Ужас Дикого Леса

Глава 1 Яромир Нестеров

26 июня 2075 г.

…Первые сполохи света от фар и дополнительной светотехники нашего «Ирбиса» я увидел минуты за четыре до срабатывания системы оповещения «Ограда», так что без особой спешки натянул шорты, влез в коммуникатор, врубил духовку на кухне и каменку в сауне, а затем вышел на балкон, запрыгнул на перила и переместился скачком к воротам заимки. Пока возился с замками и тяжеленными створками, внедорожник лихо взлетел на последний подъем серпантина, вписался в поворот, вышел на финишную прямую и как следует разогнался. Я невольно улыбнулся и помахал матушке рукой, хотя чувствовал себя, как под ослеплением, дождался самого начала торможения и сделал два шага в сторону. А дальше начались непонятки. Первый раз за десять лет жизни в этом доме: вместо того, чтобы остановиться на любимом месте, вылететь из машины и повиснуть у меня на шее, Радослава доехала до самого крыльца, распахнула дверь, нащупала ногой дополнительный порог, спустилась на асфальт, медленно подошла ко мне и уткнулась лбом в грудь:

– Привет, Яромир.

Полный вариант моего имени она не использовала вообще, поэтому у меня мгновенно испортилось настроение. Тем не менее, я постарался этого не показать:

– Привет, мам! Как прошла очередная спасательная операция?

Женщина напряглась, чуточку поколебалась и виновато вздохнула:

– В этот раз… странно: я привезла тебе сестричку.

– Дальше можешь не объяснять… – мягко улыбнулся я, прижал к себе эту фантастическую женщину, шепнул на ушко, что горжусь ею еще больше, а потом рванул знакомиться с ребенком, которому повезло так же сильно, как когда-то мне.

У пассажирской двери оказался буквально секунд через пять, потянул ее на себя, краем сознания удивился, что в салоне не зажегся верхний свет, и выдал приветственную речь:

– Добро пожаловать домой, сестренка! Я – тот самый Ярик, о котором матушка наверняка рассказывала по дороге.

– Привет, братик… – отозвалась темнота. Я мысленно обозвал себя придурком, подвесил над плечом светляк и потерял дар речи, увидев перед собой не ребенка, а огненно-рыжую девицу ненамного младше меня, ростом за метр восемьдесят и с формами поболее, чем у матушки. Видимо, это удивление как-то сказалось на выражении лица, ибо «сестренка», грустно улыбнувшись, отрывисто выдала самый минимум необходимой информации:

– Лада. Семнадцать лет. Учусь в КМА. Перешла на второй курс. Осенью вернусь в общагу.

– Серьезный ВУЗ. Уважаю! – ничуть не кривя душой, заявил я. – Но об этом и обо всем остальном поговорим как-нибудь потом. А сейчас у тебя в программе заселение, баня, поздний перекус и спокойный сон.

С первым пунктом ее программы разобрался сам, подняв в свободную спальню на втором этаже два стандартных армейских баула со шмотьем и по дороге оценив внешность второго приемного ребенка Радославы. Ну, что я могу сказать? Нашего, Нестеровского, в сестренке оказалось всего ничего – пышная грудь да чуть узковатые бедра. А все остальное, начиная от сочной зелени радужек глаз и заканчивая длинными ногами, досталось от матери. Впрочем, получившийся комплект однозначно радовал взгляд: да, в роду Назаровых были девушки и покрасивее, но Лада, в соответствии с именем, выглядела ладной. И, вне всякого сомнения, не чуралась серьезных тренировок, о чем просто кричали осанка, подтянутая задница, завидная легкость походки и пластика.

С реализацией второго пункта программы теоретически должна была помочь матушка, но и тут не обошлось без странностей: вместо того, чтобы отправить Ладу греться в гордом одиночестве, а потом попариться вместе со мной и рассказать о девчонке хоть что-нибудь, Радослава увела ее в баньку и потерялась минут на сорок. С приличным гаком. Затем вернулась на кухню вместе с новообретенной дочуркой, в банном халате и с мокрыми волосами, села рядом с нею и, виновато пряча взгляд, умяла мое дежурное блюдо. Хорошо, хоть увидела, что я загружен, и задала правильный вопрос:

– Что, опять срочный заказ?

Я утвердительно кивнул:

– Ага. От Еремея Даниловича.

Клиент был одним из самых уважаемых, и я таким никогда не отказывал, но Радослава, знающая это не хуже меня, почему-то расстроилась:

– Что просит? Снова колокола?

– Да. На этот раз шестнадцать штук. Но четыре средоточия у меня есть, так что обернусь максимум за четверо суток.

