Тьма. Том 6

Интерлюдия II

— Он зверь! Он чудовище! Ты не понимаешь, да⁈ Чудовище! — Руслан Алиевич метался по кабинету аки горный барс. — Это убийство, понимаешь⁈ Просто убийство! Он сам ступил на этот путь! Пусть теперь пеняет на себя!..

Кабинет был простым, хоть и с налётом лоска, который подобает высоким начальникам. Всё здесь было на своих местах, всё подчинялось единой цели.

Служению городу и горожанам.

Во всяком случае, именно такое впечатление должна была вызывать обстановка.

— Успокоился бы ты, Руслан Алиевич… — морщась, попросил подтянутый мужчина средних лет, сидевший в кресле за письменным столом. — Убийство… Скажешь тоже!

— Скажу! Скажу! Ты не читал новостей⁈ Ты читал беседу с Борщёвой? Читал, а⁈ — застыв на мгновение, снова возмутился Руслан Алиевич.

— Нет, вот именно эту беседу не читал, — пожал плечами его собеседник. — Но читал много других её бесед. Поверь, Руслан Алиевич, мир не видывал выдумщицы большей, чем Прасковья Варфоломеевна.

— Да чего там выдумывать⁈ Всё гости это видели! А она просто чуть подробнее рассказала! — не смутился Кафаров.

— Ну-ну… Дьявол кроется в деталях, Руслан Алиевич… — усмехнулся собеседник и вздохнул.

Звали этого человека, который спорил с головой отдела по работе с городской собственностью, Матвеем Соломоновичем Перемыковым. Происходил он из бедного дворянского рода, который медленно катился к статусу обычных подданных Русского царства. Но пока ещё не докатился.

Последним двусердым в их семействе был престарелый дед, которому скоро должно было стукнуть 123 года, к чему род активно готовился. Конечно, устроить настоящий приём никто и не мечтал. Однако с размахом отпраздновать дедулин последовательный юбилей очень всем хотелось.

Всем — это, в том числе, шести братьям и семи сёстрам Матвея Соломоновича. Чем вызвана такая плодовитость отца, ни для кого в семье Перемыковых секретом не было. Тот надеялся, что кто-то из детей сумеет восстановить положение рода. Либо дочки удачно выйдут замуж, либо сыновья станут двусердыми во время военной службы.

У детей, правда, старый Соломон Иванович спросить забыл. Потому и встречал суровое противодействие отпрысков, даже самых старших из них.

Ну а Матвей Соломонович был младшим. Поэтому на него и так не сильно рассчитывали. А вот он с детства понял, что рассчитывать надо только на себя. Поэтому и начал упорно прокладывать себе путь в городских властях, где ещё могли помочь старые связи рода.

Не прогадал, надо сказать. Стать в тридцать четыре года заместителем городского головы было немалым достижением. Однако же хотелось большего! Хотелось не только положения, но и богатства. И тут ему подвернулись под руку Кафаров и Перепел, к тому моменту уже пару лет удачно сотрудничавшие.

Используя хитрые схемы, эти двое неплохо зарабатывали, но… Не хватало у них размаха, чтобы озолотиться по-настоящему.

А вот у Матвея Соломоновича Перемыкова, занимавшегося городским культурным наследием, был и размах, и бюджет.

Оставалось только объединиться с Кафаровым и Перепелом.

Что вскоре и произошло. И три чиновника удачно оседлали денежные реки, изливавшиеся из головного отделения Историко-Культурного Приказа. Реки эти лились в музеи, школы и старые здания, которые болтались на попечении городских властей. И правильно отрегулировав ручейки средств, можно было неплохо подзаработать.

Как говорится, курочка по зёрнышку клюет. Тут сто рублей в год, тут — двести… А тут и десяти много, возьмём девять…

А складывалось всё в результате в солидные суммы. Аж до двадцати двух тысяч рублей на каждого.

Не Бог весть что, конечно, если смотреть с позиции знатных аристократов. Зато существенно для обычных, к которым Матвей Соломонович уже начал себя относить.

— Он его подставил, да! Просто прикрылся им! Дворянин, называется!.. — продолжал возмущаться Кафаров.

— Это так только со слов Борщёвой… — напомнил Перемыков.

Хотя, конечно же, по нему новость про гибель Перепела тоже больно ударила. Кто же знал, что Рождественское чествование обернётся страшной смертью их товарища?

А всё этот проклятый особняк авторства Кашеварина… Пятьдесят лет никому он даром не был нужен. Но стоило трём чиновникам сделать на него ставку, как городскому главе вздумалось отписать его какому-то роду!

