Ультрамарин

Глава 14

— Что ж, приятно познакомиться, капитан. — я пожал плечами. — Меня вы, надо думать, уже знаете.

— А то как же, Макс Дракс. Ваши родители — большие шутники, надо думать.

— Почему? — не понял я.

— Действительно, почему бы вдруг. — криво ухмыльнулся капитан Стуков.

У них явно какой-то пунктик на этом имени. Вернее, на сочетании имени и фамилии. Я давно уже заметил, что они как-то странно на них реагируют, причем началось это еще с первого знакомства с адмиралом. Я же тогда придумал себе одно лишь только имя, а фамилию предложил он сам, но при этом отреагировал на мое согласие так, словно не ожидал его. Такое ощущение, что я неосознанно зацепил какую-то больную или даже запретную тему, выбрав себе такие имя и фамилию, потому-то они и вызывают подобную реакцию.

— В любом случае, адмирал фон Дракен сообщил мне, что вы уже выбрали себе позывной. — продолжил Стуков раньше, чем я успел сформулировать в голове вопрос. — Так что отныне я буду звать вас Спрутом… Тем более, что он вам отлично подходит.

— Капитан! — раздалось со стороны незнакомым голосом, что едва перекрывал грохот волн о причал. — Сколько вас ждать⁈

— Прошу прощения. — Стуков кивнул мне. — Дела не ждут. Через пять минут общее построение. Еще увидимся… Спрут.

И, сделав совершенно неожиданную, если не сказать немыслимую, вещь — подмигнув мне! — Стуков развернулся и пошел прочь.

Я проводил его взглядом, пытаясь понять, что же за человек этот Стуков на самом деле и чего можно ожидать от него и от его занятий в будущем, но внезапно мои думы прервало движение на самой границе поля зрения.

Я перевел взгляд и оказалось, что передо мной стоят двое в форме первого курса — стало быть, мои сокурсники. И мало того — я даже в какой-то степени знал эту парочку!

Это были те самые близнецы-блондины, которых я заприметил с балкона Академии и которые, без сомнения, заприметили тогда меня. Брат и сестра, похожие, как две капли воды, оба с тонкими чертами лица, серо-голубыми льдистыми глазами, острыми вздернутыми носами и бледными, будто обоих мучила крайняя степень анемии, губами, они походили на аристократов намного больше, чем неуравновешенный Вилкрист. А их абсолютное спокойствие и совершенно непроницаемое выражение лиц, будто это и не лица вовсе, а искусно изготовленные маски из белого фарфора, только усиливали это ощущение. Хотя, может, это на контрасте с отбитым психопатом так кажется, откуда мне, в самом деле, знать, как должны выглядеть и вести себя настоящие аристократы?

Но вот что действительно интересно — несмотря на то, что лица этих двоих как будто отксерокопировали, несмотря на то, что фигурой оба напоминали остро заточенные карандаши, они не создавали отталкивающего впечатления лиц, не определившихся с полом. Парень не выглядел женственно, а девушка не выглядела мужественно, и я, сколько ни приглядывался, так и не понял, почему так. То ли все дело в искусно выполненных прическах, подчеркивающих то, что надо подчеркнуть, и маскирующих все остальное, то ли в том, что парень все-таки был немного пошире в плечах, то ли в талии девушки, такой тонкой, что, казалось, в роду у нее где-то колен так семь назад затесались осы.

— Ты правда собирался драться с Вилкристом? — даже без приветствия начала девушка.

Несмотря на не самое дружелюбное, казалось бы, начало диалога, ее тон не звучал враждебно или там, не знаю, презрительно… В общем, в нем не было ничего такого, чего я подспудно ожидал услышать от наследников явно не самого простого рода.

А на тебе — тон спокоен и будто бы даже лишен эмоций, словно со мной разговаривает бездушная машина в человеческом обличии…

Мать его, дежа вю, сбой в матрице…

Я даже повернул голову, чтобы убедиться, что Стуков действительно отошел в сторону, а не рассыпался незаметно для меня на двух близнецов, заодно уменьшившись в росте и слегка изменив цвет волос. Но нет — Стуков был там, а эти двое — здесь. И их (ну, или как минимум ее) действительно интересовал ответ на заданный вопрос.

