Элеазар в который раз расписывал гвардейцам, как на нас напали по дороге, и как его благородие догнал врага, очень сильномогучего мага, одолел в схватке, а тот, чтобы не выдать нанимателя, покончил с собой. Василий выслушал и гордо доложил, что ещё несколько человек попросились на службу. Он им ответил в духе: «вот приедет барин, барин вас рассудит».
— Что-то ещё? — спросил я.
Он слегка потупился.
— Ваше благородие, ночью прибыла графиня Басманова, дочь того самого, у кого вы отжали это имение. Я чуть тревогу не поднял, с чего это ночью, да ещё одинокая юная барышня, но она сказала, что так надо, все объяснит барон.
— Гм, — сказал я в обалделости, — объяснить всё можно, а я ещё тот объясняльщик! Ладно, принято, иди.
Байонетта протерла глазки, обнаружила, что я приехал рано утром и уже позавтракал, сразу же прилипла, как банный лист, снова уже не бойкая и пронырливая, а нечто вроде испуганной девочки, что так и норовит залезть мне под полу плаща и прижаться, как бы ища защиты. Новый вариант игры, ладно, разберёмся.
Когда я поднялся из-за стола, сразу наткнулся на её страдальческий взгляд. Схуднувшая за поездку в столицу, с запавшими щеками, она подошла ко мне вплотную, положила обе ладони на грудь и подняла испуганный взгляд.
Сюзанна улыбнулась с иронией, пожелала нам приятного общения и удалилась в кабинет, который выбрала для работы.
Байонетта проводила её взглядом, полным благодарности, а мне сказала плаксиво:
— Барон, мне стра-а-ашна… Посидите со мной!
Я усадил её в самое глубокое кресло, это чтобы не смогла сразу выскочить, что-то гложут сомнения насчёт искренности, придвинул стул и опустился рядом.
Она ухватилась за мою руку, прижалась горячей щекой. Я почувствовал, как пощекотала длинными ресницами мне ладонь.
— Всё в порядке, — сказал я дежурно. — Здесь вы вне опасности.
— Мне всё равно страшно, — сказала она упрямо. — Проводите меня в спальню…
Ого, сказало мне второе я. Уши на макушку, Вадбольский, дело нечисто. Это уже тяжёлая артиллерия.
Вежливо поддерживая под локоть, проводил в её спальню, пытался отступить в коридор и выйти, но она удержала, и пинком захлопнула дверь.
— Барон, — заявила она, — ещё раз попытаетесь удрать, я вас возненавижу!.. И всем расскажу, что вы обесчестили меня, втоптали в грязь мою невинность… да против вас ополчится весь Петербург!
Я ответил покладисто:
— Хорошо-хорошо, Байонетта, я вам вдую, как вы и хотите зачем-то. Почему нет? Но вы скажите, зачем это вам? Вас что, принуждают?
Она сделала большие глаза.
— Барон!.. Кто может принудить внучку графа Басманова?
— Это вы мне скажите, — ответил я. — В моей голове не укладывается это вот всё. Кого я заинтересовал настолько неумелого?
По её взгляду понял, что да, попал в яблочко. Заинтересовал. Сперва просто заинтересовал, потом очень, даже начали предлагать поступить слугой в какой-то род, будет и защита, и пропитание, а сейчас так и вообще…
Понятно, сперва привлёк внимание походами в Разломы. Как с суфражистками, так и одиночными. Правда, сменил себя на Джамала, но поздновато, надо было раньше. Потом дуэль с Арчи… как его там, а сейчас вот получив имение от Басманова, достаточно умело отстаиваю его от притязаний Гендрикова.
Байонетта не противилась, когда я усадил её на край кровати, а сам сел на прикроватную тумбочку, но перевела дыхание, только убедившись, что не сбегаю, и заявила пламенно:
— Барон, я влюбилась в вас сразу, как только вы прибыли в нашу усадьбу в первый раз!
Я сказал мягко и осторожненько:
— Брехня. Давайте что-то более… реалистичное.
