Глава 4

1

С замершим сердцем я смотрел на визитку с именем Брюса и не решался на звонок, который мог значительно обогатить меня знаниями по антимагии, развеять какие-то мифы, мешавшие объективно взглянуть на проблемы в обучении. Чем больше я думал о предложении Александра Яковлевича, тем сильнее крепла мысль о том, что главный чародей императора знает основные принципы Разрушителя и хочет сделать из меня подопытного кролика, на котором станет проверять свои догадки и экспериментировать, нисколько не боясь высочайшего окрика остановиться.

Дверь моей комнаты была приоткрыта, так что я услышал голос Ивана Олеговича, исходивший снизу из гостиной, и встречавшей его Людмилы Ефимовны. Опекун вернулся из конторы, где вместе со старшим братом Василием формировал поездные бригады. Через несколько дней во Владивосток отходит состав, в котором мог поехать и я, но пока было решено меня не брать. Дорога все-таки дальняя, времени уйдет много, а учеба вот-вот начнется. И Сидор еще мало занятий провел со мной.

Пусть и сожалея, но я решил, что так будет лучше. Нельзя терять шанс для изучения тайн антимагии. Откажусь — и никогда больше не смогу обратиться к Брюсу так запросто. Как гласит житейская истина: дают — бери, бьют — беги. Пока только дают.

Дождавшись, когда Булгаков переоденется и займет место в кресле гостиной с газетой в руках, я спустился вниз и поприветствовал его, пристроившись напротив за журнальным столиком. Он был завален свежей прессой. Заметил интересную особенность: опекун редко работал в своем кабинете, только в случае особых обстоятельств, требовавших сосредоточенности и внимания.

Иван Олегович ответил кивком и с нескрываемым интересом посмотрел на меня. Не так часто я подхожу к нему вечером с видом заговорщика.

— Однако, — усмехнулся Булгаков и положил «Московские ведомости» на колено, отрываясь от чтения. — Чувствую, какая-то просьба появилась, и довольно необычная. Или неправ?

— С какой стороны посмотреть, — я почесал затылок и вытащил из нагрудного кармана рубашки визитку. — Сможете позвонить по этому телефону?

— А сам? — опекун взял в руки картонный прямоугольник, прочитал имя и хмыкнул без особого удивления.

— Вам же не понравится, если я за вашей спиной будут самостоятельно решать некоторые вопросы.

— Ну… так-то правильно, — Иван Олегович покрутил визитку в пальцах. — Надумал все-таки? Хочешь попасть в тайные закрома Брюса?

— Хочу. Кочет рассказал мне все, что смог вспомнить. Макарий снова куда-то исчез, так и не нашел время со мной пообщаться, — пожаловался я. — У меня и надежд не осталось, кроме библиотеки Магической Коллегии.

— Н-да, Макария трудно заставить выполнить его же обещания, — рассмеялся Булгаков. — Такой он шебутной, да вечно занятой. Поговорю со Старейшиной. Может, вразумит чародея. Ну что, звоню?

Я кинул взгляд на гостиные часы. Время, которое указывал Брюс для звонка, еще не наступило. Большая стрелка едва-едва переползла восьмерку. А это время ужина, поэтому придется подождать.

— Господин Брюс просил беспокоить его после девяти.

— Понятно, — Иван Олегович снова взялся за газету. — Я позвоню ему, Вик, и все выясню. Тебе, скорее всего, понадобится разрешение на вход в библиотеку и архив, а еще личного водителя с машиной, чтобы возил туда.

Булгаков вряд ли шутил; организация подобных визитов всегда задействует многие службы, и даже моя незначительная персона тоже потребует особого внимания. «Брюсовы палаты» не то место, где можно гулять как по бульвару.

Подумав об этом, я посмотрел на стопку газет, которые изучал опекун. «Дворянская Москва» лежала сложенной пополам поверх других, и именно на этой половине я увидел фотографию матери. Княгиня Гусарова-Мамонова держалась за чью-то руку и улыбалась, чуть повернув голову. Лица второго персонажа не было видно, и я, взяв в руки заинтересовавшую меня газету, развернул «витрину» полностью.

«Читай свежую прессу». Только сейчас до меня дошло, что значили эти слова! Забавно, что опекун не заметил эту фотографию. Или не придал ей значения. Я схватил «Дворянскую Москву» и жадно прочитал небольшую заметку под двумя фотографиями с матерью и высоким статным мужчиной в черных очках. В самом факте снимков, казалось бы, не было ничего особенного, однако их автор, чья фамилия не была указана, или же редактор, отвечавший за материал, дал пояснение, что после долгих лет семейного разлада «якутский тойон», «золотой князь» Мамонов Георгий и его жена Аксинья из рода Гусаровых наконец-то сделали попытку сближения. Правда, сами супруги не дают никаких комментариев, а просто наслаждаются обществом друг друга. Князь Мамонов на данный момент проживает в отеле «Дюссо», туда уже несколько раз приезжала его супруга. Значит, делал неоднозначный вывод автор, дело идет к примирению. В чем была причина, написано не было, но «по неподтвержденным данным» княжеская чета потеряла новорожденного ребенка, после чего наступил разлад, и княгиня уехала в Москву. Почти пятнадцать лет длилось странное и многим непонятное вялотекущее супружество. Князь Мамонов по каким-то причинам не давал развод младшей жене, что до сих пор вызывает много кривотолков.

Автор статейки определенно опасался касаться жгучей тайны, но задавал здравый вопрос: а в самом ли деле желание княгини развестись с богатейшим сибирским землевладельцем заключалось в смерти младенца? Может, тайна кроется именно в том, что ребенок остался жив и его тщательно скрывают от общества? Тогда, где он сейчас находится? Скрывается под чужой фамилией? Но зачем?

