Ультрамарин

Глава 21

Я ожидал, что занятие по навигации тоже окажется чем-то скучным и нудным, вроде географии, но все оказалось совсем не так. Настолько «не так», что отличия начались прямо сразу с порога кабинета.

Если географию преподаватели в обычном небольшом лекционном зале с партами, стоящими амфитеатром, то искусство навигации нам предстояло постигать в большом, полутемном и даже немного мрачном зале, в котором слегка пахло сыростью. Вместо окон здесь были круглые, будто бы с корабля снятые, иллюминаторы, и через них было видно море, расстилающееся перед Академией. Почему-то сразу в голову приходили мысли, что это какая-то «старая» часть Академии, кусок, уцелевший после многочисленных войн, и позже отреставрированный, но слегка не до конца — чтобы остался этот дух древности и таинственности.

Таинственности добавляло еще и убранство зала. По стенам были развешаны карты, морские и сухопутные, и не просто бумажные отпечатки, нет! Эти карты были одеты в тяжелые медные рамы, к которым тут и там на подвижных кронтейшнах крепились всякие нужные в картографии инструменты — линейки, карандаши, и даже кое-где — лупы! В нескольких местах стояли деревянные и медные глобусы, и даже рожки свисающей с потолка вычурной люстры, если присмотреться, с определенного ракурса складывались в очень упрощенную, но все же карту одного из полушарий!

Парты здесь тоже стояли слегка амфитеатром, окружая одинокий, но мощный и внушительный, будто линкор среди катеров, учительский стол. Он тоже был завален картами и различными приборами, среди которых я разглядел подзорную трубу и секстан (охренеть, какая древность!), и больше ничего не успел. Потому что как только по Академии прокатился гулкий удар колокола, возвещающий о начале нового занятие, дверь аудитории тут же открылась и в нее вошел высокий тонкий мужчина пожилого возраста в очках-половинках и с такой прической, какую я до этого вообще ни на ком не видел! Может, это даже парик, потому что трудно себе представить, чтобы эти крупные кудри, живо напоминающие подготовленные к фаршировке трубочки каннелони, только кипенно-белые, были живыми волосами!

Вспомнил, где я это видел! На картинах, изображающих предыдущих директоров Академии, вот где! Те, что находились примерно в середине этой галереи, носили точно такие же прически… Или парики — теперь я вообще не уверен, что есть что!

Преподаватель, даром что выглядел немолодо, и носил прическу трехвековой давности, оказался тем еще живчиком. Голос его оказался неожиданно молодым и сильным, легко покрывающим все пространство большого зала, и этим самым голосом, Август ван Синдер, как он представился, торжественно провозгласил, обводя карты и инструменты на стенах вытащенной из-под стола указкой:

— Это, дорогие мои курсанты, не просто какие-то там рисунки! Это язык моря! Язык стихии, начертанный на бумаге! И вам, дорогие мои курсанты, придется этот язык выучить! Иначе вы все очень быстро пойдете ко дну! Да-да, так все и будет! Так что слушайте внимательно и запоминайте, а не то все умрете к морской матери, даже не добравшись до самого по себе сражения!

Следующий час дор ван Синдер рассказывал о картах в целом и об их подвидах в частности, щедро пересыпая все это историями из жизни — и своей, и чужой. Он бегал от одной карты к другой, тыча в них своей указкой и поясняя значения значков, линий, пиктрограмм и всего прочего, что обычно на картах выносят в легенду в правом нижнем углу. Тут легенды были тоже, но я прекрасно понимал подход преподавателя — часть курсантов это вчерашние крестьяне, у которых единственными пиктограммами в жизни были схематичные писающие мальчики на дверях уличных туалетов. Всё равно ван Синдер рассказывал интересно, особенно когда уходил в воспоминания о прошлом, потому что о серьезных и даже опасных вещах он рассказывал так, что на лицо сама собой выползала улыбка.

