Теория с таинственной книгой, оказавшейся в обоих мирах, показалась мне интересной. Для себя я отметила, что надо бы плотнее ею заняться. Вполне возможно, что «Рукопись» объясняет, каким образом перемещаются между мирами живые и… мертвые. Вернее, их души. Не зря же здесь книга называлась «Манускриптом СКИТАЛЬЦА».
В своих мыслях я выделила последнее слово как важное. Уж не этой ли рукописью руководствовался пересмешник, когда поймал мою душу?
Мы все трое – я, Геля и ректор, обменялись понимающими взглядами.
– Что такое Интернет? – после недолгого раздумья спросил Труэль, но его вопрос остался без ответа.
– Но куда же ты, милая Машка, пропала? – Геля порывисто обняла меня. – Твои мама и бабушка сходят с ума от неизвестности. Как наверняка и мои родители. Ты давно здесь?
– Уже три года, – я закусила губу. До меня только дошло, что мне всего семнадцать. Малолетка, которая собралась соблазнять своего преподавателя.
– Разве? Ты не вернулась из школы, – Ангелина посмотрела на растопыренные пальцы и, считая, сложила их поочередно, – почти четыре года назад…
Я выдохнула с облегчением. Мне восемнадцать!
– Вряд ли леди Маша знает, в каких мирах ее носило, – пришел мне на помощь ректор. – Обычно эта память быстро утрачивается.
– Но Мария сильно изменилась. Повзрослела, что ли? Волосы и глаза вроде те же, но откуда такие уши? Раньше они были нормальными. То есть, как у меня, – Геля бросила смущенный взгляд на Труэля.
Меня порадовало, что Геля нашла в Амари что-то от меня прежней. Пусть не сильно, но мы с эльфийкой оказались похожи.
– Это долгая история девочки, попавшей в беду, – ректор чмокнул покрасневшую Ангелину в висок. – Я расскажу ее тебе за ужином.
Эйрад Коверд Третий, прощаясь, кивнул мне, потом Труэлю.
– Не будем мешать долгими разговорами. Еще увидимся. Продолжайте целоваться.
Подруга детства несколько раз обернулась, прежде чем скрыться за поворотом.
– Как ты думаешь, где меня носило целый год? – спросила я у Труэля, когда он наклонился за брошенными на брусчатку сумкой и куклой.
– Наверное, там, где носятся все неприкаянные души. Важно понять другое – как пересмешнику удалось поймать тебя? Я уже не говорю про вживление души в чужое тело.
– Уверена, что благодаря «Манускрипту скитальца». В нем были изображены голые женщины.
– Много в каких книгах изображены голые женщины, – улыбнулся мне Труэль.
Мы уже вышли за пределы УПС, но направились в противоположную сторону от той, куда удалились Геля с ректором.
– Ты не понимаешь. В этой книге показаны необъяснимые процессы. Таких нет ни в нашем мире, ни в вашем. В некоторых из них участвуют голые люди. И вполне может быть, что рисунки рассказывают о том, как отнять душу и вживить ее в чужое тело. Загляни в «Манускрипт» и сам убедишься, что я права. Там непонятно все, начиная от языка и до рисунков зверей и растений. Даже созвездия не те, что можно видеть в наших мирах. Уж поверь мне, пересмешник гений, если он сумел расшифровать рукопись.
– Если он на самом деле заглядывал в «Манускрипт», то у нас появилась очень важная зацепка, – Труэль сделал паузу, чтобы подогреть мой интерес.
– Какая? – выдохнула я.
– Выходит, что он вхож в королевскую библиотеку. А туда не всякого смертного пускают. И уж тем более не каждому дадут в руки редкую книгу.
– А это значит…
– … что он ученый или приближен к королевской семье. Круг подозреваемых значительно сузится.
В том, что пересмешник ученый, я уже не сомневалась. И сразу подумала о своей подруге-некромантке.