Рыжая выпала в осадок, а матушка потемнела взглядом и… удивила:

– Послезавтра днем я улечу в Москву. Ориентировочно на неделю. Буду ставить на ноги жертву автокатастрофы. Так что возьми Ладу с собой. Как раз познакомишься поближе и подтянешь в ранге.

– И как ты се-… - начал, было, я, но прервался на полуслове, ибо она повторила просьбу. А ее просьбы я выполнял всегда:

– Возьми. Обузой не будет. Я помогу ей собраться.

– Хорошо. В четыре ноль-ноль завтрак, в четыре тридцать выход…

…Вопреки моим ожиданиям, сестричка нарисовалась на пороге кухни не к пяти или к половине пятого, а ровно в четыре. Причем не в какой-нибудь пижаме с зайчиками, а в видавшим виды комбезе пластунов, прыжковых ботинках, выцветшей камуфлированной кепке и с плотным зеленым платком, правильно повязанным вокруг шеи! Внезапное преображение студентки второго курса целительского факультета КМА в суровую воительницу оказалось настолько шокирующим, что я не сразу обратил внимание на армейский рюкзак-однодневку с самосбросом и гидратором, перчатки с обрезанными пальцами и приличный тесак в ножнах на правом бедре. Зато после того, как разглядел и оценил всю экипировку, внезапно вспомнил несколько фраз, за несколько дней до этого мельком попавшихся на глаза в родовом канале, и, наконец, прозрел:

– Как я понимаю, ты у нас Мстиславовна, верно?

Девушка мрачно кивнула, прислонила рюкзак к стене, деловито налила себе чаю, села за стол и взяла с общей тарелки бутерброд с ветчиной.

Безмолвное подтверждение догадки мгновенно вернуло настроение, испорченное «безумной просьбой» приемной матери, в норму. Ибо вести во второй круг Дикого Леса хорошо тренированную дочурку единственного на всю Империю полного кавалера орденов Перуна было в разы веселее, чем дуреху, с грехом пополам раскачавшуюся до второго-третьего ранга ученика и додумавшуюся до возможности ускорить личное развитие медитациями в области с повышенной плотностью магического фона.

В этот момент в помещение влетела Радослава, обняла меня со спины, прижалась щекой к щеке и ответила сразу на все еще не заданные вопросы:

– Она у нас ученик пятой звезды. Из нужных навыков есть покров, отвод глаз, усиление и восстановление, раскачанные до текущего ранга средоточия. Ходит и бегает правильно, крови не боится, клаустрофобией не страдает.

А потом обратилась к Рыжей:

– Лад, моя просьба напрягла Ярика не от хорошей жизни. Года два тому назад кто-то из родичей пронюхал, что он совмещает приятное с полезным, мотаясь в Дикий Лес на тренировки и продавая добытые средоточия через торговый дом «Алтай». С этого момента всех мужчин рода как переклинило: они почему-то решили, что раз там выживает мальчишка, значит, они-великие набьют нужные средоточия с полпинка и сэкономят бешеные деньги, обычно выбрасываемые на ветер. Вот и приезжают. По два-три раза в месяц. И доводят сына до белого каления, доказывая с пеной у рта, что они уже без пяти минут Гранды, требуя довести до нужного места, обвиняя во всех грехах и так далее.

Лада изумленно выгнула бровь, посмотрела мне в глаза, поняла, что матушка не шутит, и снова посмотрела на нее:

– Так вот на ком вы так здорово раскачали целительство!

– Раскачивала… – вздохнула Радослава, видимо, вспомнив кого-то из тех, кого я притаскивал после таких «прогулок». – В конце позапрошлого и в начале прошлого года. А потом Ярику надоело рвать жилы за двоих, получать раны просто так и приносить домой полутрупы. Поэтому возле въезда в наше владение появился указатель с предельно конкретным текстом: «Прогулка по маршруту „Заимка – Дикий Лес“ бесплатна. Защита „балласта“ – пятнадцать тысяч золотых рублей. Эвакуация раненого – тридцать пять. Лечение – от ста и выше. Все предложения и просьбы рассматриваются ТОЛЬКО ПОСЛЕ перечисления на депозит ста пятидесяти тысяч».

– Представляю, как на вас обижаются… – желчно усмехнулась Лада.

