В завоеваниях рожденные

Глава 3

Фериан дель Канар едва ли мог почувствовать себя на вершине блаженства, вступая на территорию Пятой базы Охраны, расположенной на одном из спутников. Но он был браксана — по крайней мере, старался им быть, и его чувства остались неизвестными для окружающих.

— Что-нибудь не так? — осведомился ацийский пилот.

— К черту! Все отлично.

Блестящая поверхность двери отразила его: поза, движение, выражение лица — все нормально. Сейчас ему предстояло войти в одно из самых хорошо охраняемых учреждений Империи. Что с того, что он браксана лишь наполовину? По внешности догадаться об этом невозможно. Он — Фериан дель Канар, один из немногих имперских инспекторов, а если кто-нибудь и не способен отличить инспектора от слона, то все же ясно: оба способны произвести впечатление.

Фериан поправил красно-золотую кокарду — символ своего ранга и, кивнув сопровождающему его экипажу, протянул свои документы дежурному по орбитальной станции.

Брайтви было единственным местом, где офицеры Звездного контроля могли расслабиться. Лучшие умы Империи трудились над обеспечением безопасности станции.

Здесь жил Дармел ли Тукон в краткие периоды отдыха от своих исследований. Сюда после работы приходила его жена, сбрасывая с себя маску почтительности, и ложилась рядом с мужем. Сам дом, казалось, охранял их покой. Здесь они оба умерли, отравленные браксианским ядом.

— Фериан дель Канар, — пробормотал дежурный.

Имя инспектора было необычным. Фериан выбрал его умышленно: «дель» говорило о его принадлежности к ациа, и этого было вполне достаточно для посторонних.

— Временный пропуск? — дежурный явно был чересчур подозрителен. Нахмурившись, он опустил идентификационную карточку в компьютер. На экране проявилось: «Документ действителен и надежен».

Все еще хмурясь, дежурный кивнул:

— Все правильно. Ли Натлл проводит вас.

Про себя он добавил: «А Хаша поможет, если что-нибудь будет не так».

— Тринадцать — двадцать три. Обыщите его.

Фериан позволил себе улыбнуться. Со своими розово-черными волосами и неестественно белой кожей он выглядел весьма подозрительно.

— О’кей, — сказал ли Натлл после того, как обследовал одежду Фериана ручным сканером. Было ясно — он получил мало удовольствия от этого поручения. — Пойдем со мной.

Уровень тринадцать, сектор двадцать три. Коридоры напоминали огромный лабиринт, где чуть ли не за каждым углом была установлена панель для идентификации документов. Фериана это раздражало: сплошная показуха и ничего больше. В конце концов, когда дошло до дела, система оказалась ненадежной. Дармел ли Тукон и Суан лир Асерин были мертвы — и никакие сканеры мира уже не могли ничего изменить.

— Здесь, — сказал провожатый. С неприязненным чувством он коснулся панели, открывающей последнюю дверь. Та распахнулась почти бесшумно, и Набу ли Пацуа, директор Института Психогенетических Исследований, поднялся им навстречу.

— Фериан! Наконец-то.

Он был далеко не молод, пережив уже двенадцатую декаду, и внешностью обладал весьма впечатляющей. Человек неординарных психических возможностей, он занимал достойное место в обществе, что подтверждали красный телепатический знак на лбу ли Пацуа и строгий, военный костюм.

— Спасибо, — поблагодарил он провожатого и, закрыв за ним дверь, проводил Фериана вглубь комнаты.

— Ты добрался без проблем?

— Проблемы все-таки были.

Он рассказал директору об обыске на станции, постоянной сверке идентификационной карты.

— Но я все же здесь, — завершил он. — А где ребенок?

— Сюда, — ответил ему Набу ли Пацуа.

Комнаты, которые занимал Дармел ли Тукон, были богато обставлены: мягкая мебель, растущая, казалось, прямо из пола; на стенах — изящные декоративные панели. Это не был ацийский стиль — культура Ации тяготела к четким формам, ярким краскам. Здесь же стены были бледно-зеленого цвета с голубыми ветками сирени, составляющими причудливый узор. «Странный выбор для офицера Охраны», — подумал Фериан.

— Сюда, будь осторожен, — сказал ли Пацуа.

— Я всегда осторожен, — солгал Фериан.

Он шагнул в затемненную комнату, подошел к кровати, на которой без движения лежала одинокая фигура, и замер.

— Скажи, что ты видишь, — потребовал ли Пацуа.