А ведь предлагали они своему начальнику другие дома… Встречались и куда лучше, и современнее. Попадались и такие, что не жалко было отдать. Однако нет, начальник упёрся и всучил новому роду этот старьё, которое было, как чемодан без ручки. Обиделся он на Дашкова, видите ли… Будто Ишимский князь лично решил одарить молодых. Ясно же, что руки, которые такое продвинули, не иначе как из Владимира росли.

Увы, подчистить за собой три чиновника не успели. Слишком уж поспешной оказалась передача особняка. Да и часть последствий их воровства градоначальник передал роду Седовых-Покровских в виде долга. Видимо, чтобы обидеть посильнее. И ладно бы этот род был сказочно богат, и на такие мелочи, как обременение, не обратил внимания…

Так нет ведь, обратил. И начали Седовы-Покровские готовить иск к городским властям.

А, ко всему прочему, обрели известность после обнаружения тайника Лампы.

И вроде бы с каждым пунктом по отдельности разобраться несложно…

Ну хотят они снять обременение, так можно же договориться о рассрочном погашении лет на десять. Гасили бы, причём, сами три чиновника, постепенно изымая из своего оборота, чтобы не слишком накладно было.

Нашли тайник? И тут можно было всё решить к обоюдной пользе. Зачем был нужен этот шум?

Ну а всё вместе привело к такому напряжению между Седовыми-Покровскими и городскими властями, что заднюю давать было поздновато.

Градоначальник тоже подсуропил… Сначала давил, чтобы его подчинённые со всех сторон обложили молодых, как волков на охоте. А потом, когда раскопал, какие связи у этих двух юных дарований, так сразу в кусты. И перевалил всё на подчинённых, которые и сами уже подставились, подтирая за собой следы прегрешений.

— Валить его надо! Его и жену его! — неожиданно выдал Кафаров.

И это предложение Матвею Соломоновичу совсем не понравилось. Одно дело — деньги из бюджета подворовывать, а совсем другое — двусердого убить. Ещё и дворянина.

Тем более, с женой вместе.

— Тише-тише! Руслан Алиевич, что ты такое говоришь! — едва не зашипев от возмущения, стукнул по столу Перемыков.

— А что, разве неверно говорю? — вскинулся Кафаров. — Они сами начали! Сами пустили кровь! Вот теперь пришла наша очередь!

— Ты подобные разговоры в моём кабинете брось, Руслан Алиевич! — потребовал Перемыков, многозначительно посмотрев на дверь.

Кафаров за взглядом проследил и смутился. Горячий парень, чьи предки не так давно спустились с гор и перебрались в Ишим, иногда забывал, где работает и какая тут слышимость.

Поэтому после слов Перемыкова сразу же сдал на попятную.

— Всё надо полюбовно решать! — громко заявил Матвей Соломонович, после чего уже тише добавил: — Да и подробности смерти Перепела узнать надо бы. А то, ишь, размахался саблями… Ты такое даже в шутку не предлагай, Руслан Алиевич!

— Понял-понял! — Кафаров примирительно поднял руки.

Замолчав на несколько секунд, Матвей Соломонович откинулся на спинку кресла. А Кафаров за это время наконец-то окончательно выдохся. Обхватив голову руками, молодой мужчина буквально упал на диванчик для гостей.

— Что нам делать, а? Что делать-то? — тихо повторял он.

Но Матвей Соломонович его страхов не разделял. Словам Борщёвой он не верил. Эта сударыня отличалась богатой фантазией и неуёмной страстью к вранью. Сколько раз она дёргала представителей городских служб по надуманным поводам — и не сосчитать. Кафаров-то этого всего не видел. А вот Матвей Соломонович был в курсе.

Глядя на растерянного Руслана Алиевича, Перемыков не смог сдержать короткой усмешки, искривившей породистое лицо.

Этот Кафаров всегда считал себя лидером их троицы. Вдохновителем, главным… Как ни назови, суть не поменяется. А Перемыков с этим никогда не спорил, однако подобная кичливость вызывала у него лишь презрение.

И тем приятнее было смотреть на раздавленного Кафарова.

Жаль, Перепел помер, не сможет оценить…

— Вот что, Руслан Алиевич… Верить этой пустословке Борщёвой не надо! — решил, наконец, Матвей Соломонович. — Там далеко не один человек погиб во дворце. А наш добрый друг Перепел просто оказался не в том месте, не в то время. Так уж, к несчастью, сложилось.

— И что нам делать? — с надеждой подняв голову, спросил Кафаров.

— Надо замять эту глупую историю с особняком! — решительно сдвинул брови Перемыков. — Нам есть, куда переключить денежные потоки.

— Есть! Да! Есть! Найду! — уверенно затряс головой Кафаров.