Я доел бутерброд, запил его чаем и пожал плечами:

– Тут, в Новоалексеевском поместье рода, нас с Радославой называют жлобами, а в Горно-Алтайском – рвачами. Правда, исключительно за глаза. Ибо я, как-никак, внук главы и занимаю аж двадцать первое место в очереди наследования, а матушка – не только самая сильная, но и самая мстительная целительница в роду…

До конца завтрака матушка успела выдать еще пару-тройку столь же жутких семейных тайн, затем проводила нас до двери, пожелала удачи, по очереди обняла и вернулась в дом. А я, мысленно вздохнув, повернулся к Рыжей и по какому-то наитию вместо привычной пространной лекции выдал предельно короткий монолог:

– С этого мгновения считаешь себя в Диком Лесу. Покров не снимаешь вообще, а под отвод глаз уходишь прямо сейчас и скидываешь его только по моей команде. Далее, отсюда до условной границы первого круга немногим больше полутора километров. На этом отрезке пути твоя единственная задача – идти след в след, стараясь успевать ставить ногу до того, как разогнется трава. На этом все – остальные инструкции получишь на берегу Ледянки…

Как я и предполагал, Ладе хватило за глаза и этого минимума: всю дорогу от заимки до естественной границы между ареалами обитания людей и зверей-Дичков она работала, как часы. То есть, на любое изменение направления движения реагировала практически мгновенно, не заступала за пределы отпечатков моих ботинок, не сбивала дыхание и молчала. Поэтому я еще сильнее зауважал ее отца, не забившего на дочь даже после потери Дара, и счел возможным обойтись без дополнительных тренировок. Так что сходу подошел к нужному кустарнику, убрал маскировочную сеть, докатил до воды салазки с гидроциклом, разрешил девушке снять отвод и продолжил лекцию:

– На том берегу начинается Дикий Лес. Полоса вдоль реки шириной в семь-десять километров считается условно безопасной – плотность магофона в этой области относительно невелика, так что высокоранговому зверью тут некомфортно, и оно сюда почти не забредает. Тем не менее, расслабляться я бы не советовал: в отличие от обычных лесов, здесь практически у каждого животного или птицы имеется хоть какой-нибудь боевой навык, и нарваться можно по полной программе. Так что на этом участке пути мы будем забивать в подсознание реакцию на мои команды. Подавать их я буду самым обычным щелчком, используя навык в непосредственной близости от тебя. Слышишь один щелчок – замираешь в абсолютной неподвижности и не шевелишься, что бы вокруг не происходило. Два – продолжаешь движение. Три – падаешь и лежишь. Все остальное тебя не касается. Договорились?

Девушка порадовала и в этот раз – вместо того, чтобы взорваться вопросами из серии «А что, если…» или начать убеждать в своем нереальном уровне владения боевыми навыками, коротко кивнула и так же безмолвно дала понять, что готова двигаться дальше.

Я забрался на старенький «Катран», жестом предложил ей усаживаться сзади и завел движок. Затем огляделся обнаружением жизни, не нашел в радиусе трехсот сорока метров ни одного крупного силуэта и плавно подал гидроцикл вперед. Как обычно, на этом этапе никуда не торопился, поэтому Ледянку пересек минут за шесть-семь, заплыл под здоровенную иву, высадил пассажирку на берег и «припарковался». А после того, как закончил прятать средство передвижения от двуногого зверья и дал команду накрываться отводом, начал злобствовать – щелкал, менял направление и темп движения чуть ли не каждые сто метров, при этом отслеживая все подряд, начиная от скорости реакции на щелчок и заканчивая изменениями ритма дыхания.

Развлекался порядка полутора часов, а когда понял, что эта девчонка расслабляться не собирается, сменил гнев на милость и стал разнообразить монотонность пути демонстрацией жизни Дичков в естественных условиях. С подветренной стороны и метров с двадцати пяти показал Ладе пасущегося марала. Подвел к горностаю, бурундуку, зайцу-беляку и нескольким белкам. Дал возможность полюбоваться на росомаху, семейство кабанов и десяток видов птиц. А через три с небольшим часа поднял на вершину небольшой горки с лысой вершиной и прервал затянувшееся молчание:

– Это последнее открытое место, на котором теоретически можно снять отвод глаз. Дальше это делать крайне нежелательно – можно попасться на глаза хищным птицам типа беркутов и соколов-сапсанов, с пикирования пробивающим покров подмастерья четвертой звезды вместе с черепом. Но я предпочитаю не рисковать и тут, поэтому ближайшие полчаса мы проведем на опушке. Слева-сзади. За валуном, похожим на огарок свечи. Сначала поедим и отдохнем, а перед выходом справим нужду, ибо местное зверье реагирует на запахи намного быстрее и неприятнее любого другого. Теперь посмотри, пожалуйста, вперед. Если двинуться по ущелью, начинающемуся слева от дерева со сгоревшей кроной, то примерно через четыре с половиной часа можно будет добраться до урочища с магофоном процентов на двадцать выше стандартного первого круга. Там есть безопасное убежище, в котором можно медитировать хоть до потери пульса и в принципе не задумываться о Дичках. Кроме того, оттуда, случись со мной какая-нибудь неприятность, ты с вероятностью процентов в девяносто пять самостоятельно доберешься до дому. Но есть и минус: ждать меня в этом месте придется более двух суток.