Мне стало совсем не смешно. Этаким образом докопаются до причин. Возможно, некоторые люди знают о них, но не рискуют выкладывать свои соображения по причине личной безопасности. Уверен, что отец мгновенно свернет им головы.

Отец… Я вгляделся в лицо мужчины. Крупный подбородок, жесткая линия скул, лицо с колоритным, сибирским загаром, не таким, как южный, имеющим приятный золотистый оттенок. Здесь же явно поработало жаркое лето и суровые ветра, продубившие кожу. Возле кряжистой фигуры князя матушка глядится такой маленькой, хоть и сама женщина высокая. Не знаю, ракурс, наверное, такой неудачный.

Про Мамоновых я много чего успел прочитать. Предок основал на землях якутов и эвенков свою вотчину благодаря Источнику. Каким образом он нашел его, история умалчивает. Но на том самом месте, неподалеку от своенравной Елюенэ, в будущем ставшей Леной, и казачьего станка Мухтуй была возведена крепостца, а позже вокруг нее стали оседать переселенцы из Руси: разорившиеся дворяне, крестьяне, казаки, беглые солдаты. Кто-то шел в Сибирь за лучшей долей, кто-то не соглашался с политикой Мстиславских — но так или иначе эти люди давали вассальную клятву Мамоновым, усиливая их род. Когда Мстиславские спохватились, что где-то за Уралом растет и крепнет боярский клан, было уже поздно. Оставалось договариваться. Москва очень не хотела иметь под боком мощное и независимое княжество с невероятными природными ресурсами. Потому и зачастили переговорщики Мстиславских в Мухтуй, ставший позже, этак в девятнадцатом веке, Ленском[1] — настоящей столицей Мамоновых.

У растущего боярского рода аппетит оказался отменным. Огромнейшие сенокосные угодья, скотоводство, золотодобыча способствовали быстрому накоплению Мамоновыми капиталов. Мухтай обрастал добротными домами из бревен в два обхвата, с русскими печами и деревянными полами. Усилившийся спрос на сено, овес, овощи стимулировал быстрое развитие огородничества и расширение сенокосных угодий. В зимние морозы крестьяне-ямщики умудрялись за четыреста верст доставлять на прииски или в отдаленные поселки в свежем виде картофель, капусту. Мстиславские, глядя с ревностью на эти успехи, все же признавали, что «империя» Мамоновых росла невероятно быстрыми темпами.

Конечно, не все было так хорошо и ровно. Случались жестокие стычки с чукчами. Отличные воины частенько докучали Мамоновым, и победить их на своей земле не представлялось возможным. Каждый Глава рода или Старейшина из поколения в поколение стремились свести войну на нет, и однажды пришли к соглашению с местными тойонами, отдав им на откуп право торговать с китайцами и маньчжурами в обход княжеской дани, а сами значительно продвинули свои владения чуть ли не до Охотского моря на юго-востоке и Чаунской губы на севере с правом добывать ценный мех, золото и разрабатывать алмазные копи. Но цена такой сделки оказалась довольно оригинальной, и не все в роду соглашались с ней.

В каждом поколении один из княжичей должен был жениться на местной принцессе, скрепляя таким образом пакт о дружбе и вечном мире. Имея все привилегии своей Семьи, пользуясь поддержкой клана, заложник договора не мог стать Главой рода, как и его потомки. Дети-полукровки становились знатными дарханами и сами позже образовывали свои роды, которые, конечно же, примыкали к клану Мамоновых.

К чести местных царьков, замуж за белого принца они отдавали самую «породистую» девушку, кандидатуру которой обсуждали родственники из обоих родов. Через несколько поколений благодаря грамотному пестованию крови стали появляться очень красивые детишки с характерным для данной местности разрезом глаз и матовой кожей.

Можно представить, какую силу обрел княжеский род, создав мощный союз с якутами, чукчами и эвенками. Мстиславским оставалось только локти кусать и идти на определенные уступки, чтобы золото, пушнина, алмазы и прочие богатства Сибири поступали в государственную казну в нужных пропорциях. Правда, дважды они пытались пойти войной на Мамоновых, и ожидаемо проиграли. Сами же «золотые тойоны», к удивлению правящей Семьи, не хотели отделяться от Руси и не страдали гнилыми идеями сепаратизма. Себя они видели только в составе огромной страны, простирающейся от берегов Нарева до Тихого океана. Но с некоторыми оговорками, чтобы им не мешали жить своим умом. Совместные предприятия? Пожалуйста, но под нашим контролем, исключая золотые прииски и добычу алмазов. Железные дороги до берегов Охотского моря? Почему нет? Но Мамоновы тоже должны с этого что-то иметь. В общем, дружба крепкая без камня за пазухой. Внешнего врага будем бить вместе, но внутри у каждого свои интересы. Именно опасность, исходящая от маньчжур с юга и нахрапистых англосаксов со стороны Тихого океана, заставляла «золотых князей» маневрировать между жерновами уступок и договоренностей.

И то, что во мне течет кровь Мамоновых, что я княжич сильнейшего в Сибири рода необыкновенно грело мое сердце, и как же в такие моменты хотелось быть рядом со своими родителями, дядьями и тетками! Там моя стая!

Но сейчас нужно проявлять осторожность. Мстиславские помнят обиды, помнят свои поражения и не преминут отыграться на Мамоновых, используя очень сильный фактор — меня. Возможно, согласие императора на мою экспертизу, тоже часть хитроумного плана. Говорю же, взрослые парадоксальны в своих желаниях и действиях. Ничто не мешает им договариваться и делить сферы влияния. Почему нельзя в моем случае доказать родство с Мамоновыми честно и открыто?

Кстати, а могли быть подобные прецеденты в прошлом?

