Тьма. Том 6

Глава 16

«Ишимский Вестник», 29 декабря 2034 года

«Отряды разведчиков выдвигаются в Серые земли»

Завтра утром в Тобол выйдут первые отряды разведчиков. Им предстоит, несмотря на тяжёлые зимние условия, разведать Серые земли для последующей зачистки силами Ишимского княжества.

Власти города заверили, что к приёму военизированных отрядов всё готово. Тёплые общежития выделены, местные проводники ожидают гостей, а на складах лежит достаточно припасов.

Как знают наши читатели, зачистка Серых земель раз в несколько лет — прямая обязанность каждого княжества восточнее Урал-камня. И наше княжество никогда не пренебрегало этой задачей. Даже сейчас, в условиях нашествия отродьев с юга, нам удалось набрать добровольцев для весеннего похода.

Когда начнётся поход? Пока что речь идёт о 15 апреля. Однако точные сроки зависят как раз от успехов разведки. И, в первую очередь, от тех сведений, которые разведчики принесут из Серых земель.

Продолжение на стр. 3

На нашей странице в сети можно увидеть документальный фильм про самые опасные походы в Серые земли.

Читайте также:

Когда исчезнет туча над кремлём? О ходе борьбы с гнездом Тьмы расскажет представитель светлейшего князя Дмитрия Дашкова. Читайте на стр. 5

Бои в сердце города! Кто и зачем атаковал особняк Седовых-Покровских средь бела дня? Читайте на стр. 7

В долгах, как в шелках? Что думают заёмщики об обязательном увеличении ссудного процента? И как это скажется на благополучии жителей Руси? Читайте на стр. 11

Если не дать человеку выспаться, он встанет с утра злым и недовольным. А если его ещё и будят посреди ночи, отрицательные чувства будут во стократ сильнее.

Когда я открыл глаза, вот честно, готов был растерзать всех.

А в итоге с удивлением понял, что жена и кот проснулись раньше. И ещё понял, что яркая вспышка за окном — это не салют. От него обычно с потолка штукатурка не сыплется, а стёкла не дрожат.

— Так… И что у нас происходит? — продирая глаза, спросил я.

— Только что защита просела… — отозвалась Авелина, глядя на меня круглыми испуганными глазами. — Долей на пятнадцать сразу!..

— Чёрт! — выругался я, слетая с кровати и подмечая, что Тёма сидит на свежевыструганном подоконнике.

И с каким-то очень нервным интересом наблюдает за улицей.

Тёма если за чем-то так наблюдает и никуда не бежит, это подозрительно. Обычно-то он сразу ломится карать и полосовать. А тут даже уши обеспокоенно прижал к голове.

В особняке уже звучали отрывистые команды Давида. Судя по грохоту ног и крикам, он, похоже, поднял всех, кто приехал вечером в особняк. И это тоже кое-что да значило.

Я натянул штаны с майкой, прихватил «пушка» и выскочил из комнаты в тапках на босу ногу.

И спустя всего десяток секунд моё любопытство, наконец, оказалось удовлетворено.

Нас обстреливали.

Сначала я почувствовал, как замедляется время… Потом краем глаза увидел в окне что-то тёмное…

А затем над забором, прямо напротив окна, расцвёл огненный цветок взрыва.

Хорошо, что я додумался прикрыть глаза, иначе мог бы слегонца и ослепнуть. Правда, наверно, не стоило бы мне с закрытыми глазами бегать… Но когда продираешься через кисель, в котором даже звуки растягиваются, как-то не до подобных нюансов. Ты просто напрягаешь все силы, чтобы бежать сквозь эту плотную тягучую массу.

Залёгший поперёк коридора боец в мой фокус внимания не попал. И, споткнувшись об него, я кувырком полетел на пол. В этот момент взрыв, наконец, передался через защиту к особняку, и дом ощутимо тряхнуло. Сверху на меня посыпались остатки штукатурки, а окна затопило ярким светом вспышки.

— Ваше благородие? Вы целы? — забеспокоился лежащий боец, об которого я споткнулся.

— Цел… Цел… — ответил я, приподнявшись и выглянув в окно.

Защита Авелины выдержала. Лишилась пятой части прочности, но мало-помалу восстанавливалась. Скорее всего, к новому выстрелу отыграет процентов пять.

Наверно.

Честно говоря, мысли со сна ворочались как-то тягуче, лениво. Соображалось очень туго. Прямо как у капитана из мультфильма «Остров сокровищ» в мире Андрея: «Пушка!.. Они заряжают пушку!.. Зачем?.. А!.. Они будут стрелять!».

И вот это мне категорически не нравилось.

