Легко сказать: «Вернуться назад». Когда на тебя объявлена охота, да еще и при поддержке обозленной нежити, у которой убили одного из лучших слуг. Сказать легко, да сложно сделать.
Троица беглецов притаилась в заснеженном кустарнике, наблюдая как около двух десятков служителей «Свидетелей смерти», обсуждают планы по их поимке, и дальнейшего извращенного, ритуального убийства посмевших покуситься преступников на волю самого убыра.
Максим с компанией укрылись тут час назад, зарывшись с головой в сугроб. Повезло, что практически рядом с этим убежищем простиралась наледь подтаявшего снега, прихваченного морозцем, которая не оставляла следов. Убегая, оставалось только прыгнуть полтора метра в сторону, и нырнуть в кусты, припорошившись ледяной крошкой. Погоня их сразу потеряла.
Это и спасло. «Свидетели смерти», вопя от предвкушения скорой расправы, пронеслись в нескольких шагах, не заметив в кустах притаившуюся компанию, но сообразив, что их где-то обвели вокруг пальца, вернулись, и теперь стоят в нескольких десятках метров, обсуждая случившееся, и строя дальнейшие планы.
Появление убыра было предсказуемо, но все же неожиданно. Вихрем, поднимая за собой снежное облако, появившись темной точкой, в несколько мгновений обернувшийся чудовищем, он подлетел к своим побледневшим слугам.
Адепты обступили его кольцом, наперебой кланяясь, и каясь в досадном промахе, объясняя упущенную добычу исключительным везением последней, и молили дать еще один, последний шанс, указав нужный путь. Гвалт стоял несусветный, и убыр не выдержав рявкнул, заставив всех замолчать.
Вы когда-нибудь видели гориллу альбиноса, только с необычными для данной особи, красными глазами на выкате и малюсенькими, злобными черными зрачками? Редкое животное, не правда ли? А в сером, рваном плаще? А владеющую человеческой речью? А повелевающую людьми? Испытать шок в данной ситуации, это нормально, но даже на такую, естественную реакцию времени у беглецов не было.
Монстр вытянулся во весь свой гигантский, раза в два больше обычного размера подобной обезьяны, рост. Повел по ветру, расплюснутым по щекам, с черными дырками ноздрей белым носом, всасывая как пылесос морозный воздух, и слегка подрагивая верхней губой. Ощерился острыми ледяными клыками, напомнив озлобленного на весь свет огромного пса. Внимательно, неторопливо принюхался, и медленно повернулся в сторону прячущихся беглецов. Его рука начала подниматься, и вот-вот готова была указать направление к притаившейся команде Максима, прозрачным, словно состоящим изо льда когтем, дать своим слугам путь к потерянной добыче.
Время замерло в этот миг, завязло в киселе сгустившегося паузой воздуха. Гвоздев словно видя все происходящее со стороны, в замедленном кино, сдернул с плеча рюкзак, и выхватил оттуда автомат. Ну до чего же медленно… Руки приходилось буквально вырывать из пут замерзших на морозе мгновений. Но вот наконец приклад прижат к плечу.
Сбоку застыли вытаращенные в ужасе глаза Сыча, и его медленно открывающийся в вопле рот: «Нет!». Рядом непонимающий, уже практически смерившийся с неминуемой гибелью Угрюм, в глазах обреченность, удивление и тоска. Художник торопится, но ватные руки ни слушаются, мысли быстры, но тело не спешит, не успевая за разумом.
Вот голова убыра в прицеле. Огромная, уродливая морда обезьяны, с открывающейся для приказа пастью. Жуткое зрелище, но сейчас нужна не она. Прицел смещается немного ниже. Палец плавно вдавливает курок…
Длинная очередь автомата восстанавливает обычный ход времени, выстрелив одновременно, с диким воплем Сыча, и выдохом восхищения Угрюма.
Шея убыра рванула кровавыми фонтанчиками, окрасив за его спиной снег в красный цвет, но не свесилась на бок, как ожидал Максим, а полностью слетела с плеч, срезанная очередью и упав, подпрыгнула мячиком, и покатилась по склону вниз.
— Валите отсюда! — Рявкнул Художник, не оборачиваясь, и продолжая смотреть в прицел. — Я догоню.
Потерявший, в прямом смысле голову Убыр, крутанулся, раскидывая собственных адептов когтями, разрывая их на куски, и начал вращаться, махая лапами и круша головы и тела собственных слуг. Те на секунду растерявшись, бросились в рассыпную, но один, наиболее хладнокровный, побежал за покатившейся головой, надеясь вернуть ее беснующемуся хозяину. Вот он-то и стал целью.
