Комнату было не узнать. Воздух, когда-то пропитанный благородным запахом пыли, теперь вонял гарью и порохом. Массивный дубовый стол был перевёрнут и расколот надвое. Кресла превратились в груды щепы и клочья обивки. Резной буфет лежал на боку, а осколки дорогой посуды усеивали пол, хрустя под сапогами.
И даже бронзовый светильник пострадал: кто-то сорвал его с потолка и бросил на пол, а заодно немилосердно погнул.
Стены, украшенные портретами, испещрили выбоины от пуль и осколков. Один из портретов, где был изображён мужчина с окладистой бородой, пронзило насквозь осколком оконной рамы. Сквозь развороченный оконный проём, куда задувал холодный ветер, доносился шум улицы.
В центре этого хаоса, словно жертвенный алтарь, стоял единственный уцелевший стул. На нём, привязанный грубыми верёвками, сидел Пётр Саворусов. Вернее, не сидел, а безвольно висел на своих путах.
Его некогда аккуратные русые волосы были слипшимися от крови и пота. Лицо превратилось в сплошной сине-багровый кровоподтёк. Один глаз заплыл полностью, из разбитого рта на рубашку сочилась тонкая струйка слюны и крови. Дышал Саворусов прерывисто и хрипло.
Весь его вид свидетельствовал о том, что допрос был если не долгим, то методичным и болезненным. Сейчас же Саворусов погрузился в милосердное беспамятство, куда ускользает сознание, когда тело больше не в силах терпеть боль.
Рядом со стулом, пребывая в глубокой задумчивости, стояли двое. Одним был мужчина средних лет, с коротким ёжиком тёмных волос и чёрным шрамом на щеке. Звали его Виталий Андреевич Папоротников. И служил он высокопоставленным сотрудником ПУПа.
Одет Папоротников был в чистый, но уже помятый костюм. Блестящие туфли покрывал слой пыли и щепок вперемешку с уличной грязью. Лицо Папоротникова выражало не столько усталость, сколько глухое раздражение. Он то и дело поправлял испачканные манжеты рубахи, явно мечтая сменить её на что-то более пристойное и аккуратное.
— Ушли, — наконец, с обидой произнёс Папоротников. — Чёртовы греки, чтоб им пусто было! Уверен, пока мы тут брали этого гадёныша, они укатили далеко-далеко… Бубен, блин! Что делать-то будем?
Второй мужчина, стоявший рядом с пленным, был Светозар Пеплославович Бубенцов, больше известный как Бубен. Его слегка тяжеловатая, массивная фигура казалась надёжной скалой среди здешних руин. А на лице играла довольная, почти радостная улыбка человека, который хорошо делает свою работу.
И это, скажем прямо, не соответствовало ни обстановке вокруг, ни ситуации в целом.
— Далеко ли уйдут, Виталий Андреевич? — Бубен рассмеялся, и его плотный живот, явно скрывавший под жирком мышцы, заходил ходуном. — Если они ещё в городе или хотя бы в княжестве, мы их разыщем. И выковыряем, как занозы из задницы. В какую бы нору они ни забились. Поднимем людей, дадим пинка городовым…
— В городе? Ты слышал, куда они собрались? — Папоротников фыркнул, зато, наконец, смирился с грязными манжетами и хотя бы перестал их теребить. — Ты серьёзно, Бубен? Они собрались в Серые земли! Седова-Покровского убивать! А тебе, кстати, за этим мальчишкой следить приказали!
Лицо Бубна не дрогнуло. Улыбка человека, любящего свою работу, стала только шире.
— Ну и что? В Серых землях даже лучше. Стрелять можно без оглядки на закон.
— Да ты когда на него оглядывался-то? — чуть не подавившись от возмущения, уточнил Папоротников. — Стареешь, что ли?
— Но-но-но! Попрошу! Я молод и полон сил! — строго возразил Бубен. — А ещё я встал на путь исправления. Стараюсь жить и работать исключительно по закону.
И покивал головой, как бы подтверждая, что впереди у него — верный путь, а в сердце — свод указов и правил. Папоротников лишь хмыкнул в ответ, мол, старого пса новым трюкам не обучишь, однако Бубен не обратил внимания на скепсис давнего знакомого.
Вместо этого он вытащил из-за пояса массивную полевую трубку, утыканную кнопками и похожую на гибрид телефона с рацией. Пощёлкав по экрану, Бубен поднёс трубку к уху и, выждав пару секунд, деловито заговорил:
— Привет. Узнал?.. Вот и хорошо… Слушай сюда: у нас объявились два больших греческих слизня. Возможно, именно сейчас ползут на северо-запад, в сторону старого тракта. А теперь слушай, что нужно сделать…
Папоротников вздохнул, ещё раз глянул на занятого разговором Бубна и, подойдя к дверному проёму, крикнул в коридор:
— Серебрянкин!