Никакой артефакт от артиллерии надолго не защитит. А стреляли чем-то крупным. Не так я себе представлял жизнь в сердце Ишима, совсем не так… Здесь, в самой дорогой части города, возле кремля, должен быть вечный праздник. Балы, красавицы, прислуга и дорогие тачки.

И если красавицу я в жёны отхватил, а за дорогую тачку можно считать вчерашнюю бронемашину — ну а что, дорогая же! — то обстрел моего особняка из артиллерии в картину никак не вписывался.

— Вашбродие! — рядом со мной приземлился на колени Давид. — Сколько выдержит защита?

— И почему я пушку купить не могу, а какие-то уроды её аж сюда приволокли? — обиженно спросил я.

— Защита⁈ — взвыл Давид, принявшись трясти меня за плечи.

— Ещё выстрелов пятнадцать… — продираясь сквозь густые, тяжело ворочающиеся мысли, смог прикинуть я. — Может, повезёт, и тогда продержимся дольше.

Давид сдавил рацию на плече, заорав туда:

— У вас минута! Найдите их!

— Не заводится! — отозвалась рация.

— Заведите! — прорычал глава моей охраны.

Из рации донеслись ругательства, рявкнул старый дизель броневичка… А потом у нас под окнами всё-таки затарахтел мотор.

— Предупрежу жену! — сообщил я, поспешив обратно в комнату.

В общем и целом, мы все успели. Броневичок добрался изнутри до ворот, я сообщил Авелине, что надо будет открыть ему проход наружу в защите, а неизвестные злодеи вновь пальнули по особняку.

Будь здесь сердце рода Седовых, и сдерживать обстрел мы могли бы ещё долго. Ведь сердца усиливали друг друга.

Но артефакт лежал в ишимском кремле. А всё, что я мог — это обнять Авелину, как тогда, на воздушном шаре, и надеяться, что выйдет укрепить защиту удалённо.

И сердце не подвело.

Возникая где-то у нас под ногами, энергия хлынула в родовой артефакт Покровских.

Вот только по особняку садили по четыре выстрела в минуту. И не прекращали обстрел. Даже Тёма не рисковал рвануть в бой, предпочитая отсиживаться в спальне. Более того, от моего кота отчётливо исходил страх, чего за ним ранее не водилось. Понятно теперь, зачем он артиллеристов всегда задирает первыми.

Все коты боятся громких звуков. И Тёма, хоть и прирождённый убийца, исключением не был.

Мы с женой встали прямо у окна, глядя на то, что происходит на улице. А там броневичок уже пересёк площадь и устремился по улице туда, откуда по нам вели огонь. Из тёмного проулка между домами в него вылетел снаряд, выпущенный из гранатомёта. И хотя броня с горем пополам выдержала, но ехать дальше машина не смогла.

Впрочем, засевшие в броневичке бойцы не сдавались. Что там теперь происходит, увидеть не вышло: взрыв отключил все фонари вокруг. Но уехавшие «ирбисы», похоже, открыли огонь через узкие щели для стрельбы. А спустя несколько секунд загрохотало и орудие в башне.

В этот момент начала дрожать защита вокруг особняка. Ещё несколько попаданий — и всё. Накинув кобуру «пушка», я сунул в карманы две пачки патронов, а затем подошёл к Тёме, снял его с подоконника и, глядя в жёлтые испуганные глаза, приказал:

— Уходим! Быстро!

А удостоверившись, что кот растворился в тенях, подхватил жену на руки и вынес из комнаты.

Странный способ передвижения, не спорю… Но, чтобы получать подпитку от сердца Седовых, я почему-то должен был чувствовать сердцебиение Авелины.

— Вашбродь! — тут же подскочил к нам Давид. — Быстрее в подвал!

— Из чего…пфф…пфф… по нам стреляют? — спросил я, сдувая прядь волос Авелины, лезшую мне в нос.

Но, слава Богу, она и сама умничка была: тут же заправила непослушные волосы за ухо, чтобы мне не мешать.

— Чёрт знает… Так не определишь! — ответил, между тем, Давид. — Что-то среднее, но слишком редкие выстрелы…

— Засёк их! — азартно прошипела рация. — Старьё, годов семидесятых, ять!

— Где? — живо отозвался начальник охраны.

— Раменье в километре отсюда! — доложил боец. — Обслуга — трое, руки из жопы. Бьют прямой наводкой.

— Обслугу снять сумеешь? — уточнил Давид.

— Тридцать секунд! — откликнулась рация.

— Это Гришка. У нас на крыше с дальнобоем залёг… — пояснил мне начальник охраны.

