Виктория - значит Победа. Сердцу не прикажешь

43. Попался

Эмиль проснулся у себя дома и не сразу сообразил, на каком он вообще свете. Потому что лежал он на своей кровати, окружали его обычные стены спальни, в щель меж не до конца задёрнутыми шторами пробрался скупой зимний солнечный лучик.

Он прислушался – где-то в доме разговаривали, смеялись, чем-то гремели. Обычные звуки. Они всегда есть, если дети не на занятиях, а дети пока ещё не на занятиях.

И почему же ему помнится, что он провёл изумительную ночь с восхитительной госпожой де ла Шуэтт, с Викторией?

Потому что так и было, конечно.

Он не был уверен до конца, что всё сладится, и что ему удастся её очаровать. Сначала он было подумал, что её можно взять прямо голыми руками – после танца, его так от неё повело, что он и не подумал сдерживаться – в тени, в укромный уголок, и дальше вперёд, к победе. Только вот дама-то и тут оказалась непроста, и её слова отрезвили, и он подумал – а ведь она права, а он – нет. Будь они сто лет знакомы и девяносто девять из них в любовной связи – можно было бы, да. А тут… нет, права она, права, а он – глупец, вроде здешнего Орвиля, кавалера Терезы де Тье. Куда торопиться в самый первый раз? Нужно распробовать. Нужно очаровать так, чтобы у очаровательной противницы и мысли не возникло – сбежать. Чтобы помнила каждое его прикосновение и в думах своих возвращалась к ним до новой встречи. Поэтому…

Да молодец она, Виктория. Надо же, Виктория. Воплощённое божество Победы, он не зря вспомнил про ту статую в доме двоюродного деда, потому что госпожа де ла Шуэтт очень похожа. Такая же невысокая, изящная и очень, очень мягкая. Пышные бёдра, высокая грудь, бледно-золотые волосы. Карие глаза. Тонкие пальчики, смело исследовавшие его тело. Сладкие губы, которые умеют и раскрываться в поцелуе, и насмешливо кривиться, и всё это – за пару мгновений. И поцеловаться, и посмеяться, как-то так.

Она оказалась… неожиданно смелой и жадной до ласк. Охотно принимала и тут же дарила сама. И казалась совершенно неутомимой и неистощимой.

Впрочем, позже, когда уже всем хотелось спать, она со смехом выпроводила его, сказав:

- Не хватало ещё, чтобы вас поутру нашли в моей спальне!

- И что же случится, если найдут? – усмехнулся он, готовый к шуточкам о том, что как честный человек, будет обязан жениться.

Только он не честный человек, нисколечко. И вдовые дамы это обычно понимают…

- Да одного нашли уже, - пожала она плечами с непередаваемой усмешкой.

- И что же? – не понял Эмиль.

- Пришлось де Люса вызывать, чтобы расспросил, как он тут оказался, - фыркнула Виктория.

Тьфу ты, он же слышал эту историю, и с де Люсом говорил, и странности приметил… но не сейчас же о странностях, правда?

- Я понимаю, восхитительная Виктория, что даме после свидания необходимо выспаться. Особенно такой деятельной даме, как вы. И желаю вам сделать это, и пусть никто и ничто не тревожит ваш сон. Ни незваные гости, ни ваша прислуга, ни кто другой.

- Как мило, что вы это понимаете, - тонко улыбнулась она. – Что ж, значит – доброй ночи. Доброго остатка ночи.

И после ему уже ничего не оставалось, кроме как подхватить халат и тенями шагнуть к себе. И тут уже упасть в постель и уснуть.

И вот теперь он пробудился, вспомнил всё, случившееся ночью, потянулся, улыбаясь… нужно будет повторить, да?

Эмиль поднялся, кликнул Трокара, чтоб нёс умывание… и подумал, что вообще, если честно, было бы неплохо повторить прямо сейчас. Только… он здесь, а прекрасная госпожа де ла Шуэтт – в доме на Морской. Несправедливость, вечная несправедливость жизни!

Правда, дальше оказалось, что мысли об этой выдающейся даме не желали покидать его в течение всего дня. Разговаривал ли он о магии с мальчишками и Луиз, занимался ли с ними фехтованием, читал ли письмо из столицы от знакомца – ничего важного, просто слухи и рассказ о том, как при дворе праздновали Рождество, пил ли арро – всё время ему казалось, что рядом шуршит шёлк платья, что он вдыхает жасминовый аромат, а потом вдруг – не жасминовый, но аромат розы, и что она сейчас спросит о чём-то… но нет.

Некому было спросить, и ведь даже о следующей встрече они с ней не условились, как так-то?

Вообще он никогда не любил договариваться о последующих встречах, сложится – и хорошо, а нет – значит, не судьба. И тут не вспомнил.

А что, нужно было?

Но вообще вечером принимают Монграны. Обещан поэтический вечер и немного танцев. Вдруг она придёт? Она ж обычно приходит?

Эмиль, что называется, начистил пёрышки – оделся в очередной вариант серебристо-серого, Трокар перевязал ему волосы лентой – раз она вчера так похвально о них отозвалась, то не нужно никаких париков и пышных причёсок, пусть будут натуральные, поглядим, что скажет. Велел детям не баловаться слишком сильно, не ломать ничего в доме и не засиживаться допоздна, и отправился в дом Монгранов.

Гости уже прибывали, хозяева раскланялись с Эмилем… но в гостиной не оказалось ни госпожи де ла Шуэтт, ни госпожи де Тье. И где они, спрашивается?

О, появились. И… да как это возможно-то?

Восхитительная Виктория сегодня выглядела ещё восхитительнее обычного. Чёрный атлас, нежнейшее кружево цвета слоновой кости, жемчуг на белоснежной шее и спускается на грудь, а та грудь в глубоком декольте как в чаше, так и манит, её так и хочется коснуться. Провести кончиком пальца по жемчужинам и как будто случайно соскользнуть на словно светящуюся кожу. Кто, кто надоумил её одеться в чёрное? Это ж выстрел на поражение, неодолимая магическая атака!

Эмиль подошёл поздороваться и поговорить, потому что… потому что.

- Госпожа де ла Шуэтт, я необыкновенно рад вас видеть. Ваш смелый наряд способен лишить покоя и сна, - и учтивый поклон, самый учтивый, на какой он способен.

- Господин виконт, и я рада вас видеть, - в ответ такой же учтивый реверанс.

На губах улыбка, но в той улыбке он не увидел ничего такого, что позволило бы заподозрить её в особом к нему отношении. Вежливость и ещё раз вежливость, учтивость и доброе отношение ко всем в зале. Эй, вчера всё было иначе! Где огонь, где страсть? Что стряслось?

А она… кивнув ему, идёт беседовать с хозяйкой дома, потом ещё с кем-то и ещё, и даже не одарила его украдкой ни единым взглядом, как так-то! А потом… и вовсе смеётся с де Люсом!

Какого дьявола?

Эмиль, ты что, попался?