– А во втором – значительно меньше? – спросила Рыжая.

– Да. Второе я буду покидать каждое утро и пропадать на восемь-девять часов. Однако до него мы доберемся только к вечеру. Причем отнюдь не в прогулочном режиме – мне придется убивать зверье, переросшее твой ранг или обладающее слишком острым нюхом. Но основная проблема не в этом: приблизительно на середине пути наши коммы превратятся в дрова, а значит, ты физически не сможешь вызвать Службу Спасения.

– То есть, плотность магофона поднимется выше одной целой шести десятых по шкале Оберта? – на всякий случай уточнила девушка.

– Там порядка одной целых восьми десятых… – ответил я. – Значит, усиление твоего ранга придется обновлять каждые полчаса, иначе выгоришь и сдохнешь. В таких условиях выспаться, естественно, не получится, зато лучшего места для медитаций ты не найдешь. Ну, и куда идем?

Лада порадовала и правильным ответом, и честностью:

– Перспектива провести двое суток в одиночестве откровенно пугает. Но я даже близко не представляю твои возможности в плане сопровождения обузы типа меня, поэтому считаю, что принимать решение должен ты. Кроме того, ты пришел сюда по работе, а меня навязала Радослава. Короче говоря, я приму любой предложенный вариант и не обижусь.

«Обузой не будет…» – мысленно повторил я обещание матушки, а потом вспомнил еще одну фразу. Вернее, намек: – «Клаустрофобией не страдает…»

Последняя фраза перевесила все сомнения. Вернее, вымела их из моего сознания поганой метлой:

– Идем во второе. Довести – доведу. Без вариантов. Но тебе придется самостоятельно отслеживать состояние усиления и постоянно его обновлять. Потянешь?

– Конечно! – уверенно заявила она и порадовала снова: – Кстати, можешь двигаться раза в полтора быстрее: папа гонял меня значительно жестче…

…Первая минута привала прошла в тишине и спокойствии. Я выложил из рюкзака два куска кулебяки, упакованные в пищевую фольгу, и отдал тот, который побольше, Ладе. А когда потянулся за флягой с морсом из облепихи, ожили коммуникаторы. Оба. В самом агрессивном режиме вибрации из всех возможных. Мы с сестренкой ткнули в нужные сенсоры, открыли текстовые оповещения с флагом «Чрезвычайно важно!» и невольно заскрипели зубами: нам, Нестеровым, объявили межродовую войну некие Доломановы и, что не лезло ни в какие ворота, уже штурмовали поместье Московской ветви!!!

Не успел я дочитать это сообщение, как прилетело еще несколько. О штурме всех остальных усадеб и поместий, включая Горно-Алтайское и Новоалексеевское. Само собой, я смахнул уведомление в сторону и набрал матушку. А когда увидел ее бледное лицо и струйку крови, стекающую с уголка рта, впал в ступор. Буквально на секунду. Ибо на второй Радослава заговорила. Вернее, захрипела:

– Меня достали… С конвертоплана… Через стену… Нет половины сердца… и пробито средоточие… Во доме две… боевые двойки… Этих я заберу с собой… А машина… полетела за вами… По пеленгу коммов…. На ней биосканер… Уходите… Мстите не раньше… чем через десять дней… Люблю вас больше жизни…. Прощайте…

Я взвыл. В голос. Одновременно с алой вспышкой. А когда на экране появилось уведомление об обрыве звонка, перешел в боевой режим:

– Лада, отдай мне комм. Немедленно!

Пока она снимала его с руки, убрал в пространственный карман оба рюкзака, закинул следом оба коммуникатора и встал:

– Прячешься под отводом. Залезаешь мне на закорки. Обхватываешь руками и ногами. Держишься изо всех сил.

Рыжая выполнила эти приказы чуть ли не раньше, чем дослушала. И я, накрывшись аналогичным навыком, ушел в предельно длинный скачок. Вторым долетел до противоположной опушки и в этот момент зацепил обнаружением жизни сразу пять человеческих силуэтов. Судя по взаимному расположению, высоте относительно поверхности земли и очень приличной скорости движения – пилота и две боевые двойки. Зеркало, отрицание ветра, бодрячок, усиление и память гор накинул на автомате, прыгая между деревьями в направлении правого ущелья и загоняя себя в предельно глубокий полутранс. После того, как окружающий мир привычно замедлился, краем сознания отметил, что Радослава даже на пороге смерти думала не о себе, а о нас, и чудовищным усилием воли заставил себя сосредоточиться на движении. А для того, чтобы ненароком не рвануть в самоубийственную атаку, монотонно повторял три слова: «Лада-десять-дней… Лада-десять-дней…»

Минут через пять-семь безумного «бега» вдоль русла реки сквозь этот мысленный фон все-таки пробилась толковая мысль:

«Этих отпускать нельзя…»

Я покрутил ее и так, и сяк, счел, что она пришла весьма своевременно, вышел из транса и, скинув скорость движения вдвое, обратился к сестренке:

– Лад, тебе как, терпимо?