Ева слышный плевок автомата, и ловец потерянных голов, сам покатился тряпичной куклой по склону. Художник удовлетворенно кивнул и улыбнулся. Чем дольше враг растерян, и «обезглавлен», тем дальше они успеют убежать. Шансы на спасение выросли. Он доволен. Максим закинул за спину автомат, и припустил следом за друзьями, а они уже прилично удалились.
Угрюм, не стал спорить, все сразу понял, и все сделал правильно. Но он не тот человек, чтобы сбежать. Теперь, когда суетящаяся в панике погоня скрылась из вида, он остановился. Надо дождаться друга, тот, без его помощи не найдет перехода в мир осени. Художник, конечно, герой и большая умница, но слишком еще зеленый.
Сыч по инерции пробежал вперед, и сообразив, что остается один, остановился и вернулся.
— Ты чего, Угрюм? Валить отсюда надо! Сейчас убыр голову на место пришпандорит, и уже сам нас догонять бросится, второго шанса удрать не даст. — Он дико вращал глазами и срывался в истеричный визг, видя, что его вопли не находят отклика.
— Заткнись! — Рявкнул Угрюм. — Я Художника не брошу. — Тебе надо, ты и вали.
— Все из-за одного сгинем. — На глазах Сыча выступили слезы.
— Он один всех нас стоит. — Угрюм улыбнулся и поднял руку привлекая внимание. Из-за пригорка показался все время оборачивающийся Максим. — Тебя так точно стоит…
Они бежали легкой трусцой. Наст держал хорошо. По обещаниям опытного Угрюма оставалось не так уж и далеко. Перевалить через перевал, а там дальше, уже тот самый сосняк, и долгожданный переход. Стоит в него нырнуть, и убыр следом не пойдет, не любит тварь дождь, но это не точно. Кто эту нечисть знает, что у нее на уме, когда ее обидели, да еще так сильно?
— Черт. — Угрюм вдруг резко остановился, и развернулся в обратную сторону. — Как он так быстро башку-то свою нашел? Теперь точно не успеть, догонит. — Он кивнул куда-то за спину Максима, и тот обернулся. — Черная точка, поднимая за собой шлейф снежной взвеси, неслась за ними следом. Решение Художник принял сразу, без раздумий.
— Бегите дальше. — Он скинул с плеча автомат. — Быстро, и не останавливайтесь. Встретимся в лесу у перехода. — Он опустился на колено, и вскинул оружие. Какой бы не была неубиваемой тварь, но пуля есть пуля.
Прошептал выстрел, и Убыр нырнул в снег. Выбитая коленная чашечка не добавляет скорости. Прошло пару минут, и тварь поднялась, и снова рванула вперед. Максим засек время, и выстрел вновь уронив ее мордой в сугроб. Быстро поднялся, и побежал следом за удаляющимися друзьями, отсчитывая про себя секунды.
Две минуты, и вновь на колено, и вновь выстрел, и вновь убыр падает, и вновь бегом к спасительному переходу. Сколько раз он повторил подобные действия? Максим сбился со счета. Много.
Легкие рвет усталостью, ноги сводит судорога, руки предательски дрожат, но останавливаться можно только для следующего выстрела, который все труднее сделать.
Жуткая цель начала петлять, резко меняя направление, сообразив, что напролом, по прямой, догнать кусающуюся добычу не получается. Умная тварь. Попасть в нее стало еще труднее, но Гвоздев вновь попал, правда уже только с третьей попытки. Убыр в очередной раз нырнул в снег. Максим с трудом поднялся, и развернувшись припустил, еле переставляя ноги, к уже показавшемуся неподалеку лесу.
Угрюм с Сычом скорее всего уже у места перехода в локацию мяскяя, в своем новом друге Гвоздев уверен, тот не бросит и не предаст, лишь бы самому дотянуть, и лишь бы убыр не прыгнул за ними следом в мир вечной осени.
Расстояние между охотником и дичью, сократилось до нескольких шагов. Слышно рычащее злобой дыхание и скрип снега под когтистыми лапами. Разворачиваться и стрелять уже не получится, даже короткого мгновения, необходимого на подготовку, чудовище не даст.
Впереди, из-за веток, показался расставивший ноги, и поднявший маузер, приготовившийся стрелять Угрюм, и воющий от ужаса, бледный как полотно Сыч. Шесть выстрелов, шесть пролетевших над головой, едва не коснувшихся волос Гвоздева, шлепками врезавшихся в грудь монстра пуль, слегка того притормозивших, и крик Художника:
— Ныряем!!! — А дальше прыжок за скрывающимися в пространстве тенями друзей, и тут же рывок назад, треск разрываемой ткани и кожи, и боль в разодранной когтями убыра ноге. Все как в страшном сне.