– Отец Шадди королевский летописец. Он проводит много времени в библиотеке и может по-тихому разузнать, кто интересовался «Манускриптом». Если туда кинемся мы и начнем расспрашивать, то можем вспугнуть пересмешника.
– Или наоборот, он увидит, что мы идем по следу, и утратит всякую осторожность. Начнет торопиться и наделает ошибок, что нам и нужно, – Труэль зловеще мне улыбнулся. Я оскалила зубы в ответ.
Боже, как же мне легко рядом с ним!
Мы миновали «Поросячий пятак», потом еще пару знакомых постоялых дворов. Я думала, мы идем в «Приют скитальца», где остановился Баэль, но еще до него свернули в переулок. Перед моим взором открылся милый двухэтажный дом. Беленький, с резными ставнями и с цветами в горшках в каждом окне. Он совсем не вязался с обликом чернокнижника. Труэлю, скорее, подошел бы готический замок с кружащим над ним вороньем.
– Это мама постаралась, – понял мою улыбку Труэль. – С ней лучше согласиться, чем спорить.
– Она властная женщина? – я напряглась. Сильные свекрови – погибель молодой семьи.
– Только в вопросах быта холостого сына, – успокоил меня Труэль. – Я ей позволил. Она видела дом таким, как если бы в нем жила моя сестра – студентка УПС. Но, к сожалению, Анирэль никогда не станет взрослой и не поступит в УПС.
– Твоя мама тоскует по ней…
– Как и я, – Труэль показал глазами на Растрепу. – Спасибо, что сохранила куклу.
– Спасибо, что не убила меня! – напомнила о себе моль.
Дом оказался милым не только снаружи, но и внутри. Солнечным, со светлой мебелью и легкими занавесками. Труэль сразу повел меня на второй этаж, нажал на ручку одной из дверей.
Мне открылась розовая, совсем девчачья комната. Мое сердце сладко затрепетало. Давно у меня не было обставленных с любовью апартаментов. Ни в доме родителей, ни в общежитии.
– Комната готовилась для сестры? – оглянулась я на Труэля. Села на мягкую широкую кровать и немного попрыгала, приятно ощущая упругие пружины матраса.
– Для невесты, – Труэль улыбался. – Мама так и сказала: «Не показывай ей свою комнату, иначе она сразу сбежит».
Конечно же, мне сразу захотелось посмотреть.
– Покажешь? – спросила я, поднимаясь с кровати. – Только будь осторожен. Я, может, так обзавидуюсь, что не захочу ее покидать.
– Я буду рад.
Следующая дверь ничем не отличалась от первой, но, распахнув ее, я замерла с открытым ртом. Серые и черные краски. Солнце едва пробивалось через плотные занавески. Строгость на грани аскетизма. Кровать, которую я тут же исследовала, оказалась жесткой.
– За что же ты себя так наказываешь? – с изумлением спросила я.
– Профессия обязывает, – улыбнулся мне Труэль. – Хорошо хоть не приходится спать в гробу, как делают особенно рьяные некроманты.
– Ну что же, я сама выбрала мужа, сама и буду расхлебывать. Я согласна здесь спать.
– Только после свадьбы, – мягко возразил он и направился к гардеробу.
Я мило улыбнулась ему в ответ. «Это мы еще посмотрим. У меня есть план».
Труэль вытащил пару рубашек и черный, как ночь, халат и положил на кровать рядом со мной.
– Это тебе. Прости, но по лавкам пройдемся завтра. Сегодня у меня еще куча дел. Обживайся. Вечером поужинаем с Баэлем в «Страннике». Очень хочется послушать подробности о твоем мире.
– Баэль не собирается домой? – я притянула к себе вещи Труэля. Погладила шелковистую ткань халата.