В проёме почти мгновенно возникла фигура в чёрной боевой броне.
— Собирай наших и возвращайся в Приказ. Тут мы закончили… — отдал распоряжение Папоротников, его голос стал жёстким и деловым. — Нужно найти след двух ромеев. Ливелий Таронитис и Базилеус Сарантопекос. Словесные портреты будут позже. Возможно, вытащим их морды из камер наружки. Поднимай всех, кого можно. Пусть ищут по городу и по всему княжеству. Проверьте все вокзалы, все грузовые предприятия, всех нелегальных перевозчиков. Ищите, кто им мог помочь, кто предоставлял укрытия. Все подозрительные контакты Саворусова за последние полгода — лично перепроверить. Докладывать каждые два часа. Ясно?
— Так точно! — сотник чуть качнул шлемом и бесшумно исчез в полумраке коридора.
Папоротников повернулся обратно к Бубну. Однако тот всё ещё говорил по телефону, не обращая на товарища внимания. Папоротников сначала кашлянул, потом замахал рукой… И только когда он окликнул опричника, Бубен наконец-то соизволил оторваться от трубки:
— Мне нужно в Приказ. Попробуем устроить облаву по княжеству. Закончишь тут?
— Вали давай… Скоро буду! — буркнул Бубен.
Папоротников бросил последний взгляд на разгромленную комнату, на окровавленного предателя и на опричника, словно видя в этой сцене квинтэссенцию нелюбимого им беспорядка. Презрительно сморщившись, он развернулся и быстрым шагом вышел. Только его каблуки ещё какое-то время хрустели по дорогому паркету, усеянному осколками.
Бубен проводил его взглядом и вернулся к прерванному разговору. А когда закончил и, отключив трубку, убрал её в карман, в комнате было тихо. Очень тихо, если не считать хриплого дыхания Саворусова и завывания ветра в разбитом окне.
Бубен вздохнул и, тяжело ступая, подошёл к привязанному. А затем склонился над Саворусовым, рассматривая его с видом знатока, изучающего бракованный товар. Минуту он просто стоял и смотрел. В его глазах не было ни злости, ни жалости, ни даже профессионального интереса. Лишь холодный безразличный осадок многолетней ненависти. Не к Саворусову, нет. Ко всему, что этот предатель для Бубна олицетворял.
— Как же я вас, продажных тварей, не люблю… — тихо произнёс он, и, казалось, воздух в комнате вдруг стал гуще. — Всё, что мне дорого, всё что я люблю, вы готовы продать… Родину, дом, мать… И ладно бы за дорого: это я хотя бы мог понять, хотя бы попытался!.. Но вы же за бесценок продаёте, ироды…
Саворусов ничего не слышал. Он висел в верёвках, безвольный и сломанный.
Выпрямившись, Бубен поднял руку, и воздух вокруг его сжатого кулака задрожал, а затем и заструился, будто плотными нитями. Пять сгустков чистой грубой силы родились в широкой ладони.
И с размаху, словно удар молота, врезались в грудь Саворусова.
В ответ раздался лишь неприятный влажный хруст, какой бывает, когда давят коробку с пустыми яйцами. Стул вместе с телом пошатнулся и упал, ударившись об пол. А мёртвый Саворусов так и застыл в своих путах.
Бубен ещё секунду смотрел на результат работы, как смотрит домохозяйка, отчистившая сложное пятно. А затем разжал ладонь, вытряхивая из неё несколько огоньков. Они упали на деревянный пол, и практически сразу паркет занялся с весёлым треском.
— Одной продажной тварью меньше!.. — буркнул опричник себе под нос и, развернувшись, тяжёлой поступью направился к выходу, не оглядываясь на оставшееся за спиной.
Поэтому не видел, как дёрнулось тело Саворусова. И как спустя минуту, когда Бубен уже был в коридоре, «мертвец» раскрыл глаза и едва слышно закашлялся, втягивая воздух в наполненные кровью лёгкие.
Не видел опричник, и как вставали на место рёбра предателя, и как лопнули путы от жара огня, и как Саворусов, тихонько подвывая от боли, поднялся на ноги.
Кашляя от дыма, мужчина доковылял до двери и вывалился в пустой коридор. Его особняк горел, однако хозяин вместе с ним погибать не собирался. Родовой талант, который Саворусовы успешно ото всех скрывали, помог ему вовремя «стать мёртвым». А теперь грех было не воспользоваться оказией.
