От осознания, что сейчас я узнаю, кто такой пересмешник, сердце пустилось вскачь. Я боялась за его грохотом не услышать имя.
– Меня пожалел лорд Осифир, – гном прищурился от бьющего в глаза солнца. – Я встретил его у входа в УПС, когда направлялся в деканат просить о замене. Сначала он ничего не понял, но я показал ему его же записку. Тогда мне велели идти отдыхать и ни о чем не беспокоиться. Он пообещал сделать жабью процедуру сам. Все равно придется дежурить у постели наследника.
Я разочарованно выдохнула. И в который раз отметила, что наш враг необычайно талантлив. Для него нет преград. То он весьма похоже изобразил меня, то гнома, а то самого лорда Осифира.
– Спасибо. Вы мне очень помогли, – поблагодарила я, с сожалением понимая, что ниточка оборвалась.
– Так кого же вы перепутали со мной? – гном не хотел меня отпускать.
– Наверняка лорд Осифир перепоручил манипуляции с жабой какому-нибудь другому гному. Я обозналась.
– Хотите сказать, что все гномы на одно лицо? – Хомяк гневно сверкнул глазами.
– Нет-нет, ни в коем случае! Просто я плохо запоминаю лица, – вздохнула я. – Даже мама называет меня ущербной.
Гном досадливо махнул рукой и удалился в сторону лазарета. Карета короля как раз отбыла в сопровождении конной стражи.
Расстроенная неудачей, я поплелась к себе собирать вещи. Нужно было подготовиться к переезду в дом Труэля. Весь гардероб брать с собой не стоило. Я всегда могла вернуться в свою комнату, чтобы переодеться. Поэтому я уложила в кофр только самое необходимое. Учебники засунула в сумку. Посадила сверху Растрепу, куда тут же перебралась моль.
И тут в дверь постучали.
Я вспомнила, что пустила Труэля по ложному следу, и скривилась, ожидая, что сейчас он меня отчитает. Ведь я не дождалась его в библиотеке и заставила тащиться в лазарет. Но… За дверью стоял мой брат. Если бы он был драконом, а не эльфом, то сейчас из его ноздрей вырывалось бы пламя.
– Ну, здравствуй, тварь! – прошипел он с красным от ярости лицом и широко замахнулся, чтобы влепить мне пощечину.
Его рука не долетела до моего лица. И вовсе не потому, что я такая ловкая и вовремя увернулась. Я вообще не ожидала, что Ардар начнет с козырей. Неведомая сила отбросила его на противоположную стену коридора и так впечатала в нее, что он несколько мгновений висел, точно пришпиленный к картонке жук. Потом вступила в действие сила тяжести, и мой брат, словно гибкий пластик сыра, соскользнул вниз и растянулся на полу.
– И тебе здравствуй, дорогой Ардар, – произнесла я, сложив на груди руки.
Так и не дождавшись, когда он очухается, пару раз влепила увесистые затрещины (руку не жалела) и, получив отклик – брат изумленно уставился на меня, вновь отошла за порог. Не знаю, что спасло меня: защита, наложенная Труэлем на дверь, или сработало проклятье, прикрепленное к платью, но рисковать я не хотела. Ардар закончил боевой факультет и мог применить ко мне запрещенный прием.
– Что тебя привело сюда? – спросила я строго.
Пыл моего братца, не ожидавшего такого отпора, поубавился. Он даже не попытался встать. Проутюжив на полу задом дорожку, придвинулся к стене и оперся на нее спиной.
– Ты позор семьи, – выдавил он из себя, но уже без прежнего энтузиазма. – Отец разочарован. Мать в глубокой печали. Письмо от князя поставило точку на наших надеждах. Не смогла продержаться и месяца, чтобы от тебя не отказались.
– Я продержалась три года. Три долгих года издевательств, унижений и побоев, – мне трудно было говорить, и я закашлялась. Перехватило горло.
