В мире будущего

Глава XVI

Приятный сюрприз. - Гробница в недрах Земли. - Труп или живой человек. - Явления кажущейся смерти. - В растительном и животном царстве. - Яблонский открывает тайну своим товарищам. - Разумное решение. - Продолжать путешествие или возвратиться назад? - Подземный обитатель. - Возможность жизни в земных недрах

Через девять часов сэр Муррей разбудил своих спутников. Проснувшись от его громкого окрика, они к величайшему своему изумлению увидели, что англичанин спокойно сидел перед ярко горевшим огнем, над которым, привязанный к трем составленным вместе металлическим шомполам, висел и клокотал небольшой металлический котелок. Мистер Лекомб первый вскочил и подбежал к огню.

- Шоколад! - воскликнул он, втянув в себя поднимавшийся над котелком пар. - Нет сомнения, он варит шоколад! Но где вы его взяли?

- Захватил с собой про запас несколько плиток. Как видите, пригодился. Но что же вы не спросите меня о топливе, которым я воспользовался? Разве это вас не интересует?

- Мистер Лекомб увлекся шоколадом, - заметил подошедший в это время вместе с Самойловым Яблонский, - но теперь он, конечно, уже догадался, в чем дело.

- Нет, еще не знаю! - откровенно признался француз. - А вы?

- Я только предполагаю…

- Что?

- Что сэр Муррей нашел нефть и воспользовался ею как топливом.

- И вы правы, - подтвердил англичанин. - Проснувшись раньше вас - я никогда не сплю более сели часов, - я пошел кругом озера и в одном из боковых ходов пещеры нашел небольшое озерко превосходной нефти. У меня тотчас явилось желание утилизировать свое открытие. Опорожнив мой ранец из непромокаемой парусины, я воспользовался им как ведром, налил эту небольшую ямку нефтью и устроил вам таким образом горячий завтрак.

- Вы прекраснейший человек, лорд, - заявил самым серьезным тоном мистер Лекомб, пожимая руку англичанину, - и хотя от вашего костра идет не совсем приятный запах, но мы не взыскательны и сделаем честь вашему шоколаду.

Однако пить пришлось по очереди, так как в общем распоряжении был лишь один небольшой металлический стаканчик.

Тем не менее завтрак прошел весело и оживленно.

- Ну-с, - заявил сэр Муррей, когда последняя капля была выпита, - теперь я могу сказать вам, что мною сделано еще одно открытие.

- Научное или кулинарное? - спросил Лекомб.

- Ни то ни другое, любезный коллега. Мне кажется, это открытие находится в тесной связи с теми знаками, которые мы нашли начертанными в двух местах на пути сюда…

- Что же вы не говорили раньше? - вскричал Яблонский.

- Если бы я сказал раньше, вы ни за что не стали бы спокойно завтракать, а поддерживать свои силы необходимо. Вот почему я и позволил себе промедлить час…

- Но что же именно вы нашли?

- Я нашел какую-то гробницу, наглухо заделанную. Таким образом, внутрь я не проникал и отложил дальнейшее исследование до вас.

- В таком случае идемте!

Сильно заинтересованные, все двинулись за английским геологом. Впрочем, идти пришлось очень недалеко. Меньше чем за пол версты от того места, где происходил завтрак, вправо от озера, пещера образовала выгиб довольно обширных размеров, представлявший полукруглую нишу, отделенную от пещеры громадным сталактитовым столбом.

В этой нише, по самой середине, возвышалось небольшое здание, вроде часовенки, с двумя узкими, длинными окнами по бокам и узкой же стеклянной дверью.

Дверь и окна были сделаны из той стекловидной, прозрачной массы, которая так поразила ученых экспедиции, когда первый раз была найдена при осмотре обсерватории.

Направив свет через дверь, можно было рассмотреть внутренность здания.

Там, среди комнаты, на небольшом возвышении лежала фигура человека, прикрытая широким, падавшим до полу покрывалом.