— А разве он оставил мне выбор? — я пожал плечами. — Это он собирался со мной драться, а не я с ним. Я наоборот всеми силами этой драки пытался избежать, если вы не заметили.

— Не всеми силами. — возразил парень. — Ты не использовал и половины возможностей разрешить конфликт. Можно было успокоить его, извиниться перед ним, встать на колени, если понадобится… Проще говоря — сделать все то, чего он хотел от тебя добиться. Можно было даже позволить ему пару раз себя ударить, чтобы он выпустил пар.

— Серьезно? — усмехнулся я. — Может ему еще вина красного да бабу рыжую? Вот уж не думал, что аристократы вообще могут допускать мысли о подобном! А как же поруганная честь, дуэли, вот это вот всё?

— Нерационально. — коротко ответила девушка и после небольшой паузы продолжила. — Эскалировать конфликт, когда можно обойтись малой кровью или без крови вовсе — это нерационально.

— Ну так я и обошелся малой кровью. — я развел руками. — Причем даже не своей, как вы могли заметить. Значит, я поступил рационально… Это же так работает, правильно?

— Просто повезло. — снова возразил блондин. — Когда Вилкрист достал Око Шторма, лично в моих глазах твои шансы на выживание опустились до примерно пяти процентов. То, что ты попал именно в этим пять процентов — лишь удачное стечение обстоятельств. Буквально статистическая погрешность…

— … которой при прочих равных можно пренебречь. — закончила за него девушка. — И, разумеется, на нее нельзя рассчитывать при долгосрочном планировании. Если это планирование вообще имело место быть.

— Что за Око Шторма? — я уцепился за интересное словосочетание. — Это вы про ту смешную светящуюся зубочистку, которую он достал… Откуда он кстати ее достал? Я так и не заметил.

— Зубочистку? — по лицу парня пробежало что-то слегка похожее на тень удивления. — Если бы Вилкрист это услышал, он бы взбеленился… Опять.

— Да у него это, похоже, вообще нормальное эмоциональное состояние. — я усмехнулся. — Так что за Око Шторма? Что это такое?

— Артефакт. — объяснила девушка. — Мариновый, разумеется. Оригинальный. Нож, любая рана от которого, даже самый пустяковый порез, замедляет противника. Чем серьезнее рана — тем сильнее замедление, вплоть до полной остановки времени для раненого, когда он при смерти. Раненый замирает на самой границе жизни и смерти, не в силах ни умереть, ни исцелиться.

— Неконвенциональненько… — вздохнул я. — А что значит «оригинальный»? Бывают еще и поддельные?

— Бывают оригинальные и рукотворные. — пояснил парень.

— Рукотворные делаются людьми на основе мариновых исследований. — развернула его мысль девушка. — Они дешевле и выпускаются массово. Оригинальные артефакты это вещи, преображенные марином в дикой среде. Чаще всего, добытые из ультра-босса, измененных марином.

— Они их в себе выращивают? — восхитился я. — Как устрицы — жемчуг?

— Бывает и так. — ответил парень. — А бывает, что просто изменяют уже имеющиеся вещи.

— А это как? — не понял я. — Они их глотают, что ли?

— И глотают тоже. — подтвердила девушка. — А еще, бывает, будущим артефакты застревают у них в шкурах. Или зубах. Желающих поохотиться на ультра-боссов много, поэтому у них никогда нет недостатка в исходном материале для мариновой трансформации. Так что когда ультра-босса все же убивают, с него обычно собирают богатый улов, ранее принадлежавший всем тем, кому не так повезло.

— Дорогая херня, наверное. — я покачал головой. — И как вообще такая бешеная вещь попала к такому бешеному человеку как Вилкрист?

— Это их фамильный артефакт. — пояснил парень. — Передается от отца к сыну на совершеннолетие последнего. Традиция.

— Ох уж эти традиции… — вздохнул я. — Ладно, а достал-то он его откуда? Я же точно помню, что никакого оружия при нем не было, я бы заметил!

