Нороэлль закрыла глаза. Год прошел с той ночи, когда ей приснились любовные игры с Нурамоном. И то был больше, чем сон. На протяжении последних четырех времен года в ней рос ребенок. Сегодня настал день родов. Она чувствовала это так же отчетливо, как воду, в которой плавала, или прикосновение русалок, находившихся рядом.
Она открыла глаза. Стояла ночь, небо было ясным и звездным. В лунном свете рождаются эльфы, в лунный свет возвращаются. Она чувствовала, как прохладная вода касается ее тела. Волшебство источника пронизывало ее и ребенка внутри. Ребенок шевелился.
Одна из трех русалок поддерживала ее голову. Нороэлль чувствовала, как ее грудь равномерно вздымается и опускается. Вторая русалка пела одну из песен своей далекой родины. А третья была рядом с Нороэлль, готовая прочесть в ее глазах каждое желание. Все они прибыли из Альвемера, чтобы помочь ей с родами. Они были морскими подругами волшебницы, имен их не знал ни один эльф. Их обнаженная кожа блестела, словно усеянная бриллиантами. Взгляд Нороэлль скользнул к берегу, затем к лугам, где в лунном свете сверкали крылышки бесконечного множества фей.
На берегу стояли Обилее, королева и некоторые придворные. Юная Обилее светилась от счастья. А лицо Эмерелль не выражало ничего. Два эти лица были словно зеркалами прошедшего года.
Обилее рассказывала ей истории о том, как мужчины приходили к своим возлюбленным после смерти, чтобы зачать с ними ребенка. Однако королева выражала сомнения и держалась отчужденно.
Нороэлль чувствовала, как ребенок шевелится в ее чреве. Ссора с королевой заботила ее гораздо меньше, чем вопрос, сможет ли она стать ребенку хорошей матерью. Она знала истории, которые рассказывала ей Обилее долгими ночами. И знала, какую часть ее подруга всегда опускала: у родившегося ребенка всегда была душа возлюбленного. Эта мысль пугала Нороэлль, потому что это означало бы, что Нурамон зачал сам себя. Он был бы своим собственным отцом, а она стала бы матерью своему возлюбленному.
Она со страхом спрашивала себя, сможет ли быть матерью Нурамона. Однако теперь, лежа здесь, она знала ответ. Да, сможет! Она будет помнить отца, таким, каким он был. И этот ребенок…
Вот оно! Мать часто рассказывала ей о родах. Однако ничто не могло подготовить ее к тому, что она сейчас ощущала. Словно кто-то произнес могущественное заклинание, и ребенок пришел в движение. Ее тело изменилось, Нороэлль чувствовала это. Она увеличивалась там, куда двигался ребенок, и уменьшалась там, откуда он уходил. Это было постоянное превращение, и Нороэлль понимала, как ее тело в этой изменчивой игре, словно приливы и отливы, принимает в себя воду источника, чтобы могло свершиться превращение и ребенок отыскал дорогу. Она осознавала его настойчивость, он хотел наконец родиться на свет.
Казалось, даже время растянулось. Лунный свет на воде, песня русалки, ребенок, мельчайшие подробности — все это навеки останется в памяти Нороэлль. Она дышала спокойно, закрыв глаза, принимая то, что должно было случиться.
Внезапно она почувствовала, как что-то покинуло ее тело и принесло с собой волну новых ощущений. Все тело ее завибрировало и в последний раз изменилось. А потом она услышала крик новорожденного. Она испуганно открыла глаза.
Та из русалок, которая пела, держала ребенка так, чтобы только голова его была над водой. Он был таким маленьким! Таким хрупким. И кричал изо всех сил.
Русалка коснулась пуповины и была немало удивлена тем, что плоть просто отпала. Нороэлль знала, что у других детей альвов необходим острый нож, чтобы окончательно разорвать связь ребенка с матерью.
— Мальчик! — негромко сказала русалка. — Это… чудесный мальчик.
Две другие русалки отнесли Нороэлль на берег, мягко подняли из воды. Она села на плоский камень и посмотрела на крохотное существо, которое певунья все еще держала в воде.
Кто-то положил Нороэлль руку на плечо. Она подняла взгляд и увидела рядом Обилее. Взяла подругу за руку. Затем поднялась и оглядела себя. Тело было невредимо. Чего она только ни слышала о родах у других детей альвов! Что это требовало нескольких часов или даже дней невероятного напряжения. Что над этим чудесным событием словно тень висели воспоминания об ужасной боли. В случае с Нороэлль ничто не говорило о том, что она только что родила. Она просто отмечала внутреннее опустошение. Ей не хватало ребенка.