— Достал сука. — Растянулся в прелой листве Максим. Силы покинули подорванное усталостью тело. — Но я все-таки успел. — Прошептали его высушенные губы.
— Живой братан. — Радостное лицо Угрюма склонилось над Гвоздевым. — Сейчас… Сейчас я помогу. — Он перетянул ногу Художника содранным с пояса ремнем. У Максима не осталось сил даже стонать. — Теперь все нормально будет. Твою царапину я поправлю, есть у меня зелье с собой, для себя берег… Но как ты его, а… Я уж думал конец нам…
— Живой! — Хохотал в истерике, Сыч. — Я живой! Выкуси тварь? — Выкрученная из пальцев фига уткнулась в невидимое место перехода, и в тот же миг ее ухватил вылетевший оттуда, прозрачный коготь, и затянул вместе с хозяином назад, в мир зимы.
Максим было рванул следом, на выручку, но его схватил, и не дал этого сделать Угрюм.
— Куда, дурак, ему уже ничем не поможешь! — Он отпустил рухнувшего на землю Художника, и сел сам. — Собаке и смерть собачья. По вине этого урода, много народу на тот свет отправилось. Он заслужил свое.
— Неправильно это. — Гвоздев устало лег, и закрыл глаза.
— Может и так. — Кивнул друг. — Но мне почему-то пофиг.
***
— Ты как относишься к боли? — Урюм выглядел расслабленным, но в глазах пряталась тревога. — На живую зашивали когда-нибудь?
— Нет. — Максим скосился на нагреваемый другом, на огне нож.
— Тогда с почином тебя, братан. — Угрюм натужно рассмеялся, и вытащил из сваленной кучи сырых дров небольшой сук. — На-ка вот тебе обезболивающее. — Он протянул его Гвоздеву. — Но лучше, конечно, если ты сразу отрубишься. Процедура, мягко говоря, неприятная. Что глазами-то зыркаешь. В зубы ее бери, не стесняйся, представь, что это волшебная пилюля, и не вздумай мне по роже заехать, синяк я еще переживу, но вот если зуб выбьешь, не прощу. Меня, щербатого, девки любить не будут, а у меня на них большие планы.
Они сидели все под тем же каменным козырьком, под которым получили квест от мяскяя, словно и не уходили никуда. Все тот же прокисший лес, все тот же нудный дождь, и едкий дым тлеющего костра. Нога ныла, и при каждом движении простреливала болью, словно ее резали тупым ножом.
Друг тащил его под дождем на плечах полдня. Ругался, кряхтел, обещал бросить ни к чему не годный, постоянно отключающейся от боли, кусок дерьма. Снимал, чтобы возобновить кровообращение ремень, и снова перетягивал ногу, но все же донес до места, где можно укрыться от нескончаемо льющей с неба воды, обсушиться, обогреться, и обработать наконец рваную рану.
Угрюм ловко распорол, затем оторвал прилипшую запекшейся кровью штанину, не обращая никакого внимания на шипящего друга, и небрежно, словно походя, как заправский хирург резанул по ране ножом. Максим еле сдержался, чтобы не взвыть от боли, и не перекусить зубами палку. Он едва не заехал кулаком садисту по довольной физиономии, и сделал бы это, если бы не слабость.
— Не дрейф пацан. Папа опытный в таких делах. Почти профессор медицины. Сейчас от грязи почищу, а затем и заштопаю. — Не обратил никакого внимания на скривившегося друга Угрюм, что-то сосредоточенно выковыривая из раны вместе со сгустками крови, и кусками мяса швыряя на пол, и поливая все это водкой. — Ну вот, почти и готово. Еще чуток и побежишь, подпрыгивая веселым зайчиком. Поблагодарить на радостях не забудь. — Особо сильная боль едва не отключила разум Художника. — Сучек тут застрял между жил. — Продемонстрировал корявый, окровавленный предмет садист. — Видимо где-то по дороге подцепили. Говорил тебе: «Ноги поджимай», — не слушался, вот и результат. Теперь и зашивать можно. — Он выудил из бурлящего котелка толстую иглу, и нитку зеленоватого цвета. — Готовься, сейчас будет больно.
Игла резко вошла в кожу, и Художник наконец потерял сознание, погрузившись в блаженное небытие, а когда пришел в себя, то увидел сидящего у костра Угрюма беззаботно пьющего чай.
— Очнулся? — Улыбнулся он. — Кипяточку хлебнешь?