– Я на восстановлении… исцелении… и усилении… – в промежутках между скачками ответила она. – Сила тратится… довольно быстро… В таком режиме… хватит часа на два…

– Про усиление забудь… – потребовал я, коснулся ее ладони и приложил своим. Тем самым, которого, по представлениям авторитетных теоретиков от магии, у одаренного, развивающегося по боевому направлению, быть не могло.

– Ого! – потрясенно выдохнула девчонка, почувствовав, насколько ей полегчало, но мысль развивать не стала. И слава Перуну – в тот момент мне было не до ерунды:

– Возвращаться обратно… до завершения… межродовой войны – самоубийство… Но тварей, убивших матушку… я должен грохнуть сейчас…

– Я мечтаю… о том же самом… – злобно прошипела она. – Готова… изобразить приманку… Или помочь… ВСЕМ, чем угодно… или не мешаться под ногами… или ждать… хоть целую вечность…

– Отлично! – предвкушающе выдохнул я, в три скачка долетел до опушки леса, обошел дерево с густой кроной и опустил сестренку на землю: – Мне понадобятся свободные руки. Поэтому сейчас я сварганю что-то вроде седла.

Пока говорил, вытащил из пространственного кармана свой рюкзак и высыпал его содержимое под ноги. Затем вырезал в боковых поверхностях дырки под ноги, запоздало вспомнил, что в туалет мы так и не сходили, и отправил Ладу за соседнее дерево. Попросив не снимать отвод глаз. За время ее отсутствия добавил к «сбруе» два куска репшнура для дополнительной фиксации верхней части тела и закидал разбросанное добро обратно в пространственный карман. После возвращения сестры помучился, подгоняя лямки по высоте, но в конечном итоге девушка заняла достаточно удобное положение, и я, вытащив оба комма, влез в родовой канал.

Увы, увиденное не обрадовало – среди бесконечных просьб о помощи и сообщений о гибели того или иного родича я нашел только два более-менее связных доклада об успешных контратаках. Впрочем, даже они дышали обреченностью, и это взбесило до невозможности.

В Сети светился секунд двадцать пять, а затем убрал устройства «из реальности» и снова сорвался с места. Минут через пятнадцать влез в канал снова, но всего на несколько мгновений. А еще через четыре обнаружением жизни засек две двойки… в шести с лишним сотнях метров впереди. По обе стороны от сужения ущелья!

Само собой, остановился, огляделся по сторонам, прикинул, с какой стороны должен был подлететь конвертоплан и где мог спрятаться, а затем короткими и тщательно выверенными скачками понесся вверх по левому склону. Когда выбрался на хребет, промчался вперед эдак на километр и счел, что просчитался. Но по инерции прыгнул еще раз и предвкушающе оскалился, «увидев» одинокое зеленое свечение ровно на одиннадцать часов!

Эти шестьсот метров промчался, как ураган, прекрасно понимая, что рискую. Ведь отвод глаз ниже пятой звезды мастера запросто «вскрывался» электроникой, а я дорос только до второй. Но пилот оказался недостаточно внимательным, так что до опущенной аппарели я добрался без проблем, прямо перед ней скинул Ладу самосбросом и в два скачка долетел до открытой двери в кабину. Любимый кастет выдернул «из воздуха» где-то по пути и на автомате, все также автоматически окутал все двенадцать шипов покровом и… вбил их в плотную воздушную пелену, фантастически быстро выставленную навстречу!

Как ни странно, но это сопротивление даже обрадовало. Впрочем, злая радость никак не сказалась на тактике ведения поединка, наработанного за годы охоты на высокоранговых Дичков – я постоянно смещался из стороны в сторону, раз за разом выходя из поля зрения противника, благодаря глубине полутранса уклонялся от ледяных шипов, с завидной частотой срывавшихся с его правой руки, и продолжал наносить акцентированные удары. В результате пелене хватило всего четырех, еще восемь ушло на покров, а тринадцатый с приятным хрустом проломил височную кость. Тем не менее, останавливаться я и не подумал. Поэтому вогнал кастет в мозг еще раз. Сразу после срабатывания амулета последнего шанса, тем самым, убив Доломанова окончательно и бесповоротно. Затем убрал кастет в пространственный карман, выхватил из набедренных ножен тесак, отрубил обезображенную голову и успел заскочить в десантный салон за мгновение до того, как из перерезанных артерий забили фонтанчики крови. А там огляделся обнаружением жизни, углядел силуэт сестренки под аппарелью, судя по позе, с ножом в правой руке, и вышел из полутранса:

– Лад, с этим все. Кстати, прости за то, что уронил.

