Уйын Полоза. Книга первая

Глава 14 Начинающий рудокоп

Первые квесты в Уйыне выполнены, можно подвести первые итоги. Максим разбогател по меркам этого мира.

Восстановил пошатнувшееся материальное положение, получив три рубина от оборотня, те, что взял с собой, практически закончились, последние две сапфирины, и горсть слюды отдал Ирине, девчонку надо было одеть, а то выглядела в своем поношенном балахоне как попрошайка. Она отказывалась, но Гвоздев настоял, чувствуя за этого, пусть и почти взрослого, но такого беззащитного ребенка какую-то отеческую ответственность, и это странно, ведь у него не было детей.

Он стал обладателем удивительного, волшебного, бездонного заплечного мешка, убогого с виду, но не имеющего никакого веса, словно сотканного из воздуха. Сколько в него не закладывай все помещается, но стоило только подумать, и сунуть внутрь руку, как нужная, спрятанная там вещь сама находилась, и прыгала в ладонь. Чудо, да и только. Удивительный всё-таки этот мир — Уйын, похожий на страшную сказку.

Он также стал владельцем землянки в Сытухе. Конечно, это не двухкомнатная квартира в Екатеринбурге, зато без ипотеки, и ежемесячных коммунальных платежей, но считал это приобретение только обузой, так как задерживаться в поселении не собирался, решив оставить жилье Профессору и Ирине, им оно нужнее. Натерпелись друзья тут всякого, и достойны немножко комфорта, и покоя.

Кольт Пули, оказавшийся раритетной, квестовой вещью, увеличивающей навыки владельца в меткости, и скорости стрельбы, приятной тяжестью висел на боку в кобуре, а с другой стороны, в гранитных ножнах, удивительный хрустальный кинжал Шубина, с сапфировой рукоятью, но с ним пока непонятно, возможно Горный и заберет его, по возвращению Максима для выполнения задания, а может и нет.

АКМ Угрюма, почти снайперская винтовка, способная без отдачи дать точную очередь по противнику на приличном, недоступном для автоматического оружия, расстоянии. О таком на войне только мечтать. Ее бывший хозяин, неожиданно получивший новый, главный, квест от Полоза, теперь спутник Художника в поисках жены, но сейчас его рядом нет, он занят, подыскивает среди жителей Сытухи себе достойную замену.

Максим пришел один, остановился около примеченного ранее камня, стукнул два раза, и произнес заветное «Слово».

Валун шумно откатился в сторону, открыв грот, и впустив Художника во владения горного духа, прямо в кузнечный зал.

У Шубина кипела работа. Горн пылал, плюясь искрами раскаленного металла и угля, пытающегося сожрать доверившееся ему железо.

Сам хозяин подземелья стоял рядом, держа в руках огромные, больше его самого, длинные кузнечные клещи, и ворочал в огне раскаленную до бела заготовку ножа, внимательно ее рассматривая. С боку, выпучив от старания глаза, и пыхтя горячим воздухом, встав на задние лапы, качала кузнечные меха Яхонтовая. Они на столько были увлечены работой, что даже не заметили прихода гостя.

Максим остановился неподалеку. Долго стоял, рассматривая работу мастера, наблюдая как тот ловко совершает, вроде бы, несложные, и только ему понятные действия.

Казалось бы что тут думать? Держи в пламени заготовку, да нагревай, а нет. Горный поворачивал в огне подставляя под жар, то один край раскаленного ножа, давая тому побелеть, то другой. Хмурился, недовольный чем-то. Улыбался, когда считал, что все получается, и бубнил, то ли сам с собой разговаривая, то ли молясь.

Вдруг он резко развернулся, и кинул на наковальню, выстрелившую в стороны искрами окалины заготовку.

— Чего встал! Хватай быстро молот! — Рявкнул возбужденный, красный от натуги и жара, вспотевший хозяин подземелья, Художнику. — Бей куда указал! — И стукнул молоточком по ножу.