Я никому не рассказывала, как больно щипала меня мама, когда пыталась подчинить, и как не сдерживался брат, когда она требовала заступиться за нее, утверждая, что я над ней издеваюсь, раз не плачу.
– Ты заслужила, тварь. Никчемная, пустоголовая, не помнящая добра. Отец истратил на тебя лей-оро, а в итоге мы остались ни с чем. Ни богатства, ни моей карьеры, ни мира в семье. Мама сказала, что с нее довольно. Больше она не позволит тратить на тебя ни единого медяка. Живи как хочешь. Об учебе в дорогом университете забудь. Твои наряды и драгоценности я заберу с собой. Они принадлежат семье, в которой тебе нет места.
Мне было больно. Каждое его слово отзывалось хлесткой пощечиной. Я и так не чувствовала себя своей в этой семье, а теперь и вовсе осталась сиротой. Я заплакала. Стыдясь слез, закрыла ладонями лицо. Нет, мне не жалко было платьев и тех немногих драгоценностей, которые были привезены, чтобы не выглядеть жалкой перед женихом. Я просто не смогла пережить унижения, которому меня в очередной раз подвергли.
– Посиди-ка в сторонке, – услышала я мягкий голос Труэля. Он подхватил меня под мышки, словно куклу, и посадил на кровать.
Распахнул шкаф и, не глядя, что попалось под руку, начал выгребать содержимое и выносить в коридор. Он бросал все это под ноги поднявшегося с пола брата. На лице Ардара росла и ширилась гримаса удивления, смешанного с ужасом, от понимания, что сейчас происходит. На мою защиту встал один из сыновей дома Утах.
– Здесь что? – спросил злой Труэль, вытаскивая из шкафа небольшой сундучок.
– Драгоценности.
– Все к демону.
Шкатулка полетела в коридор.
– А здесь что? – Труэль потряс бархатным мешочком.
– Красивое нижнее белье.
– Кто купил?
– Мама.
– Пусть сама носит, – мешочек полетел в брата. Его бледности могли позавидовать ночные кровососы – вид гадов, живущих в старинных развалинах.
– А это? – Труэль поднял мою сумку.
– Оставь, там учебники, – поторопилась предупредить я. – Их нужно сдать в библиотеку. Родители больше не будут платить за УПС.
– Не переживай. Я сам заплачу. Ты мечтала стать лекарем и будешь им. Подождем с детьми семь лет. Я никуда не тороплюсь.
Мне было жалко смотреть на Ардара. К мертвецкой бледности прибавился некрасиво открывшийся рот.
Труэль огляделся. Увидев Растрепу, сунул себе под мышку.
– Это мое, – пояснил он брату, не спускавшему с княжеского сына глаз. Закинув сумку с учебниками на плечо, Труэль взял меня за руку и вывел из комнаты.
– Вы не так поняли, Ваше Высочество, – пролепетал Ардар. – Мы не отказываемся от Амари.
– Все я понял так. Она больше не принадлежит вам. Подойдете к ней ближе, чем на сотню шагов – прокляну. Отцу передай, я помню, что он истратил на дочь лей-оро, и в ближайшее время возмещу убытки. На свадьбу никого из дома Аэль не приглашаю. Не хочу травмировать свою невесту. Прощайте.
Брат попытался еще что-то сказать, даже потянулся рукой, чтобы схватить меня за локоть, но получил такой магический удар в грудь, что отлетел в кучу валяющихся на полу платьев. Он барахтался в них, словно перевернутый на спину жук, и сам понимал, насколько жалко выглядит.
– Задери нос, как ты умеешь, – с улыбкой приказал мне Труэль, когда мы вышли на улицу. – И никогда не опускай. Всегда иди так, словно видишь меня и собираешься пригласить на танец.
