Глава XVIII

Возвращение к жизни. - Новый проход. - Где они ? - Пещерные катакомбы. - Существуют ли жители внутри Земли ? - Неожиданный клад. - Выздоровление


Прошло более часа, прежде чем сознание вернулось к Яблонскому. Едва приподняв голову, он жадно втянул в себя доходившую до него струю свежего воздуха.

«Спасены!» - пронеслось у него в голове.

Но тотчас сильная боль в темени и во всем теле дали ему почувствовать, что не все обошлось благополучно.

«Жива ли она?» - подумал он в невыразимой тревоге.

Не будучи в состоянии подняться с места, он протянул руку и в темноте отыскал свою спутницу Она недвижимо лежала около него. Рука его дотронулась до ее лица. Ему показалось, что оно было холодно, как у мертвеца.

Отчаяние придало ему силы: он приподнялся на колени, достал лампу и повернул пуговку.

К счастью, лампа оказалась в целости.

Ослепленный мгновенным переходом от темноты к яркому свету, он не сразу рассмотрел распростертую на полу рядом с ним фигуру.

Молодая девушка лежала недвижимо. Губы ее были плотно сжаты, глаза закрыты. В лице не было ни кровинки. Руки были беспомощно раскинуты.

В порыве отчаяния Яблонский звал ее, трогал за голову, за руки, но все было тщетно.

Преодолевая собственную боль, он достал фляжку, смочил водой ее голову и, с усилием раскрыв сжатые челюсти, влил в рот несколько капель.

Но жизнь, казалось, уже навсегда отлетела от неподвижно распростертого тела.

Оставалось одно средство - попытаться немедленно вынести ее из душного грота на свежий воздух.

Но как это было сделать?

Яблонский сам не мог подняться на ноги и ежеминутно боялся снова потерять сознание от нестерпимой боли в голове.

Жажда страшно его мучила. С жадностью отпив несколько глотков воды, он почувствовал временное облегчение.

Едва приподнимаясь на коленях, он дополз до пробитого им в стене отверстия и, направив в него свет лампы, увидел, что далее взрыв пробил широкий и довольно высокий проход, усеянный оторванными глыбами и осколками каменного угля.

Тем не менее по этому проходу, хотя и с трудом, но можно было пробраться с ношей на руках.

Но сквозь узкое отверстие в начале стены немыслимо было протиснуть безжизненное тело. Необходимо было расчистить и увеличить вход. Но он чувствовал, что силы покидают его почти совсем. Вдруг ему припомнилось, что когда выбирали вещи из ранца сэра Муррея, между прочим попалась какая-то бутылка, на которую тогда, обрадовавшись неожиданному приобретению патронов, не обратили внимания.

Сэр Муррей был очень запасливый и предусмотрительный человек. Не заключалось ли в этой бутылке какого-нибудь лекарственного, укрепляющего средства?

Яблонский дотащился до угла, где были сложены съестные припасы, и достал эту бутылку. Горлышко ее было завинчено металлическим колпаком; отвинтив его и вынув стеклянную пробку, Яблонский с восторгом ощутил запах превосходного коньяку.

Даже не воспользовавшись отвинченным колпаком, представлявшим металлический стаканчик, он жадно прильнул к горлышку и отпил несколько больших глотков.

Внутри его все сразу точно загорелось. Через минуту он почувствовал, что силы его удвоились. Он встал на ноги, отыскал свою кирку и принялся за работу, превозмогая нестерпимую боль, чувствовавшуюся и в голове и во всем теле. Каждый раз, как силы готовы были его покинуть, он делал глоток коньяку и снова с лихорадочной энергией принимался за работу.

Через час выходное отверстие было на столько расширено, что в него, хотя и согнувшись, можно было войти с ношей на руках.

Теперь предстоял самый тяжелый труд. Хватит ли у него силы перенести свою спутницу по неудобному, заваленному проходу до следующей галереи?

Но Яблонского поддерживала лихорадочная энергия; под влиянием опасения за жизнь любимого существа, от страшного нервного напряжения, еще более возбужденного выпитым вином, он почувствовал необыкновенный прилив силы.