Максим скосился на ногу и едва не вскрикнул. Коряво зашитая рана пузырилась и шипела как открытая бутылка шампанского, покрываясь зеленоватой жижей и клубясь таким же, болотного цвета дымком. Боли не было, только нестерпимый зуд, словно тысячи мух бегали по коже.
— Не хлопай глазами-то, так и должно быть. Сейчас отпузыриться, водичкой дерьмо смоем, и будешь бегать, словно и не было ничего. Это зелье целое состояние стоит. Штаны, конечно, жаль, ну да ничего, заштопаешь, а в Отстойнике новые потом купим. Красные. — Улыбнулся Угрюм. — Ну так как на счет чая?
— Почему красные? — Максим взял в руки протянутую кружку.
— Тогда синие, раз не хочешь красные. — Заржал садист-друг. — Да хоть зеленые, какая нам разница, главное, что новые, и что в Отстойнике… А что это будет означать? — Он поднял палец вверх, изобразив из себя зануду-учителя, перейдя на ехидно-менторский тон. — Правильно. Трупу штаны не нужны, и мы с тобой выжили братан, и до цели добрались.
От раны, на лечение которой в обычных условиях понадобилось бы минимум полгода, через два часа, осталась только белесая полоска. Уйын мог удивлять.
Ночь провели, дежуря по очереди, поддерживая воняющий, шипящий сыростью костер. Выспались плохо, но больше времени на отдых не было. Выделенное на выполнение квеста время, подходило к концу, а они его еще даже не начинали делать.
Едва небо посерело рассветом, охотники вышли в дорогу. Вел к цели, как более опытный, Угрюм. Он уверенно забирался вверх по каменной насыпи, все время жалуясь на слабый ветер. Чего он хотел, Максим никак не мог понять, а друг только отмахивался и хмурился. Дождь усилился, а ветер резко сменил направление, и это отчего-то обрадовало загадочного спутника Гвоздева.
Тот остановился и пристроил прихваченную с собой палку, на которую опирался всю дорогу как на трость, между камней, привязав предварительно к ней окровавленную тряпку, которой обрабатывал до этого рану, и Художник наконец понял задумку.
— Поднимаемся немного выше, метров на сто, и заляжем там. — Он оскалился в зловещей улыбке. — У ореков отличный нюх, а ветер разносит запах как раз в сторону основной локации, обязательно клюнут и придут. Как бы они умны небыли, но слово: «Жрать», у них основное, и переклинивает мозг. — Он начал подниматься еще выше по склону. — Ты стреляешь, я бегу и втыкаю сосульку. Помни про голову и о том, что мы не знаем, сколько их всего тут бегает. Будь повнимательнее, и прикрывай мне спину.
— Хороший план, вот только как мы поймем, что всех перебили, и квест выполнен. — Максим шел следом, подыскивая глазами более удобное место для лежки.
— Думаю, что хозяин локации скажет. Обычно, в ситуации непоняток с заданием, тот кто дает квест, тот и объявляет о его завершении. Вон, смотри, кажется то, что нам надо. — Он махнул рукой в сторону двух, расположенных рядом валунов, образующих что-то вроде поросшей мхом бойницы. — Там будем ждать. Думаю, скоро появятся.
Ждали больше часа, вымокли до нитки и замерзли. Дождь прекратился, что радовало, но отсутствие тварей раздражало. Максим уже начал сомневаться, что план Угрюма не сработал, но тот выглядел довольным, и уверенным в своей правоте.
Первый орок появился через полтора часа. Точная копия пославшего его убыра, только поменьше ростом, с изумрудными глазами, красными зрачками, потщедушнее и без плаща, но зато в серых, коротких штанах, типа оборванных по длине галифе.
Он вихрем взлетел по насыпи, остановился, и недоуменно уставился на окровавленную тряпку. Замер на миг, и что-то сообразив попытался прыгнуть в сторону, чтобы залечь в неглубокой лощинке. Пуля настигла его в прыжке, и расколов голову на несколько частей, бросила на камни.
Угрюм метнулся туда, и в прыжке вогнал сосульку в область сердца. Тварь дернулась, покрылась зеленым дымком и начала с шипением таять. Через пару минут, от нее осталась грязная лужа и кучка копошащихся опарышей.
— С почином братан. — Махнул рукой друг, наблюдающему за ним Художнику. — Я тут останусь, и вон в той ямке заныкаюсь. Бегать лень. — Он скрылся в месте, в котором до этого пытался спрятаться первый убитый орек.