— И вот идут они по проливу, точно рассчитанным курсом, уверенные, что ничего не зацепят в темноту, а тут раз, прямо по курсу, как удар клинка — свет маяка! И радар показывает впереди сушу тоже! Капитан сразу — стоп-машина, само собой, на палубе паника, чуть не вписались в искусственный остров, на котором маяк был построен! Капитан, само собой, к навигатору, разминая кулаки, а тот сам выползает белее мела, и лопочет что-то бессвязное, и трясется от ужаса, что чуть корабль не угробил! Попустило капитана, когда он увидел этого бедолагу, не стал уж до греха опускаться, но потом все же устроил допрос с пристрастием, и знаете, что оказалось? Ни за что не поверите!.. Да просто этот навигатор, сутки не спавший до того из-за дикой жары, не заметил в проливе искусственного острова, потому что сам на него ставил палец, когда чертил курс! Очень уж удобная там была точка опоры!

Аудитория взорвалась смехом, а ван Синдер, тоже усмехаясь, добил историю моралью:

— Так что всегда перепроверяйте всё дважды, а то и трижды! Море не любит самоуверенных. Не вы поставите палец, так оно это сделает за вас! А на следующем занятии мы начнем изучать азы работы с компАсом, и кто назовет его кОмпасом — моментально получит два наряда вне очереди! Всё, все свободны!

После навигации последовало занятие по рыбалке. Я до последнего думал, что это прикол такой (хотя Агатовы, конечно, прикалываться умели на уровне… не знаю, портового крана, пожалуй), но оказалось, что это действительно вынесено здесь в отдельный предмет. Как пояснил преподаватель — тучный мужчина в комбинезоне с кучей карманов и волосами, собранными в хвост, — нередко происходили ситуации, когда провизия на корабле заканчивалась и приходилось перебиваться тем, что есть. Хорошо, когда рядом есть какие-то острова, где можно купить, или, если они необитаемые, — подстрелить что-нибудь мясное, но даже такая роскошь появлялась достаточно редко. Поэтому в этом мире моряки с большим удовольствием ловили рыбу, в том числе и для пропитания, хотя на моей планете, если я правильно помню, эта практика не приветствовалась — мало ли какую рыбу выловишь. Хорошо если просто ядовитую, а если еще и зараженную какими-то паразитами?

Тут эта проблема решалась проще — всю пойманную рыбу отдавали коку, а кок тоже человек не простой, а обязательно с системой, и обязательно со специализацией «Кулинария». Ну и разумеется, со специальным навыком, который удалял всё опасное из сырья, включая то, что на моей планете назвали бы «красным флагом». Тут даже акул ели, если удавалось поймать, потому что прекрасный навык позволял избавиться даже от насквозь пропитавшей мясо мочевины. Как удобно!

И, тем не менее, все равно практически всё занятие заняло листание атласа местных рыб вкупе с короткой лекцией о каждой из них. Оказалось, что не все рыбы одинаково полезны, если можно так выразиться, и каких-то просто нет смысла ловить, а если поймали — пытаться приготовить. В них сплошные кости и хрящи, а мяса практически и нет, зато обязательно есть какие-нибудь острые шипы или там зубы, которыми тварь обязательно постарается охреначить обидчика. В общем, не стоит эта овчинка выделки ни под каким соусом — даже с голоду будешь помирать, не сожрешь, нечего там жрать просто.

Картинки в атласе были красивые, а лекции — довольно познавательные, но все равно это занятие никак не дотягивало до перфоманса ван Синдера, а потому и показалось мне более скучным. Но, когда начался следующий предмет — «морское право и дипломатия», — я понял, что все что было до этого, это были лишь цветочки. Даже география.

Старушка, до того сухая, что, казалось, кроме скелета и обтягивающей его кожи, в ней ничего не осталось, заунывным монотонным голосом начитывала из большой книги бесконечные параграфы и статьи морских законов Вентры.

— Вылов сельди в указанных прибрежных водах разрешается только при использовании сетей не более десяти метров в длину и с ячейками не менее десяти сантиметров по ребру. За превышение нормы улова в размере пяти стандартных бочек на одного обладателя специализации «Рыболовство» предусмотрен штраф в размере до половины расчетной стоимости судна с правом реквизиции орудий лова в пользу республики…

И весь этот поток бюрократии — таким голосом, что впору им покойных отпевать, а не пытаться привлечь внимание молодых и активных курсантов. Само собой, никто это внимание и не уделял — «галёрка» из Довлатова и компании уже во что-то играли на листочке бумаги, я, как ни старался вникнуть в тему занятия, ощущал себя так, словно тону в зыбучем песке, и даже у обоих Агатовых на лицах застыло несколько удивленное выражение. Как будто они то ли не получают от занятия то, чего ожидали, то ли наоборот — получают то, чего не ожидали. В любом случае, подобного выражения на их лицах я ранее не наблюдал.