Подойдя к девушке, он легко поднял ее на руки и бросился к выходу. Через несколько секунд, на каждом шагу спотыкаясь об наваленные обломки, но крепко прижимая к себе и оберегая драгоценную ношу, он был уже у выхода. В середине отвесной стены взрыв пробил довольно широкое отверстие, находившееся аршина на два от полу. Свежий, сухой воздух пахнул в лицо Яблонскому. Спрыгнув вниз, он бережно положил свою ношу на какую-то продолговатую каменную плиту, снова вернулся назад в грот, принес с собой оставленные там вещи и, приподняв девушку, устроил ей возможно удобную постель из своего и ее одеяла.

Приложив ухо к ее груди, он к неописанной радости услышал слабое биение сердца. После нескольких капель коньяку, влитых в рот, дыхание стало несколько заметнее. Через полчаса заботливого ухода она наконец глубоко вздохнула и открыла глаза.

В ту же минуту Яблонский, до последнего мгновения бывший в крайнем возбуждении, почувствовал, что силы его покидают, голова закружилась, в глазах завертелись огненные круги, и сознание его покинуло…

Он не мог определить, сколько времени он был в беспамятстве. Но когда он пришел в себя, то в первую минуту ему показалось, что он лежит в небольшой, уютной комнате. Слабый лунный свет падал откуда-то сзади и едва освещал сводчатый потолок и стены, на которых как будто виднелся рисунок обоев.

Первую минуту Яблонский не мог припомнить, что такое с ним случилось.

Вглядевшись ближе, он увидел, что действительно лежит в комнате, искусственно вырубленной в каменной толще - об этом ясно говорили правильные очертания потолка и стен. То, что он принял сначала за обои, оказалось высеченными на стенах изображениями. При этом в стенах в несколько рядов прорублены были глубокие, все правильной, одинаковой формы отверстия, внутренности которых он не мог рассмотреть.

Сам он лежал на четырехугольном возвышенном каменном ложе, покрытом чем-то мягким, сверх чего было положено его одеяло.

Другое подобное же ложе находилось с другой стороны комнаты.

Яблонский не мог в себя прийти от удивления.

Где он? Неужели не миф существование неведомых в надземном мире пещерных народов, таящихся в глубине земных недр?

Его воображение, настроенное событиями последнего времени, склонно было рисовать самую фантастическую картину.

Но в то же время одна мысль, внезапно вставшая и заслонившая собой все остальное, заставила его с тревогой оглянуться.

Где Вера? Как мог он не вспомнить о ней до сих пор? Жива ли она?

Он ясно вспомнил теперь все, что произошло после взрыва мины.

Несомненно, его спутница была жива. Последним сохранившимся впечатлением его было воспоминание о том, что она вздохнула и открыла глаза.

Но где же она?

Он позвал ее и сам удивился слабости своего голоса: окрик его едва прозвучал под каменными сводами.

Никто не ответил ему.

Он попробовал приподняться со своего ложа, но едва мог приподнять голову.

Сколько времени пролежал он в беспамятстве? День, два? Может быть, даже более!..

Он с ужасом вспомнил, что у них оставался ограниченный запас воды.

Могло случиться, что он, лишенный во время болезни потребности в пище и питье, остался жив, а она умерла от жажды!

В ужасе от этой мысли он машинально схватился рукой за голову и почувствовал, что голова его была обвязана мокрыми компрессами.

Следовательно, в воде недостатка не было. Тут же взгляд его упал на стоявшую на полу, у изголовья, знакомую ему фляжку.

Протянув руку, он взял ее и увидел, что она наполнена водой.

Выпив несколько глотков, он почувствовал себя значительно лучше.

Волнение его несколько улеглось. Теперь он мог рассуждать более спокойно.

Первая его догадка о том, что он попал к неведомым, таинственным жителям сокровенных земных недр, самому ему показалась плодом разгоряченного, болезненно настроенного воображения.

Вглядевшись ближе в окружавшую его обстановку, он начал припоминать, что где-то, когда-то он видел нечто подобное; но что именно - он долго не мог припомнить. Наконец воображение нарисовало ему такую же картину. Несомненно, ему были знакомы эти стены с рядами правильных углублений, потолок с высеченными дугообразными сводами, своеобразные фигуры людей и животных, высеченные на камне… Но где он видел все это?