Серые земли… Даже тут, на самой их окраине, воздух гудел от скрытого напряжения. Мир, где нет законов. Мир, который ненавидит человека. Мир, полный странных и загадочных чудес. Мир беспрерывной войны.
Ливелий и Базилеус стояли на пригорке, почти скрытые тёмными стволами деревьев. Подобранная со знанием дела экипировка — маскировочные костюмы с подбитым мехом — позволяла не выделяться на фоне леса. На ногах у ромеев были надеты короткие лыжи, а чуть поодаль, в лощине, ждал своего часа снегоход, заваленный лапником.
Греки, хоть раньше и не бывали в Серых землях Руси, здесь себя чувствовали почти уверенно. Похожие территории встречались на стыке Эрана, Ромейской империи и Аравии. А любой разведчик обязан был проходить в них практику.
Взгляды обоих мужчин были прикованы к равнине внизу. Там, по грязно-белой целине, дорогу на которой отмечали лишь редкие ярко-красные вешки, ползла длинная колонна. Она растянулась на несколько сотен метров, и её вид вызывал у ромеев смешанные чувства. От уважения к упрямству русских до лёгкого презрения к национальному безумию.
Впереди, как ледоколы в белом море, шли семь гусеничных броневиков. Их окраска была невзрачной, серо-белой, маскировочной, но формы выдавали серьёзный характер — низкий профиль, скошенные бронелисты, турели с крупнокалиберными пулемётами. Эти мордатые монстры не просто так ехали впереди. Они утрамбовывали снег, прокладывая для идущих следом глубокую колею. А заодно готовились первыми принять на себя любой удар.
Следом, пыхтя двигателями и кренясь на ухабах, тащились грузовики. Их было примерно шесть десятков: длинная вереница, похожая на гигантского червяка. Но самое интересное заключалось не в них, а рядом.
На расстоянии пары метров от каждого борта виднелся странный объект. Высокий деревянный щит из толстых, грубо отёсанных досок. Щиты стояли на широких полозьях, позволявших им скользить по снегу, а с кузовами грузовиков были соединены системой из деревянных штанг и металлических шарниров. Эта хитрая конструкция помогала щитам сохранять вертикальное положение и дистанцию, даже когда грузовик подпрыгивал на кочках или проваливался в неглубокую яму.
— Защита от местного зверья, похоже… — констатировал Ливелий, потирая слегка подмёрзший длинный нос. — Примитивно, но практично. Не надо тратить силы на постоянный купол.
Базилеус лишь кивнул, активно шевеля замёрзшими пальцами в утеплённых перчатках. Его взгляд, между тем, блуждал по колонне, словно неудачливый шпион ожидал чего-то увлекательного.
И это «что-то» не заставило себя ждать.
Глубокий снег по обочинам дороги вдруг зашевелился. Из-под белых одеял, скидывая их одним движением, чтоб не мешались, встали десятки фигур в белых маскхалатах.
Умно, продуманно. Но вот из-под маскхалатов выглядывала совсем другая одежда. Старые тулупы и валенки, потрёпанные телогрейки и пусть и современные, но уже не модные куртки. Казалось, какая-то голытьба ограбила склад с поношенной одеждой. Впрочем, лихие люди нередко так одевались, особенно здесь, в Серых землях.
А вот вооружение выглядело отнюдь не кустарным. Новенькие автоматы, пулемёты и винтовки.
Людей в засаде было много. Пара сотен, не меньше. Часть из них, не теряя времени, быстро ломанулась к дороге на широких снегоступах. Остальные открыли шквальный огонь по грузовикам. Свинцовый ливень обрушился на деревянные щиты, выбивая щепки и заставляя их дребезжать. Однако прошибить толстенные доски пока не удавалось.
— А ничего так разбойнички… — прошептал Базилеус, и в его голосе прозвучало удивление. — Слаженно действуют.
— Если бы они этого не умели, давно бы здесь сдохли, — холодно парировал Ливелий, обладавший куда большим жизненным опытом. — Не удивлюсь, если выучку им ставили какие-нибудь беглые дружинники…
В этот момент с опушки леса, из заранее подготовленных укрытий, блеснули вспышки выстрелов. Не пулемётные очереди, а тяжёлые одиночные хлопки. Гранатомёты. Четыре, нет, пять ракет, оставляя за собой дымные шлейфы, устремились к колонне. Целились они в грузовики, в самые уязвимые места — кабины, моторные отсеки.
И тут произошло то, что заставило Ливелия удовлетворённо хмыкнуть в тёплый воротник. Ракеты, не долетев до цели метров пять, стали одна за другой взрываться в воздухе с короткими, яркими вспышками, словно натыкаясь на невидимую, зато прочную стену.