– Смеешься? – фыркнула она, выбираясь наружу. – Эта тварь могла в любое мгновение поднять машину в воздух, кинуть ее в вираж или закрутить штопором. А летать по десантному отсеку, да еще и со мной за спиной, было бы вредно для здоровья. Кроме того, я уже говорила, что ради мести за нашу матушку я готова на ВСЕ. Без каких-либо исключений.

На двух последних предложениях этого монолога внезапно ожило мое средоточие и дало понять, что Рыжая считает эти слова клятвой. Но я отметил это лишь краешком сознания, так как в два слова, выделенные интонацией, эта девчонка как-то умудрилась вложить и запредельную душевную боль, и лютую ненависть, и воистину безумную жажду крови!

А еще через пару мгновений Лада озвучила требование, которое легло на мое истерзанное сердце, как родное:

– Яромир, дай мне еще полминуты – я должна увидеть труп и запомнить лицо этого ублюдка…

…Как и следовало ожидать, тактические комплексы поисковой группы были замкнуты в единую сеть, так что боевые двойки, получив уведомление о гибели пилота, рванули к средству передвижения. Да, грамотно прикрывая друг друга и правильно используя особенности рельефа, но «пешком». То есть, не скачками, а ножками. Я догадывался, что этот навык имеется как минимум у лидеров пар, но все равно плавился от предвкушения. Ибо столь низкая мобильность противников открывала очень интересные возможности!

Первый нужный шаг для их реализации сделала новоявленная сестра, перепрограммировав автопилот конвертоплана и отправив грозную машину в недолгий полет к третьему кругу Дикого Леса. И пусть после этого девчонку пришлось подбирать, зато ее помощь позволила загнать будущих жертв в почти безвыходное положение. А потом пришло мое время: я утащил Рыжую метров на сто в сторону, втиснул в узенькую расселину и рванул обратно. К нужному месту припрыгал в тот самый момент, когда ближняя боевая двойка только-только подобралась к гребню хребта, выглянула на эту сторону с помощью камер мини-дронов и неприятно удивилась, обнаружив вместо здоровенной «птички» только голову товарища, задумчиво разглядывающую горы.

Старший торопливо сполз чуть пониже, привалился к здоровенному валуну и потянулся к коммуникатору. Зря – я вышел из скачка как раз между ним и его напарником, открыл земляной капкан точно под первым, сначала прихватив, а затем и раздробив кости таза, а второму тем же самым навыком превратил в кашу обе ноги.

Мужику, лишившемуся задницы и естества, было не до контратаки – болевой шок напрочь выключил его из игры. Зато напарник среагировал на мое появление похвально быстро и успел кинуть испепеление с сожжением. Только я был к этому готов, так что ушел в сторону и всадил ледяной шип в левый висок, благо после капкана покров бедняги приказал долго жить. А уже через мгновение, снова накрывшись отводом глаз, помчался в сторону второй пары. Само собой, не напрямик, а по дуге: судя по количеству одновременно атакованных поместий, транспорта у Доломановых было выше крыши, а от Новоалексеевки до этого места можно было долететь от силы минут за пять-шесть.

Эти тоже прятались за валунами. Точно в такой же «невидимости», как я. Однако легендарным навыком обнаружение жизни не владели. Поэтому смотрели по сторонам через камеры целой стайки мини-дронов, держали в руках по гранате и ждали любого шороха. С тем, кто находился чуть выше по склону, мне откровенно повезло – он стоял, прислонившись к камню правым плечом. Так в него и «провалился». Поэтому во время смыкания земляного капкана разом потеряв треть руки и часть грудной клетки. А последнего, четвертого, сразу после вопля напарника сорвавшегося в скачок, пришлось ловить. Но тут, в Диком Лесу, любителей попрыгать от охотника было предостаточно, так что перемещении на пятом-шестом мужичок все-таки вляпался в подставленный капкан и потерял правую ногу вместе с покровом.

Этого я добил сам. Потом вспомнил о душевном состоянии Рыжей, метнулся за ней и притащил к типу, лишившемуся плеча.

Увидев тело, «вросшее» в монолитный камень, дочурка отставного пластуна скинула отвод, расплылась в счастливой улыбке, выхватила тесак, одним ударом под усилением смахнула мужику голову и поинтересовалась, что с остальными.

– Расскажу по дороге… – пообещал я и присел на корточки. – Иначе влипнем.