— Что там интересного? — мои размышления прервал голос опекуна. Он забрал газету и сразу же увидел фотографии. Вздернул брови от удивления, даже не пытаясь скрыть эмоции. — Вот так дела…

Булгаков кинул взгляд на меня, потом снова на снимки, похмыкал и быстро прочитал заметку. Отбросил ее в сторону, зашуршал стопкой непрочитанной прессы, выискивая что-то свое. Воскликнул оживленно:

— Ага! Вот еще!

И в самом деле, «Утренняя Москва», считавшаяся полуофициальным рупором столицы, тоже опубликовала серию снимков с моими родителями. Как будто ничего интересного в жизни за последнее время не происходило! Я пытался ухватиться за ниточку предупреждений, вихляющую передо мной в смутной пелене догадок, но пока не мог прийти к какой-то определенной мысли. «Читай прессу». Прочитал. Мама встречается с отцом, в этом ничего странного. Она еще довольно молода, очень привлекательна, и теперь компенсирует годы вынужденного разлада. Не с кем-то же развлекается, а со своим законным мужем! И чего все возбудились? Это только для меня инсценировка!

— Забавно, не ожидал, — Булгаков отбросил газеты, закинул ногу на ногу, обхватил колено руками. — Рад за Аксинью Федоровну. Может, ей удастся обрести спокойствие разума, чтобы начать жизнь по-новому. Она тебе ничего не рассказывала про свое прошлое?

— Зачем ей раскрываться перед чужим человеком, да еще подростком? — старательно делаю удивленное лицо, а у самого сердце дико колотится. Вдруг Булгаковы все знают?

— Хм, ну, мало ли что. Например, не говорила ли, что ты похож на ее умершего сына?

«Говорила, еще тогда, при первой встрече в кафе, — невысказанные мысли забегали по черепной коробке, натыкаясь друг на друга как всполошенный табун лошадей. — И потом, в Евпатории призналась, что я ее сын. Но вам-то зачем знать?»

— Насчет сходства говорила, даже расплакалась, — я не стал скрывать обстоятельства нашего разговора в кафе. — Поэтому, наверное, и решила помочь со взносом.

— А в Крыму?

— Ничего, — мой голос не дрогнул.

— Странно другое, Вик, — задумчиво произнес опекун. — Зачем она вообще приехала туда. Проявлять такие невероятные эмоции по отношению к человеку, не являющемуся даже ее дальним родственником — совершенно нелогичный поступок.

И снова этот странный, испытующий взгляд.

— Возможно, я таковым для нее и стал, — пожимаю плечами. — А вообще, я ее приглашал в Крым на соревнования. Как бы в благодарность…

Опасный для меня разговор прервала Людмила Ефимовна. Она заглянула в гостиную, и улыбнувшись, сказала, что ужин готов, и всех ждут к столу. Потом добавила:

— Вик, позови, если не трудно, Свету. Опять, наверное, надела наушники и через визор с подружками общается.

Я с облегчением улизнул из гостиной, ощущая на своем затылке очень внимательный и сверлящий взгляд Ивана Олеговича.

— Мальчишка знает о своих родителях, — задумчиво произнес Булгаков. — Княгиня рассказала ему всю правду, когда приезжала в Евпаторию. Очень плохо, что Вик не хочет, чтобы мы знали об этом. Не доверяет, а значит, строит какие-то планы.

— И что ты так разволновался? — супруга взяла в руки «Утреннюю Москву», рассеянно пробежалась взглядом по снимкам и текстам. — Закон на твоей стороне, ты имеешь больше привилегий как опекун. Мамоновы своего сына не заберут даже через суд, как бы им этого не хотелось. А вот с чего вдруг Аксинья воспылала любовью к Жоре? Почти пятнадцать лет показывала ему пальцем на дверь, а теперь открыто демонстрирует свои чувства.

— У князя Мамонова три жены, и судя по его виду, он нисколько не этим фактом не смущен. Дорогая, почему тебя приходится дожидаться на ужин столь долгое время?

Она строго взглянула на Свету, благоразумно прячущуюся за моей спиной.

— Прости, мамуля, — в этот раз дочь была не в своих ужасных шортах и футболке, что не совсем нравилось Людмиле Ефимовне, когда она в них садилась за обеденный стол, а в легком платье в горошек. — Мы смотрели газеты с фотографиями Аксиньи Федоровны. Вик сказал, что очень рад за княгиню. Ведь она помогла ему однажды и даже переживала как за сына.

Я с безмятежным видом отодвинул стул, помогая Свете сесть, заодно заслужив ее благосклонный кивок, после чего перешел на противоположную сторону, и занял свое место. Девушки-горничные тут же споро наполнили тарелки супом и ушли из столовой по знаку хозяйки. Булгаков первым взял в руки ложку и снял пробу с наваристых щей. Довольный, кивнул.

— Неплохо сегодня постаралась Авдотья, — сказал опекун, густо насыпав черного перца в тарелку. — Приятного аппетита.

Застучали ложки

— Куда пропал Артем? — поинтересовалась Людмила Ефимовна у Светы. — Он совсем одичал за лето. Игнорирует мои звонки, поздно приезжает домой.

— Как всегда с Димкой дурью маются, — хмыкнула дочь. — Уехали с утра в город, с дружками встречаются, наверное.

— Ничего, год остался, — задумчиво кивнул Булгаков. — Закончит школу — и прямиком в университет. Хватит баклуши бить.

Артем, по словам Светы, собирался поступать в императорский Московский университет на факультет экономики, но периодически колебался и хотел идти на правоведа. А мать так же периодически прочищала ему мозги, объясняя волю родителей и Главы рода. Экономика — кровь не только государства, но и отдельно взятого клана. Грамотные управленцы всегда нужны, и Булгаковы здесь не исключение. Мелкую работу делают клерки из мещан, но банковская сфера требует особого догляда и жесткой руки тех, кто эту сферу контролирует снизу доверху; а юридическую стезю можно оставить девушкам. Но в целом, их роль совершенно другая.