– Нет. Он заинтересовался пересмешником. Баэль жаждет восстановить свое честное имя. Сплетники, хоть им и было запрещено болтать, все равно осуждают его и поддерживают несчастную Руэллинн. Ее отец не дает этой истории забыться. Мало того, он уверяет, что в его руках находится козырная карта, которую он надежно прячет. Грозится вытащить ее на следующем заседании суда. Уверен, что она докажет его правоту.
– Я попытаюсь разузнать у Руэл, что за карта, – сказала я и приложила к лицу одну из рубашек. Она пахла свежестью и чистотой.
Труэль улыбнулся и, наклонившись, поцеловал меня в лоб. Когда эльф развернулся, чтобы покинуть комнату, я поймала его за полу сюртука.
– Мы не будем при прощании и встречах чмокать друг друга в лоб. Если целоваться, то только так, – я встала на цыпочки и притянула к себе Труэля. Закрыла глаза и прижалась к его губам.
– Что ты со мной делаешь? – простонал он.
– Пытаюсь испортить, – прошептала я.
– Я давно испорчен, но меня останавливает твоя…
– Девственность? Надо с ней покончить, чтобы не останавливала. И как можно быстрее.
– Я хотел сказать – напористость. Ты куда-то торопишься?
– Из моей жизни выпали целых четыре года. Очень важных года. Там и первая любовь, и слюнявый неопытный поцелуй, и прогулки при луне, и терзания от неразделенных чувств, – отпуская из объятий Труэля, сказала я. Понимала же, что ему нужно куда-то бежать, поэтому смилостивилась.
– И теперь ты хочешь пройти все четыре года экстерном?
– Да, я тороплюсь жить. Впереди столько всего интересного. Но меня сильно страшит, что моя душа в этом теле временно. Вдруг я неудавшийся эксперимент? Пересмешник думает, что со мной все хорошо, потирает руки, что может повторить все с кем-то еще, а моя душа, фьють, и улетит.
– Пока душа не улетела, запоминай, туалет и ванна здесь, – Труэль толкнул дверь, прячущуюся за гардеробом. – Все это есть и в твоей комнате. Но тебе в моей спальне лучше не оставаться.
– Почему же? Мне очень нравится спать на жестком.
– Дверь в эту комнату закрывается на замок, и если ты ее случайно захлопнешь, то не выберешься, пока не приду я. Хочешь сидеть взаперти?
– О, нет! – я, схватив халат и рубашки, поторопилась выйти и уже за дверью спросила. – Но к чему такие предосторожности? К тебе ночами ломятся девицы?
– Иногда у меня гостит мама, – Труэль закрыл дверь, и она мягко щелкнула. – Ее мало чем можно остановить, она такой же опытный маг. Но этого заклинания она не знает. Не всегда приятно, когда к тебе врываются и душат в объятиях, а ты в это время хотел побыть в одиночестве и подумать о чем-то личном.
– У тебя нет кабинета? – я всегда считала кабинеты самым уединенным местом. – Мой эльфийский отец имел такой и не разрешал входить туда под страхом смерти. Даже мама соблюдала его границы.
– Есть, он в подвале. Но там я работаю, и воздух в нем не всегда приятно пахнет. Чернокнижник и некромант – это не те профессии, где имеешь дело с цветами. Нет, цветы тоже есть, но они, как правило, кладбищенские.
Мы спустились вниз. Труэль, пожелав мне приятно провести время, все-таки чмокнул меня в лоб. Я проводила быстро удаляющуюся фигуру взглядом. В моей душе вновь заиграла знакомая с детства музыка. Опять духовые и нежная скрипка. Чайковский?
– Бояться нечего, – сказала я самой себе, оставшись одна.
Закрыла и вновь открыла входную дверь. Она легко поддалась. Нет, я не арестантка, а Труэль не злой дракон, держащий принцесс в высокой башне. Здесь очень даже мило. Наверняка дом магически защищен. Мама Труэля, если он не додумался сам, обязательно позаботилась бы.