— Защиту снять сможете? — снова зашипела рация голосом пока малознакомого мне Гришки.

— Вашбродь? — Давид вопросительно глянул на нас.

— Снимаю на секунду, — сказала Авелина, продолжая прижиматься ко мне, хоть я и поставил её на ноги во время разговора. — Считайте!..

— На секунду, на счёт три! — сообщил Давид в рацию. — Раз!.. Два!.. Три!..

Мигнула защита, на крыше хлопнула винтовка, а рация победно сообщила:

— Один есть! Осталось двое!

— Раз!.. Два!.. — начал считать Давид, но неизвестные стрелки от обиды пальнули по особняку, и всем пришлось на секунду прерваться, чтобы всё-таки устоять на ногах. — Гриша?

— Жив-цел! Готов! — отозвался тот.

— Раз!.. Два!.. Три!..

Снова хлопок выстрела, и голос в рации:

— Один остался, ещё двое прибежали!..

Дальше, к сожалению, пошло тяжелее. Вражеские стрелки сообразили, что надо бы прятаться за щитком орудия. Зато и подкрепление к ним больше не прибегало. Да и стрелять стали реже, но и Гриша уже не мог каждый раз попадать по врагам. Последнего из обслуги орудия он смог снять лишь на двадцатом выстреле.

Увы, защита к этому моменту была истощена. А неизвестные враги ударили сразу из двух гранатомётов.

А затем ещё и накрыли огнём из стрелкового оружия, полностью уничтожив щит.

— Всё, его теперь двадцать минут восстанавливать… — закусив губу, вздохнула жена.

Я просто погладил её по голове. А Давид даже не слышал, раздавая приказы: в этот момент нападающие как раз полезли со всех сторон.

Несколько десятков ворвались со стороны сада, где их встретил один из десятков «ирбисов».

Около сорока вражьих морд побежали вкруг Посадской площади, на ходу стреляя по особняку. А ещё какая-то часть этих уродов лезла со стороны узкого проулка, лежавшего между моими землями и жилыми домами.

За стенами здания разгорался полноценный бой. «Ирбисы» отстреливались аккуратными очередями, тогда как враги палили наугад — похоже, плохо видели в темноте. И это при том что я успел заметить у них на лицах какие-то устройства. Видимо, очки ночного видения.

В проулке, где подбили броневичок, тоже шла перестрелка, хоть и вялая. Наши даже своё орудие развернули к особняку. И всё-таки достали тех негодяев, кто пытался обойти со стороны площади и залезть через парадный вход.

Мы с Авелиной, проигнорировав требования Давида, укрылись не в подвале, а в покоях, временно отведённых для хранения ценностей. Тем более, я по-прежнему надеялся восстановить защиту и помочь «ирбисам».

Однако не успел.

Сначала раздался стрёкот со стороны Ишимского кремля. Это присоединились к бою три вертолёта. Они то возникали над крышами домов, поливая нападающих свинцом, то исчезали, когда их пытались достать ответным огнём.

Практически вслед за ними примчалась и первая машина с городовыми.

А потом этих машин становилось всё больше и больше… Пока улицы вокруг не превратились в один сплошной ковёр, мигающий синим и красным.

Возможно, кого-то из нападающих даже пытались взять живым. Однако те отстреливались с обречённостью приговорённых к смерти. И отстреливались они из автоматов, явно не испытывая недостатка в патронах.

Тем радостнее была новость, что один из десятков «ирбисов» всё же сумел взять живого языка. Мне очень хотелось узнать, какая сволочь опять на меня напала…

Поэтому на вопрос Давида, что делать с пленным, я ответил коротко:

— Тащите в подвал. Сам им займусь…

— Может, не надо, ваше благородие? — нахмурился глава охраны.

— Федь, не надо! — попыталась остановить меня Авелина.

Но я в ответ лишь мрачно посмотрел на обоих. И, видимо, было в моём взгляде что-то такое, что заставило их замолчать.

— Тащите в самый-самый подвал, — приказал я. — Пленного раздеть, облить водой и чуть-чуть обработать…

Вернувшись в покои, я поспешно натянул одежду, которую не жалко, а затем поспешил вниз.

Андрей служил много и долго. И за время работы многому научился. В том числе, и тем методам допроса, которые в этом мире почти не применяли. Не по причине человеколюбия, конечно, а потому что здешнее человечество больше воевало с отродьями, а не друг с другом.

Нет, войны случались, само собой. И между ведущими странами были заключены соглашения об отношении к пленным. Их не убивали, лечили, кормили… Ну и допрашивали, само собой.