Через минуту, после этого появились сразу две твари, как две капли воды похожие друг на друга, и на первую, и все так же недоуменно замерли у тряпки. Первый выстрел был точен, а вот второй лишь скользнул по черепу, среагировавшей и уклонившийся цели. Она кувырком ушла с линии огня, и петляя бросилась вниз по склону. Угадать упреждение было трудно, но Максиму все же это сделать удалось. Затихший орек растянулся на камнях, и к нему уже летел, с сосулькой в руке, расправившийся с предыдущим монстром Угрюм.
Четвертая цель показалась в тот момент, когда друг только — только воткнул волшебное оружие в грудь врага, и взвыв, радостно бросилась в атаку, но пойманная на противоходе пулей, подлетела, грохнулась на спину, и покатившись вниз по склону, скрывшись с глаз. Угрюм тут же прыгнул за ней следом, и тоже пропал из поля зрения. Максим выругался, и выскочил из укрытия, поспешив к месту схватки. Твари могли появиться в любой момент, а друг оставался без прикрытия.
То, что он увидел заставило вздрогнуть. Угрюм лежал на спине, и двумя руками разжимал клыкастую пасть новой твари, пытающейся дотянуться до шеи. Гвоздев вскинул автомат, и практически не целясь пустил короткую очередь. В голову не попал, но инерцией пули, отбросил орека в сторону, освободив друга из смертельных объятий.
Упавший монстр мгновенно вскочил на ноги и прыгнул уже на нового врага, посчитав его более опасным, но Гвоздев был к этому готов, и встретил его сразу тремя выстрелами, расколотив голову в мелкую крошку.
— Давай на старую позицию — Угрюм выдернул сосульку из грязной лужи с опарышами. — Здесь мы как на ладони. Он вытер пот со лба. — Спасибо братан. Думал мне каюк. Вовремя ты.
Максим махнул рукой:
— Пустое. — И устало улыбнулся. — Потом отдашь.
Следующую тварь пришлось ждать около получаса. Она отличалась от остальных, но лишь тем, что на ее голове имелось подобие прически, тонкой косички перевитых в жгут коричневых волос из макушки, мотающейся из стороны в сторону при беге.
Этот орек был осторожен. Его голова на миг выглянула из-за камней насыпи, оценила обстановку, и тут же нырнула назад.
Максим напрягся, прильнув к оптике. Но орек больше не показывался. Началась война нервов. Кто знает, что на уме у твари, может она испугалась и убежала, а может ждет. Гвоздев стрельнул взглядом по лежке Угрюма. Там тихо. Опытный игрок молчит, значит еще не все закончилось.
Что заставило Художника оглянуться, он наверно и сам не знал, видимо это и есть та самая интуиция, о наличие которой идут многочисленные споры. Одни утверждают, что она есть, другие что нет, но все пользуются ее услугами, даже порой не подозревая о ее присутствии.
Тварь летела на него расставив лапы, нацеливаясь в горло ощерившейся клыками пастью. Как она тут появилась, времени раздумывать не было, видимо прокралась по распадку. Максим резко откатился в сторону. Автомат в подобной ситуации стал бессмысленным, на расстоянии вытянутой руки, за миг до контакта с врагом, развернуть такое оружие невозможно, и он его отбросил в сторону, выхватив кольт.
Выстрел грохнул, и отбросил тварь в сторону, но несмотря на то, что пуля попала прямо в лоб, голова уцелела, лишь слегка оглушив орека, но тот быстро пришел в себя, и взвыв вновь кинулся на свою огрызающуюся добычу.
Перед глазами Максима мгновенно всплыл образ убыра, и он тут же понял, что нужно делать. Два выстрела слились в один, и шея прыгнувшего монстра взорвалась брызгами крови и мяса, а голова повисла на бок. Орок завертелся юлой, махая лапами, а взлетевший, в этот момент, и повисший на нем Угрюм, замолотил сосулькой тому в грудь.
Тварь рухнула, заклубилась серым, смердящим падалью дымком, но не растаяла, как ее собратья полностью, а оставила после себя, покрытый фиолетовой плесенью скелет и горстку опарышей.
— Молодцы. Я доволен. Квест выполнен. — Раздался неожиданно, в тот же самый момент голос, и огненный шар, материализовавшийся в воздухе, превратился в мяскяя. — В награду вы получаете жизнь. — Колдун захохотал и растаял.
— И это все? — Максим устало опустился на землю, вытерев дрожащей рукой от пота лицо.
— Урод он. — Буркнул Угрюм. — Кинул сволочь с наградой. Хотя могло быть и хуже. Пошли отсюда братан. Меня уже тошнит от этого дождя.