Ультрамарин

Глава 22

Дочитав, я перевел взгляд на адмирала, а он — на меня. Даже в свете местных тусклых ламп грусть в его взгляде читалась так же легко, как морзянка по таблице.

— Это что-то значит, да? Что-то важное? — тихо спросил я, уже зная, что ответ будет утвердительным, чувствуя, что это будет так. Подобные послание оставляли на стенах Брестской крепости ее защитники, до последней капли крови защищающие рубежи своей Родины.

Нет, не «подобные». Точно такие же. Даже формулировка почти такая же, вот только в моем мире технологии позволяли лишь скрести камень, выцарапывая на нем скупые черточки, кое-как складывающиеся в слова. Здесь же у людей есть система и марин, позволяющий творить невероятные вещи. В том числе, судя по всему, — писать по камню, как по мокрому песку, без необходимости экономить слова и стеснять себя в выражениях.

— Смотря для кого. — не скрывая сожаления в голосе, ответил адмирал. — Для тех, кто только-только решился связать свои жизни с морской стражей — определенно, нет. Для нас же, тех, кто уже не может себе представить жизни без этой связи… Да, для нас это определенно имеет значение. Это наша история. Это наше прошлое. Это то, на чем стоит вся морская стража… Жаль, что это касается не всех, ох не всех… Некоторые забыли, что такое морская стража, забыли, что мы из себя представляем. Засунули в самый дальний и пыльный чулан наши идеалы, подменив их сиюминутной выгодой. Впрочем, это к делу не относится…

Я даже понимал, о ком именно сейчас сокрушается адмирал — о тех самых «паразитах», как он однажды выразился, что губят Академию и пытаются превратить ее не то в прачечную для денег, не то в личный балаган, где богатые уроды сами себя награждают за всякие выдуманные подвиги.

И я, кажется, даже знаю как минимум одно имя из этого списка «паразитов». Тот самый лорд Крукс, что отказывался принять меня вместо неуравновешенного и откровенно странного сыночки-корзиночки местного властного купца.

Но он, конечно же, не единственный. Если бы он был такой один, от него давно бы избавились, не одним способом, так другим.

— Академия, она же… — продолжил адмирал, все так же не отрывая взгляда от надписи. — Она же не только учебное заведение… Изначально она вообще не была учебным заведением, если уж на то пошло. Это была передовая база морской стражи, поэтому здешние стены такие мощные, а здание практически врезается в море и имеет собственные укрытые причалы. Это была военная база, и лишь малая ее часть была отведена под обучение стражников. Тогда, триста или даже четыреста лет назад, все было проще — и обучение длилось меньше, и в стражники принимали уже взрослых, зрелых людей. Но потом, с развитием технологий, появлением всяческих новинок, приходилось обучать работе и с ними тоже, и в итоге получилось то, что получилось. Передовая база переехала в другое место, а здесь осталась одна лишь Академия.

— Но она все равно участвовала в войнах. — наполовину спросил, а наполовину констатировал я.

— А как иначе? — адмирал усмехнулся уголком губ. — Когда по тебе летят пули и снаряды, нет смысла кричать, что здесь одни лишь дети — тебя все равно не услышат. А услышал — не поверят. А поверят — не факт, что остановятся. Со стороны Академия, как ты сам мог видеть, выглядит как мощное укрепление, и одного этого противникам достаточно для того, чтобы пытаться его подавить или еще лучше — разрушить. И эти стены, Макс, повидали много крови и много смертей. Разных смертей — глупых, обычных, героических… Или даже таких, о которых мы не знаем до сих пор, даже по прошествии стольких лет. И это — одна из них.

Адмирал медленно кивнул на надпись, а потом положил руку на плечо, отдавая салют единственному, что осталось от неизвестного мне героя.

Мне… Но не ему же!

— Почему «одна из них»? — не понял я. — Здесь же все очевидно! Нет?