Не приходил ли он по временам в себя и бессознательно сохранил в памяти виденное во время мимолетных проблесков сознания?

Но нет, теперь ему все более и более казалось, что он в действительности видел все его окружающее или нечто весьма похожее.

Неожиданно он вспомнил: будучи в Риме несколько лет тому назад, он посетил катакомбы. Сходство было поразительное, за исключением высеченных изображений. Но и эти изображения он видел в Египте, на саркофагах фараонов.

Без сомнения, он лежал в усыпальнице, был окружен тысячелетним прахом давно отошедших в вечность людей.

Неужели же некогда внутренность Земли была обитаема?

А если так, что же невозможного в том, что она обитаема и теперь?

Может быть, сейчас войдет в комнату одно из этих загадочных существ, один из обитателей другого мира? Яблонский начал волноваться. С некоторой тревогой смотрел он на терявшийся во мраке выход из катакомбы.

Невозмутимая, мертвая тишина, царившая кругом, начинала становиться нестерпимой.

Теперь он рад бы был, чтоб взошел даже кто-нибудь из таинственных туземных жителей и разъяснил ему его недоумения.

По его соображению, прошло уже более часа, как он пришел в сознание.

Пора было бы кому-нибудь явиться.

Но может быть, он один и никто не придет к нему? Тогда кто же ухаживал за ним? Кто приготовил ему постель, перенес его сюда, обвязал его раненую голову, приготовил воду?

Неужели одна Вера? Но разве у нее хватило бы сил перенести его? Он хорошо помнил, что потерял сознание тотчас по выходе из грота, где-то совершенно в другом месте.

Измученный напрасным ожиданием, утомленный одна за другой теснившимися мыслями, он заснул наконец глубоким, живительным сном.

Проснувшись, он чувствовал себя несравненно бодрее и сразу вспомнил все, что видел во время своего бодрствования.

Знакомая уже ему обстановка не изменилась: тот же мягкий, умеренный свет наполнял комнату, взгляд его упал на те же испещренные стены…

Сколько времени он проспал?

Не менее семи или восьми часов, а может быть, и много более: сон начинающих выздоравливать после тяжелой болезни всегда бывает крепок и продолжителен.

Неужели никто не входил к нему в течение такого сравнительно долгого промежутка времени?

В комнате, кажется, по-прежнему никого не было.

Но нет. Повернувшись, он заметил у противоположной стены, на другом ложе, таком же, как его, фигуру человека.

Он не мог рассмотреть ее хорошенько благодаря слабому освещению.

На его зов человек быстро встал и бросился к его изголовью.

- Вера! - задыхаясь от радости, воскликнул Яблонский.

- Я, голубчик, я! Боже, как я рада!

Когда миновал первый восторг свидания и девушка, успокоив Яблонского, села около него, он в нетерпении закидал ее вопросами обо всем случившемся.

- Скажите прежде всего, где мы? - спросил он.

- То есть как это где?

- Что это за комната? Видели ли вы кого-нибудь из здешних обитателей?

Девушка с тревогой посмотрела на Яблонского: ей, по-видимому, показалось, что он снова начинает бредить.

- Про каких обитателей вы говорите? - переспросила она.

- Да ведь кто-нибудь да устроил же это помещение?

- Конечно. Но я никого не видел…

По привычке та снова стала было говорить про себя в мужском роде.

- Не надо так, - остановил ее Яблонский, - мне неприятно слышать, когда вы опять вспоминаете про этот маскарад. Теперь в этом нет никакой необходимости. Если нам удастся возвратиться к нашим товарищам, вы явитесь перед ними, как моя невеста. Согласны вы?

Самойлова вместо ответа пожала ему руку.

- Ну, теперь расскажите мне все по порядку.

- Вы помните все, что случилось после взрыва, до той минуты, как вы упали без чувств в этом коридоре?

Она указала рукой на выход из катакомбы.

- Да, помню. Придя в себя после взрыва и видя вас без движения, я страшно перепугался… Кроме того, я был ранен… Мне пришлось расширять отверстие для того, чтобы вынести вас.

- Я все это сама помню…

- Вы?

- Да. Я не могла сделать ни одного движения, не могла открыть глаз, но с того момента, как вы дотронулись до меня, я все сознавала…

- С вами было каталептическое состояние.