— Из инвентаря. — снова ответила девушка, как будто придерживаясь строгой очередности ответов — «он — она — он — она». — Поэтому ты ничего и не заметил.

— Ага, а инвентарь это?.. Одна из возможностей системы, правильно?

— Правильно. — подхватил свою очередь парень. — Инвентарь это функция системы «ультрамарин», которая позволяет убирать в гипотетический подпространственный карман любой предмет, в котором присутствует хоть что-то мариновое. Предметы, помещенные в инвентарь, не занимают места, не имеют веса, невидимы для окружающих и могут быть извлечены оттуда по желанию владельца.

Занятно, но эти два биоробота даже совершенно не удивляются тому, что я задаю вопросы, ответы на которые для них, да и для всех прочих тоже, должны быть если не непреложными фактами, то как минимум — хорошо известными. Они просто дают ответы на эти вопросы, не выражая никакого собственного отношения к происходящему, будто я разговариваю с нейросетью. Или, вернее, двумя нейросетями.

— Круто. — чистосердечно признал я. — А вы вообще чего подошли?

— Мы поспорили. — снова ответила девушка. — Я предполагала, что ты имеешь какой-то план действий, который не успел реализовать. Мой брат предполагал, что ты надеешься на удачу. Какой вариант точнее отражает твои мысли?

— Никакой. — я усмехнулся. — И одновременно — оба.

— Так не бывает. — снова возразил парень.

— Еще как бывает. — я посмотрел на него. — У меня был план действий, но при этом я надеялся, что произойдет что-то, что позволит мне не приводить этот план в действие.

Парень ничего не ответил, лишь посмотрел на меня взглядом, из которого сомнение чуть ли не выливалось потоком на и так мокрый бетон причала. Он будто в одну секунду начал сомневаться даже в том, что я вообще существую, и не являюсь плодом его воображения.

— А вы вообще кто, если уж на то пошло? — я перевел взгляд на девушку, которая, если я не сбился со счета, должна отвечать следующей.

— Курсанты первого курса, как и ты. — ответила она, подтверждая, что не сбился.

— Это понятно, а имена у вас есть?

— Я Антон, а это Алина. — парень кивнул на сестру. — Андреевны. Агатовы. Из семьи Агатовых.

— Ну так надо думать. А вам не странно вот так вот с простолюдинами разговаривать? Вас не заругают?

— Кто? — бесстрастно спросила Алина, но в голосе ее явственно проскользнул намек на усмешку.

— Без понятия. — я пожал плечами. — Родители? Вот серьезно без понятия, как там у вас аристократов это все устроено.

— Мы — взрослые самостоятельные личности. — пояснил Антон. — И мы сами способны решать, с кем нам разговаривать и в целом общаться.

— Да уж не сомневаюсь. — не удержался я. — Вы, наверное, и тем, кто не горит желанием с вами общаться, проходу не дадите, если вам что-то понадобится.

— Не горит желанием общаться? — переспросила Алина и близнецы переглянулись. — На нашей памяти такого не случалось. Это же контрпродуктивно. Общение и командная работа — это ключ к успеху в подавляющем большинстве случаев.

— Слушайте, капитан Стуков вам случайно не родственник? — выпалил я, не в силах больше держать этот вопрос в себе.

— Дядя по линии матери. — кивнул Антон. — Как ты догадался?

Вот теперь все понятно. Яблоко от яблони, как водится, недалеко упало, даже при условии того, что яблоня ему не является прямой роднёй. То ли природа решила поставить интересный поведенческий эксперимент, то ли кто-то в породнившихся семьях любит покомандовать и пораздавать указания, но результат стоит прямо передо мной. Буквально квинтэссенция логики и прагматизма, поровну разлитая в два идентичных сосуда и плотно запечатанная полной безэмоциональностью. Честное слово, происходи такое в моем мире, я бы уже всерьез прикидывал вероятность того, что передо мной какая-то новая разработка китайских ученых, которые из года в год бьют все возможные рекорды реалистичности в отношении роботов.