Это была девочка, не похожая на всех тех, которых ему когда-либо довелось видеть: бледная, изящная, хрупкая, казалось, она вряд ли могла существовать в этом мире. Бесцветная кожа, почти красные, сверкающие волосы, раскинувшиеся по плечам…

— Их ребенок? — прошептал Фериан, не веря своим глазам. — Она не Ациа.

— Вымершая расовая разновидность. Подойди ближе.

Фериан попытался проникнуть в мысли ребенка с помощью своего телепатического дара, но… Теперь он понял, почему директор привел его сюда. В этом хрупком теле не было разума. Ни одной мысли. Ни остаточного сознания, ни примитивных воспоминаний, ни одного намека на то, что в этом теле обитала душа. Пораженный, он обследовал мозг ребенка с той тщательностью, на которую способен только инспектор его ранга. Ни одного намека на сознание.

Что это может значить? Хаша!

— Фериан?

Он почувствовал, что дрожит:

— Сколько ей лет?

— Шесть стандартных. Четыре с немногим по Лучастинскому календарю.

— Она еще не достигла половой зрелости?

— Конечно. Так что, Фериан?

— Это телепатия, — он взял стул и сел, с трудом сдерживая волнение.

— Значит, ты уверен?

— Да, — он вновь коснулся мысленно ее мозга: нет, ни одного ощущения. Ее мозг заблокирован.

Он общался с опытными телепатами, и мало кто мог противостоять его телепатическим лучам, но этот ребенок…

Директор был спокоен — просто остров спокойствия в океане владеющих Ферианом эмоций.

— Современная наука полагает, что психическое пробуждение тесно связано с гормональными изменениями, которые, в свою очередь…

— К черту науку! Нет, да будь она благословенна! — поправил себя Фериан. — Девочка — мощный телепат. Смотрите, директор. Ее глаза закрыты. Зачем ей было закрывать глаза, если она не способна что-нибудь видеть? Нет, она знает, что такое свет. Ее веки закрыты плотно и столь же плотно завеса окутывает ее мозг. Это — явный знак телепатии.

— Ты можешь спасти ее?

Фериан нахмурился, нужно было быть осторожным.

— Вступи в контакт. Заставь ее очнуться.

— Это нелегко…

— Но возможно?

Нужно подумать о последствиях. Не торопиться.

Директор продолжал:

— Мои инспектора пытались. Каждый из них. Если не сможешь ты, мы потеряем ее, — он вздохнул, предчувствия отказ. — Твой эмоциональный импульс уникален. Возможно, только ты сможешь… Я надеюсь.

Он погрузился в молчание.

Фериан решил поточнее выяснить все детали:

— Она видела смерть своих родителей?

— Ее нашли рядом с их мертвыми телами.

Эта фраза вряд ли полностью описала происшедшее. Два почерневших обрубка, с трудом напоминающие человеческие тела — единственно, что осталось от двух высокопоставленных служащих Ацийской Империи.

Браксианский яд. Это ужасное полуживое вещество, которое незаметно вторгается в кровь своей жертвы и через некоторое время форменную черную массу. Этот яд сразил Дармела. Его жена пыталась спасти мужа. Яд поразил и ее. А ребенок…

— Она касалась их тел. Должно быть, яд уже прекратил свое действие, когда она нашла родителей.

— Но все-таки она коснулась отравленных тел? — резко спросил Фериан.

Директор кивнул.

— Все равно непонятно.

Фериан посмотрел на девочку — какое хрупкое создание! Он вновь скользнул телепатическим лучом по каналам ее мозга.

— Нарушены метаболические сигналы, — громко сказал он. — Последствия стресса?

— Ты думаешь, ее преследуют кошмары?

— Может быть.

Фериан присел на край кровати. Медленно, почти нежно его рука коснулась девочки и легла на ее лоб.

— Я готов.

Он вновь устремился в мозг ребенка. Нет, только пустота. Он попытался проникнуть еще глубже.

— (Сопротивляюсь).

— (Упрямишься), — сказал он.

— (Пусто. Страшно).

— (Я войду нежно. Мое вторжение не причинит вреда. Пусти меня).

— (Сопротивляюсь. Не хочу контакта).

— (Ты можешь быть в стороне. Не нужно прямого контакта).

— (Мне все труднее сопротивляться. Усталость).

— (Представь только: амеба света сдается, в нее проникает чужеродная частица. Она проходит сквозь клетки амебы — сама по себе и покидает ее. Амеба света чувствует тепло — она цела и невредима).

— (Может быть. Темнота рассеивается. Молчание).

Инспектор усилил мощь телепатического излучения. Но теперь ничего. Он мысленно бросил Набу:

— Нет входа.