Лада без лишних слов запрыгнула в изуродованный рюкзак, деловито обвязала мою грудь репшнуром и спряталась под навыком. Я тоже не стал отсвечивать и сорвался с места. А прыжке на третьем-четвертом заговорил. Все с теми же задержками, ибо несся вниз по склону, перепрыгивая с камня на камень, и не мог себе позволить отвлекаться:

– Одного… укоротила ты… Еще двое… схлопотали… по ледяному шипу… и тоже мертвы. А последний… врос в валун… и, считай, лишился таза… Вместе с камнем… его не увезут… Отрезать – не вариант… В общем… ему сейчас грустно… Даже без учета… беркута-Дичка… уже сорвавшегося в пике…

…Первый час после побега с места побоища я несся вдоль безымянной речки, можно сказать, в прогулочном режиме, перелетая через узкие притоки, перебираясь с одного горного склона на другой и иногда поднимаясь повыше. Впрочем, петлял крайне редко и лишь в том случае, если понимал, что этого конкретного хищника лучше обойти с подветренной стороны, чем потом сбрасывать с хвоста.

На втором пришлось порубиться. Сначала с двухгодовалым медведем, а затем со стаей волков из пяти особей. Зато после них нам словно ворожили боги. Поэтому до нужного входа в сеть Ррейсских пещер я долетел всего за три с половиной часа, что для путешествия с «живым рюкзаком» за плечами было фантастически быстро.

В любой другой день это достижение неслабо подняло бы настроение, а тут испортило. Ведь все опасности маршрута остались позади, а значит, в скором времени предстояло остаться наедине с горечью утраты. В общем, сворачивая со звериной тропы к нужным зарослям маральника, я был мрачен, как грозовая туча. И постарался отвлечься на объяснения: рассказал не менее мрачной Ладе, как искать в этих дебрях каменную плиту с секретом, сдвинул в сторону «крышку» узенького, но довольно глубокого «камина», спустил девушку в подземный лабиринт вниз, поднялся обратно, «затер» запахи и закрыл проход. А через полминуты зажег светляк, разрешил сестренке снять отвод глаз и, тыкая пальцем в каждый условный значок, нацарапанный на стенах, устроил получасовую прогулку по своим владениям.

Закончил, естественно, в логове, где потратил последние секунды относительного спокойствия на описание назначения каждого помещения «благоустроенной двухкомнатной квартиры» в толще земли:

– Слева от «центрального входа» располагается тренировочный зал. В нем я обычно медитирую на матах, которых в свое время натащил с большим запасом. Вот это ответвление называю коридором: по «камину» у дальней стены можно спуститься к подземной реке, а там и чистая вода, и туалет. А в дальнем тупичке у меня спальня. Да, «дверной проем» широковат, зато в ней нормально дышится. Единственный минус – температура воздуха: летом он прогревается до двенадцати градусов, а зимой остывает до шести-восьми. Впрочем, при наличии пекла, водяного матраса и двух пуховых спальников это не так уж и страшно. Далее, в ящиках у изголовья хранятся запасная одежда, белье, обувь и всевозможное тряпье. В двух средних складируются сухпайки, консервы, приправы и другие продукты длительного хранения. А вот в этих я держу снарягу, которая может пригодиться в Диком Лесу – альпинистские «системы», веревки, крючья, «кошки», аптечки, шины, жгуты и много чего еще. Чтобы, в случае чего, не кусать локти.

На этом слова закончились. Вместе с желанием говорить. Ибо эти запасы я делал персонально для матушки. На всякий случай. А все, что могло потребоваться лично мне, таскал в пространственном кармане. Поэтому покосился на водяной матрас, представил, как падаю на него мордой вниз и закрываю глаза, а затем заставил себя повернуться к Рыжей:

– Лад, давление этого места для тебя великовато. Подставляй руку – приложу своим усилением.

После того, как она выполнила просьбу и с облегчением перевела дух, я вытащил из пространственного кармана дорогой механический хронометр без единой электрической схемы и протянул ей:

– Я сейчас не в лучшем состоянии. Постарайся засечь время до полного выгорания, чтобы я мог обновлять навык до того, как тебе поплохеет. И не стесняйся пинать, если я уйду в себя слишком глубоко.

Потом наткнулся взглядом на любимый розовый коврик матушки, сжал зубы и закрыл глаза. А через вечность услышал уверенный голос Рыжей:

– Я, Лада Мстиславовна Нестерова, клянусь Силой и Жизнью, что буду жить тобой, пока дышу!

В смысл этих слов я, каюсь, не вник. Даже после того, как жжение в средоточии подтвердило искренность побуждений. Но буквально через миг жжение ударило в левое плечо, прокатилось по главной жиле до центра ладони и, вернувшись к предплечью, «осело» на нем на редкость приятным теплом!