— Ну вроде да, а вроде и нет. — адмирал покачал головой. — Мы точно знаем, что это произошло во времена войны Вентры с Цитрой, полтора века назад. Мы точно знаем, что эту надпись оставил курсант по имени Макс Дракс — такой действительно числился в списках учащихся тех лет, причем на последнем курсе, и он, вместе с многими прочими курсантами участвовал в той войне. Здесь, в этой башне, возле этого самого окна, он держал позицию в решающей битве с цитрийцами, битве, когда решалось, падет Вентра или останется существовать. Отсюда он передавал информацию о расположении вражеских кораблей и корректировал работу артиллерии — тогда еще были старые, дульнозарядные пушки, с разбросом плюс-минус километр, сам понимаешь. Историки предполагают, что противник вычислил, откуда работает корректировщик, и не успокаивались, пока не попали в эту башню сразу несколькими ядрами, обрушив ее практически полностью. Попали прямо в это окно, так что оно осталось единственным, что уцелело здесь, все остальное потом строили заново. Те же самые историки предполагают, что курсант Дракс получил несовместимые с жизнью травмы, справиться с которыми не помогла даже система. И тогда, как предполагают историки, он написал это сообщение своим далеким потомкам, и…

Адмирал замолчал, словно не знал, стоит ли говорить дальше.

— «И»? — эхом повторил я. — «Историки предполагают»? Почему столько неопределенности?

— Потому что тело курсанта Дракса так и не было обнаружено, вот почему. — адмирал развел руками. — Вообще никакого тела здесь не было обнаружено. Обнаружилась подзорная труба, вся переломанная и разбитая, в которую Дракс наблюдал за противниками. Нашлась его винтовка, тоже в аховом состоянии, и нашлись даже все заряды для этой винтовки — все до единого, ровно столько, сколько он получил по описи, прежде чем заступить на позицию. А тела, скелета или хотя бы просто обрывков одежды курсанта никто так и не нашел. Как будто он испарился.

— Наверное, унесло взрывом снаряда. — я пожал плечами.

— Да, скорее всего. — легко согласился адмирал.

И мы оба прекрасно понимали, что это почти невероятно. Даже если бы Дракса действительно вышвырнуло из башни во время обстрела, он бы упал внутрь двора Академии, а там бы его как пить дать нашли — живого или мертвого. Да и то, что он оставил послание, о чем-то да говорит. Как минимум, о том, что у него было время это послание начертать. Он лежал придавленный центнерами камней и мог шевелить одной лишь рукой, а то и вовсе — одним только пальцем. Которым и написал это послание потомкам, отплевываясь кровью, пытаясь вдохнуть, но не в силах удержать воздух в продырявленных осколками ребер легких…

Все эти ощущения так живо представились меня, так легко и непринужденно легли на мое собственное тело, что даже в груди заболело, словно я и правда лежал под завалами вместо того, чье имя невзначай, по незнанию, взял. Я поднял глаза на адмирала, и тот грустно усмехнулся:

— Да, вот такая вот история. Полная отваги, самопожертвования и какой-то невероятной мистики… Впрочем, там, где замешан марин, хотя бы его крошка, любые безумства перестают быть мистикой и становятся реальностью. Академия за все время своего существования обросла множеством легенд, и Макс Дракс — одна из таких легенд. Ее знают все, весь состав Академии, от кухарки до любого из членов совета директоров. Поэтому тогда, на «Бекасе» я так отреагировал на твою идею взять имя Макс. Оно просто не могло сложиться по-другому, сам понимаешь.

— Понимаю. Но я не знал. — я пожал плечами. — А, впрочем, даже если бы и знал, что бы это изменило?

— Абсолютно ничего, конечно. — улыбнулся адмирал. — Эта история, она же… Уже история, каким бы очевидным ни был этот каламбур. Просто теперь ты знаешь, почему в Академии так реагируют на твое имя, и тебе следует быть готовым к тому, что и за пределами этих стен ты нет-нет, да и будешь встречаться с удивлением.

Да уже встретился, собственно. Агатовы, несмотря на то, что не относились к персоналу Академии, а были такими же первокурсниками, как и я, знали о Максе Драксе, и даже слегка удивились, когда я представился им этим именем. Впрочем, в отношении Агатовых это даже не странно — я совершенно не удивлен, что они знают все о том учебном заведении, в которое собирались поступать. Да что там — я не удивлюсь, если окажется, что они знают вообще все на свете! Это будет более подходить их образу, чем неожиданное откровение, что чего-то они все же не знают.

— А что значат следующие слова? — я снова указал на послание. — Кто такой Арчибальд?