— Никакого?

— Психический рефлекс. Бессмысленно.

— Так говорили и другие.

— Попробую прямое эмотивное включение.

Он прекрасно понимал, о чем они оба думают.

Фериан сосредоточился. Пучок эмоций готов к работе. Найти и ухватить единственную, все время выскальзывающую ниточку сознания — там, в глубочайших слоях мозга. Что-то должно подсказать ему путь, это что-то придет и тогда…

— (Горе?) — спросил он.

— (Бездушная темнота).

— (Ненависть?)

— (Темнота безответна.)

— (Гнев?)

— (Абсолютная тишина.)

— (Месть?)

И вдруг — слабое и быстрое колебание — там, внутри ее мозгового центра. К сожалению, он не сверхчеловек.

Он вновь попробовал тот же мотив. Но теперь уже безответно.

— Она не мертва, — с удовлетворением громко произнес он.

Фериан приготовил образ, в котором он мог бы предстать перед мысленным взором ребенка. Он тщательно продумал — каким должен быть человек, вторгающийся в сознание. Есть много опасностей, свои предрассудки. Огромным мысленным усилием он ввел в ее мозг созданный образ.

Образ был чисто браксианским. Как корпускула света, он загорелся в ее мозгу.

Но ребенок Дармела ли Тукон не принял его. Волны отвращения захлестнули Фериана, и почти инстинктивно он извлек образ из ее мозга.

Она отрицала реальность.

Он попытался вновь.

И наконец хоть какой-то ответ: «У бракси нет разума!».

Он уцепился за этот всплеск. Одна разумная мысль могла стать той путеводной нитью, которая приведет его в этот наглухо заколоченный мир ее сознания. Она сражалась с ним, пытаясь вернуться туда, в эту ватную, молчащую пустоту, дающую слабую надежду на избавление от боли и страданий.

— Жгучее чувство вины. Почти ненависть. Нравственное уродство. Ненависть к себе.

Он использовал эти импульсы не в первый раз. Сейчас они не давали ключа.

— Ужас! Боль!

Это ее ответ. Он зацепился. Ее мысль пыталась укрыться, но вновь устремилась туда — к центру страдания, туда, где раздался крик Дармела.

Она вскочила полусонная, плохо осознавая происходящее. Воздух был пропитан ужасом и страданием. Страшная боль пронзила ее — откуда доносился крик? Смутно она видела, как мать бросилась к входной двери. Девочка поспешила следом.

Живой яд бракси проявил себя много дней спустя после того, как Дармел был заражен. Укрепившись в организме, постепенно пожирая человеческую плоть, он выступил теперь на плечах Дармела ужасной черной коростой. Если бы была заражена нога или рука, то Дармел мог бы быть спасен путем ампутации. Но были затронуты слишком важные органы.

Тело Дармела ли Тукон корчилось на полу, глаза приобрели бессмысленное выражение. Черная пена изливалась изо рта, ужас сотрясал все тело. Черные пятна оставались на полу — там, где билась страдающая человеческая плоть. Взгляд жены тупо уставился на эти отметины смерти.

А девочка, еще минуту назад бывшая простым ребенком, переживала его боль, как будто та была ее собственной; клокочущий мозг отца стал своего рода катализатором для ее психического пробуждения. Она умирала вместе с ним, осознавая то сумасшествие, с которым он терзал ее плоть. Расцарапав плечо, Дармел буквально был готов отрывать куски своего собственного мяса, зараженного ядом, несущего нестерпимую боль.

Этот смертоносный всплеск неожиданно перекинулся на Суан. Черная зараза устремилась на свежую плоть, быстро разъев одежду, чтобы вторгнуться в тело. Предвидя то, что ожидает ее, осознав, что лишь несколько секунд она еще способна воспринимать окружающее — до того, как боль скрутит и ее тело, — Суан вонзила нож в свою грудь. Страх смерти даже не успел коснуться ее сознания. И это самоубийство тяжким грузом легло на психику ребенка. Боль и ужас матери, на ее глазах ушедшей из жизни…

Разум ребенка безуспешно пытался бороться с отчаянием, пока сознание милосердно покинуло его. Все исчезло вокруг, только полная тишина. Мирная, благословенная тишина. Мирная, благословенная тишина принесла блаженное успокоение. И только одна мысль осталась. Мысль… воспоминание…

Я видела его.

Неужели ребенок может увидеть подобное и не впасть в безумие?