Ужин закончился, и я вместе с опекуном снова уединились. Булгаков подмигнул мне заговорщицки и набрал номер с визитки. Прижимая телефон к уху, он расхаживал по гостиной, что-то мурлыча по нос. Потом встрепенулся.

— Александр Яковлевич? — бодрым голосом удостоверился он. — Вечер добрый! С вами Булгаков говорит. Да, тот самый, вы не ошиблись. Я хочу вам привет передать от молодого человека. Волховский, да. Вы невероятно проницательны, господин Брюс! Как опекуну, мне хотелось бы получить ваше слово, что посещение библиотеки не станет способом давления на мальчика… Ну, вы же человек взрослый, понимаете, о чем я намекаю… О пресловутом сыре в мышеловке не стоит напоминать? Нет-нет, я ни в коем случае не сомневаюсь в вашей порядочности. Но есть некоторые условности, которые я обязан соблюдать… Да, я о патронаже Ее Величества над сиротскими домами. Спасибо, что поняли мое беспокойство.

Булгаков на некоторое время замолчал, вышагивая по гостиной с телефонным аппаратом у уха, но теперь уже по диагонали, старательно обходя мебельный островок, на котором притулился я в немом ожидании. Меня больше интересовало, не возмутился ли Брюс претензиям опекуна. Ну, он в своем праве.

— Я вас хорошо понял. До свидания, Александр Яковлевич.

Иван Олегович сделал еще один круг, заложив руки за спину, и не садясь, остановился напротив меня.

— Брюс — редкостный проныра, — заявил он, нисколько не стесняясь обсуждать характер чародея с подростком. — Не буду оригинален, если скажу тебе, Викентий, чтобы ты поменьше с ним в разговоры вступал. Поздоровался, для вежливости поинтересовался о здоровье — и дальше по своим делам. В словесной казуистике он обыграет тебя в два счета и не заметишь, что стал его верным поклонником.

— Говорят, все Брюсы — чернокнижники, — невпопад ответил я, но Булгаков, как ни странно, понял мою мысль.

— Кроется за ними такая тайна, но никто ничего не доказал, — фыркнул Иван Олегович. — А знаешь, какой аргумент приводят несведущие люди, что эта семейка играет по-черному?

— Не-а, — заинтересовался я. Давненько опекун не общался со мной, забросил воспитание, так сказать!

— Не мной замечено, что у Брюсов никогда не рождаются девочки. Один Брюс сменяет другого. Поэтому и пошли такие слухи, что чародей вечен, путается с дьяволом и балуется не только магией, но и алхимией. Вечная жизнь как награда за сделку. Может, в библиотеке найдешь что интересного про него?

Булгаков шутил, конечно же. Никто не будет оставлять компрометирующие документы в таком проходном месте как библиотека. Да и в архивах вряд ли что-то есть на чародея. Брюс уже давно побеспокоился о собственной безопасности и уничтожил лишние сведения про свою семью и малейшее упоминание о предках. Если имеешь дело с вечностью, не стоит об этом кричать на весь белый свет.

— А вам нужна информация о Брюсах? — поинтересовался я.

— Нет, даже не вздумай начинать, — враз нахмурился опекун. — Если заметят, что ты изучаешь совсем не то, что нужно по твоей специализации, то начнутся проблемы. Для тебя, Вик. Именно для тебя. Я не пугаю, а предупреждаю.

— Я не буду совать нос куда не следует, — пообещал я. И в самом деле, зачем испытывать судьбу? Хорошо бы найти ответы на свои вопросы, в чем сильно сомневаюсь.

— Отлично. Брюс обещал завтра прислать своего сотрудника. Он сфотографирует тебя и тут же изготовит пропуск. К сожалению, магический амулет, использующийся для посещения библиотеки, тебе противопоказан, что указывает на осведомленность чародея о твоих способностях. Поэтому будет обычный, закатанный в пластик. Он временный, на полгода. Не потеряй его и не демонстрируй на людях.

— Я все понял, Иван Олегович, — киваю в ответ. — И когда могу поехать в Коллегию?

— Курьер все скажет. А ездить будешь с Сидором. Раз он твой инструктор, то пусть и отдувается.

Мне показалось, что в голосе Булгакова проскользнуло злорадство. Вот это странно. Сидор, несмотря на излишнее рвение в моем обучении, хороший парень. Я же понимаю, какая ответственность лежит на нем. Ведь не Иван Олегович приставил его ко мне, а Глава рода, и отвечать Сидору за свою оплошность придется перед ним, а не перед опекуном. Ну, что ж, я не против инструктора. Все веселее, чем с каким-нибудь безмолвным охранником из бригады телохранителей.

2

— Почему Факир до сих пор разгуливает на свободе? — императору не надо было хмурить брови, чтобы показать собравшимся офицерам силовых структур свое недовольство. Голос, звучавший в совещательном кабинете, давил на плечи и ввинчивался в мозг. А для полноты ощущений созданный непроницаемый купол вызывал у многих дискомфорт вроде заложения ушей, а то и хуже — кто-то вообще тайком старался ослабить воротник кителя, чтобы не так сильно ощущать невидимую хватку на горле. — В следственных кабинетах сидят его подельники, разливаются соловьями, но никто из них не указал местоположение агента.

Взглядом Мстиславский обвел замершее собрание. Остановился на нарочито спокойном главе государственной службы безопасности.

— Николай Юрьевич, — опасная мягкость в голосе заставил всех снова напрячься. — Объясните мне, несведущему, как вы собираетесь защищать своего государя в дальнейшем? Месяц прошел с тех пор, как меня и моих зарубежных гостей пытались убить на глазах своих подданных! Где результат мероприятий? Все обвиняемые прямо указывают на эмиссара Хмеловского как на главное действующее лицо! Поймали всех, а Факир где-то похихикивает над вами! Ягеллоны, Фолькунги, Штауфены в голос вопят, умоляют поскорее вздернуть убийцу! Боятся, что и у них может произойти подобное. Мне совершенно не нужна потеря репутации!