— Правда в том, что… — адмирал развел руками. — Мы не знаем! Ничего ни про какого Арчибальда, который был бы связан с курсантом Драксом, ни в каких исторических записях нет. Мы предполагали, что это может быть какой-то питомец, но даже если так — где его найти? По вот этим координатам? Многие пытались, и те, кто имеет отношение к Академии, и даже немного тех, кто отношения не имеет, но откуда-то узнал об этом послании. Многие пытались… Ни у кого не вышло.

— Все погибли? — уточнил я.

— Что? — адмирал удивленно моргнул. — Не-е-ет, что ты! Все живы, все здоровы! Ну, кроме тех, кто уже не жив, конечно… И тех, кто не здоров, конечно… Просто по указанным координатам… Ничего нет, только и всего!

— Море от горизонта до горизонта?

— Можно и так сказать. — адмирал кивнул. — Море от горизонта до горизонта и одинокий остров. Довольно большой остров, надо сказать, что-то около двух с половиной тысяч квадратных километров, но кроме него — ничего! Возможно, Арчибальд это кто-то, живущий на этом острове, какой-нибудь попугай или там, не знаю, лис, которого Дракс приручил во время плавания… Никто не знал. А сейчас это уже и не важно, столько лет прошло… Кем бы ни был этот Арчибальд, он уже не живет, это как пить дать.

— Макс Дракс ходил в море? — я уцепился за важное уточнение. — Я думал, что курсанты в море не выходят.

— Первокурсники нет, не выходят. У них только теоретические занятия. Начиная с середины второго курса добавляется практика в море, на кораблях. И с каждым последующим годом выходов на воду становится все больше и больше. Иначе как курсантам реализовать на практике те навыки, что они получают здесь? К пятому курсу курсанты начинают проводить на большой воде практически все время, действуя уже практически как полноценные члены морской стражи. В том числе и в дальних экспедициях… А эти координаты, если уж на то пошло, действительно указывают на очень удаленное от Вентры место. Туда идти неделю на полном ходу, никак не меньше, и это на современных мощных двигателях! Сколько времени занимал этот путь во времена Дракса, вообще боюсь представить. Впрочем, сейчас это все уже совершенно не важно.

— Угу. — я провел рукой по ряду странных, ни на что не похожих, иероглифов под посланием Дракса. — А что это такое?

— Этого мы тоже не знаем. — адмирал развел руками. — Никто из тех, кто знает историю про Макса Дракса, не смог опознать эти символы.

— Так много людей знают о них и никто не опознал?

— Чем больше проходило времени, тем меньше интереса к этим историям остается у людей. — адмирал вздохнул. — Поначалу все пытались найти ответ, и не только те, кто плавал по этим координатам, но и те, кто считал, что координаты вообще не важны, а важен именно этот самый шифр… Но понять его все равно никто не смог. И интерес к этой загадке со временем становился все слабее, и это послание в итоге просто превратилось в одно из множества таких же надписей.

— Множества? Тут много такого?

— Полным-полно! — усмехнулся адмирал. — Несколько десятков точно наберется. Но расположены они обычно в таких местах, где редко кто бывает, а даже если и бывает — не додумается посмотреть туда, куда надо. Поэтому курсанты обычно их не находят, а специально им их и не показывают, чтобы не случилось такого, что кто-нибудь заинтересуется… да хоть даже вот этими самыми координатами, и решит взяться за разгадку этой тайны, не смущаясь тем, что за столько лет ее никто так и не разгадал. Руководство решило, что подобные ситуации будет сильно отвлекать от учебного процесса.

Это руководство правильно решило, грамотно. Идеальным вариантом с точки зрения учебного процесса было бы вообще полностью отреставрировать все подобные места, убрав все подобные надписи, но это, конечно же, было решительно невозможно. По крайней мере, невозможно до тех пор, пока в руководстве Академии находятся такие люди, как адмирал Виктор фон Дракен.

— Кстати! — я вспомнил, что хотел задать еще один вопрос. — Я тут услышал интересное слово, но не понимаю, что оно значит. Что такое «ржавка»?