— Отлично! Мы сами выйдем на этих Седовых-Покровских! — Перемыков улыбнулся. — Говоришь, Теневольский грозил ему нас сдать? Ну так это мы сдадим ему Теневольского!

— Но… Как? — удивился Руслан Алиевич.

— Как? Да как всегда! Скажем, что Теневольский всю волну и поднял… — Перемыков снова усмехнулся. — Скажем, что старый дурачина сам прибежал к нам. А как дело жареным запахло, нашёл дурочку, на которую всё свалить, и запугал, чтобы она стрелки на нас перевела.

Матвей Соломонович всегда знал, что посольские задачи — это по его части. Он научился врать ещё в детстве, и поначалу ему неслабо доставалось от родни за этот талант. Однако со временем, дабы избежать карающей десницы или кулака, он вывел для себя правила, где, кому и когда можно врать.

И правила эти были просты и понятны.

Во-первых, надо всегда помнить, что и кому ты соврал. А значит, вранья должно быть немного. Если слишком много врать, то надо либо записывать, либо тренировать память.

Во-вторых, успех — в простоте. Ложь может быть сколь угодно бредовой, дикой или ужасной. Но если она доходчива и понятна, больше шансов, что ей поверят.

В-третьих, твоя ложь должна идти наперёд чужой правды. Ни одной ложью не исправить послевкусие от правды. А вот ложь, сказанная до, способна изменить самый честный вкус. Главное — успеть с ней первым.

В-четвёртых, свою ложь всегда начинай с правды. Тогда и доверия к твоим словам больше. Даже если собеседник и начнёт проверять за тобой, вскоре ему это надоест. И маленькая ложь в конце сойдёт за чистую монету.

И последнее правило, которое очень нравилось Перемыкову, называлось «восемь на два». Оно означало, что на восемь долей правды можно брать лишь две доли лжи. Тогда и подвоха никто не почувствует.

Эти нехитрые правила уже давно позволяли Перемыкову врать без последствий. И пусть семья знала о его натуре и ничему не верила, но другие-то люди об этом не догадывались.

Вот и теперь Перемыков был уверен, что стоит ему поговорить с Седовыми-Покровскими с глазу на глаз, как всё обязательно наладится. Он убедит этих двоих юнцов, что произошедшее — не больше, чем недоразумение.

— Всё будет хорошо, Руслан Алиевич! — успокоил приятеля Перемыков. — Пожалуюсь им на нашего градоначальника… На то, как он на нас давил… На то, как он обижен на Дашкова… Расскажу историю про Теневольского и его подручную, которую тот решил запугать и сдать… Договорюсь об урегулировании наших споров по-тихому…

— А может? — с надеждой спросил Кафаров, но Перемыков уверенно мотнул головой:

— Ни в коем случае, Руслан Алиевич! Исключительно переговоры, и никакой грязи!

— Не боишься, Матвей Соломонович? Вдруг они и тебя тоже? — засомневался, дёрнув кадыком туда-сюда, Кафаров.

— Ничего они мне не сделают!.. — отмахнулся Перемыков и, пробудив рабочий терминал, начал щёлкать по документам. — Есть тут жалобы на шумные работы в особняке… Надо проверить, как они там его чинят. Чтобы не попортили культурно-историческую ценность…

На этих словах чиновник снова язвительно усмехнулся. Ему подумалось, что лично он бы не расстроился, если бы «попортили». Несмотря на должность, сам он весь этот культурно-исторический пафос не уважал.

— Попрошу свою поверенную выслать им уведомление, а завтра с утра лично нагряну! — решил Перемыков. — Не очень вежливо, но мы с ними и не в дёсны лобызаемся. Сначала попробую припугнуть, и, думаю, это у меня получится… Им же обоим лет по двадцать, так ведь?

— Так, — подтвердил Кафаров.

— Вот, сначала припугну по службе, затем успокою, помогу, установлю доверительные отношения… — Перемыков даже зажмурился от удовольствия, представляя, как будет обводить дворян вокруг пальца. — Поинтересуюсь истинной историей смерти Перепела, с сочувствием поохаю… Ну а потом быстро порешаю с ними все наши вопросы.

— Звучит… Хорошо! — оценил Руслан Алиевич.

— А то! — самодовольно кивнул Перемыков. — В переговорах я понимаю!

— Позвони мне после встречи! — бросил ему Руслан Алиевич, поднимаясь с дивана и собираясь уходить.

А Перемыков чуть от такого зубами не скрипнул. Кафаров, по своей привычке, сменив растерянность на самодовольство, тут же принялся раздавать приказы. Это в нём Перемыкова бесило больше всего.

