На уроки в старшую школу я продолжал ходить регулярно, но сразу же после занятий уходил в каморку. Там я занимался до позднего вечера, лишенный присутствия Палыча, а ближе к ночи выбирался на школьный двор. Некоторые ученики видели, что я живу у дворника, о чем тут же рассказывали своим одноклассникам. Это косвенно помогало мне и дальше оставаться местным изгоем в школьном обществе, сводя случайные встречи и общение к минимуму.
— Я поняла, ты не трус, — заступившая мне дорогу на школьном коридоре, девчонка с красивыми глазами требовательно смотрела в мое лицо.
— Хорошо, — вспомнив ее, пристававшую ко мне в столовой с историей о городских стражниках, я попытался обойти непонятно чего требующую от меня школьницу.
— Почему тогда тебя через полгорода провели в исподнем?! — синхронно со мной, она сместилась в сторону, продолжая перекрывать проход.
— Потому что я так пришел в этот город, в исподнем, — мой честный ответ заставил девчонку опешить, чем я и воспользовался, обогнув препятствие и устремившись вперед.
— Ты не трус! Ты лжец! — крикнули мне в спину, сменив одно оскорбление на другое.
"— И чего ей от меня надо?" — задумавшись на секунду и не найдя ответа, я выбросил ее из своих мыслей.
Скучный учитель, после недели невнятных лекций о теории бахира, сегодня вновь вернулся к пропаганде борьбы с Хаосом. Оживившиеся по началу школяры к середине урока скисли, занявшись привычными делами по обмену любовными записками и рассматриванию происходящего за окном. Учитель говорил о песках, из года в год наступающих с Юга и захватывающих все новые и новые территории. По его словам выходило, что нашим детям будет уже негде жить и негде выращивать продукты.
Зажимаемое, между Свободными Землями, где лютуют страшные морозы, и безжизненным Югом, где невозможно активировать ни одну технику из-за доминирующего Хаоса, империя Руси находилась на грани войны с сильными соседями, о чем я помнил еще по разговорам с Лизой. В тишине кельи, чувствуя тепло женского тела, геополитическая ситуация казалось не такой страшной и серьезной. Слушая же изо дня в день сгущающего краски учителя, даже мне становилось порой не по себе от сложившейся обстановки.
— Кто бы хотел отправиться на летний практикум в составе экспедиции на Юг? — на общем фоне расслабленности, я чуть было не пропустил то, ради чего и ходил на эти уроки.
— Я, я хочу отправиться на Юг, — моя, вставшая и заявившая в полный голос свое желание фигура, оказалась неожиданностью как для одноклассников, так и для учителя.
— А! О! И что послужило причиной, прошу пояснить? — растерявшись, учитель выправился и продолжил, стараясь извлечь для себя максимум пользы из моего поступка: — вы ведь понимаете, что это очень опасно!
Расчет на то, что подростки "загорятся" от слова опасность, был оправданным, еще двое, парень и девушка, поднялись после этих слов со своих мест, сказав, что и они хотели бы пройти практикум на Юге. В шуме возникших разговоров я спокойно сел на свое место, уйдя от вопроса учителя и от внимания всего класса.
— Зачем ты идешь на Юг?! — встречи с настырной девицей переросли из забавных случайностей, в раздражающие последовательности.
— Меня зовут Вася, а тебя? — представился я.
— Просто Вася? — не поверила она.
— А что, обязательно состоять в роду, чтобы с тобой познакомиться? — чуть склонив голову на бок, с иронией в голосе ответил я.
— Пфф, — развернувшись на каблуках, она быстро удалилась.
В этот раз наш разговор происходил на улице, так что я смог оценить формы ее тела, отчетливо просвечивающиеся сквозь платье в лучах весеннего солнца.
"— Ничего так", — не мог не оценить я ладность девушки.
— Это правда? — не дав дойти пары метров до столовой, меня опять перехватили.
Трое, как и в прошлый раз, только сегодня Белозеров не улыбался, парни оттеснили меня к стенке.
— Правда, что ты добровольно вызвался идти на Юг? — повторил Ржевский.
— Да, я вызвался и я пойду, — подтвердил я.