— Ржавка… — медленно повторил за мной адмирал. — Ржавка это не просто слово… Это наше проклятье, унесшее уже множество жизней. И, что иронично, — одновременно с этим, возможно, спасшая множество жизней. «Ржавкой» называют ржавую лихорадку — заболевание, которое появилось… скажем так, относительно недавно, примерно в то же время, когда началось активное использование двигателей внутреннего сгорания и переход на нефтепродукты, как основное топливо.

— А где связь между болезнью и топливом? — я нахмурился. — Или ее нет?

— К сожалению, она есть. — вздохнул адмирал. — Никто точно не знает, как именно это происходит, но факт есть факт — топливо может оказаться зараженным. Причем это может быть любое топливо на любой стадии готовности. Бочка мазута может оказаться заразной, хотя рядом с ней будет стоять такая же бочка мазута, произведенного из той же нефти, в той же партии, что и первая — и она будет безопасна. Но о том, что первая бочка заражена, никто не узнает до тех пор, пока не появятся первые заболевшие, контактировавшие с ней. К сожалению, никаких методик выявления заражения у нас пока что нет…

— Какой странный механизм. — пробормотал я, тщетно пытаясь вытащить из памяти воспоминания о хоть чем-то похожем, о чем я слыхал бы ранее. — Вообще не похоже на болезнь.

— Не похоже, да. — адмирал кивнул. — Но никак иначе это не назвать язык не поворачивается. Заболевшие ржавкой люди сначала ощущают общее недомогание, похожее на простуду или грипп, после чего у них начинают отказывать внутренние органы. Причина этого — в том, что их кровь перестает работать так, как задумано природой, заболевшие желтеют, как при желтухе, а печень и селезенка распухают и становятся твердыми. Все это сопровождается высокой температурой, которую невозможно сбить никакими способами, а под конец заражения, которое может длиться годами, у человека просто начинают отказывать внутренние органы. К тому моменту у него на коже уже проступают характерные следы коричнево-ржавого цвета, из-за которых болезнь и получила свое название.

— Звучит жутко. — честно признался я.

Действительно, честно. Одно дело — сражаться с очевидным противником, зная, что от смерти тебя отделяет только твое, — или его, — мастерство. Другое дело — знать, что противник может ударить по тебе оттуда, откуда ты его даже не увидишь, и только лишь от тебя зависит, узнает он о твоем местоположении или нет.

И совсем третье дело — когда ты в принципе даже не знаешь о том, что противник существует, а узнаешь об этом только тогда, когда уже становится поздно. И ничего не можешь с ним поделать, ведь этот противник — внутри тебя.

— Это заразно? — уточнил я очень важный момент.

— От человек к человеку не передается, если ты об этом. — адмирал покачал головой. — Можно хоть целоваться в десны с больным, ничего не случится. Опасно только топливо, но зато опасно во всех отношениях — бытует мнение, что даже выхлоп зараженного топлива может спровоцировать болезнь. Единственный момент, благодаря которому человечество все еще существует — опасна только малая часть топлива. Примерно каждая десятая бочка. Но даже контакт с опасным топливом еще не значит, что человек заразился — исследования показывают, что шанс заразиться в районе десяти процентов. То есть, можно считать опасной каждую сотую бочку.

Каждая сотая бочка — это все равно очень много. Сколько таких бочек заливается в двигатель корабля когда он идет в дальнее плавание? Тысячи. А значит шанс заразиться уже не так уж и мал, особенно если учесть механизмы распространения болезни.

— Но нет худа без добра! — внезапно улыбнулся адмирал. — Бытует мнение, что ржавка — это единственное, что в данный момент удерживает страны от новой войны. Многие считают, что если бы не было болезни, если бы страны не были заняты поиском лекарства от этой напасти и внутренними проблемами, связанными с этим, то мир бы давно уже полыхал снова.

— Вы тоже так считаете? — я решил сразу прояснить ситуацию.

— Я… — взгляд адмирала на мгновение затуманился, словно он нырнул в глубины памяти…

А потом резко встряхнулся, как попугай, на которого упали первые капли тропического ливня, и сурово посмотрел на меня:

— Я считаю, что вы, курсант Дракс, тянете время! Вот что я считаю! А я вытащил вас из спальни вовсе не для того, чтобы тут штурвальные спицы точить! Вас еще ожидает персональное занятие, так что — марш вниз по лестнице, раз-два!