Я вздернула подбородок. В моей душе сначала тихо, потом все громче играла музыка. Происхождение ее мне было неизвестно, но четкий ритм барабана, тягучие ноты скрипичных инструментов и стройное вступление духовых делали шаг тверже, а веру в счастливое будущее непоколебимее.
Все страшное осталось позади. Вместе с жесткими словами брата «Живи как хочешь» я обрела свободу. Настоящую, а не ту мнимую, когда я не принадлежала самой себе.
– Меня зовут Мария, – сказала я вслух и сама удивилась, откуда это знаю. В голову хлынул неудержимый поток воспоминаний, будто кто-то неведомый приоткрыл шлюз, позволив воде наполнить высохшее русло. От обилия воспоминаний закружилась голова. Труэль, поняв, что мне нехорошо, остановился. – Я училась в школе. Мне было четырнадцать, когда я провалилась в люк. Я его не видела, было темно, шел дождь, а я летела домой, чтобы сказать, что победила на олимпиаде по математике. Крышка крутанулась и закрылась. Меня не слушалось тело. Меня не слушался голос. Все, что я могла – это смотреть в темноту и надеяться, что меня найдут.
– Но тебя не нашли, – он снял с плеча сумку, кинул ее и Растрепу на брусчатку, а меня привлек к себе и крепко обнял.
– Нет, – меня трясло, а из глаз катились градины слез. Я представила, какое отчаяние испытывали мои родные, когда я не вернулась домой ни через год, ни через два…
– Тебе было больно? – Труэль гладил меня по спине, которую я в той, прежней жизни, скорее всего, сломала. А может, как и Амари, разбила голову.
– Нет. Я ничего не чувствовала. Мне было страшно. Последнее, о чем я думала – как будут плакать мама и бабушка, когда найдут мое тело. Если найдут…
– Тише. Все хорошо. Я рядом, – чернокнижник поцеловал меня в лоб. – Я всегда буду рядом.
Когда я немного успокоилась, он обхватил ладонями мое лицо и заставил смотреть ему в глаза.
– Не ожидал, что когда-нибудь произнесу это, но я очень благодарен пересмешнику.
– Да, я уже думала об этом. Он подарил мне вторую жизнь. И тебя, – я обняла Труэля и потерлась носом о шерстяную ткань его сюртука.
– Поэтому я не убью его, когда поймаю.
– Труэль, ты в который раз меня удивляешь, – мужской голос заставил нас обоих вздрогнуть. – На площади, на глазах у всех, ты целуешь свою студентку.
Мы оторвались друг от друга и увидели стоящего рядом с нами ректора. Хотя он старался делать серьезное лицо, его глаза смеялись. Он держал за руку невесту.
– Леди Ангелина, – Труэль поклонился девушке.
– Геля Синичкина? – осторожно спросила я.
– Да, – она растерялась. – Мы знакомы?
– Ты почти не изменилась, – я жадно рассматривала знакомые черты. – А я Маша. Мы жили на первом этаже, а вы на втором. Мы дружили и каждый день вместе ходили в школу. Помнишь, твой папа называл меня Машкой Кюри за страсть к точным наукам. А ты успокаивала меня, что однажды гадкий утенок превратится в прекрасного лебедя. Я была худенькой и нескладной. И еще брекеты.
– Ты всегда была милой, хотя не понимала этого. Боже, это же ты открыла для меня Рукопись Войнича, которую никто не может прочесть! – Геля приложила дрожащие пальцы к губам. – После твоего исчезновения я нашла книгу в Интернете и увлеклась ее необычной историей. А потом она привела меня сюда…
– На радость мне, – глаза королевского брата лучились нежностью. – Теперь я знаю, кого благодарить за такой подарок.
– Машу и Рукопись Войнича, – улыбнувшись, сказала Геля. – Как ни странно, но в этом мире книга тоже существует. Правда, здесь она называется «Манускриптом скитальца» и найти ее можно только в королевской библиотеке.
– Да, ее хранят как большую редкость, – подтвердил ректор.