Она воскликнула с пылающими щеками и блестящими глазками:
— Это правда! Вы разве не видите, какой вы мужественный красавец, как умеете драться, даже графа Арчибальда победили на дуэли, в Щелях у вас всё получается…
Это ближе к правде, подумал я мрачно. Я выделяюсь, а этим могли заинтересоваться не только дамы, что получают от Кржижановской эликсиры для подтяжки кожи.
— Ладно, — сказал я, — и кто вас подослал? Ну что за грубая работа, я оскорблён! Уверен, я заслуживаю более тонкого подхода.
Да ладно, сказал сам себе, ещё не дорос, чтобы к тебе посылали матёрых асов контрразведки. Их к действительно опасным, а я так, мелкий зайчик. И не грубая работа, а просто неумелая. Возможно, это её первое задание.
Она в возмущении картинно прижала руки к груди.
— Барон, вы меня обижаете!
— Байонетта, — сказал я мягко, — как человек мудрый, это я о себе, не делайте большие глазки, выражаю сдержанное восхищение вашей гражданской позицией. Пока суфражистки жалуются на угнетённое положение женщин, вы действуете!.. Вы выбрали роль, в которой сможете достичь больше, чем сильные и опытные мужчины. Хотя вам её, конечно, подсказали, но выбрали вы! Вы молодец, Байонетта. Я вообще-то восхищен, это честно.
В её глазах мелькнули растерянность и некоторое замешательство, словно кто-то подобное уже сказал ей это раньше.
— Барон, вы всё не так поняли…
— Байонетта, — сказал я, — как я слышал, вы помолвлены с каким-то не то князем, не то герцогом…
Она живо возразила:
— Даже помолвку легко разорвать или отменить, а я даже не помолвлена!
— Но слухи…
— Идут переговоры насчёт моей помолвки с сыном князя Андропова. Но неспешные переговоры, барон! Это не обязательства, это проверка кто как на это в обществе среагирует!
Я дёрнулся, вспомнив тайного советника Андропова, который «в некотором роде надзирает за воинскими заведениями».
Она заметила микроскопические изменения в моей мимике, сощурила глазки, в самом деле, очень смышлёная девочка. А то, что насела на меня слишком уж, говорит разве что об отсутствии опыта, а результатов по-детскости возжелала уже сейчас. Будь постарше и поопытнее, провела бы всё тоньше, по-женски незаметнее, видит же, что я осторожен и не желаю связывать себя никакими путами.
Винтовки, мелькнула мысль. Всё-таки кто-то ещё отслеживает мои шаги. Не только Горчаков, через него сведения получают и другие, более могущественные игроки. Их не спички интересуют, хотя они тоже ложатся на чашу весов. На моей стороне или против?
Как же не вовремя.
— Нет, Байонетта, — сказал я. — Обойдемся без случки. Вы прелесть, но я не терплю, когда меня принуждают.
Она уже пришла в себя, уточнила кокетливо:
— А вы не тот медведь, которому оторвали уши, когда тащили к меду, а потом оторвали хвост, когда оттаскивали?
Я покачал головой.
— Этот мёд сладок только для простолюдинов. Другого не знают, а я вот знаю и этот, и тот, что послаже.
Она не сводила с меня взгляда, умная девочка, понимает, что власть, влияние, высокие должности — всё это гораздо слаже, чем просто секс, пусть даже с графиней, но сейчас видит и то, что мне тоже, оказывается, доступны радости выше, чем впердолить великосветской барышне, а потом бахвалиться «победой» перед такими же дебилами из высшего общества.
— Вадбольский!
— Вы провалили операцию, — напомнил я. — В вашем послужном списке появится жирный минус. Но можно его не допустить.
На её помрачневшем личике мелькнула тень надежды.
— Что вы хотите?