Мстиславский понимал, насколько пусты сейчас его слова: так, обычное сотрясание воздуха. Но именно такие процедуры необходимо проводить с личным составом имперской безопасности, чтобы не расслаблялись. От того, что он ментальным давлением на психику подчиненных ничего не добьется — это ясно как день. Силовые службы и так работают двадцать четыре часа в сутки, перепахивая массивы информации и каждый уголок огромного города. И не бросишь камень упрека в их сторону. Факир — признанный мастер обрывать хвосты и слежку, а заодно гримироваться так, что позавидуют профессиональные мастера шпионского дела.

Смена походки, жестов, голоса, а при необходимости и ауры при помощи специальных артефактов — все это работало против государственной розыскной машины. Привлекались самые лучшие маги, способные выявить разнообразные хитрости, позволявшие преступнику уходить от преследования. Но на это тратились человеческие ресурсы, время и средства.

— Ваше Величество, — Иртеньев встал, одернул китель и вытянулся по струнке. Такой жест был знаком императору. Этакий вояка, достойно принимающий критику, но не всегда согласный с ней. — Ответственно заявляю, что Факир никуда из Москвы не уехал. Он находится здесь и затаился на конспиративной квартире. Может, не в самой столице, не настаиваю на этом варианте. Однако же мероприятия проводятся и в прилегающих к ней районах. Все околотки работают в режиме «двадцать четыре на семь», привлечены опытные отставники.

— На чем зиждется ваша уверенность? — Мстиславский снял «купол тишины», и все облегченно задвигались, задышали. — Мы ходим вокруг да около. Кропоткин, Ушатые, Шуйские — продажные источники, но все ли тайные адреса они выложили?

— Перекрестные допросы до сих пор идут, — заявил Иртеньев. — Периодически выдергиваем фигурантов и по десятому кругу требуем выложить все, что могли забыть.

— И все же, что по вопросу? Уверенность подкреплена фактами?

— Я просто уверен.

— Хорошее качество — развитая интуиция, — усмехнулся император. — Надеюсь, так все и есть. Давайте, все же, по существу. Как смотрите на привлечение ментатов?

— Ваше Величество…, — побледнел Иртеньев и переглянулся с сидящим напротив мрачным Белобоковым, отвечавшим за координацию безопасников с чародеями. — Не уверен, что в данной ситуации приемлемо использование ментоскопии. Прошу пока задействовать все те ресурсы, которыми пользуемся сейчас. Усилим агентурную работу, «сыворотку правды», наконец, используем.

— Меня беспокоит одна логическая нестыковка в ваших рассуждениях, — император в своей неторопливой манере подошел к окну и поглядел на оживленную площадь, примыкавшую к Никольской башне. После диверсии на Болотном поток автомобилей через эту проходную был существенно снижен, а количество охраны увеличено. Всевозможные мероприятия сокращены до минимума, а даты встреч с иностранными послами или представителями знатных родов Европы скорректировали, заранее всех предупредив об изменениях. Может, кто-то и обиделся, но Мстиславский не обращал на подобные эмоциональные проявления абсолютно никакого внимания. Безопасность семьи и рода — первоочередная задача Главы, коим являлся Великий князь, император Иван Андреевич.

— Я слушаю, Ваше Величество, — прервал затягивающуюся паузу Иртеньев.

Мстиславский развернулся и с некоторым удивлением посмотрел в напряженные лица офицеров, как будто хотел спросить, а почему они, собственно, еще находятся здесь, а не выполняют свою работу?

— Если Факир такой невероятно умелый конспиратор, — правая рука императора описала непонятную фигуру в воздухе, — то почему он до сих пор сидит как мышь под веником и не пытается прорваться за кордон? При таких индивидуальных умениях и возможностях я бы давно улизнул через бреши, которые у нас есть… Да-да, этот упрек относится ко всем. И к тебе, Петр Андреевич (Головин упрямо наклонил голову, чтобы император не видел несогласие в его глазах), и к тебе, дорогой, Павел Борисович (Морозов, будучи главой МВД, и так сутками не спал, держа в напряжении весь штат полиции города, но упрек принял), и даже к тебе, Василий Есипович (воевода Лопухин, кажется, единственный из всех был спокоен и деловит, или старательно прятал эмоции). Вы — мои главные помощники, пальцы правой руки, которые я в самый ответственный момент сжимаю в кулак. Надо напрячься и понять, что нужно Хмеловскому в Москве? Может, планирует еще какую холеру?

— Ваше Величество, — поднялся Белобоков, — позвольте версию изложить…

— Давай, Осип Витальевич, — оживился Мстиславский и поглядел на хмурящегося сына. Цесаревич как будто не присутствовал в кабинете, увлеченно чиркая ручкой в своем блокноте. — Любая версия будет полезной, чтобы разгадать душу чертова ляха.

— Несколько дней назад я побывал на даче Александра Яковлевича, пригласил он меня рыбку половить, ушицей побаловаться, — начал магистр, не обращая внимания на смешки офицеров, хорошо знающих о дружбе Белобокова и Брюса на почве рыбалки. — Посидели мы, покумекали, разные идеи друг другу подбрасывали и тут же опровергали их логическими доводами. И пришли к мысли… А что, если Факир остался в Москве, чтобы выяснить причину срыва диверсии? Магическая атака ведь была настолько сильной, что гарантированно уничтожала всех находящихся в императорской ложе, однако была умело скоординирована и направлена лишь на иностранцев. Неудача расстроила Факира. Если атака не удалась, это не из-за недостатка мастерства наемных магов, а наоборот — из-за кого-то, чье искусство оказалось выше сотворенной «небесной капли». Вот мы и подумали: Факир ищет чародея, сумевшего противостоять двум магическим атакам. Его профессиональная гордость, если так можно назвать работу наемника, была подвергнута серьезному испытанию. Он просто не мог отмахнуться от точащей его уязвленности.