Однако то, что собирался делать я, здесь либо уже забыли, либо ещё не открыли… Что такое быстрый полевой допрос, в этом мире не знали. И, возможно, к лучшему.

Пленник раскололся за минуту. Он не был борцом за идею или веру. Его не отягощали идеалы или мораль. Он был простым бандитом. И даже готов был сдохнуть во время штурма.

А вот умирать мучительно и долго готов не был.

Мне хватило полминуты, чтобы накидать ему перспективы. А заодно продемонстрировать свои методы общения, хотя они мне и самому были донельзя противны. Не буду скрывать: я бы по отношению к себе такого не хотел.

Голый, мокрый, замёрзший и предварительно избитый… Пленный бандит очень быстро узнал, что такое «чувство неуверенности, нарастающего беспокойства и страха». И практически сразу заговорил, да так быстро и честно, что я только успевал задавать вопросы, записывая всё на диктофон в трубке.

И картина, с его слов, вырисовывалась очень странная…

Этот бандит ничего не знал про тех, кто напал на меня в прошлый раз. Он был уверен лишь в одном: это был вовсе не лихой люд, а некие мутные люди, прибывшие в город откуда-то с севера и тут же поехавшие к особняку.

Сам же бандит принадлежал к ватаге Хандрыги, которая орудовала к востоку от Ишима. После удачного ограбления нескольких мелких деревушек, ребята искренне поверили в себя. Ну то есть захотели настоящего богатства, а не тех копеек, что перепадали при мелком рэкете и грабеже.

Они захотели клад Лампы.

Целый месяц банда Хандрыги сидела по кабакам и местным притонам, вызнавая про меня всё, что только можно. Даже приставили пару человек за особняком наблюдать.

Тут-то Хандрыга и столкнулся с конкурентами, которых оказалось ещё целых две банды. А поскольку клад в их глазах был сказочно огромен, то решили не жадничать. И на дело идти всем многочисленным составом.

Конечно же, Хандрыга планировал убрать конкурентов после получения клада. Я был уверен, что его подельники замышляли то же самое. Однако пока что все три банды действовали совместно.

Сдерживали их лихие порывы лишь два фактора: охрана особняка и пристальное к нему внимание властей. Что могли сделать бандиты с десятком пистолетов и шестью ружьями? На автоматную очередь с ножом и дубинкой не ходят.

Всё изменилось сегодня вечером, когда одному из главарей донесли о продаже крупной партии воинского вооружения. Я дотошно вызнал, кто, когда и при каких условиях сообщил бандитам о сделке. Униженный и замордованный, пленник, кажется, вспомнил даже то, что успел позабыть.

Для бандита всё произошедшее было, как во хмелю. Быстрый угон трёх грузовиков на загородной парковке с устранением всех свидетелей… Налёт на речной порт, где на плоскодонной барже был привезён груз… Кровавое убийство команды… Спешное вооружение и выезд на место… Устранение по пути городовых, пытавшихся их остановить…

Это слилось для бандита в сплошной кровавый угар, который теперь отхаркивался из его памяти отдельными эпизодами.

Похоже, он и сам не понимал, что творил, однако ему нравилось. И власть, и вседозволенность, и маячившее на горизонте богатство. В тупой голове этого душегуба даже не возникала мысль, что после такого их будет искать весь Ишим.

В том числе, и другие лихие люди, лишь бы ишимские власти не устроили тотальную зачистку.

И объяснять ему это было бесполезно. Тяжёлый случай, да…

А когда я закончил допрос, в особняк, снова прикрытый защитой, уже ломилось столько гостей, что отказывать им было бы неприлично. Хотя, конечно, они и забыли загодя предупредить о визите…

Впрочем, сначала нужно было закончить дела в подвале. Пленник трясся на полу от холода и страха, ожидая последнего удара милосердия. Когда начинал допрос, я его, собственно, обещал либо быстро убить, либо медленно и со вкусом. Правда, как-то забыл сказать, что есть и другие варианты…

— Этого одеть и сдать городовым, — сообщил я Давиду, единственному, кто остался на всю сцену допроса.

— Понял, ваше благородие, — кивнул тот, уважительно посмотрев на меня. — А что он слегка… Того… Помялся… Это не страшно?

— Давид, я вам советую ознакомиться с некоторыми особенностями русского законодательства о родах двусердых… Это на улице он может мне в лицо плюнуть, а я — утрусь. А вот в моём доме, на моей земле, после того, как он устроил здесь стрельбу, даже обычный теряет все права, которые ему гарантировали государь и Дума.

— А если бы он сказал, что просто мимо прогуливался? — с интересом спросил Давид, поднимая пленника за шкирку.