Поначалу растерявшейся от неожиданности Максим, схватил с верстака самый тяжелый кузнечный инструмент, и что есть дури врезал куда указал Шубин. Нож растекся по наковальне словно мягкое масло по бутерброду.

— Осел! Дурень косорукий! Куда ударил! Я же показал куда надо! Ну что за день такой?! У одной силы качать меха нет, у другого мякина вместо мозга в башке. — Он швырнул заготовку назад в горн, где та утонула в раскаленном угле, клещи и молоточек кинул на верстак, а сам запрыгнул на выскочившее из пола кресло. Сел в позу мыслителя, положив согнутую руку на подлокотник, а голову на кулак, и нахмурился.

— У самого у тебя мякина. — Ящерка вытерла с морды лапкой пот, и подползла к Максиму. — Рада тебя видеть герой. Не обращай на этого коротышку внимания, у него всегда духа нет, когда не получается. Хотел нож сковать, чтобы алмазы обстругивать, а не выходит ничего, то слишком мягкий и тупится быстро, то хрупкий, и ломается, а то недостаточно острый. В общем не его день.

— Мой этот день. — Огрызнулся с кресла Шубин. — Просто помощники косорукие достались. Дурни криворукие, а не работники.

— Я никогда не работал в кузнице. — Смутился Максим. — Непривычно мне. Думал, чем сильнее ударю, тем лучше.

— Ты же видел, что я стукнул один раз, а значит надо было ласково, потихонечку, а ты врезал на четыре стука, да еще и не туда куда я указал. — Подскочил на кресле возмущенный Горный. — Мы полдня грели заготовку, да еще месяц нужные металлы, да камушки для сплава собирали, а ты одним махом все испортил. — Он фыркнул, сел и отвернулся. — Коли сила есть, то и ума не надобно.

— Ну простите. — Совсем не извиняющимся, а скорее раздраженным голосом рыкнул Гвоздев. — Сначала объяснить надо, научить, показать, а потом уже требовать, и оскорблять.

— Поглядите на него, еще и обиделся?! Испортил мне работу и возмущается! Наглец. — Горный встал. — Ладно, бог с ним с этим ножом. Задание готов выполнить? Как раз материал на испорченное тобой изделие собирать будешь, а потом ковать помогать.

— Для этого и пришел. — Художник пожал плечами, мол, а для чего же еще, не на вас же посмотреть?

— Отлично. Тогда вот тебе. — Шубин спрыгнул с кресла, подскочил к верстаку и схватил лежащую там кирку. — Держи. — Протянул гостю. — Самый главный твой в данный момент инструмент, сам ковал, с повышенной ударной мощью. — Он ехидно хихикнул. — Вредный правда, но с него и начинается твое рудознатство. Подходишь к стенке и колотишь, как ты любишь, со всей дури, а то, что выпадает, мне приносишь. Как наберешь сколько нужно, так плавить и начнем заготовку.

— А чего нужно то вам? Я же не знаю, могу чего-то ни того принести. — Вопрос был действительно важный, и требовал пояснений.

— А это и будет твой квест. — Захихикал, сощурившись Шубин. — Нечего было мне работу портить.

— Ты со стуканцами подружись, они подскажут. — Пришла на помощь ящерица, но кто такие «Стуканцы» не пояснила, не успела. Стенка напротив нее раздвинулась, открыв темный ход подземелья. Шубин подскочил, сунул в руки Гвоздева фонарь, типа «Летучей мыши», и подтолкнул:

— Придешь, тогда и поговорим, а сейчас нечего лясы точить, работать надо.

***

Тусклый свет едва выхватывал из мрака сырые стены узкой пещеры. Шаги гулко отражались от них соперничая с нудными каплями воды, стучащими по нервам напряжением неизвестности в тишине сумрака.