— Почему? — подключился к разговору Кулибин, а вот Ржевский продолжал молчать.
— За мной нет древнего рода, и чтобы заслужить перед Царем право на его основание, я сделаю еще и не это! — пафосно заявил я, после чего не удержался и добавил: — а если сидеть в городе, то меня так и будут называть смердом все кому не вздумается!
— Дерзкий, — оценил мой выпад Кулибин и переглянулся с друзьями.
— Ну живи тогда, — произнес Ржевский, на что Белозеров согласно кивнул.
Развернувшись, он двинулся прочь, впрочем остальные быстро его нагнали.
"— Круче вареных яиц", — от вида идущих через школьный двор троих баярычей, из "той" памяти всплыла очередная присказка.
Несмотря на благополучно закончившийся разговор, я отчетливо понимал, что это ненадолго. Территория учебного заведения, как и сама старшая школа, принадлежала Царю. На этой земле было запрещено не только активировать техники, но и проливать кровь. Нарушителей жало суровое наказание, вплоть до изгнания из рода для родовитых, или каторги для безродных. Стоит мне покинуть территорию старшей школы и отойти подальше, как кто-нибудь из нанятых душегубов прирежет меня в первой же подворотне, а оскорбленный боярыч будет отмщен.
"— Нужны боевые техники", — в который раз сказал я сам себе и задумался, где бы мне их раздобыть.
О моем решении добровольно отправиться на Юг в составе экспедиции неожиданно стало известно огромному количеству людей. Я не понимал, что в этом такого, пока не услышал слово "мужеложец" от группки девиц, проходя мимо одной из скамеек вдоль школьной аллеи.
"— Это еще почему?" — чуть не споткнувшись, я окончательно запутался в происходящем.
Палыч узнал о моем решении отправиться на юг во время летнего практикума спустя пару дней и неожиданно заключил мое худое тело в объятья. Впрочем, судя по тому, что он с трудом смог свести руки за моей спиной, тело мое стало не таким уж и худым, раздавшись в плечах и слегка вытянувшись вверх.
Утерев слезу, он попытался отговорить от опрометчивого поступка, но после того, как уверился в твердости моих намерений, неожиданно заявил, что энергетическое тело я развиваю неправильно.
Оказавшийся двухсилком, он видел далеко не все конструкты, которые я активировал друг за другом. Говорить об этом я естественно не стал, так как лишенный возможности ходить на занятия в прежний класс, я остро нуждался в хорошем учителе.
Палыч долго копался в сундуке под своей лавкой, после чего извлек оттуда старый и потрепанный, но еще работающий учебник. Я бережно открыл книгу на первой странице, после чего, с молчаливого согласия Палыча, приложил ладонь к желтой бумаге.
В отличие от артефактов, которые имелись в каждой "рунной" избе, учебники хранили информацию практически вечно. Идущая по краю листа фиолетовая вязь, указывала на наложенные на страницу чары.
Прикрыв для пущей сосредоточенности глаза, я воспринял текст введения внутренним зрением, оказавшийся сразу же в моей голове, минуя процесс чтения и понимания цифр и слов.
— Основы фортификационной артефакторики, — произнес я вслух название учебника.
— Ну, другого ничего нет, — уловив разочарование в моем голосе, Палыч сгорбился и присел на свою лавку.
С трудом убедив старика, что его подарку "нет цены", я принялся читать первую часть, но сразу же испытал недостаток базовых знаний. Став спрашивать Палыча что значит то или иное понятие, мне удалось окончательно убедить дворника, что его знания очень для меня важны.
— Метлу тебе в зад! — прервавшись, Палыч с кряхтением начал собираться, бурча себе под нос: — главный двор не метён, а еще западная аллея!
Засидевшись со мной допоздна, дворник пропустил обычное время приборки школьной территории.
— А ты куда? — стоило мне вслед за ним выйти из пристройки, как дворник остановился, не понимая, что я от него еще хочу.
— Я помогу, вдвоем быстрее управимся, — предложил я и, видя скривившееся в сомнении лицо старика, сказал: — вот, смотри.
Чистая дорожка пробежала сквозь редкие лужи и прошлогодние листья. Ее ширина составила почти два метра, а в длину достигла края газона.