— Вон там есть остатки подземного хода… Если залить их ещё чуть-чуть бетоном, никто и не заметит! — я пожал плечами. — А вы просто скажете, что не брали никакого пленника.

— Лихо… — оценил Давид, прислонив бандита к стене.

— А вы его рассказ слышали? — хмыкнул я. — Заслуживает он хотя бы каторги-то?

— Слышал… Пожалуй, для таких и смерть слишком лёгкий выход… — согласился глава охраны. — Одевайся, мразь…

С этими словами он бросил бандиту в лицо ком одежды, снятой с него же перед допросом.

Наверху, в гостиной, собралась половина бойцов, а за столом сидели Авелина, Тёма и… Пьер.

Стряпчий лишь скромно улыбнулся в ответ на мой удивлённый взгляд.

— Федя, всё в порядке? — Авелина подошла ко мне и, явно волнуясь, заглянула в глаза.

— Всё хорошо. Подонок рассказал много интересного и неприятного… — ответил я тихо, а затем повернулся к старику: — Пьер, рад вас видеть, но… Неужто в вас проснулся дар провидца?

— Я просто снял себе жильё неподалёку! — с улыбкой признался тот. — Из окон, надо сказать, изумительный вид на раменье… Но сегодня оттуда стреляла пушка. Проследив по карте направление выстрелов, я понял, что мне что-то не спится… И решил, что надо ехать сразу, не дожидаясь, когда вы позвоните. Вы не волнуйтесь: я не торопился, ждал конца стрельбы. А потом ваши люди были столь любезны, что помогли проскочить в особняк через защиту… А это?..

— Один из нападавших, — кивнул я, оглянувшись на Давида, который втолкнул пленника в комнату.

— Он слегка помялся… Порезался… Поломался… Не в форме, в общем! — озвучив выводы, Пьер чуть сморщился.

— Да, очень правдолюбивый человек оказался, пусть и негодяй… Он так яростно требовал, чтобы ему дали высказаться, что бился об мой кулак, резался об мой нож и подсовывал под ноги пальцы… Бывает… Совесть заела, наверно!.. — кивнул я.

— Да, это мы замнём, вы в своём праве! — не нашёл возражений стряпчий.

А я залез в трубку и переслал ему копию нашего с пленником разговора. Заодно и пояснил:

— Чем больше будет дубликатов записи, тем лучше.

— Ваша с ним беседа? Пожалуй, воздержусь от прослушивания на ночь глядя… — покивал стряпчий.

— А что с гостями-то делать, ваше благородие? Там, за куполом, их уже ого-го сколько собралось… — вмешался один из новых десятников, Владимир.

— Запускайте уже… Чего их держать-то!.. — вздохнул я и посмотрел на жену. — Лин, сделаешь в защите проход?

— Сейчас…

— И давайте чаю, что ли, заварим… Пару вёдер… — вздохнул я.

Ночь обещала быть тяжёлой.

К слову, ворота мы открыли очень вовремя. Если до этого рядом тёрлись, в основном, городовые, то когда «ирбисы» уже открывали створки — над площадью завис вертолёт, выпуская из своего чрева семерых бойцов в тяжёлой броне.

И если пятеро из них действовали, как военные, то двое других — один покрупнее, другой поменьше — направились прямиком к особняку. Крупный по пути снял шлем, и мне оставалось только обречённо вздохнуть.

В наше развороченное жилище пожаловал Дмитрий Богомилович Дашков. Собственной персоной.

Вторую фигуру я тоже сразу узнал, хотя рыжие локоны из-под шлема не выбивались. Однако чуйка сработала. Её высочество цесаревна Александра решила узнать, что это у её подопечных сегодня такое интересное происходит. Расстроилась, поди, что два налёта на особняк обошлись без её участия…

Небось думала, что самое интересное у гнезда Тьмы творится. Ан нет! Артиллерией по жилой застройке? Запросто! И всё это чья заслуга? Феди Седова-Покровского! Мелькнула даже мысль, что мне сейчас тоже полевой допрос устроят. Уж очень лица были у высоких гостей решительные и заинтересованные.

— Ну-ка посторонитесь, судари! — властно оттеснил Дашков городовых, пытавшихся прорваться за ворота.

Те не сразу поняли, кто сюда пожаловал. А когда осознали, сразу же расступились в стороны. И больше попыток пролезть внутрь не предпринимали.

— Доброй ночи, Дмитрий Богомилович! — вежливо приветствовали гостя мы с Авелиной.

— И доброй ночи, цесаревна! — тихо добавил я, услышав из-под шлема короткий смешок.