Максим шел вперед, освещая себе путь «Летучей мышью», водя ей по сторонам, пытаясь понять, где-то место, которое подходит для добычи ресурсов. На вид, все одно и то же, никаких отличий он не видел. Серые стены гранита, с прожилками другой породы, но какой именно, он не знал. Геологией никогда не занимался, и даже не представлял, что, когда-либо подобные навыки могут пригодиться ему в жизни.

— Чертов дед. — Ругался он себе под нос. — Как тут определить, где добывать? Мог бы сволочь и подсказать. — Он зло врезал киркой по стене. Та звякнула, и как показалось Гвоздеву засмеялась скрежетом по камню, брызнула искрой, и вместе с каменной крошкой отскочила, едва не ударив несостоявшегося шахтера по ноге. — Максим зло плюнул. — Инструмент, и то вредный, как сам дед. — Поворошил сапогом, подаренным ему перед уходом к Шубину, Угрюмом, осыпавшуюся пыль, и ничего не найдя еще раз плюнул, и пошел дальше.

Ход петлял, опускался все ниже и глубже в недра горы. Воздух сырой, и спертый, но кислорода для дыхания хватает. Стены словно живые давят на плечи. Страха нет, но и комфорта, от понимания того, что над тобой нависают тонны грунта, то же маловато. Кишка пещеры казалась бесконечной, ни одного ответвления в сторону, иди вперед, и не ошибешься, и это почему-то нервировало больше всего.

Сколько Гвоздев вот так шел, изредка стуча вредничающей киркой по стенам, в слабой надежде на чудо, непонятно. Время в этих казематах стоит на месте, видимо боится идти вместе с человеком, шугаясь сырости и темноты.

Ноги устали, и голод с жаждой начали урча, скрести желудок, выпрашивая перекуса. Художник остановился, сел прислонившись к холодному граниту спиной, вытянув усталые ноги, и вытащил из рюкзака сверток с тормозком, заботливо собранным в дорогу Ириной. Разложил на коленях, и развернул тряпицу, явившую на свет жаренную целиком курицу, порезанный хлеб, шесть куриных яиц, и свежий огурец, мысленно поблагодарив девушку.

Едва его челюсти задвигались, пережевывая первый кусок мяса с хлебом, как прямо над ухом раздался скрипучий голос:

— Дай-ка и мне хлебушка.

Максим вздрогнул от неожиданности, и обернулся. Рядом зажегся фонарик, точная копия того, что дал ему Горный, осветив странное существо.

Ростом по пояс Гвоздеву, оно нависло над ним костьми, обтянутыми бледной, до синевы кожей, с полным отсутствием мышц, и мяса под ней. Длинная, рыжая, словно пылающая огнем в тусклом свете фонарика борода до пояса, лысая голова, с дырками ноздрей без носа, и глаза альбиноса без зрачков, огромный рот с острыми, но вполне человеческими зубами, открытыми в жуткой улыбке, при полным отсутствии губ. Материализовавшееся приведение из страшилок, и фильмов ужасов, от которого ждешь сдавленного вопля: «Я сожру твое сердце!».

Привыкший уже к чудесам этого мира Максим, и то вздрогнул, и еле сдержался, чтобы не вскрикнуть, но быстро взял себя в руки, хлопнув ладонью рядом с собой по полу, чего бояться, монстр не нападает, а просит, значит не опасный, а не опасный, то надо приветить.

— Присаживайся, вместе и перекусим. Бери что видишь. — Кивнул он в сторону разложенного на коленях тормозка.

— Благодарствую. — Существо плюхнулось рядом, вытянув худющие ноги, со ступнями заканчивающимися прозрачными ногтями, сквозь которые были видны костяшки фаланг, и ловко оторвав половину курицы кривыми пальцами, закинув в рот еще, и нечищеное яйцо, а также весь огурец, впилось зубами в мясо. — Хорофо то чаф. — Захрустело оно курицей и всем тем, что до этого заглотило. — Уже забыф, как это вкусно. Жрешь тут одни фубины, сапфифы да малахит, но тот хоть вкус кисленький имеет, а остальное гадость отвратная. — Оно проглотило кусок. — Тебя как звать-то, благодетель?