Удар колокола, возвещающего о конце занятия, пролился на наши истерзанные души, как живительный дождь — на усохший пустынный кактус. Некоторые даже успели задремать под размеренный гул преподавательницы, и сейчас они осоловело моргали, пытаясь понять, где они, что они, и почему никто не поливает их из шланга.

— Это занятие было самым… — задумчиво произнес Антон, когда мы вышли из аудитории.

— Неоднозначным. — закончила за него Алина.

— Противоречивым. — добавил Антон.

— Но познавательным.

— Бесспорно.

На том и порешив, близнецы с любопытством во взгляде посмотрели на меня, будто ожидали, что я поддержу их неожиданный флешмоб, но я лишь помотал головой:

— Скука жуткая. Я чуть не уснул.

— Согласен. — внезапно произнес Крис Кросс, проходящий мимо. — Пытка, а не занятие.

Мы втроем переглянулись от такого неожиданного комментария от такого неожиданного человека, я пожал плечами, и мы направились в столовую на ужин.

Ужин ожидаемо был прост и неказист на вид — макароны с анчоусами, салат из зеленых маринованных водорослей, и, конечно же, чай. Макароны оказались неожиданно приличными, в иных местах такие подают, горделиво называя их «пастой» и требуя за них половину заработка за день. Салат тоже ничего такой, хрустящий, слегка напоминает маринованную капусту по вкусу, ну а чай вообще испортить трудно. Так что поел я с большим удовольствием, и не я один — даже те, кто на первых двух приемах пищи морщили носы от местной кухни, сейчас уплетали за обе щеки. Явно сказался напряженный день и много потраченной на занятиях энергии. Потраченной как мышцами, так и мозгом, между прочим — попробуйте целый час придумывать, чем себя занять под монотонное отпевание очередного закона, регламентирующего количество вывешиваемых на просушку носков!

Самые дерзкие аристократы, конечно, время от времени вспоминали, что они вообще-то голубых кровей и моментально начинали морщиться и делать вид, что едят это «хрючево» без удовольствия и лишь потому, что выбора нет, но зато хотя бы все остальные перестали воротить нос и распробовали местную кухню. Я снова поймал взгляд Валентины, подглядывающей в щель между дверями кухни, и показал ей оттопыренный большой палец.

Она не поняла и отчетливо нахмурилась.

Тогда я, вспомнив здешние порядки, показал ей оттопыренный указательный палец, будто пытался передать цифру «один», и это сработало. Валентина довольно улыбнулась и тоже показала мне оттопыренный палец.

Ох уж эти местные условности…

Получалось, что день курсантов содержит в себе в общей сложности два блока по три часовых занятия, разделенных перерывами по десять минут. Так же есть три приема пищи по полчаса, и еще полчаса, выделенные на утренний туалет. Итого девять часов в день курсанты были заняты, и целых пять часов были предоставлены сами себе — хочешь делай домашние задания, хочешь гуляй в саду Академии или по причалу, главное за территорию не выходи, а то а-та-та устроят.

Большинство курсантов, включая меня, еще не придумали, чем себя занять, и решили подумать об этом в спальне, поскольку столовую уже пора было освобождать. Но в спальне всех нас ждал новый, уже совсем неожиданный сюрприз! Каждый курсант на своей койке обнаружил небольшой мешочек, перевязанный простой пеньковой веревкой, в котором отчетливо что-то звенело.

— Это еще что? — с любопытством спросил я, берясь за узел и намереваясь выяснить все лично.

Но сделать этого я не успел — ответ пришел откуда не ждали.

— Это, дорогие курсанты, ваша стипендия! — раздался от входной двери зычный сочный бас. — Ведь каждому курсанту с первого же дня обучения полагается стипендия! Для поддержания, так сказать, штанов!