К волшебнице подошли придворные дамы, отерли ее нежнейшими тканями, помогли надеть белые одежды. Обилее протянула ей платок, в который нужно было завернуть ребенка.
Нороэлль выжидающе смотрела на русалку, державшую новорожденного. Наконец та подплыла и протянула ребенка. Кожа мальчика была совершенно гладкой, вода стекала с нее.
Нороэлль приняла ребенка на руки и осторожно завернула в платок. С любопытством оглядела его. У него были ее голубые глаза, и кричать он перестал, потому что она — его мать. Редкие волосики, которые она осторожно промокнула полотенцем, были русыми, как у Нурамона. Однако мать говорила, что при рождении у нее тоже были русые волосы, а потемнели они только с годами. Этот ребенок был так похож на нее. Только уши сильно отличались. Хотя они были несколько продолговатыми, но совершенно не острыми. Однако это тоже могло поменяться.
Королева подошла к Нороэлль.
— Покажи мне ребенка, чтобы мы могли узнать, не несет ли он в себе душу известного эльфа.
Нороэлль протянула малыша королеве.
— Вот мой сын.
Эмерелль протянула руку, хотела коснуться лба малыша, но внезапно отшатнулась. На лице ее отразился ужас.
— Это не ребенок Нурамона. Ты ошиблась, Нороэлль. Это даже не эльфийский ребенок.
Новорожденный снова заплакал.
Нороэлль испуганно отстранилась, прижала сына к груди. Попыталась успокоить малыша.
— Посмотри на уши! — сказала Эмерелль.
Да, конечно, уши были слишком закругленными для обычного эльфа. Но, может быть, они со временем примут привычную форму. Что беспокоило ее больше, так это то, что Эмерелль не хотела видеть в ребенке Нурамона.
— Ты уверена, что в моем сыне не живет душа Нурамона?
— Ребенок очень похож на тебя, но его отец — не эльф.
Нороэлль решительно покачала головой. Королева ошиблась!
— Нет! Этого не может быть! Это невозможно. Той ночью ко мне приходил Нурамон.
— Все именно так, как я говорю. Послушай меня хорошенько! — Эмерелль указала на волшебницу пальцем. Никто и никогда не угрожал ей так. — Через три дня ты принесешь своего сына к моему трону! Там я решу его и твою судьбу, — с этими словами королева отвернулась и вместе со свитой покинула берег озера.
Нороэлль хотела поговорить с русалками, однако те исчезли. Она посмотрела на лужайку по ту сторону озера. Маленькие луговые феи тоже исчезли. С ней осталась только Обилее.
Подруга набросила плащ ей на плечи.
— Не обращай внимания на то, что говорят о тебе другие. У тебя есть сын.
Нороэлль вспомнила слова королевы.
— Тебе следовало держаться от меня… — У нее закружилась голова.
Обилее поддержала ее.
— Идем, я помогу тебе.
И они вместе пошли прочь.
Это должен был быть самый лучший день в ее жизни. Но теперь все разрушено. Королева напугала ее. Что она имела в виду, когда сказала, что решит ее судьбу и судьбу мальчика? Это слишком похоже на приговор. Может ли Эмерелль судить ее, не зная, что произошло ночью год назад? Кто мог зачать ребенка, если не Нурамон? Неужели к ней пришло другое дитя альвов, лишило ее воли и надругалось над ней во сне? Нороэлль посмотрела ребенку в глаза, и ей перехотелось думать об этом. Даже с такими бесформенными ушами он был красивым. Должно быть, королева ошиблась.
Впервые в жизни Нороэлль усомнилась в своей повелительнице. Эмерелль что-то скрыла. Она видела это по лицу королевы. На миг Нороэлль увидела на нем страх.
— Неужели Эмерелль отнимет у тебя ребенка? — без обиняков спросила Обилее.
Нороэлль в ужасе замерла.
— Что?
— Она напугала меня. Думаешь, она говорит правду?
Нороэлль погладила сына по щеке.
— Ты только посмотри на него! Неужели ты видишь что-то дурное в глазах этого ребенка?
Обилее не сумела сдержать улыбки.
— Нет. Он прекрасен и похож на тебя.
— Я сделаю все, что скажет королева. Только одного не допущу: чтобы этому ребенку причинили зло.
Обилее кивнула.
— Но как же ты назовешь его?
— Есть только одно имя, которое я могу дать ему. — Она нежно поцеловала малыша. — Нурамон! — прошептала эльфийка.