— Доброй… Наверно! — согласился Дашков. — Давайте-ка лучше по именам, я тут по-дружески, так сказать…

Войдя в дом, князь оценивающе осмотрел расстановку сил: у каждого окна по два вооружённых охранника. И даже одобрительно, как мне показалось, похмыкал.

— А вы зря времени не теряли! — вслух высказался он.

— Было бы глупо не озаботиться после первого-то раза… — улыбнулся я.

— Да о чём тут вообще заботиться? — парировал Дашков. — Эта халупа, смотрю, вот-вот развалится…

И в этом он был, к сожалению, прав. После ночного артиллерийского обстрела, хоть и сдержанного щитом, наземная часть особняка выглядела удручающе. Но я-то видел этот дом и до всех испытаний, выпавших на его долю. Поэтому честно и откровенно заявил:

— Когда мы сюда въехали, выглядел он тоже не очень.

— А на этот счёт у меня будет отдельный разговор с градоначальником, — хмуро заметил Дашков. — Мы с ним, конечно, не особо ладили всю дорогу… Но такой наглости он себе раньше не позволял.

— К вашему градоначальнику, князь, и у меня вопросы появились… — призналась цесаревна, сняв, наконец, шлем.

Надо отдать должное «ирбисам», те почти и не косились в её сторону. Держали себя в руках, хотя в Ишиме члена правящего рода так запросто не встретишь.

— А это у вас кто? — заметил Дашков связанного бандита, дрожащего в углу.

— Пленник, — ответил я. — Много увлекательного поведал, кстати…

— Это правильно! Откровенность — это хорошо! — оценил князь. — Я сейчас главу Полицейского Приказа сюда приглашу, пусть этого говоруна забирает. А заодно пусть ответит мне на пару вопросов. Расскажи пока, чего он тебе там наплёл… А это кто у нас? Стряпчий Пьер, давненько тебя не видал!..

— Ваше сиятельство! — старик прилежно встал, чтобы отвесить поклон.

— Сиди-сиди… — отмахнулся князь.

Рассказывал я коротко и сжато. К концу моего рассказа все собравшиеся, кроме бандита, сидели с чаем, а кто-то из бойцов даже баранки притащил. Ума не приложу, где взял, но баранки оказались вкусные.

— Это что, обычное разбойное нападение? — удивилась цесаревна, когда я закончил.

— Думаю, Фёдор не просто так упомянул плоскодонную баржу… — хмуря брови и о чём-то сосредоточенно думая, заметил Дашков.

— Сведения об оружии бандитам очень удачно слили, да… — кивнул я. — Кто-то им явно помог, чтобы сегодня ночью на нас напали. Но вот кто… И кто первые нападавшие, я тоже не знаю. А у них, выходит, совсем не тот заказчик, что в этот раз.

Дверь открылась, пропуская внутрь новых гостей. На сей раз прибыли главы Полицейского и Тайного Приказов. Давид, оставшийся на воротах, как-то понял, что этих гостей задерживать не надо.

— Знакомьтесь, Фёдор. Это люди, лично несущие ответственность за произошедшее! — с усмешкой представил их Дашков. — Арков Емельян Михайлович, голова Тайного Приказа. И Предельный Илья Добрыневич, голова Полицейского Приказа. Ну что, судари? Что скажете в своё оправдание?

А я хорошо понимал обе стороны. И гнев Дашкова, и что оба головы в случившемся не виноваты. Во-первых, не стоит забывать, что я сам притягиваю, как магнитом, подобные события. Зато притягиваю их в том месте и в то время, где и когда мне удобно с ними разбираться.

А во-вторых, оба нападения были вопиюще дерзкими. Ну кому в здравом уме придёт в голову штурмовать особняк в центре города, посреди богатого угла? Да ещё когда в рядом стоящем кремле собраны ратные силы князя?

Этого никто не ждёт. В обычной жизни люди не привыкли видеть вокруг сумасшедших, предполагая у окружающих, как минимум, зачатки здравомыслия.

Я боялся, что гнев Дашкова заставит глав двух Приказов взъесться уже на меня, но те, кажется, и ухом не повели. Выглядели они вполне спокойными. И, более того, почти довольными, как будто их не разбудили и не вытащили из кровати посреди ночи.

Вот что значит солидный начальственный опыт…

— Мои люди уже вовсю работают, ваше сиятельство, — деловито отрапортовал Предельный. — Нападение наглое, ваше сиятельство. И совершено оно без подготовки. Боюсь, у нас изначально не было возможности его предотвратить.

— Пушка, Илья! Пушка в сердце города! — возмутился Дашков, при этом явно уголком рта посмеиваясь. — Пушка, понимаешь?..