По обеим сторонам двери, на стенах сверху донизу были высечены разнообразные знаки, в которых все признали знакомые уже санскритские письмена. Несколько времени все молча рассматривали гробницу, не будучи в состоянии прийти в себя от изумления.

Чей прах покоился в этой гробнице?

Несомненно, одного из тех, кто в бесконечно далеком прошлом сумел проникнуть к отдаленной точке севера, кто спускался сюда, в глубину земных недр, кто обладал знаниями, до которых еще не достигло человечество по прошествии целых тысячелетий!

- Не будем тревожить его прах! - серьезно и торжественно произнес сэр Муррей. - Почтим память несомненно великого человека!

Но Яблонский был в нерешительности.

С первого момента, как сэр Муррей упомянул о найденной им гробнице, молодой ученый предчувствовал, что настает разгадка таинственных событий, начавшихся со времени пребывания их в скалистых пещерах острова Гхарипури.

В настоящую минуту он был твердо уверен, что стоит перед гробницей Дараайена. С трепетом вглядывался он через прозрачную перепонку, отделявшую путешественников от внутренности гробницы, в видневшиеся из-под покрывала очертания человеческой фигуры.

Вот он - этот загадочный, таинственный человек! Но неужели он мертв? Неужели, говоря, что он явится тем, кто пойдет за ним, он подразумевал только прах, долженствовавший через тысячи лет свидетельствовать о прошлом?

Этому Яблонский не мог поверить. Он дорого дал бы, чтобы сейчас прочесть непонятные письмена, покрывавшие стены гробницы: внутренний голос говорил ему, что в этих письменах высказана последняя воля Дараайена.

Но с ними не было Чеботарева - единственного человека, которому был понятен древнейший из языков.

Тем не менее Яблонскому казалось, что стоит только войти в гробницу и сказать скрытым там человеческим останкам: «Мы пришли, мы исполнили завет твой!» - и тотчас труп оживет…

Он не мог скрыть своих мыслей от товарищей.

- Я думаю, - в волнения произнес он, - что нам непременно следует войти в гробницу…

- Почему? - с удивлением спросил сэр Муррей.

- Мне кажется, что…

Яблонский замолчал: в это мгновение ему самому показалась сумасбродной мысль, только-что промелькнувшая в его голове.

- Что вы хотите сказать? - добивался англичанин.

- Мне теперь самому неловко высказывать свое предположение - до того оно кажется мне неправдоподобным…

- Однако, если это не будет нескромностью, нам хотелось бы знать его…

- Я почему-то подумал, что человек, скрытый в этой гробнице в течение тысячелетий, не умер…

Лишь только Яблонский произнес эти слова, как прежняя уверенность восстала в нем с новой силой.

- Да, - горячо продолжал он, - я убежден, что здесь мы имеем место не со смертью. Скажите, разве не мог человек, уже доказавший нам свое непостижимое могущество, на время прекратить жизнь, заглушить ее? Искра жизни не потухла - она тлеет и вновь может вспыхнуть ярким пламенем…

Мистер Лекомб и сэр Муррей молча переглянулись между собой. Взволнованный вид молодого ученого, лихорадочно блестевшие глаза и дрожащий голос показывали крайнюю степень возбуждения.

Предположение же, высказанное им, было так фантастично, что у обоих его спутников промелькнула одна и та же мысль.

- Успокойтесь, дорогой друг, - сказал сэр Муррей, кладя руку на плечо Яблонского, - последние события подействовали на вас так сильно…

- Что я сошел с ума? - нетерпеливо перебил его Павел Михайлович.

- Я не хотел сказать этого…

- Так что же именно?

- Только то, что предположение ваше не имеет за собой никаких научных оснований…

- Полноте! Наша наука не знает еще очень и очень многого. Короче сказать, она не знает почти ничего в сравнении с тем, что ей осталось узнать. Да, наконец, даже с чисто научной точки зрения мое предположение вполне возможно. Я попробую доказать вам это, сгруппировав и обобщив различные, всем известные явления…

Яблонский сел на массивную гранитную плиту, лежавшую перед входом в гробницу.