— Сила есть ума не надо, — повторив подслушанную у меня поговорку, дворник заковылял вдоль чистого гравия.
— Палыч, ты чего? — решив, что старик расстроился из-за подсмотренного у него конструкта, я решил извиниться: — извини за технику, но ты не думай, я никому ее не покажу!
— Ее, — передразнил Палыч мой голос, после чего сказал: — это таран, примененная в объеме, техника способна вынести городские ворота!
— Да ладно?! — не поверил я, останавливаясь.
— А ты тараном лужи утюжишь, смешно! — дойдя до края расчищенной дорожки, дворник остановился у бордюра и принялся рассматривать газон.
— Правда что ли таран?! — не мог поверить я, в три шага догнав старика.
— Сам что ли не видишь? — сгорбившись и чуть скосив голову набок, Палыч задумался, разглядывая учиненное мной безобразие: — теперь у садовника здесь до конца лета ничего расти не будет!
Встав рядом, я, как и старик, склонил голову набок, так как в таком положении отражающийся от поверхности спрессованной листвы лунный свет казался наиболее причудливым. Примененный мной конструкт не остановился на краю бордюра, а продолжил и дальше прессовать все, что попадалось на пути.
— Точно расти не будет? — поинтересовался я, отлично видя, что от травы уже ничего не осталось.
— Точно не будет, — еще раз подтвердил Палыч, для верности ковырнув ногой спрессованную массу.
— Сбежим? — предложил я, испытывая вместо испуга непонятую веселость.
— Попробуем исправить, — не согласился дед и активировал новую для меня технику.
Бывший газон, на расстоянии в пять метров перед Палычем вздыбился, как если бы из Земли снизу вверх взметнулось множество острейших лезвий. Спрессованный ранее излишне сильным конструктом, многострадальный газон вспучился, став похожим на загривок рассерженной кошки.
— А это что? — мимоходом запомнив конструкт, поинтересовался я.
— Коврик, — толи пошутил, толи вправду сказал Палыч, запоздало спохватившись: — не вздумай повторить!
— Да я и не собирался, — развеивая наполовину наполненный бахиром конструкт, соврал я.
— А то я не вижу, — огрызнулся старый и двинулся вперед, шагая вдоль газона и применяя технику малыми площадями.
В старшей школе на меня изредка еще показывали пальцем, но прежний ажиотаж спал и учеба вернулась в прежнее русло. Я сидел на задней парте, учитель рассказывал что-то скучное и не интересное, школяры сами себя развлекали, дожидаясь конца уроков. Настырная девчонка с красивыми глазами куда-то пропала, на что я лишь облегченно вздохнул и постарался выкинуть воспоминание о формах ее тела из головы.
— А тебя не накажут? — как-то вечером, устав разбираться в излагаемом на страницах учебника материале, спросил я у Палыча.
— За что? — удивился он и посмотрев на учебник, лежащий на моих коленях, уточнил: — за то, что учу тому, чему и так вас должны учить?
— А почему же тогда не учат? — согласно кивнув головой, я продолжил разговор.
— Это только Царю известно, — развел руками старый дед.
Дальнейшие расспросы привели к тому, что стало понятно, что ничего не понятно. Во времена, когда Палыч преподавал в старшей школе, ученики учились не меньше пяти лет, а не как сейчас, один год. Учебная программа включала в себя и создание техник, и развитие дара, и даже боевые и защитные конструкты.
На сникшего от воспоминаний старика было жалко смотреть и я постарался его убедить, что рано или поздно все изменится.
— Завоюет нас Тарское ханство, вот тогда уж точно все изменится, — отреагировал Палыч с неожиданной злостью.
— Почему Тарское? — сбитый резкой переменой в его настроении, брякнул я.
— Ну или Шецкий союз, особой разницы нет, — так же быстро угаснув, как до этого вспылил, ответил дед, после чего лег на свою лавку и отвернулся к стене.
Не став "дёргать" старого, я посидел молча еще какое-то время, после чего потушил свет и тоже лег спать. На этот раз сон пришел быстро, и единственное, что я помнил проснувшись посреди ночи, так это силуэты кошмарных тварей Хаоса и ощущение обжигающе холодного песка.