Белобоков назидательно поднял палец вверх. Император изобразил аплодисменты и попросил магистра сесть под возбужденные голоса офицеров.

— Хорошая версия, которая грозит нам новой проблемой, — сказал он, дождавшись тишины.

— Какой, Ваше Величество? — гулко спросил воевода Лопухин.

— Теперь всем службам придется следить за одним подростком, — вместо императора ответил цесаревич. Он оторвался от зарисовок в блокноте и оглядел совещание. — Надеюсь, вы поняли, о ком речь?

— И как нам быть? — Иртеньев кивнул в знак того, что прекрасно понял намек. — Не проще ли предупредить Булгаковых, чтобы не пускали мальчишку в город?

— А вот как раз и надо, чтобы он бегал по московским улицам, — усмехнулся цесаревич под одобрительным взглядом отца. — Будем ловить Факира на живца. Ведь он наверняка прочитал все газеты, посвятившие событиям на Болотном, большие репортажи. И если не дурак, сопоставил некоторые вещи.

— Прошло столько времени, а напарник вашей дочери, Великой княжны Лидии, до сих пор в здравии, — пробурчал начальник МВД Морозов. — Даже успел поучаствовать в драке между дворянской и купеческой порослью. Вот это я понимаю, энергия через край хлещет!

Все были в курсе произошедшего в Покровском парке, стали переглядываться и посмеиваться.

— Может, надо помочь Факиру, подсказать ему, кто истинный герой? — продолжил Морозов. — Пусть «случайно» встретится с ним, заведет беседу, познакомится. И тут-то мы его прижучим.

— За Волховским уже следят, — император пристукнул ладонью по столу. — Избирая ваш метод слежки, можно сказать, что с ним произошел подобный случай. Некий Ломакин Евгений Сидорович ненавязчиво вошел в доверие к мальчишке, и никто не спохватился, кто это такой.

— Я знал, Ваше величество, — Морозов с превосходством оглядел офицеров. — После случая с малолетним идиотом Голицыным, едва не угробившим несколько человек, мы заинтересовались данным персонажем. Ломакин после всего случившегося поступил на службу по контракту к Тучковым.

— Его хорошо проверяли?

— Его приглашали в Магическую Коллегию на собеседование, — подтвердил Белобоков. — Потому как он изъявил желание преподавать в Щукинской гимназии свободный предмет по чародейскому искусству.

— А в Щукинской учится Волховский, — снова усмехнулся цесаревич.

На этот раз оживление за столом всколыхнулось мгновенно, и магистр поспешил продолжить:

— Если думаете, что Ломакин и есть хитроумный Факир, смею вас разочаровать. С ним все в порядке, мы проверили его досконально, пусть он и появился в Москве накануне событий. Павел Борисович хотел показать вам на примере, как можно использовать юного спасителя в качестве наживки.

— Мы рискуем ребенком, — из-за стола поднялся офицер с погонами полковника и с показательным значком на мундире, где выделялась буква «К». Говорил он ровно, однако же в голосе прорывалось возмущение. — Да, пусть он уже на пороге юношества, но все равно ребенок. А Хмеловский — матерый волчара. Я как представитель отдела «К» не даю согласие на подобную операцию. С меня же шкуру спустит Ее Величество…

Он устремил взгляд на императора. Тот задумчиво пробарабанил пальцами по столу.

— Как бы мы ни старались оберечь наших подданных от всевозможных опасностей, Артем Сергеевич, рисковать все равно приходится. После Болотного в Европе уже заинтересовались юным дарованием. В таком возрасте, полковник, очень трудно противостоять боевым магическим конструктам, а Волховский справился если и не играючи, то без существенного риска, — пояснил Мстиславский. — Разведка докладывает, что можно ожидать визита эмиссаров из княжеских домов Германии, Италии, Британии… уже язык намозолил. Ягеллонам я еще могу рот заткнуть, но тем же Штауфенам или скандинавам вряд ли. Чтобы не ограничивать свободу Волховского, и с тем же обезопасить его от нежелательных контактов, пока он учится в гимназии, повелеваю согласовать между службами мероприятия по охране мальчишки. Чтобы не было накладок и всяких недоразумений. Сообразите, как это делать. Обратитесь к полковнику Кольцову, он дока в таких делах. Насчет Факира… Поддерживаю идею цесаревича. Волховского будем использовать как наживку. Фиксировать всех новых лиц возле него и попытки знакомства. Это могут быть люди разных сословий, профессий, даже нельзя исключать вовлечение лиц женского пола. Не мешайте им идти на контакт, пусть проявят активность. Мероприятие разработать в течение трех дней. Ответственный — воевода Иртеньев.

— Слушаюсь, Ваше Величество!

— Тогда все свободны. Полковник Кольцов, сын — останьтесь.

Как только за воеводой Иртеньевым закрылась дверь (он выходил последним), Мстиславский вздохнул, в голосе его проскользнули сочувствующие нотки:

— Я понимаю ваши чувства, Артем Сергеевич. Нельзя вовлекать детей в игры взрослых. Вы думаете, что Волховский настолько нам интересен? Совершеннейшая нулевка в плане одаренности. Он слаб как Стихийник, как боевой маг, Целитель и прочая-прочая… Но его непробиваемая антимагия заставляет нас создавать условия, чтобы Викентий не перешел на сторону потенциальных противников. Существует огромная опасность, что на основе его Дара могут создать механизм блокировки магии. Ну, или «глушитель», по-простецки говоря. Защита, умело построенная и направленная в нужную сторону, может стать большой проблемой для одних, и спасением для других. Как думаете, стоит нам махнуть рукой на мальчишку и оставить его в покое?