Все остальные последовали его примеру, с нетерпением ожидая услышать разъяснения столь оригинальной идеи.

- Я буду говорить, - начал ученый, - о явлениях, которые, без сомнения, приходилось наблюдать каждому из нас. Взятые вне связи между собой, эти явления не имеют особого значения. Наконец, они так обыденны и мы так привыкли к ним, что они уже не удивляют нас, не кажутся нам загадочными. Совершенно иначе стоит дело, если мы попробуем разобрать в отдельности каждое из этих явлений и затем обобщить наши сведения. Прежде всего, что такое смерть? Под этим словом принимают такое состояние организма, при котором становится невозможной его дальнейшая жизнедеятельность, то есть когда организм, представляющий из себя не что иное, как более или менее сложную машину, не может более переводить энергии из одной формы в другую. Поясню мою мысль подробнее - не столько для вас, конечно, господа, сколько для нашего молодого сотоварища.

Новейшая наука пришла к заключению о совершенной и конечной зависимости земной жизни от солнца. Единственный источник энергии, необходимой для жизни, есть солнце. Благодаря солнцу мы и все живые организмы имеют способность движения, могут сами производить работу, солнцем приводятся в движение все наши сложные машины. Растение поглощает углекислоту; под влиянием солнечной теплоты оно разлагает ее на углерод и кислород; кислород выделяется в атмосферу, а углерод отлагается в тканях растения. Но для этого процесса растению необходимо поглотить известный запас солнечной энергии. Куда же девается эта энергия? Очевидно, она хранится в потенциальной форме в виде углерода растений. Когда то же растение мы сжигаем, происходит обратный процесс: углерод растения соединяется с кислородом воздуха, причем поглощенная растением энергия освобождается в виде теплоты; в паровозах, локомобилях эта теплота переходит в работу. Подобный же процесс совершается и с живым организмом: при дыхании углерод крови соединяется с кислородом воздуха; освобождаемая при этом энергия служит источником силы для работы.

Таким образом, смерть живого организма есть неспособность его утилизировать солнечную энергию для роста, питания и движения, для работы жизни.

Но по каким признакам мы можем узнать наступление этого состояния?

Признаки эти весьма сомнительны, неполны и сбивчивы.

Может ли деятельность организма прекращаться на время и затем снова возобновляться?

Конечно, может.

Но на какой срок может продолжаться прекращение жизнедеятельности в организме?

Это крайне неопределенно.

Начнем с растения.

Французский ученый, доктор Бюро, брал для опытов один из видов американского папоротника - Ро1уроdium incanum. Один экземпляр этого растения высушивался в течение десяти дней в сухом воздухе при температуре пятьдесят пять градусов Цель-сия, а другой в безвоздушном пространстве. Оба экземпляра были доведены до чрезвычайной степени сухости - так что ломались при малейшей неосторожности, и обломки их рассыпались в порошок. Тем не менее, погруженные в воду, оба растения ожили через несколько часов и в дальнейшем своем развитии ничем не отличались от живых растений.

Очевидно, что в данном случае мы имеем дело с одним из явлений кажущейся смерти.

Особенно замечательны явления кажущейся смерти в зернах растений.

Для жизнедеятельности зерна необходимы теплота, влажность и кислород.

Тем не менее, лишенное этих условий в течение очень долгих промежутков времени, зерно не погибает и сохраняет способность к жизнедеятельности.

В египетских пирамидах, в гробницах фараонов были найдены зерна, пробывшие в состоянии кажущейся смерти около четырех тысяч лет.

Зерна эти проросли, будучи посажены в землю, развили растение и дали плоды.

При раскопке земли под фундаментом одного очень старинного здания в Париже были найдены семена, из которых выросло растение, свойственное исключительно болотам (Juncus bufonius). Это заставляет заключить, что означенные семена сохранились от тех отдаленных времен, когда на месте нынешнего Парижа было одно болото.