Я видела его. Убийцу. Хаша, помоги мне… Она помнила тот день, когда появился он — ациа, как и все остальные, но… другой. Они были в Музыкальном Салоне, ожидая конца представления, и она смотрела на него, пока он беседовал с ее родителями. Его слова были лживы. Его одежда, даже его золотистая кожа была фальшивой, даже его глаза ациа… Он был по-своему красив, этот лжец, и когда его глаза взглянули на нее, она вздрогнула, почувствовав неведомую силу. Как ей объяснить взрослым то, что чувствовала она? Кто поверит? Кому из взрослых придет в голову всерьез отнестись к тому, что ее психическая сила смогла распознать недоброе под хорошо укрытой личиной?

Он повернулся к своей жертве, жаждущий смерти, и протянул ее отцу бокал с вином. Она ощущала в нем инстинкт охотника, она была поражена, насколько этот инстинкт силен. Она не предупредила родителей. Да они бы и не поверили ей…

«Девочка, должно быть, ошиблась…»

Убийца улыбался, излучая радость. А в это время ее отец испил свою чашу смерти.

Я могла бы спасти его. Я должна была сказать хоть что-нибудь. Я должна была заставить их поверить. Вы могли остаться в этом мире.

Я убила вас!

Она ползла по полу, нащупывая себе путь, чувство вины уничтожило почти все чувства, только ее пальцы еще ощущали предметы. Пробираясь сквозь эту опустившуюся на нее темноту, она ползла туда, где Черная Смерть забирала в свои объятья тех, кого их дочь убила своим молчанием.

Возьми и меня! — взмолился ее мозг.

Но яд уже прекратил свое действие. Он тоже умер. Он был уже бессилен овладеть еще одной жертвой, даже если бы эта смерть могла оказаться милосердием.

Там, вдали, она ощущала призраки злых людей, которые в свой день придут к ней.

Нет, они не войдут. Она вычеркнула их из своей жизни.

— Она знает, что она одна, ей легко причинить боль… Она винит себя в смерти родителей. Она не может полностью осознать происшедшее. Слишком много для нее — ненависть к себе, чувство вины, желание добровольно последовать за матерью.

Директор кивнул, налив Фериану еще вина. Воздействие алкоголя развязало инспектору язык, и он словно выключил телепатические центры. Потребовалось не менее пяти стаканов.

— Ты можешь помочь ей?

Фериан заколебался. Выпил еще.

— Вы сами не знаете, о чем просите.

— Ты знаешь о чем речь. Тебя учили.

— Меня учили вступать в телепатические контакты. Меня учили поступать так, как должны поступать браксана.

Фериан вновь потянулся за вином:

— Такая возможность предоставляется раз в жизни, не так ли? Да, я для вас — совершенное оружие. Пошлите меня к бракси, заставьте шпионить для блага Империи. В конце концов именно это вы говорили моей матери, когда убедили ее дать жизнь ребенку, зачатому насилием, — он передернул плечами. — Память этого ребенка — ад. Я не должен вторгаться туда.

— Послушай, — директор наклонился к Фериану, стараясь придать своим словам убедительность, — государству она не нужна. Институту будет дана команда уничтожить ее, и никто даже не вспомнит… Ты понимаешь, что это значит? Никогда больше не будет телепата с таким потенциалом. Ни у кого еще не было столь высокого психического рейтинга. А ее родители? Черт! Мы пытались убедить их… Если бы с самого начала нам удалось начать ее обучение…

— Вряд ли бы вам удалось начать подготовку так рано. А что касается ее родителей, — Фериан вздохнул. — Они более чем заплатили за свои ошибки. Конечно, часть ее мозга можно спасти. Вину превратив в гнев, ненависть к себе направить на другой объект… Это можно сделать.

Он вновь наполнил бокал.

— На какой объект?

— На убийцу отца, я считаю.

Лжец с розовыми глазами… Фериан передернул плечами.

— Или всю его расу.

— Бракси?

— Я полагаю — да. Она считает так же.

«Браксана», — подумал он. Его мускулы напряглись, перед глазами вновь встали ее воспоминания. Ее страх смешался с его. А те золотые глаза, казалось, устремили и на него свой взор. И хотя реакция Фериана была логичной, осмысленной — в отличие от отчаяния, с которым все воспринимала эта девочка, — к убийце Тукона он испытывал почти те же чувства, что и она.

«Надеюсь никогда не встретиться с этим человеком, — сказал он себе. — Человеком, опасным для каждого».

— И она будет вся пропитана ненавистью? По отношению к бракси?

Он кивнул, выражая свое согласие.

— Тебя это занимает?

Фериан заставил себя рассмеяться:

— А что еще вы можете мне предложить?