— Откровенность за откровенность, Ваше Величество, — Кольцов вытянулся, не обращая внимания на цепкий взгляд цесаревича, устроившегося в кресле в дальнем уголке кабинета. — Я не понимаю, почему вокруг Волховского столько шума. Если он так ценен в плане уничтожения магии, то вы получаете идеального телохранителя. В ином случае будет лучше, если мальчишка получит все полагающиеся ему привилегии по статусу сироту и сам выберет свой путь.

— То бишь отпустить? — уточнил Мстиславский.

— Да, Ваше Величество, — твердо ответил полковник.

— Про идеального телохранителя вы преувеличиваете, Артем Сергеевич, — ответил из угла цесаревич. — От магии он прикроет, а обычная пуля сразит наповал.

— Но ведь его можно включить в состав личного отряда телохранителей, — не сдавался Кольцов.

— Не вариант, — цесаревич усмехнулся. — Теперь вы понимаете нашу головную боль, как встроить этот рабочий, но своенравный узел, в отлаженный механизм? Отпустить нельзя, а понять его истинную ценность мы не можем. Точнее, не знаем, какую ему роль отдать.

— И еще, Артем Сергеевич, — император взял под руку начальника отдела «К», что говорило о невероятном доверии, — придется вас посвятить в открывшиеся недавно обстоятельства, чтобы потом не возникло недоумений и обид. Волховский не сирота. Мы и сами недавно об этом узнали. И вас тоже прошу пока не раскрывать подробности, сохранив в тайне услышанное сейчас.

— Неожиданно, — Кольцов остался спокоен. — Каким образом произошла утечка? И кто родители?

— Утечки не было, — Мстиславский сжал локоть полковника. — Генетическая экспертиза проведена по решению Волховского в качестве нашего долга за спасение Великой княжны Лидии. О результатах знает он и присутствующие здесь люди. Больше никто. Не нужно напоминать о неразглашении данной информации?

— Нет, Ваше Величество. Только с вашего высочайшего разрешения.

— Прекрасно, полковник. Волховский — сын князя Георгия Мамонова и его младшей жены Аксиньи, урожденной Гусаровой. Как видите, кровь в его жилах вовсе не мелкопоместных дворян. Статус княжича мгновенно возносит его на приличный уровень от нынешнего.

— Потрясающе, — полковник Кольцов сохранил хладнокровие. Признаться, он не был удивлен данным откровением. За годы службы в отделе «К» и не к таким вывертам привыкаешь. Сколько бастардов на его памяти получили поддержку от кровных родителей, сколько настоящих сирот обрели семью, а многие — даже статус. И никто в их случае не скрывал истину. Все знали, что княжич такой-то — усыновлен такой-то фамилией и получил многие права, как и положено наследнику, или с небольшими вариациями, если он не был единственным в семье. Историй хватало, что и говорить. Поэтому Волховскому… то есть Мамонову крупно повезло. Очень крупно. Младший наследник «золотого тойона» — звучит весьма солидно, несмотря на тот факт, что в иерархии семьи он вряд ли дойдет до высот управления кланом. Но и этого хватит, чтобы купаться в роскоши и не знать горя до старости.

— И это все? — засмеялся император, отпустив руку собеседника. — Однако, Артем Сергеевич, вы немногословны. Ни один мускул на лице не дрогнул.

— Я задумался, — признался Кольцов.

— О чем же?

— О превратностях судьбы, Ваше Величество, и о дерзости молодого человека, заставившего вас пойти против своих же законов.

— Вы о запрете на экспертизу? — Мстиславский переглянулся с сыном-цесаревичем. — Пустое, господин полковник. Юноша показал свою гражданскую зрелость не по годам. У нас был долг перед ним, и мы могли осыпать его невероятными привилегиями, захоти он подобное. Волховский нас удивил своей недетской разумностью, не скрою. Но, что интересно, он обещал не раскрывать свое родство перед родителями, пока те не помирятся и не станут жить одной семьей.

— А не манипулируют ли им Мамоновы?

— Мы задавались этим вопросом, — сказал цесаревич из угла. — И сразу подумали на князя Георгия. Но в том и дело, что Волховский не имел контактов с отцом, а свою мать считал меценаткой, доброй женщиной, помогавшей ему попасть на молодежные соревнования по боям экзоскелетов. Потом правда вскрылась, и мальчишка заявил о своем праве не возвращаться в родную семью, если у родителей не хватит сил и мужества сойтись снова.

— Жестоко, — качнул головой Кольцов. — А если они не любят друг друга?

— Аксинья Федоровна об этом ему сказала бы, — уверенно произнес император. — Однако промолчала. Значит, чувства остались. Она боится старших жен, уверены мои аналитики. Кстати, а почему ваш помощник… этот майор, взявший фамилию жены…

— Рудаков, Ваше Величество, — полковник был уверен, что император знает, как зовут майора, и намеренно продемонстрировал свое недовольство. А вот что ему не понравилось?

— Ах, да… Рудаков, — император прищелкнул пальцами. — Его дочь учится вместе с Волховским, правильно? Почему майор Рудаков не знает, о чем думает мальчишка, чем увлекается, какие планы на будущее? Ведь ему поставлена конкретная задача как куратору, а значит, в любой момент должен отчитаться передо мной или перед вами как перед непосредственным начальником. Доклады, записки, личные соображения. У него дочка очень хорошенькая, почему до сих пор Викентий с ней не дружит, не ухаживает за ней? Неужели Илана не может применить свои чары? Девочки любят приучать к себе щенков с малых лет. Так легче манипулировать ими во взрослой жизни.

Император знал все.

— Если объект не проявляет должного рвения, нужно создать некие условия для сближения, — предложил он. — Или я не прав? Кто должен инициировать события?