Известны случаи, когда прорастали семена, взятые из очень старинных гербариев.

Вы можете сказать мне, что эти примеры ровно ничего не доказывают, так как зерно не живет до тех пор, пока не попадает в благоприятные условия, то есть, что в не прорастающем зерне не происходит никакого обмена вещества, а потому оно и может быть лишено необходимых для его развития условий в течение какого угодно срока.

Но это неверно.

На свежем зерне, еще не начавшем прорастать, легко доказать, что в нем происходит обмен веществ, что оно дышит, - словом, что оно живет.

Как бы ни были незначительны и замедлены жизненные процессы в зерне, пробывшем тысячи лет в совершенно недоступных местах, оно неминуемо уничтожилось бы. Следовательно, процессов этих в приведенных мною случаях не происходило вовсе. Тысячи лет зерна были в состоянии кажущейся смерти.

Известны опыты и с проросшими уже зернами, то есть с маленькими растеньицами. Брали зародыши ржи, овса, ячменя и тому подобное в различных стадиях развития, но уже с ясно обозначенным корешком и стебельком и подвергали их тщательному засушиванию в течение нескольких месяцев.

Тем не менее помещенные между двух сырых губок, эти растеньица оживали и из них развивались целые растения.

Чтобы покончить с вопросом об оживании растений, я приведу еще лишь один пример.

Были взяты молодые яблони, в течение восемнадцати месяцев пробывшие на льду, в погребе, в совершенно замерзшем состоянии. Осторожно оттаянные и посаженные в землю, яблони эти развились в прекрасные деревья.

Надеюсь, я доказал вам, что растения способны находиться в состоянии смерти в течение неопределенных сроков и затем снова возвращаться к жизни.

Перейдем теперь к обзору подобных явлений в животном царстве.

Я остановлюсь прежде всего на явлениях замерзания.

Известны случаи, когда находили замерзших людей на четырнадцатые сутки и затем возвращали их к жизни. Само собою разумеется, что в течение этого срока деятельность организма была безусловно приостановлена, то есть, что организм находился в состоянии смерти.

Далее, подвергали полному замораживанию лягушек и жаб. Один из ученых держал лягушек в замерзшем состоянии во льду в течение двух лет; при этом опыте тело лягушек дошло до совершенной хрупкости; тем не менее, положенные в воду, они оживали. Эскимосы перевозят на дальние расстояния мерзлую рыбу, которая оживает в воде.

Подобные же явления представляет собой так называемая спячка животных. Медведь, сурок, летучая мышь и другие на зимнее время впадают в летаргическое состояние: в течение долгих месяцев они совершенно не принимают пищи, процесс дыхания почти не заметен. По крайней мере, летучая мышь, помещенная в подобном состоянии в углекислоту, может оставаться в ней без всякого вреда от восьми до десяти часов.

Возвращаясь опять к человеку, я могу указать примеры летаргического состояния, продолжавшегося в течение нескольких месяцев. Я лично вполне верю свидетельству путешественников, передающих, что индийские факиры, погребенные в землю, оставались в таком состоянии в продолжение двенадцати недель и, снова отрытые, возвращались к жизни. При этом каждый из них проделывал подобный опыт неоднократно. Очевидно, что во всех приведенных случаях живые организмы сохраняли запас потенциальной энергии.

Почему же нельзя допустить, что в данном случае мы имеем дело с состоянием мнимой смерти?

Яблонский замолчал.

Слушавшие с напряженным вниманием импровизированную лекцию его товарищи не возражали ничего на его доводы.

Тем не менее они не казались вполне убежденными, за исключением Самойлова, не спускавшего со своего покровителя восторженного взгляда.

Первый высказался мистер Лекомб.

- Удивительно! - воскликнул он. - Все, что вы говорили, кажется, с одной стороны, вполне убедительным. Но, с другой стороны, с привычной нам точки зрения все это несбыточно и чудесно…

- А что скажете вы, сэр? - спросил Яблонский.