— Мне смысла нет вас топить, — сказал я откровенно. — Да ещё в самом начале карьеры. Вы же знаете, я суфражисткам сочувствую и даже помогаю. Кроме того, не будет вас, а вы мне симпатичны, другую направят. Вдруг у той сиськи ещё меньше? Бр-р-р… Это ваше первое задание?.. Ладно, неважно. Не будем раскрывать, что я вас расколол. Доложите, что сумели мне понравиться, я вами малость увлёкся.
В её глазах появились огоньки, спросила быстро:
— Почему только малость?
Молодец девочка, далеко пойдет с такими амбициями, если не сорвется в начале карьеры, я сказал веско:
— Мой психологический портрет у них уже есть. Папаша вашего жениха…
— Он не жених!
— В общем, — продолжил я с настойчивостью в голосе, — он срисовал меня при первой встрече в честь победного рейда суфражисток в Щель, дорисовал окончательно на встрече у Бутурлина, там вообще был крутой тест на мою пригодность к государственной службе… и к какой-то ещё.
Её глаза вспыхнули, сразу поняла, что я уже тогда что-то сообразил, но судя по моему тону, отказался.
— Так вот, — договорил я, — там понимают, что при виде женской юбки и даже больших сисек голову не потеряю. А у вас и сиськи не очень-то.
— Вадбольский!
Я вскинул брови.
— Байонетта, не вы ли тащили меня в постель, а я упирался?.. Но ваши кураторы допускают, что у меня постепенно возникнет желание вам засадить по самые гланды, гланды — это скопления лимфоэпителиальной ткани в полости рта и носоглотки, их ещё называют в народе миндалинами.
Она метнула в меня лютый взгляд, я продолжал:
— В то же время понимают, буду сперва сдерживаться, присматриваться, потом начну щупать вас за сиськи и другие полуинтимные места…
— Вадбольский!
— Потом, — продолжал я механическим голосом, — молодой организм возьмет верх, однажды я вам задеру подол и…
— Вадбольский, без подробностей!
— В общем, овладею. Какое глупое слово, верно?.. Как будто нарушение гимена при простой дефлорации это и есть владение женщиной! Короче говоря, нам можно продолжать общаться. От вас ждут каких-то сведений, так что буду вам как-то проговариваться о чём-то, чтобы вы могли доложить и получить очко в репу.
Она подпрыгнула, рассерженная, прошипела зло:
— Куда-куда?
— В репутацию, — пояснил я. — Привыкайте к жаргону тайных служб. И всё у нас пойдет путём. А сейчас позвольте, оставлю вас досматривать ваши странные, но, безусловно, увлекательные сны.
Нет уж, стучала в черепе беспокойная мысль, меня голыми ногами не возьмешь. Спокойных снов, графиня. Хотя вряд ли они у вас будут спокойными.
Да и у меня тоже. Жизнь всё страньше и опаснее.
К обеду Мата Хари сообщила, что в имение Гендриковых уже два дня как перестали прибывать отряды. Я просмотрел визуальные отчёты по фото и двум роликам, всё понятно, войска собраны в полном объёме, теперь идёт распределение ролей. Глупо бросаться дикой ордой, нужно всего лишь распланировать захват имения со всех сторон, потерь меньше. Пару отрядов предусмотрительный Гендриков выделил на той случай, если кто из моих людей умудрится выскочить живым, нужно такому счастливчику не дать уйти.
Я дождался темноты, осенью ночь наступает быстро, а сейчас вообще почти зима, велел Василию и Бровкину созвать общий сбор нашей гвардии.
Через несколько минут все семнадцать человек выстроились во дворе. Тадэуш по моей команде выкатил из огромного сарая, переоборудованного под гараж, грузовик Гендрикова, захваченный в прошлый раз. В гараже ещё и грузовик Шершня, тот больше для города, а этот настоящий вездеход, любая грязь не помеха, хотя в любую лучше не соваться.
Бровкин, как молодой и инициативный, смотался в дом, через несколько минут вынес, пыхтя и прижимая к груди, огромный медный кувшин.
Внизу поставил на тележку, быстро подкатил ко мне и положил несколько медных кружек и такой же медный ковшик на длинной ручке.