— Видел её… Учётные отметки сбиты, и давно. Списанное оружие погранцов, ваше сиятельство! — с невиноватым видом развёл руками Предельный.

— Такое иногда всплывает, ваше сиятельство, — спокойно подтвердил Арков. — Мы за год, как я ранее и докладывал, обнаружили семь захоронок со списанным воинским имуществом.

— А было их, похоже, восемь! — заметил Дашков, продолжая втихомолку веселиться.

— Возможно, что и все десять… — не остался в долгу Арков. — Будем искать.

— У Фёдора тут, кстати, язык обнаружился! — Дашков указал на пленника, который по-прежнему жался в углу, окончательно раскиснув от созерцания высоких чинов. — Надо бы, Илья Добрыневич, забрать его. И продиктуйте свой номер: сейчас Фёдор скинет запись допроса.

Пока обменивались данными, пока я снова рассказывал про нападение, на этот раз ещё короче, дверь в прихожей опять скрипнула.

На пороге появился мрачный Бубен.

— А вот и славная опричнина пожаловала! — обрадовался Дашков.

— А как же «псы государевы», ваше сиятельство? — осведомился тот, не став рассыпаться в приветствиях. — И все остальные обидные названия?

— А их я обязательно припомню, когда вы, сударь Бубенцов, снова где-нибудь бойню устроите!.. — хохотнул князь.

— Федя! Авелина! Ваше высочество! — других гостей, как и подколки князя, Бубен начисто проигнорировал. — Вас троих бы ко мне на два слова… Есть надёжное помещение?

— Разве что временное хранилище… — задумался я. — Оно меньше всего пострадало.

— Да хоть бы и там! — пожал плечами Бубен.

Когда мы поднимались по лестнице, из гостиной доносился жизнерадостно-сердитый голос князя:

— Нет, ну пушка же! Понимаете? Пушка! Посреди Ишима! Хорошо ещё, что никто не пострадал!

Видимо, никак Дашкову орудие покоя не давало. А я с тоской подумал, что утром снова придётся обзванивать родственников. Надо будет сообщить им, что со мной и Авелиной всё в порядке, до утреннего выпуска новостей.

— Какая прелесть! — восхитилась Саша, когда мы зашли в хранилище, где охрана уже поставила стол и четыре стула.

Однако восхитила цесаревну не их забота, а те самые вазы из Чжунго, вытащенные из тайника Лампы. И сейчас они стояли в ряд на грубо сколоченном стеллаже.

— Это что, чжунгская керамика, которая фарфор? Или подделка?

— Глубокую проверку не проводили, ваше высочество… — отозвалась Авелина. — Но предварительно считаем, что подлинники.

— Ну так не затягивайте с проверкой. Если настоящие, возьму каждую за пятьдесят тысяч без торга! — предложила Саша, заставив Бубна поперхнуться от удивления.

— Они стоят дешевле! — предупредил я.

— Не хочу тратить время на торги… — поморщилась Саша. — А любителям чжунгской керамики такое нравится. Жаль, Чжунго свою керамику не любит за рубеж продавать. Редко когда она появляется у нас. А так, я закрою вопрос праздничных подарков на пару лет.

Я осмотрел семнадцать ваз, стоящих в ряд, прикинул выгоду… И не без благодарности кивнул.

— Вызовем оценщика прямо завтра! — поддержала меня Авелина.

— Так… Это… Федя, давай, рассказывай, что ещё ты нашёл? — Бубен уселся за стол и уставился на меня своим фирменным мрачным взглядом. — Ты же явно нашёл что-то.

— Какая прелесть! Его благородие Бубенцов со всей его прямотой! — всплеснула руками Саша, присаживаясь рядом и улыбаясь опричнику, как старому знакомцу. — А поговорить для начала о погоде?

— Дерьмо, а не погода! Град из фугасных снарядов, ваше высочество! — мрачно проинформировал её Бубен.

— Именно так, а я всё пропустила! — пожаловалась цесаревна.

— Самое увлекательное ещё не пропустили, — многообещающе пообещал Бубенцов, а у меня отчего-то задёргался глаз. — Федя!

Ну вот, прямо как в воду глядел…

— А что Федя? Девятнадцать лет, как Федя! — буркнул я. — У тебя хоть артефакт от прослушки есть?

— Значит, нашёл… — удовлетворённо кивнув, Бубен принялся плести вокруг стола сложный узор. — Артефакта у меня нет. А вот знания всегда со мной, в башке…

Пока он колдовал, я подтащил поближе два сундука с записями. И начал с обречённым видом доставать содержимое. А когда открывал сундук с записями самого Лампы, снова почувствовал что-то странное…

Я успел даже переключиться на теневое зрение, но…

Опять ничего не обнаружил.