Однако с кем только ни задружишь, чтобы деньги на счету водились. Вот и теперь Перемыков ничем не выдал Кафарову своего недовольства.

— Обязательно! — сообщил он в спину выходящему Руслану Алиевичу.

Маленький зал с трудом вместил всех приглашённых представителей родов. Обычно во дворце сиятельного князя принимали в менее стеснённой обстановке. Однако в этот раз повод для скромности был слишком уж веский.

Каждый пришедший успел по пути оценить и тёмное облако над кремлём, и писк потерявшего связь телефона. Гнездо, принесённое тёмным в самое сердце города, никак не удавалось задавить. Даже опытным ратникам сиятельного князя.

А когда после долгого ожидания появился, наконец Дашков, то у собравшихся как-то сразу поджилки затряслись. Потому что был сиятельный князь мрачен, суров и облачён в боевой доспех ратника.

— Ну что, все собрались? — хмуро спросил он.

Ответом ему было недоумённое молчание. Главы родов не понимали, почему их всех сюда так срочно позвали. И уж тем более не знали, кто ещё должен сюда прийти.

— Не поняли, зачем я вас сюда пригласил? — уточнил князь, присаживаясь на жалобно заскрипевший под его весом стул.

— Если позволите предположение, ваша светлость… — заметил пожилой дворянин.

— Прошу, ваше благородие! — хмуря лоб, предложил Дашков.

— Думаю, речь пойдёт о некой награде, обещанной нашими родами тому, кто поймает убийцу…

— Верно предполагаете! — кивнул Дашков и, проигнорировав снова открывшийся рот всё того же дворянина, продолжил: — Сегодня утром цесаревна Александра, которая, как вы знаете, прибыла к нам с визитом, долго спрашивала у меня, почему выродилось дворянство в Ишиме?..

Сиятельный князь сделал паузу и обвёл собравшихся взглядом. Однако в этот раз никто даже рта не приоткрыл, хотя возмущение на лицах явно читалось.

— Аристократ — это воин. Человек слова и дела, — веско добавил Дашков. — А в нашем городе дворяне почему-то не держат своего слова… Так мне сказала цесаревна.

Во время паузы несколько дворян дёрнулись было, но, услышав про цесаревну, сразу передумали возражать.

— И ведь верно, судари и сударыни! Убийств нет уже давно, два убийцы пойманы, а награда всё ещё не выплачена… — Дашков покачал головой. — Это непорядок… Ладно бы, два человека соревновались за награду!.. Но ведь оба преступника пойманы одним и тем же лицом.

— Ваша светлость, но… Нам бы хотелось бы доказательств, что пойман именно тот убийца, и что не было сговора, и что деньги… — заметил всё тот же смелый дворянин.

— Деньги ваши пойдут на подготовку к весеннему походу в Серые земли! — отрезал Дашков, невежливо прервав дворянина, но с учётом военного положения во дворце такую грубость ему сразу же все простили. — Конечно, вы можете и дальше настаивать на доказательствах… Но давно ли вы сами, судари и сударыни, были в Серых землях?

— Эм-м-м-м… — задумчиво протянул смелый дворянин.

— Верно, вы там вообще не были! — кивнул Дашков. — Что, само по себе, не делает вам чести. А сейчас туда готов отправиться небезызвестный глава рода Седовых-Покровских, всецело преданный его величеству. А без денег… Придётся вам занять его место, верно ведь?

— Думаю, пора уже, и в самом деле, выплатить награду! — уверенно хлопнул себя по колену смелый дворянин. — Жаль, для того, чтобы решить вопрос, нам не хватает одного человека…

— Да! Точно! — согласился Дашков и крикнул, повернувшись к двери: — Свистоплясов! Заходь!

И он вошёл. Молодой человек, обычно бурливший энергией и уверенностью в себе, был сам на себя не похож. Скромно пялился в пол, прикрывая огромные синяки под глазами, складывал руки так, чтобы получше спрятать отсутствие холёных ногтей и одного мизинца, а ноги переставлял настолько медленно, будто только вчера научился ходить.

— Что с вами, сударь Свистоплясов? — ужаснулся один из глав родов.

— Я… Упал вчера… — признался тот, скосив глаза в сторону. — Просто упал… И если бы не его светлость…

Это обращение Свистоплясов, преданно глядя на Дашкова, произнёс с таким придыханием, что удивился даже сам сиятельный князь.

— … То верно и погиб бы там, где упал! — с трагическим надрывом в голосе закончил молодой человек.

— Ладно, разбирайтесь, судари и сударыни… — буркнул Дашков, поднявшись со стула. — И чтобы без проволочек!..

С этими словами он покинул маленький зал, а дворяне со Свистоплясовым остались решать вопрос выплаты награды.