- Я бы хотел знать, - отвечал англичанин, - на чем основываете вы свое предположение?

- Но ведь я же высказал…

- Нет, я говорю не про научные основания, высказанные вами: они доказывают только возможность подобного факта. Но почему вы думаете, что в данном случае мы имеем дело с подобным фактом?

Яблонский задумался. Его уверенность была основана на связи нескольких событий. Излагая их, он выдаст тайну, принадлежащую не ему одному.

Но что же было делать?

Он решился и последовательно изложил историю завещания Дараайена.

- Право, - сказал Муррей, выслушав его, - я находился бы в сильном сомнении, если бы не видел в вас живого свидетеля всего случившегося. Скажу более, я не мог поверить, если бы сам не был свидетелем столь необычайных событий…

- Но теперь кажется ли вам правдоподобным мое предположение? Если Дараайен обещал, он должен сдержать свое обещание. Наконец, это единственный способ, с помощью которого он мог пережить тысячелетия, отделяющие его время от нашего… Как не пришло нам в голову подобного предположения еще там, в пещере Гхарипури, когда мы читали его завещание. Ведь не могли же мы предположить, что он бессмертен, а между тем им ясно было выражено обещание личного свидания с нами! Индус! Да ведь индусам до сих пор известны растительные или животные яды, способные временно прекращать жизнедеятельность организма!

Теперь Яблонскому казалась непростительной подобная недогадливость.

- Идемте, господа! - воскликнул он. - Примемся скорее за работу.

С этими словами он поднялся было со своего места.

- Погодите минуту, - остановил его сэр Муррей, - мы можем сделать непоправимое зло.

- Чем?

- Прочли ли вы эту надпись?

Англичанин указал на стену гробницы.

- Конечно нет.

- А если ваше предположение верно, то в этой надписи, без сомнения, объяснено, какими средствами возвратить к жизни организм, столь долгое время находившийся в состоянии мнимой смерти. Не приняв предосторожностей, не погубим ли мы жизни того, кого хотим видеть и слышать?

Замечание англичанина было вполне основательно: никто из ученых не мог даже приблизительно предположить, каким образом может быть доведен живой организм до состояния мнимой смерти. Следовательно, никто не мог без значительного риска предпринять опыт пробуждения подобного организма к жизни.

Правда, всем были известны случаи гипнотического сна, очень близко подходящего к состоянию омертвения. Можно было предположить, что Дараайен находится именно в таком сне, если только предположение Яблонского не ошибочно. Но тем не менее это было только предположение. Да, наконец, и при пробуждении от гипнотического сна необходима чрезвычайная осторожность - иначе могут явиться пагубные последствия.

Конечно, если бы не было другого исхода, пришлось бы идти на риск. Но в данном случае с помощью Чеботарева можно было надеяться на получение точных указаний.

Теперь оставалось только решить вопрос о том, сейчас им возвратиться в колонию или сначала продолжить до последней возможности исследования?

Мнения ученых по этому вопросу разделились: Яблонский, как и следовало ожидать, стоял за немедленное возвращение. Для него научные исследования отошли теперь на второй план, и весь интерес сосредоточивался на возможно скорейшем раскрытии тайны.

Сэр Муррей, напротив, доказывал, что надо оставаться последовательными: если догадка Яблонского верна, то промедление на несколько суток ничего не значит. В случае же, если все окажется ошибочным, можно будет не упрекать себя за излишнюю поспешность.

Мистер Лекомб присоединился в этому мнению. В этом случае большую роль играл чрезвычайный интерес, возбужденный в обоих геологах необыкновенным путешествием. Оба они были поставлены в такие благоприятные условия для своих исследований, в которых никогда еще не находился ни один геолог. Вполне понятно, что они ревниво охраняли свои преимущества.

Что касается Самойлова, то юнга категорически заявил, что он последует за Яблонским, в каком бы смысле ни разрешился вопрос.