- Может быть, даже вероятно. Когда я была в состоянии пошевелиться и открыла глаза, я увидела, что вы упали. На голове у вас оказалась глубокая рана. С вами начиналось лихорадочное состояние. Оставить вас там, где вы упали, я боялась: там сильная тяга воздуха, притом же холодного. Вы замечаете, как здесь прохладно?

- Да, и это меня очень удивляет.

- Вероятно, этот проход сообщается непосредственно с поверхностью Земли. Но я буду рассказывать дальше. Вы не утомлены?

- Нет, нисколько. Говорите.

- Тогда я, перевязав вашу рану, отправилась на поиски. В нескольких саженях я нашла три совершенно одинаковые с этой комнаты. Я сразу, конечно, заметила, что эти комнаты не что иное, как гробницы, тем более что в каждом из этих прорубленных в стене отверстий лежит по мумии…

- Это меня поражает. Вы, конечно, предположили, что здесь должны быть и живые существа?

- Да, под первым впечатлением. Но потом, припомнив все, что вы говорили нам у гробницы Дараайена, я была уверена, что не встречу никого.

- Почему?

- Я была убеждена, что покоящийся в этих помещениях прах принадлежит его спутникам. Я и теперь уверена в этом, тем более что вот уже в течение двадцати суток здесь не появилось ни одного живого существа.

- Как? - перебил ее Яблонский, - неужели я был без сознания столько времени?

- Да. Сегодня двадцатый день, хотя я могла ошибиться, сбившись в счете, но не более, как на несколько часов. Когда я натолкнулась на эти комнаты, я решила во что бы то ни стало поместить вас в одной из них. В одном из пустых углублений в стенах этой комнаты я нашла целое богатство: там находилось несколько громадных сосудов, наполненных зерном и каким-то порошком вроде муки, но гораздо питательнее ее и вкуснее. Вот вы убедитесь в этом, попробовав сваренной из нее похлебки…

- Вы даже готовите! На чем же?

- На том же, на чем готовил нам шоколад сэр Муррей. Я, право, могу вас уверить, что в земле можно устроиться с неменьшим комфортом, чем на земле. Кроме съестных припасов я нашла там целые свертки какой-то ткани - не то льняной, не то шерстяной; такой же тканью завернуты и мумии. Благодаря этому я могла устроить вам прекрасную постель. Затем я отправилась на поиски воды, так как отсутствие ее меня беспокоило более всего. Воду я отыскала, но очень далеко отсюда, в полутора часах ходьбы. Когда я возвратилась, то к ужасу своему увидала, что вы совершенно без сознания, весь в жару, стоите на ногах. Меня вы не узнали, вы бредили; тем не менее мне удалось вас успокоить и довести до этой комнаты и до приготовленной вам постели. Здесь вы и пролежали девятнадцать суток между жизнью и смертью. Это было ужасно!

Вера Михайловна содрогнулась при одном воспоминании о миновавшей опасности.

- Дорогая моя, - проговорил Яблонский, целуя ее руку, - как я измучил вас! Ведь вы не отходили от меня!

- К сожалению, мне приходилось покидать вас часа на три, когда я ходила за водой…

- А! Теперь я понимаю, почему вас так долго не было, когда я пришел в себя первый раз…

- Когда же это было?

- Несколько часов тому назад. Очнувшись и не найдя никого около себя, я терялся в догадках и страшно беспокоился о вас. Я видел, что обо мне заботились во время болезни, но не знал кто. Я думаю, что ждал более часа. Но потом, благодаря своей слабости, я скоро утомился и, выпив несколько глотков воды из оставленной вами фляжки, заснул глубоким сном…

- И спали вы, значит, более двадцати четырех часов - ровно сутки прошли с тех пор, как я возвратилась с запасом воды и нашла вас покойно спящим. Мне показалось, что из фляжки, которую, уходя, я наполнила до краев, было немного отлито. Но я думала, что ошиблась…

- Если бы не вы, меня не было бы в живых!

- Это еще вопрос! А вот если бы не вы, то меня-то уже не было бы наверное! Но не будем об этом спорить. Как видите, все устроилось превосходно, за исключением одного.

- Что такое?

