародин занял свое место.

— Каждый удар барабана — это шаг или удар, — объявила Гилиат. — Идеальный мечник двигается с легкостью танцора. Даже если ты проиграешь, то сохранишь лицо, если будешь сражаться достойно.

Фародин кивнул, хотя в принципе придерживался другого мнения. Он никогда еще не сражался ради того, чтобы произвести на кого-то впечатление своим мастерством. Он сражался ради победы!

Гилиат махнула барабанщицам.

— Начинайте!

Прозвучал первый удар. Гилиат сделала шаг в сторону и занесла оружие. Фародин продолжил ее движение поворотом.

Со следующим ударом она медленно провела широкий замах, нацеленный ему в голову. Фародин блокировал его при помощи кинжала. «Любой ребенок сумел бы парировать этот удар, — раздраженно подумал Фародин. — Этот танец клинков — просто-напросто глупость!»

Барабаны издавали низкие звуки, пронизывавшие до нутра. Ударяли попеременно, чтобы каждый звук мог продлиться какое-то время.

Темп медленно увеличивался. Несмотря на то что поначалу Гилиат совершала странно подчеркнутые движения, она была без сомнения опытной воительницей. Хотя Фародин подчинился ритму, но отказался от того, чтобы копировать стиль Гилиат, чтобы произвести впечатление на зрителей. Он парировал экономными движениями, держал защиту, чтобы изучить движения противницы.

Чем быстрее был ритм, тем более плавными становились атаки воительницы. Удар следовал за ударом. Она наступала, затем отскакивала, играючи обходила его в танце, затем внезапно снова атаковала. Барабанный бой и звон стали сплетаться в мелодию, все больше и больше захватывавшую даже Фародина. Не задумываясь, он двигался под звуки ритма и начал находить в сражении удовольствие.

Внезапно Гилиат присела и, к удивлению Фародина, увернулась от удара, вместо того чтобы парировать. Быстро, словно взмах ресниц, устремился вперед ее клинок. Фародин попытался увернуться, однако сталь разрезала его брюки для верховой езды. Барабанный бой смолк.

Воительница рассмеялась и встала.

— Неплохо для лизоблюда королевы.

Фародин ощупал штанину. Боли он не чувствовал. Однако это ничего не значило в битве с очень хорошо заточенными мечами. Он осторожно разорвал ткань. Его бедро было цело. Должно быть, она промахнулась всего на волосок.

Гилиат нахмурилась.

— Повезло! — крикнула она, обращаясь к зрителям.

Фародин высокомерно улыбнулся.

— Как скажешь.

Он видел, что ее высокомерие начинает таять. Теперь она попытается быстро нанести еще один удар. И, быть может, в своем неистовстве немного пренебрежет защитой.

— Что ж, тогда давай продолжим.

Гилиат подняла клинки и приняла странную стойку. Меч в левой руке она вытянула вперед, словно для атаки. А тот, что в правой, она подняла над головой и повернула вперед, так что острие указывало на сердце Фародина. Она напомнила Фародину скорпиона, угрожающе поднявшего жало.

На этот раз барабанный бой ускорился быстро. Она сделала стремительный выпад и стала сильно теснить его. Однако не совершила ни единого удара правой рукой. Все время держала клинок занесенным, готовая ударить, как только представится возможность.

Фародин был поражен темпом воительницы и тем, что она снова заставила его защищаться. Ее выпады следовали настолько быстро, что у него практически не было возможности ответить. Нужно заканчивать эту игру, не то это сделает она!

Ее левая рука устремилась вперед. Выпад, нацеленный в его бедро. Он успел перехватить удар и притворился, что слегка споткнулся. При этом широко раскрыл защиту на своей груди.