Это заявление подало Яблонскому мысль предложить новый исход. Так как он не мог прийти к соглашению со своими товарищами в виду разности интересов, то можно было разделиться на две партии. Сэр Муррей и мистер Лекомб могли продолжать свои исследования, оставаясь в глубине земных недр, а Яблонский и Самойлов могли возвратиться на поверхность земли и, дойдя до колонии, вернуться назад в сопровождении Чеботарева.

Конечно, во всяком путешествии чрезвычайно неприятно отделяться от товарищей, особенно когда самое путешествие было так необыкновенно. Но с другой стороны, какая опасность могла угрожать ученым в глубине Земли? Провизии у них было достаточно, вода находилась в изобилии. Не только диких зверей, но даже вообще какого-либо живого существа нельзя было встретить на глубине Земли.

Если же случился бы какой-нибудь подземный переворот, то едва ли помогло бы и присутствие Яблонского с его неразлучным спутником.

После долгих переговоров этот план был принят всеми. На следующий день, то есть через известное число часов, после сна, Яблонский и Самойлов должны были отправиться в обратный путь, а оба геолога идти далее.

Несколько часов, остававшиеся до назначенного для отхода ко сну времени, решено было употребить на обход озера и осмотр пещеры.

Всем приходилось сожалеть о том, что в их распоряжении не было лодки: казалось оригинальным совершить путешествие по подземному озеру и, кроме того, переезд через озеро сократил бы путь.

Но делать было нечего, и путешественники двинулись берегом озера. Решено было идти на значительном расстоянии друг от друга, чтобы захватить в ширину возможно большее пространство.

Мистер Лекомб пошел по самому берегу озера, находя, что дорога здесь была несравненно приятнее, так как от воды веяло прохладой. Правее от него, в нескольких десятках саженей шел сэр Муррей; на таком же расстоянии был Яблонский, и самым крайним шел Самойлов.

В то время как оба геолога обращали все свое внимание на геологические и минералогические наблюдения, Яблонский и Самойлов больше всего старались не пропустить какого-либо знака, оставленного людьми, бывшими здесь когда-то.

Но до сих пор все поиски были тщетны.

Около часа все двигались в совершенном молчании, как вдруг со стороны озера донесся крик мистера Лекомба.

Все остановились. В ту же минуту крик повторился, и на этот раз стало очевидно, что с французом случилось какое-то несчастье.

Все бросились на помощь.

- Помогите! Ой!.. - донесся в последний раз раздирающий вопль, и затем все смолкло.

Когда сэр Муррей, Яблонский и Самойлов очутились через несколько секунд у того места на берегу озера, где последний раз раздался крик мистера Лекомба, его нигде не было видно, не заметно было и света его лампы. Но в нескольких футах от берегового обрыва, в воде, очевидно, происходила какая-то борьба: по спокойной до сих пор поверхности озера расходились круги, как будто бы в глубине воды кто-то двигался.

Прежде чем кто-нибудь успел опомниться, на поверхности показалась голова, а затем и туловище мистера Лекомба; он усердно плыл к берегу, но было очевидно, что кто-то тянул его вместе с тем книзу.

Яблонский быстро сбросил с себя ранец, лампу, ружье и с ножом в руках спрыгнул в воду.

С испуганным криком за ним бросился было Самойлов, но сэр Муррей остановил его.

- Погодите, - сказал он, - вы только помешаете. Здесь мы будем полезнее.

С этими словами он поднял брошенное Яблонским ружье и, наклонившись над поверхностью озера, приготовился выстрелить.

- Светите! - крикнул он Самойлову.

Тот снял с пояса лампу и направил свет на воду. В это время мистер Лекомб, освобожденный от невидимого врага, выбирался уже на берег. Следом за ним показался и Яблонский. Через несколько секунд оба они были уже на твердой земле.

Мистер Лекомб, как только очутился на берегу, тотчас опустился в изнеможении на землю.