Тут я невольно пришел в себя, запоздало ужаснулся чрезмерной жесткости полученной клятвы, повернулся к сестренке и потерял дар речи: на ее правом предплечье переливалась всеми цветами радуги татуировка в виде переплетения Нитей Судьбы, местами образовывающих символ Родовик!!!

– Знак Макоши! – ошалело выдохнул я, торопливо закатал к локтю свой левый рукав, обнаружил под ним почти такое же украшение и зачем-то потер его рукой.

Оно посияло еще секунды три, а потом начало блекнуть. Именно так, как описывалось в учебниках. Проверять, вспыхнет ли Знак снова при новом вливании Силы, мне и в голову не пришло – в этот момент сознание само собой переключилось в боевой режим, и я уставился на Ладу:

– Зачем тебе такая клятва?

Она удивила снова, поклявшись Силой, что будет говорить мне правду и ничего кроме правды до конца своих дней. И только после этого перешла к объяснениям:

– Сколько себя помню, мечтала стать такой же великой целительницей, как Радослава. Само собой, не просто так: папа называл ее честью и совестью рода Нестеровых, а еще говорил, что задолжал ей четыре жизни. Пятый раз твоя матушка вытаскивала его из Нави при мне, и я видела, чего это стоило. Те кошмарные двое суток только усилили мое желание нести в мир добро, и на следующий год я поступила в КМА, сдав тесты на максимально возможный балл. Так же добросовестно училась и весь первый год. А во время экзаменов умер отец – вроде как, не выдержало сердце. Только в это я, убей, не верю. Хотя бы из-за того, что о его смерти мне сообщили только через двое суток и за это время как-то успели переоформить на себя особняк в центре города за несуществующие долги перед родом, вскрыли очень серьезный сейф и наложили лапы на награды. А когда я примчалась домой, обнаружила уже живущего в нем главу нашей ветви рода и потребовала объяснений, он отобрал у меня комм и приказал выбросить на улицу. Я дождалась ночи, вернулась обратно через слуховое окно на крыше, нашла этого урода спящим в моей спальне и попробовала вырубить, чтобы наложить на его средоточие печать обрыва связи и выбить чистосердечные признания. Увы, продавить покров не хватило ранга, и меня упекли за решетку. В итоге на похороны папы я не попала. И если бы не Радослава, загремела бы лет на восемь-десять за… попытку вооруженного грабежа и причинение тяжких телесных повреждений дворянину.

После этих слов сестренка облизала пересохшие губы и с хрустом сжала кулаки:

– Матушка вытащила меня на свободу, привезла домой, приложила этого урода и двух его братьев дезориентацией, лишила всех троих мужской силы, заставила вернуть ордена и комм, вытребовала сумасшедшие деньги за присвоенное имущество и заявила, что Красноярская ветвь рода Нестеровых для нее умерла…

Тут по щекам девчонки покатились злые слезы, но она продолжила говорить:

– По дороге в аэропорт я сложила долги отца со своими и поклялась Радославе Силой и Жизнью, что буду жить ею и ее чаяниями, пока дышу. А она усмехнулась и заявила, что тогда мне придется жить и тобой, ибо ты для нее ВСЕ. Я приняла и это условие. Да, без клятвы, но приняла. Хотя люто ненавидела абсолютно всех мужчин и не верила, что смогу найти с тобой общий язык. А теперь матушки нет. И уже никогда не будет…

Последнее предложение далось сестренке настолько тяжело, что я прижал ее к себе, спрятал в объятиях и, гладя вздрагивающую спину, изо всех сил таращил глаза, чтобы удержать наворачивающиеся слезы. А Рыжая, вжавшись лицом в мою грудь, вколачивала в сознание фразу за фразой:

– Да, не будет. Зато в памяти останутся ее доброта, забота и любовь. А еще все то, что матушка наговорила о тебе. Знаешь, перед выходом в Дикий Лес она предсказала, что мне хватит и пары суток, чтобы по-настоящему зауважать единственного настоящего мужчину во всей Вселенной и почувствовать себя частью семьи из ТРЕХ человек. Это предсказание уже сбылось. Только ублюдки-Доломановы отобрали у нас самую главную часть. И теперь я хочу отомстить. На пару с тобой. Да так, чтобы эти твари прокляли миг своего рождения. И пусть толку от меня пока немного, зато ради этой цели я сделаю ВСЕ!

Мое средоточие и Знак Макоши подтверждали чуть ли не каждое ее слово, так что к концу этого монолога и предплечье, и солнечное сплетение просто горели. А еще в какой-то момент я начал ощущать эмоции Лады, как свои, но словно через толстое одеяло. Поэтому, почувствовав появившийся страх, мягко приподнял ее подбородок и заглянул в заплаканные глаза:

– Я бы тебя и так никуда не отпустил: мы с тобой – семья. И будем семьей всегда…