— Что случилось? — заметив, что я застыл, как истукан, спросила цесаревна.

— Никто сейчас ничего не ощутил? — спросил я. — Что-то странное с тенькой…

— Я почувствовал… — проворчал Бубенцов. — Все свободные капли шелохнулись. Но вообще-то такое иногда бывает…

— Да? — удивился я, потому что раньше с подобным не сталкивался.

— Тенька, бывает, волнуется… — согласилась с опричником Саша.

— Или кто-то волну пустил, — подтвердил Бубен. — Плетение от прослушки готово. Всё, давай рассказывай…

Я переглянулся с Авелиной, она едва заметно кивнула… И я приступил к рассказу. О том, как не стали говорить никому про три сундука Лампы, когда нашли тайник. О том, как вскрыли их позавчера, и как начали просматривать записи.

Достав шкатулку, я осторожно выложил на стол главную находку. Один из первых созданных в этом мире кристаллических накопителей.

Ну и, конечно же, рассказал о переводе с греческого. И о том, что мы с женой из записей выяснили, и о своих личных предположениях…

Пока я рассказывал, цесаревна подтянула к себе тетради исследований, а Бубен начал с интересом листать записи Лампы.

Когда я завершил очередной за эту ночь рассказ, снаружи уже начинало светать. Окна в нашем хранилище были закрыты ставнями, зато в щель между ними отчётливо виднелось небо, пожелтевшее на востоке.

— … И теперь мы понятия не имеем, что с этим делать, — закончил я рассказ.

В воцарившейся тишине Саша медленно закрыла тетрадь исследований, подвинула её обратно ко мне… Затем так же осторожно завернула накопитель в тряпицу и положила его на тетрадь.

А потом выжидающе покосилась на Бубна.

Лицо у неё было белым, как мел. Да уж, содержимое сундуков ввело в шоковое состояние даже цесаревну.

И только Бубен, закрыв записи Лампы, очень спокойно сказал:

— Ну, с первым нападением на твой дом всё ясно…

А потом, не мешкая, накидал план действий:

— Эту книжицу убери в сундук, сундук закрой, а как закончим — летим с тобой к Малой. Кто-то подсадил на что-то в этом сундуке пульсар. И этот пульсар надо найти и снять.

— Я ничего не чувствую… — растерянно заметила цесаревна, явно напрягая теневое зрение.

— Тонкая работа, — пояснил Бубен. — Я тоже чувствую, будто… Будто что-то такое мелькнуло на краю зрения. Видимо, то самое шевеление теньки, про которое Федя говорил.

— Да, похоже… — кивнул я.

— Ну а что касается исследований по накопителям… — Бубен посмотрел на Сашу, а та покачала головой:

— Я не знаю, как поступить. Это слишком… — она не нашла слов, видимо, поэтому замолчала и развела руками.

— Это надо пока спрятать! — за неё решил Бубен. — Её высочество поговорит с отцом, чтобы он сам принимал решение по записям. Но перемещать их сейчас смерти подобно… Грекам мы сеть разведчиков, конечно, в Ишиме проредили, но до конца не выкорчевали. Надо будет убрать тех неизвестных, кто знает про содержимое тайника.

— А кто-то знает? — удивилась Авелина.

— И это тоже нам предстоит понять, — Бубен протянул мне записи Лампы, чтобы я убрал их в сундук. — Купец был непрост, ох, непрост… Вы знаете про Тайный путь?

— Контрабандный торговый путь? — удивилась Саша. — Так никто его не находил же…

— В тех записях, что я пролистал, Лампа указал его ключевые точки, — пояснил Бубен. — Узлы, через которые товары идут с востока на запад, минуя Пограничный Приказ. И, главное, купец указал людей, связанных с этой торговлей.

— Отчёты-то вековой давности! — поморщилась Саша.

— Думаю, указанные фамилии не первое столетие этим делом промышляют… — усмехнулся опричник. — Фёдор, заканчивай свои дела здесь, и едем. Снимем пульсар, а дальше будем читать в подробностях, что здесь и как. Думаю… Ишим ждёт тяжёлая зима!

На этих словах Бубен усмехнулся, и от его улыбки мороз пробежал по коже. Причём, видимо, не только у меня.

Даже цесаревна заёрзала на стуле, хотя именно её роду служили эти верные, пусть и безжалостные люди.

Начиналось утро нового дня.

Утро 30 декабря 2034 года.

И никто не знал, что это утро станет началом кровавого расследования, которое грозило затронуть все княжества от Балканского полуострова до последней заставы на реке Дамур.