Только этого и ждала Гилиат. Словно жало устремился вниз ее второй клинок. Фародин, повернувшись, вошел в зону ее атаки. Его кинжал метнулся вверх. Сталь со звоном ударилась о сталь. Теперь они стояли настолько вплотную друг к другу, что он чувствовал щекой дыхание Гилиат. Оба клинка были скрещены на уровне голов. Они замерли всего на миг. Затем Гилиат отпрянула. Фародин слегка коснулся рукой ее щеки и тоже отступил назад.

— Бой окончен! — громким голосом провозгласил он, и все в зале увидели, что он победил.

Тонкая струйка крови стекала из пореза на щеке Гилиат.

Она отложила меч и недоверчиво коснулась рукой лица. Ничего не понимая, смотрела на кровь на своих пальцах. Однако вместо того чтобы возмутиться, она коротко поклонилась.

— Я смиренно склоняю голову перед победителем и прошу прощения за свои слова, — бесцветным голосом произнесла она, очевидно, все еще огорошенная неожиданным окончанием схватки.

Вокруг раздались гневные возгласы. Многие не были готовы к тому, чтобы принять исход битвы. Они громко возмущались хитростью придворного.

Нурамон подбежал к Фародину, чтобы поздравить и обнять его.

— Как ты это сделал? — прошептал он.

— Кольцо, — ответил Фародин.

Он вырвался из объятий и поднял руку, так что отчетливо стало видно маленькое украшение с остро ограненными камнями. Их темно-красный цвет напоминал кровь в золоте.

— Я вызываю тебя на танец клинков! — молодой воин возник прямо перед Фародином. — То, как ты решил исход битвы в свою пользу, было нечестно, это оскорбляет меня и весь мой народ.

Фародин глубоко вздохнул. Он как раз собирался ответить воину, когда голос Малайвина перекрыл шум в зале.

— Братья мои, спор окончен. До первой крови, так было сказано. И нигде не записано, что кровь должна пролиться от клинка. Давайте признаем исход битвы, хотя победа эта — скорее заслуга хитрости, чем воинского искусства.

Несмотря на вмешательство Малайвина, волнение улеглось только отчасти. Многие молодые эльфы с возмущением покинули зал.

Сребровласый эльф жестом пригласил гостей присесть рядом. Он налил им вина и протянул фрукты на тяжелой серебряной тарелке, стоявшей на ковре перед ним. Все в зале постепенно успокаивались.

После совместной трапезы Малайвин попросил их рассказать об Альвенмарке. Ответил ему Нурамон, который по мере сил пытался забыть случившееся. Фародин позавидовал его умению рассказывать с такой живостью, что можно было легко представить Альвенмарк.

В ответ товарищи узнали многое о жизни в пустыне. Эльфы Валемаса превратили плохонький источник в цветущий оазис. Они долго искали это место, поскольку, как и их предки, любили пустыню. И шутили по поводу того, что жара пустыни сделала их такими вспыльчивыми.

Еще здешние эльфы рассказали о том, что часто ездят в мир людей. Смертные там называли их «гират», что на их языке означает «дух», и относились к обитателям Валемаса с большим уважением.

— Когда они встречаются с нами, то всегда одаривают, — улыбнулся Малайвин. — Думаю, они считают нас кем-то вроде разбойников.

— И вы не разуверяете их в этом? — едва эти слова сорвались с губ Фародина, как он тут же пожалел об этом.

— У нас нет выбора. Нам здесь столь многого не хватает, что мы с благодарностью принимаем каждый подарок. Это не значит, что мы бесчестны. Мы ничего не берем силой, хотя могли бы сделать это легко, — он понурился, глядя на извилистый узор ковра. — Но чего нам не хватает больше всего, так это звездного неба Альвенмарка.

— А если заключить мир с королевой? — предложил Нурамон.

Малайвин удивленно посмотрел на него.

— Может быть, эльфы Валемаса и потеряли многое, но только не гордость. В Альвенмарк мы вернемся только тогда, когда нас об этом попросит Эмерелль и при этом сохранит там нашу свободу.

«Значит, вы не вернетесь никогда», — подумал Фародин.