Все взгляды на мне, уже догадываются, я не стал разочаровывать, сказал веско и торжественно:
— Настал час триумфа!.. Мы победим или… хотя какое «или»? Мы обязательно победим. Хорошая разведка — половина победы.
Василий прогудел воинским голосом:
— Выпьем на дорожку?
— Да, — согласился я. — Только это не горилка. Каждому по порции, вы не станете ни сильнее, ни быстрее, ни умнее, увы. Но и пьяными не будете, как жаль, правда? Зато на какое-то время сможете обрести зрение… я не слишком красиво говорю?.. как у совы или филина. Не знаю, сколько продлится, но, надеюсь, поможет. С Богом! Он тоже с нами.
Я подал черпак Василию, тот начал разливать по кружкам, Первыми без всякого страха осушили до дна Тадэуш, Антон и Элеазар, подавая пример, потом пошли гвардейцы второго поколения, что по физическим параметрам пока что уступают первой тройке.
Последним выпил Василий, я кивнул на грузовик, он залез к гвардейцам, Тадэуш сел за руль, но, не закрывая дверь, сказал с беспокойством:
— Тошнит, но с глазами всё так же…
— Тошнить будет, — утешил я бодро, — не успел отфильтровать, больно сложно, да и спешить надо было, но в глазах посветлеет, жди. Ещё не поднялось до глаз из твоего пуза. Дорогу пока видно, а там приспособишься!
Он сказал с надеждой:
— Хорошо бы. Это ж как хорошо!
Ещё бы, подумал я. Охрану Гендриковы выдвинули на полверсты от имения, костры разводить запретили. Это значит, их заметить трудно, но если услышат шорох, будут стрелять на звук, а вот наши увидят их отчётливо.
— Я отметил, — сказал я, — где остановитесь, дальше пешком и не шуметь!..
Василий сказал задумчиво:
— Если и видеть будем в полной темноте, как днём… Ваше благородие, а что если мы этих часовых поснимаем ножами?
— Всех? — уточнил я.
Он кивнул.
— Ни один не уйдет. Это ж зрячие против слепых! А потом подойдем к имению поближе. Нас всё равно никто не увидит!
— Молодец, — сказал я, — сообразил. А я хотел это предложить, когда будем разгружаться.
Он заулыбался, довольный. Тадэуш протер ладонью глаза, голос его задрожал от восторга:
— Ваше благородие!.. Вон там не плетне чьё-то бельё сушится!..
В глазах остальных, похоже, тоже проясняется, вижу по лицам. Всех обуял дурной восторг, непроглядная ночь постепенно стала ясным днём, на сто шагов видно каждый листочек, каждую веточку под ногами, можно двигаться бесшумно и подходить к часовому, который ничего не видит, почти вплотную.
— На каждого, — сказал я властно, — по сотне патронов!.. Где вы видели такое щасте?.. Стреляйте быстро-быстро, сейчас это важнее, чем точность, патроны не жалеть, пленных не брать!
Я сел в кабину, Тадэуш вырулил за пределы имения. Странно ехать на обычной скорости в непроглядную ночь, что оказалась вполне проглядной, но только бесцветной, а так вдоль дороги виден каждый кустик.
Василий умело руководил своей бригадой, Бровкин своей, я осуществлял общее командование, так подъехали на безопасное расстояние. Потом, медленное приближение, стараясь не шуметь, к часовым, что глупо таращат глаза в темноту, а наши орлы и под ногами видят любую сухую веточку.
Потом, когда началась зачистка часовых, дважды послышались далеко в темноте разрозненные выстрелы, звук стрельбы из длинноствольных штуцеров людей Гендрикова.
Я тщательно мониторил поместье, там всякий раз настораживались, но одиночные выстрелы стихали, явно какая-то ночная зверушка наткнулась на часового, а то и волк пошёл красть овец…
Последнее поколение моих гвардейцев справилось блестяще. Думаю, даже без моего усиления силы и скорости получилось бы так же, уже успели окрепнуть достаточно, чтобы часовых убирать с одного удара.