— Я вообще догадливый. — ответил я блондину, во взгляде которого читалось ожидание ответа. — А что вообще…

Но договорить я не успел. Видимо, пять минут, отпущенные Стуковым, истекли, потому что внезапно по причалу, перекрывая даже рокот нарастающего шторма, прокатился долгий и гулкий удар колокола. Звук настолько густой и плотный, что от него даже мурашки пошли по коже, и уже не осталось никаких сомнений — это звук настоящего медного колокола, а никакая не запись, проигранная через хриплый динамик. Да к тому же тут, на причале, я ни одного динамика до этого момента не замечал…

Все на причале, включая меня, перевели взгляды туда, откуда раздался этот звук — в сторону той самой пещеры, в которую уходило продолжение причала. Я так и не узнал, что там находится, но именно в ту сторону уходил Стуков, когда его окликнули, и именно оттуда раздался удар колокола.

И сейчас оттуда, из непроницаемой черноты природной пещеры, лишь слегка подсвеченной тусклыми лампами по одной из стен, неторопливо, игнорируя качку и пронзительный ветер, выходил корабль.

Это был не тот корабль, на котором адмирал меня доставил к Вентре. Это был даже не его «однопроектник», если в этом мире вообще существуют какие-то типовые проекты боевых кораблей, по которым их строят. Этот корабль был совершенно другим. Он был…

Старым.

Не таким старым, каким мне поначалу показался «Бекас», нет. Еще старее. Можно даже сказать «древнее». Настолько древнее, что с его палубы росли вверх, подпирая небо, самые настоящие мачты с реями и вантами, и разве что бушприта на носу не хватало для полного набора. Обшивка его уже была металлическая, но палуба, весь такелаж, и даже невысокая, всего в один этаж, плоская надстройка — все еще деревянные. Вместо привычного винта и так волнующееся море еще больше вспенивали два огромных гребных колеса по бокам корпуса, а две тонкие длинные трубы выдыхали в небо едва заметные, почти прозрачные, облачка. Стало быть, это даже не теплоход, а самый натуральный пароход, на дровах, или там угле, уж не знаю…

На палубе исполина, напоминающего проснувшегося от спячки древнего дракона, возле самого фальшборта стояло полтора десятка людей в форме морской академии, и некоторых из них я даже узнал — фон Дракена, стоящего в самом начале строя, и, конечно же, Стукова, с которым совсем недавно познакомился, он этот строй замыкал. Все преподаватели (а кто еще это может быть?) как один стояли, держа правую руку на левом плече, и не шевелились, несмотря на пронизывающий ветер и соленые брызги. Это явно было каким-то жестом, причем важным и значимым, вроде отдания воинского приветствия, но до этого момента я не видел, чтобы кто-то его хоть раз применял.

Корабль бесшумно подкрался к причалу и остановился возле него, прямо напротив курсантов, и тут я увидел, что на корме у него закреплен тот самый колокол, звук которого пять минут назад заставил всех заткнуться вернее, чем окрик старшины после отбоя. Колокол действительно был огромный, такой огромный, что, казалось, все это судно было построено лишь только для того, чтобы таскать его на себе… Хотя несколько пушечных портов в бортах, сейчас прикрытых заслонками, намекали, что у корабля в запасе еще есть пара-другая сюрпризов.

И один из них, который я заметил в самую последнюю очередь — у корабля не было названия. Ни на скуле, ни возле ватерлинии, ни даже на кожухах колес — нигде не было написано ни единого слова. Лишь герб морской стражи, что на абсолютной непроницаемой черноте судна выглядел как яркая клякса. Настолько яркая, что даже, пожалуй, не к месту яркая.

Корабль остановился возле причала, почти вплотную к нему, и колокол на корме снова загудел. К нему никто не подходил, его никто не трогал, но все равно по Академии прокатилась мощная акустическая волна, проникающая в каждую ее комнату, в каждую щель, и возвещающая, что сейчас что-то будет. Что-то настолько же величественное и грандиозное, как появление безымянного черного исполина из своего пещерного логова.

И оно случилось.