— Виноват, Ваше Величество. Моя недоработка. Но я остаюсь при своем мнении: вовлекать детей в игры взрослых непотребно, — Кольцов упрямо взглянул на государя. — Наверное, сам Волховский не видит в Илане Рудаковой объект своего поклонения. Может, девушка не нравится ему оттого, что в доме опекуна тоже есть дочь — ровесница паренька. Весьма привлекательная особа к тому же, ничем не уступающая Рудаковой. А в свете открывшихся обстоятельств и вовсе более выгодная партия.

— Булгаковы не позволят эту связь, — резко заявил цесаревич, встав позади отца. — Викентий — антимаг. Он играючи разрушает магические конструкты, магемы и прочие плетения, а что говорить об искре, которую ему потушить — как плюнуть. Светлана Булгакова — «водная» Стихийница, а Волховский гарантированно уничтожит ее Дар.

— Но ведь он каждый день находится в окружении одаренных Булгаковых, — логично возразил Кольцов. — Что-то до сих пор никто из них не паникует.

— Есть предположение, что воздействие на искру может произойти при весьма близких контактах, кхм, — кашлянул цесаревич. — Влюбчивость, половое влечение, гормоны… вся эта биохимия ослабляет ауру одаренного, способствует проникновению извне вредных энергетических потоков. Смоделируйте ситуацию, господин полковник, и сразу поймете страх Булгаковых. Они ни за что не отдадут девушку замуж за Волховского. Страсть и влюбленность хороши в плане воспроизводства. От этого детишки хорошенькие получаются. Но если здесь присутствует Родовой Дар — извините, ваш номер сотый. Скорее, найдут ему никчемную в плане одаренности девицу из рода… Самый читаемый вариант.

— Но Мамоновы…

— Именно! — снова щелкнул пальцем молчавший до этого император, а цесаревич взял паузу. — Отсюда начинаются такие комбинации, что дух захватывает от перспектив. Полковник, вы мне нужны как посредник в переговорах с князем Георгием. Чему вы удивляетесь, Артем Сергеевич? Еще не догадались? Мне нужен доступ к землям Мамоновых, точнее, к проектам князя: терминалы на берегах Охотского моря, к его концессиям на Аляске и много чего интересного. Деньги здесь не играют большой роли. Я хочу влезть в его империю, сыграть в долгую и умерить аппетиты Мамоновых.

— И вы доверяете мне первому поставить на кон? — побледнел Кольцов. Перед ним так легко открыли карты, отчего холодок страха множеством щупалец проник в позвоночник. По сути, он мертвец, если хоть в чем-то станет неугоден Мстиславским.

— Вы начнете переговоры с князем Георгием на предмет торга. Торгуйтесь как восточный купец за каждую мелочь. Дайте ему ощущение моей заинтересованности, давите на возможность союза. Верю, что ради возвращения сына уже в этом году или в ближайшей перспективе он примет наши предложения.

— Какие именно, Ваше Величество?

— Самое вкусное — Великая княжна Лидия.

— А…, — только и смог выдавить из себя Кольцов. Только что Мстиславские рассуждали о гибельности для одаренной девушки выйти замуж за антимага, и тут же предлагают представительницу императорской крови отдать Волховскому. Хитрит государь? Вероятно, какая-то подоплека существует, нельзя принимать на веру подобные заявления.

Он глянул на цесаревича. Мельком, скользящим взглядом, и этого было достаточно. Юрий Иванович, оказывается, не в восторге от предложения отца, но и не возмущается. Значит, между ними уже состоялся разговор. Не самый приятный, понятно. Однако Кольцов чувствовал недоговоренность. Здесь таился какой-то подвох или даже капкан для Мамоновых.

— Мы с вами еще обговорим детали, Артем Сергеевич, — император снова взял под руку Кольцова и повел его к двери. — А пока советую усилить кураторскую работу. Поговорите с майором Рудаковым, обрисуйте ситуацию мягко, как вы умеете. Ваши люди должны работать, откинув некоторые предрассудки. Таких детей как Волховский нужно постоянно держать под бдительным оком государевым. Чтобы не наделали беды, и не попали в капкан взрослых идей. Ну, что поделаешь, раз в России появился такой уникум. Отмахнуться нельзя, другие подберут, обласкают и сделают оружием против нас самих. Вы же понимаете?

Они остановились перед дверью, и Кольцов, словно ухнув в прорубь с ледяной водой, ответил твердо:

— Понимаю, Ваше Величество.

— Ну и отлично, полковник. Ступайте, работайте.

…Сев в служебный «Хорс», внутри которого вовсю работал кондиционер, отсекая от жаркого марева августа, полковник Кольцов приказал водителю ехать в контору, а сам отвалился на спинку дивана. Он проигрывал в уме разговор с Мстиславскими и сочувствовал Викентию. Мальчишку опутывали со всех сторон невидимыми нитями, которые он по причине возраста не мог заметить. И от этого полковник становился противен самому себе. Но… Куда денешься, если сам император возлагает на тебя ответственную миссию.

Кольцову была ясна подоплека переговоров. Мстиславские умеют перемалывать своих оппонентов в долгоиграющих комбинациях. Если они нацелились на «золотую империю» Мамоновых, тем придется заметно поднапрячься, чтобы сохранить ее. Вот уж поистине, злая ирония. Сын князя Георгия и в самом деле Разрушитель. Только магия здесь ни при чем. Скорее, эта метафоричность показывает, какой раскол надвигается в аристократической среде.

«Попал ты, Кольцов, в переплет, — уныло подумал полковник. — Теперь у тебя одна дорожка — с Мстиславскими обок. Беги — и не пищи».

Примечание:

[1] На самом деле история Ленска чуточку другая. Рабочий поселок Мухтуй в 1963 году реальной истории получил статус города и был переименован в Ленск.

Загрузка...