— Художник. — Скосился на гостя Максим, поражаясь его прожорливости. — А ты-то кто будешь?

— Так стуканец я, Ходунком зови. — Оно оторвало от половинки жареной курицы, ножку целиком, и закинув в рот еще одно яйцо, и ломоть хлеба, заработало челюстями. — За какими надобнофтями в мою пещефу пожалофал.

— По квесту Горного, ингредиенты для ножа собирать, да только я не понимаю в этом ничего. Опыта нет. — Вздохнул Максим.

— Попить есть чего? — Игнорировал его ответ стуканец.

— Держи. — Гвоздев достал из рюкзака флягу с холодным чаем, и протянул гостю.

— А чего покрепче? — Скосился на него гость.

— Крепче не пью. — Усмехнулся Максим.

— Больной? — Состроил сочувствующую рожу Ходик.

— Почему больной, нет. Не хочу просто. — Улыбнулся такому жутковатому проявлению сочувствия Художник.

— Во дает! — Возмутился стуканец. — Добровольно от благодати отказался? Подозрительно мне это. Что-то недоброе таиться в мужике, который от хмельного по доброй воле отказывается. Чем-то подленьким попахивает. Гадостью в душонке, трезвостью болеющей.

— Глупость ты сейчас сказал. — Разозлился Максим. — У каждого свои причины, отказываться. Я вот, в свое время, лишнего перебрал, едва остановился. Хватит с меня. Нет в спиртном благодати, одни затуманенные мозги, тошнота поутру, и нарастающие как снежный ком проблемы.

— Перепил говоришь?.. Это бывает… Ну тогда ладно. Успокоил, а то я уж дурное про тебя подумал. — Ходунок проглотил пережеванный кусок, взял из рук Максима флягу, и присосался к горлышку задергав кадыком. — Эх! До чего же хорошо, он вернул, проводив с сожалением, взглядом понравившийся предмет, и икнув, сыто откинулся на стенку, закатив блаженно глаза. — Так чего говоришь тебе тута надо?

— Так ингредиенты для выплавки заготовки ножа. — Улыбнулся, рассматривая его довольный вид Максим. — Я же говорил уже…

— Запамятовал. — Еще раз икнул гость. — Так чего сидишь тогда, иди да колоти, их вон сколько тут. — Стуканец лениво обвел рукой в направлении стен. — Бери не хочу.

— Так не вижу я их. — Вздохнул Максим. — Опыта нет совсем.

— Делов-то. Посиди немного, я быстренько. — Он вскочил, и убежал в темноту, но буквально через минуту вернулся, неся в вытянутой руке, на раскрытой ладони, круглые, на резиночках темные очки пловца. — Держи, и не благодари, курочкой с хлебушком уже за них расплатился, да и чего хорошему человеку не помочь. — Он вновь сел, и облокотившись на стенку, тут же засопел блаженным сном.

Мир, взглядом из-под очков, изменился, наполнившись переливающимся радугой светом. Стены стали прозрачными, открыв все свои богатства. Справа мерцает кровавым светом рубин, слева притаился гранат, а за ним прячется агат, россыпь сапфиров чуть ниже, и еще многочисленные, неизвестные Гвоздеву драгоценные камни, и все это в прожилках руды, от меди и олова, до железа, и вездесущего малахита.

Максим размахнулся и застучал по камню, периодически успевая убирать ступню от пытающейся ее проткнуть кирки, правда достиг в своих стараниях немногого, и кроме пыли и куска малахита ничего, не добыл. Не поддавалась стена грубой силе. Отскакивали к ногам мелкие камешки и крошка, а то, что поважнее, так и оставалось манящей недоступностью.