Взгляды всех курсантов скрестились на дверном проеме…

И через мгновение все уже повскакивали со своих коек, вытягиваясь во фрунт! Даже самые дерзкие аристократы!

А все потому, что в дверях спальни стоял сам адмирал фон Дракен. При параде, со своей знаменитой (после сегодняшнего рассказа Морены) саблей в руке, и с задорно блестящими глазами.

Я, не знавший, что надо вставать, запоздало поднялся тоже, но адмирал замахал свободной рукой:

— Вольно, курсанты, вольно! Отдыхайте спокойно, тем более у вас есть отличный повод — первая стипендия!

Ну да, первая стипендия… Которую все равно негде и не на что потратить, ведь выходить из Академии нельзя по уставу — это я уже успел выяснить.

Курсанты, все еще недоверчиво глядя на адмирала и явно ожидая какой-то новой подставы с шлангом или без него расселись по койкам, а сам фон Дракен поманил меня к себе пальцем. Я повернулся, забросил мешочек с деньгами в надкроватный рундук, и подошел.

— Да, дор фон Дракен? — по всем правилам обратился я. — Я слушаю.

— Идем. — хитро блестя глазами, шевельнул усами адмирал.

— Могу я спросить, куда?

— Тренироваться, конечно! — адмирал даже удивился, ну или очень достоверно сделал вид, что удивился. — Ты же все еще самый слабый из всех, негоже это так оставлять! Будем тебя подтягивать и дальше!

О как! А я уж грешным делом подумал, что адмирал поматросил и бросил меня, решив, что теперь это проблема преподавателей, а он вроде как и не при делах. А, получается, и не бросил вовсе!

Впрочем, говоря откровенно, он вообще не похож на человека, что бросает дела на половине пути.

— Хорошо. — согласился я. — С собой что-то брать?

— Все есть. — загадочно ответил капитан. — Идем! Будем делать из тебя настоящего Макса Дракса!

— Настоящего? — я нахмурился. — Так, это уже не смешно. У вас тут какой-то свой юмор, и я его не понимаю. Я как будто выбрал какое-то имя, которым детей пугают, и теперь все на меня из-за этого странно смотрят. В чем дело, адмир… Хм, дор фон Дракен? Что не так с именем Макс Дракс?

— Хм… — адмирал искоса посмотрел на меня. — Не знаю даже, стоит ли тебе об этом рассказывать… Сейчас…

— Стоит. — уверенно заявил я. — Однозначно.

— Ну… — адмирал вздохнул. — Ладно. Может, ты и прав. Если просто — это местная, на уровне Академии… Даже не знаю, легенда что ли? Как это правильно назвать…

— Что именно назвать? — не сдержался я. — Можно предметнее?

— Предметнее? — адмирал нахмурился, а потом внезапно просиял. — А почему бы и нет⁈ Предметнее так предметнее! Следуй за мной!

И он, развернувшись на месте, быстрым шагом двинулся прочь, а я последовал за ним.

Адмирал прошел одним коридором, вторым, свернул в неприметный коридор, который я раньше не замечал, потом еще раз — и мы оказались на лестнице. Винтовой лестнице, вьющейся внутри одной из многочисленных башен Академии. На сложенные из неровных камней стены так и просились потрескивающие горячей смолой факелы, но на самом деле освещение здесь обеспечивалось лампами накаливания, так что неровные, выщербленные от времени и множества шагов, ступени под ногами были видны отчетливо.

Ступеней было сто двенадцать. И, когда я уже был готов сосчитать до ста тринадцати, оказалось, что мы уже пришли. Мы добрались до самой высокой точки башни, выше которой была только крыша, но путь на нее был перекрыт решеткой с огромным, неприступным даже на вид, навесным замком. Мы с адмиралом остановились на небольшой площадке перед узким, стрельчатой формы, окном, и адмирал таинственно произнес:

— Вот.

И указал пальцем точно под окно. На какие-то белесые черточки, словно кто-то чем-то острым пытался выцарапать свои последние слова.

И в теплом ламповом свете я смог прочитать эти слова.

Может, они и могут нас убить, но они не могут заставить нас сдаться. Покормите Арчибальда! 48°51′29.6″ 31°08′04″ Макс Дракс.