Яблонский тяжело дышал от усталости.

С обоих вода ручьями текла на землю.

- Никто не ранен? - с тревогой спросил мистер Муррей.

- Я - нет, - отвечал Яблонский, - а вы, мистер Лекомб?

Но француз только махнул рукой вместо ответа. Видимо, он еще не пришел в себя.

- Разденьтесь же, господа, - предложил сэр Муррей, - хотя у нас и нет переменного платья, но все-таки можно выжать ваше…

- Я рад купанью, - неожиданно проговорил мистер Лекомб, - но тем не менее последую вашему совету…

- Так вы не ранены?

- Кажется, нет. Кстати посмотрю.

Через несколько минут платье было выжато и снова надето. Оказалось, что правая нога у мистера Лекомба была выше ступни сильно помята и немного распухла.

- Это еще ничего! - решил геолог. - Могло кончиться гораздо хуже… Спасибо вам!

Он с чувством пожал руку Яблонскому.

- Ну, теперь расскажите, что случилось? - спросил мистер Муррей. - А где же господин Самойлов?

- Он сейчас придет, - поспешил успокоить Яблонский. - Идите! Можно! - крикнул он Самойлову по-русски.

Через секунду юнга был уже около своих товарищей.

- Рассказывайте же! - торопил мистер Муррей своего коллегу.

- Да что рассказывать? Я шел берегом озера, как вдруг здесь, внизу, вижу какую-то глыбу крайне оригинальной формы; глыба эта лежала наполовину в воде. Как вам известно, я близорук, а потому и не мог рассмотреть, что это такое. Я хотел спрыгнуть с берега к самой воде. Прыгнув, я попал очень ловко на самую глыбу. Но тут-то и случилось нечто непонятное: глыба зашевелилась, я упал в воду и невольно вскрикнул. Едва я вынырнул, как почувствовал, что кто-то схватил меня за ногу и сильно тянет вниз. Туг я уже закричал изо всех сил. Пока вы успели прибежать, чудовище утянуло меня под воду. Едва я снова появился на поверхность, как мой благородный товарищ бросился ко мне на помощь. Через секунду я почувствовал свободу и поплыл к берегу. Остальное пусть доскажет мистер Яблонский.

- Нырнув, - начал Яблонский, - я увидел, благодаря свету от ваших ламп и от лампы мистера Лекомба, которая продолжала прекрасно гореть и в воде, - что громадное пресмыкающееся, с виду очень похожее на черепаху, держит в своей пасти ногу мистера Лекомба. Для меня было делом одного мгновения ударить гада ножом между щитом и туловищем. Затем я тотчас вынужден был подняться на поверхность, чтобы возобновить запас воздуха. Нырнуть вторично я не решился и поплыл к берегу. Вот и все.

Ни мистер Лекомб, ни Яблонский не могли определить точно, к какому виду относится животное, чуть не послужившее причиной несчастья.

Было только очевидно, что оно принадлежало к числу гигантских земноводных. Вероятнее всего, это был один из видов уже вымерших и не встречающихся более на поверхности Земли.

Случай этот послужил темой для весьма оживленного разговора. Если допустить, что в недрах Земли существует органическая жизнь, то ясным становится несостоятельность деления земных пластов на системы. Это деление, главным образом, основано на изучении ископаемых. При этом предполагается, конечно, что каждый из видов ископаемых водился некогда на поверхности Земли.

Теперь являлось другое предположение: может быть, внутренность Земли населена так же, как и поверхность. Тогда следовало допустить, что и во внутренности Земли существуют свои пояса размножения для различных организмов.

Могли ли в таком случае различные пласты характеризоваться залегающими в них ископаемыми?

Этот вопрос служил предметом обсуждения между учеными во все время обратной дороги к гробнице, так как, благодаря неожиданному приключению, решено было возвратиться назад.

После обычного скромного ужина, усталые и измученные, все заснули непробудным сном, в последний раз перед скорой разлукой.