— Да кто же так колотит?! — Проснулся Ходунок. — Дай сюда и учись. — Он вырвал из рук начинающего рудокопа кирку. — Ноги ставишь так. — Он слегка согнул колени, и расставил, словно сделал коротенький шажок. — Одну руку вот сюда. — Он взялся за середину древка. — Другую за самый край рукояти, и наотмашь, с оттягом, распрямляясь вот в это место. Видишь трещинку? — Он резко с «уханьем», с какой-то вальяжностью воткнул в камень тявкнувший раздраженно инструмент. — А ну цыц тута? — Рявкнул он злобно на вредную кирку. — Иначе навоз копать пойдешь. — И слегка надавив, как рычагом, выворотил пласт под ноги. Горсть сапфиров рассыпалась драгоценными слезами. — Теперь сам пробуй. — Он протянул инструмент Гвоздеву.

Художник размахнулся и больше не сопротивляющейся киркой, отколол маленький кусочек пустого гранита.

— Да что у тебя, руки ватные что ли! — Задохнулся возмущением Ходунок. — Я же показывал, как ноги ставить, что ты как на циркулях вытянулся, согни в коленях, не стесняйся, да толкни ими вперед, инерцию создавая. Ловчее надо. Ловчее. Вот так, правильно… — Одобрительно закивал он головой, наблюдая как к ногам Максима, вывалился рубин. — Только поточнее в трещинку попадай. — Он вновь сел, и прикрыл глаза. — Продолжай. Опыт он сам собой в гости не забегает, его долго звать надо, старательно нарабатывать. Посплю я немного, сморило на полный желудок, а ты ковыряйся тут потише. — Он замолчал и захрапел.

Дело пошло, и с каждым разом у Гвоздева получалось все лучше, и лучше. Горка драгоценных камней красовалась уже с ним рядышком, и куча разнообразной добытой руды, названия которой он не знал, как и не понимал, какая именно нужна Горному.

Решив, что достаточно, он сгреб все, что успел наколотить в рюкзак, и сел рядышком с новым знакомым перевести дух. Достал флягу, и только успел коснуться горлышка губами, как услышал возмущенное:

— А мне? — Белая ладонь с прозрачным ногтями, требовательно протянулась к емкости.

Гвоздев отхлебнул холодного чая, и отдал Ходунку флягу. Тот снова присосался, сделал несколько глотков, и вдруг вскочил.

— Ты что? Ничего не добыл за все это время? — Его возмущению не было предела. — Я же показывал, как надо?

— Почему не добыл? — Удивился Художник. — Много уже чего добыл.

— А где? — Стуканок недоуменно огляделся, ища драгоценности.

— В мешок убрал. — Пожал плечами Гвоздев.

— Чего?.. Всего горсточку и добыть сумел? — Усмехнулся ехидно он. — Твой рюкзак от нее даже и на сантиметр не увеличился.

— Килограмм двести наверно наковырял. — Вновь пожал плечами начинающий рудокоп.

— Ну ты и враль! — Засмеялся Ходунок. — Если столько добыл, то, где все это?.

— В мешке. — Максим вытряхнул гору добытого себе под ноги.

От неожиданности, Ходунок сел, и присвистнул.

— Ну ты и жук! Это от куда у тебя такое чудо, «Пространственный рюкзак», я о таком только слышал, а вот увидеть удалось первый раз. — Он погладил потертую ткань.

— Оборотень за квест расплатился. — Максим сгреб драгоценности обратно. — Я не знаю, какие материалы Горному нужны, потому собрал все, что добыл.

— Правильно. Он с виду дед добренький, а на самом деле зануда страшная, всегда чем-то недоволен. — Пробубнил Ходунок, не отрывая взгляда от мешка. — Все, хватит трепаться, иди отсюда, не соблазняй, а то у меня жадность просыпается, отобрать рюкзак хочу все больше, и больше. — Он отвернулся, замер, и вдруг заорал. — Бежим отсюда быстрее! Вот же угораздило нас нарваться!

— Что случилось-то? — Не понимая, что так напугало нового знакомого, оглянулся Гвоздев.

— Изумрудка!..