- Что теперь делают сэр Муррей и мистер Лекомб?

- Ведь у них не может быть недостатка в воде, а съестных запасов у них было с избытков на пятнадцать суток…

- Нет, не на пятнадцать: вы забыли, что по ошибке взяли ранец сэра Муррея, а ему оставили свой и таким образом лишили их половины съестных припасов.

- Действительно, я забыл! Что же с ними теперь делается?

- Я думаю, когда они обнаружили недостаток в провизии, они немедленно отправились в обратный путь и, вероятно, давно уже соединились с нашими товарищами…

- Остается надеяться только на этот исход.. Да и то, есть ли возможность предположить, что они нашли выход? По течению реки следовать не представляется возможности, если только приток углекислоты не уменьшился, а боковой проход, которым следовали мы, разрушен взрывом рудничного газа…

- Да, но этот проход не один. Тот, в котором мы сейчас находимся, по-моему, имеет сообщение с озером.

- Почему вы так думаете?

- Потому что небольшой ручей, из которого я беру воду, протекает по обширной галерее, ведущей по направлению к озеру. Да и очевидно, что это озеро представляет из себя центр для стока вод довольно обширного бассейна.

- Думаю, что вы правы. Тогда легко может быть, что мы вскоре увидимся с нашими товарищами.

- Будем надеяться, что все устроится к лучшему. А теперь вам пора и отдохнуть, вы устали…

- Нисколько. Хотя, говоря откровенно, я очень нуждаюсь в подкреплении сил, но только не сном, а пищей…

- Простите! Я совсем забыла свои обязанности хозяйки! Сейчас!

С этими словами девушка поспешно вышла из комнаты.

Через несколько минут она возвратилась с каким-то странной формы сосудом в руках, из которого поднимался горячий пар, и поставила принесенное кушанье на постель больного.

- Откуда вы взяли эту чашу? - воскликнул Яблонский.

- Нашла здесь же - и не одну. А вот вам и ложка!

Она достала из углубления в стене и подала своему товарищу небольшую ложку с ручкой, представлявшей изображение какой-то человеческой фигуры.

- Как видите, - прибавила она, - сервиз из чистого золота!

Действительно, и чаша и ложка были сделаны из золота.

- Положительно, - вскричал Яблонский, - я начинаю думать, что мы попали в царство добрых подземных гномов, невидимо заботящихся о наших удобствах…

- Просто в царство мертвых, оставивших нам свое наследие! к сожалению, никто из них не встанет, чтобы разделить вашу трапезу!

- Почем знать? Однако я примусь за мой обед и сейчас оценю вашу стряпню.

Густой суп, вроде пюре, находившийся в сосуде, отличался необыкновенным, чрезвычайно приятным вкусом и питательностью. Достаточно было нескольких ложек, чтобы утолить голод.

Самойлова сообщила, что с того времени, как она начала питаться супом, приготовленным из муки, найденной ею в гробнице, она чувствует, как прибавились ее силы.

Яблонский полюбопытствовал взглянуть на эту муку. Она оказалась порошкообразной массой, сероватого цвета, несколько острой и солоноватой на вкус.

Не было сомнения, что это был сложный, искусственно приготовленный питательный порошок, не утративший своих свойств в течение тысячелетий.

Запаса его для двоих хватило бы более чем на год. Таким образом, с этой стороны нечего было бояться какой-либо опасности.

Наконец, радость возвращения к жизни и сознание сравнительной безопасности так повлияло и на Яблонского и на Самойлову, что все заботы их теперь сосредоточивались лишь на ближайшем будущем.

С другой стороны, они невольно вынуждены были к бездействию, дожидаясь окончательного выздоровления Яблонского.

Молодой ученый поправлялся быстро; дня через три после того, как он пришел в себя, он мог уже приподняться с постели и сделать несколько шагов по комнате.

Оба с нетерпением ожидали того времени, когда им можно будет отправиться для обозрения прилежащей к катакомбам местности и отыскания пути на поверхность Земли.

А пока целые часы проходили в том, что молодые люди, часто даже забывая свое положение, проводили друг около друга в бесконечных разговорах и предположениях о будущем, сулившем им столько неизведанного и хорошего.

Время пролетало для них быстро и незаметно.

Загрузка...