Лишь рваные облачка дыма и мелкие осколки повисали в воздухе.
— Тот самый купол, да? — Базилеус повернулся к Ливелию, и начальник молча кивнул в ответ. — Теперь понятно, почему даже ты его не пробил. Вот это мощь, да…
Ливелий опять кивнул, и его лицо вновь стало сосредоточенным. Из грузовиков, как из разворошенного муравейника, как раз посыпались бойцы. Они были в тёплой камуфляжной форме, с автоматами в руках. Чётко, без суеты, они заняли позиции за теми самыми деревянными щитами, а затем, не мешкая ни доли секунды, открыли ответный огонь. И не беспорядочный, а прицельный, короткими очередями.
Разбойники, почти добежавшие до дороги, начали падать обратно в снег, окрашивая его в ярко-алый.
Но главный сюрприз был впереди.
Задние борта броневиков, ехавших во главе колонны, с грохотом откинулись, и из них высыпали… Ратники.
Не обычные пехотинцы, а элитные воины в доспехах из современной керамики и композитов. И вооружены они были серьёзными пулемётами, которые без мышечных усилителей в руках не потаскаешь. Мало того, многие из них ещё и пользовались плетениями. В общем, совершенно не рядовые вои.
Игнорируя пули, щёлкавшие по их броне, тяжёлые ратники двинулись навстречу разбойникам. Их движение было неспешным и неумолимым. Они шли, слегка пригибаясь и отвечая огнём на огонь.
Ливелий вздохнул, снова потёр замёрзший нос… И с выражением глубочайшего разочарования на лице покачал головой:
— Никому верить нельзя, друг мой. Ни единому слову. Нам сообщили про сотню дружинников у Седовых, а это что такое? Ну я могу ещё понять броневики, но ратники⁈ Похоже, у нас тут совсем уж никчёмные соглядатаи остались…
— Ну да… Ни слова про броневики и ратников! — расстроенно подытожил Базилеус. — А что там у них за знаки на броне?..
Ливелий достал бинокль, приложил его к глазам, а потом выругался. И, вернувшись к бесстрастному выражению лица, уже спокойно пояснил через пару секунд:
— Царский сокол…
Базилеус выдохнул, как спущенный воздушный шарик. Это всё грозило закончиться не просто плохо, а очень плохо. Вот уже не в первый раз его терзала мысль бросить всё, включая начальника, и начать где-нибудь новую жизнь. Да хоть в тех же Серых землях: здесь холодно и мерзко, зато никто не потребует документы. И вообще, здесь его никто не найдёт. Можно завести жену, построить дом, настругать много ребятишек с родовым даром проклинателя…
— Я, честно говоря, и не ожидал, что всё будет просто… Однако даже моё циничное воображение не рисовало… Этого! — а Ливелий, тем временем, махнул рукой в сторону бойни. — Ладно, друг мой… Разведку провели, пора и уходить. Сейчас на выстрелы всё зверьё с округи сбежится.
— А эта ватага что? — Базилеус втянул носом холодный воздух и подумал, что так и до простуды недалеко.
— Здесь таких сотни, наймём ещё! — улыбнулся ему Ливелий.
И улыбался он так, будто их изначальные планы только что не накрыло медным тазом. Вот уж действительно неунывающий человек…
Досматривать, что происходит внизу, ромеи не стали. Повернувшись спиной к долине, они проверили крепления на лыжах и, оттолкнувшись палками, скатились в лощину, где их ждал припрятанный снегоход.
Через минуту двигатель заурчал, а машина, оставляя за собой облако снежной пыли, унесла их прочь от этого места.
А бойня в долине тем временем подходила к концу. Остатки разбойников, видя, что тяжёлые ратники выкашивают их ряды, обратились в бегство. И, естественно, отступали они в лес, надеясь скрыться среди тёмных стволов в белой мгле.
Но лес, который до этого хранил молчаливый нейтралитет, вдруг ожил.
То один, то другой беглец внезапно вскрикивал и падал в снег. Что-то чёрное, не слишком большое, но, похоже, злобное, выпрыгивало из густых теней. А затем принималось орудовать острыми когтями, разрывая одежду и плоть беглецов.
И, что примечательно, поначалу никто, кроме зверя, разбойников не преследовал. Вскоре и он перестал мелькать в тени деревьев, а ратники вернулись в стальные утробы броневиков. Колонна снова поползла по белой долине, а деревянные щиты скользили рядом, бороздя снег по краям дороги.
А позади оставалось поле боя, усеянное трупами, и тишина, в которую всё настойчивее врывался далёкий страшный рёв.
В Серых Землях всегда найдётся кто-то голодный. А запах крови для некоторых — лучшая приправа к обеду.