Глава 28. Рыцарь Мечей. Обрывы и Срывы

Живая изгородь была плотной. Ручки у меня были слабенькие. Так что от усилий я аж вспрела, мокрой была, хоть выжимай. Но все равно упорно, даже немного отчаянно, продолжала идти строго вперед, зло раздвигая упругие ветки, которые то и дело рикошетили мне то по лицу, то по рукам. Больно, между прочим, но эта боль только распаляла, и я с новыми силами драла кусты, ворошила листья, и продиралась, продиралась строго вперед.

Одна ветка зарядила мне прямо в глаз, от чего тот заслезился. Ну конечно я начала его тереть! А потом для симметрии и второй. А когда глаза слезятся, сразу и нос закладывает. Естественно, это дико мне взбесило! И в итоге я начала сражаться с обидевшим меня кустом, рассказывая ему, какой он гадкий. Наверное, со стороны я выглядела максимально убого, размахивая руками в попытке ударить листья, и гнусавым голосом громко обижаясь уже на весь мир.

Но в некотором смысле это было прекрасно. Потому что злиться, оно всегда приятнее, чем бояться. Вот сейчас я никого не боялась!

Вы скажете, что тут никого нет, и бояться и так нечего? Но вообще-то тут явно кто-то был! И не один! Тут, на удивление, много кто был! И с каждым обесчещенным кустом, кажется, пустой мир этого мерзкого лабиринта наполнялся звуками. Но остановиться я уже не могла. Уже чуть не головой проламывая стены я перла вперед. Зачем? Да не знаю уже! Не помню, а может никогда и не знала.

Со всех сторон на меня обрушивались чьи-то голоса, зовущие, молящие о помощи или просто молящиеся, песни и разговоры с самим собой; и шаги, шаги, шаги по каменной плитке — такие отчетливые… Каблуки стучат, и это мне что-то напоминает, но ухватиться не получается. Чьи каблуки стучат по камню? Так показательно громко, не по возрасту…

А я рву руками заросли, пробиваясь вперед, и на меня обрушивается все больше и больше звуков. Они смешаны в огромную бесконечную массу, из которой невозможно что-то вычленить. Как будто меня окружают тысячи и тысячи людей!

Я уже почти не помню, кто я. Только то, что мне надо идти вперед, и вертись хоть весь мир на нефритовом жезле. Лицо было мокрым от слез и соплей, которые я подтирала рукавом халата. Нет-нет, я не грустила! Просто глаза растерла не к месту, но очень основательно.

— Меня зовут Шура! Я журналистка! Я нашла себе мужа, но, видимо, где-то потеряла, иначе не пойму, почему он не рядом! Как же его там зовут?.. Аш? Арш? У него имя шипит, как змея! — я болтала сама с собой, надеясь перекрыть своим голосом чужие, но получалось скверно, — Да заткнитесь вы все!

Рука соскользнула с довольно толстой ветки, и она с размаху врезала мне по носу. «Наши братья не останутся неотмщенными!» — как бы говорила мне эта ветка. Я же в ответ только жалко выла, и злобно драла листья. Не надо злить тех, у кого есть руки и нет совести.

Я не смотрела по сторонам, не прислушивалась, но все равно всем существом ощущала присутствие людей, которые тут бродят и не видят друг друга. Видели они только меня и ко мне липли. Нависали, цеплялись — но мне они были не нужны, они только отвлекали, и я шла вперед, делая вид, что не вижу и не слышу их. Боялась остановиться.

А в голове роились не воспоминания, не обрывки даже, а всполохи просто, искорки чего-то, что сдавливало грудь, тревожило, но не давало за себя зацепиться. Такое бывает, когда только просыпаешься, пытаешься вспомнить сон, а он буквально вытекает из головы, как ты за него не хватаешься.

— Меня зовут Шура! Я… — чертчертчерт, — Я… Я ищу своего мужа!

Я расковыряла дыру в очередной изгороди, продираясь через нее, жмуря слезящиеся глаза и чувствуя, как хлестко ветки бьют по щекам, царапая кожу.

— Я Шура, — шипела я гнусаво и хрипло самое важное слово, — Шу-ра!

Протянула руки, готовая ввинтить их в очередное разросшееся вьюнами препятствие, но… ощутила только ветер, бьющиеся в ладони.

Я резко распахнула глаза, все еще немного слезящиеся, но хотя бы не заплывшие влагой настолько, что ничего не видно. Капельки срывались с ресниц и улетали почему-то вверх. Воздух игриво растрепал мои волосы, подкинув их вверх, а потом бросив в лицо.

Подо мной раскинулся Высокий Город. Стекающий к озеру Нера, блестящий куполами и позолотой, утопающий в оранжевом свете теплого солнца, лениво ползущего в сторону горизонта. Свежий воздух заполнял грудь, играл с волосами, холодил щеки — и только теперь я поняла, как вязок и недвижим он был в коридорах лабиринта. Этот момент освобождения был так свеж и прекрасен, что я просто дала себе пару секунд насладиться им.

Я повернула голову от солнца, чуть слепившего глаза, и наткнулась взглядом на часы. Огромные астрономические часы, лазорево-золотые, восхитительно прекрасные; их стрелки двигаются с сотворения мира и остановятся, когда мир разрушится. Я видела их только очень-очень издалека (сколько ни обещала себе, все никак не могла сходить посмотреть поближе), и вот сейчас я их разглядывала и понимала… что я их уже видела. Это было дежавю. Нет, это был сон. Кажется, я видела их во сне, и раскинувшуюся подо мной столицу — тоже. Будто в этом моменте я уже была.

Чьи-то призрачные руки еще тянулись из лабиринта, хватались за одежду — за штанину, за полы халата; пытались цапнуть запястье. Я дернулась, чтобы освободиться, и… полетела вниз. Сердце резко ухнуло куда-то в желудок, а голова закружилась, и я полетела.

Ну конечно! Ну конечно, после всех мытарств в этих трижды проклятых зарослях я полечу вниз, чтобы превратиться в лепешку!

Мой прощальный вопль слышал, наверное, весь город. Ну, я на это надеюсь! Голос я не жалела, по крайней мере. И словарный запас тоже.

Бесполезно взмахнула руками, пытаясь уцепиться за… воздух? Но продолжала падать и визжать. Визжать и падать.

Очень не хотелось умирать. До соплей обидно было умирать вот именно сейчас. Может быть даже визжала я не от страха, а от обиды на несправедливый мир. Почему-то, стоило мне ощутить невесомость, как все мое ко мне вернулось. В смысле, я вспомнила, что было перед тем, как я очутилась в лабиринте. И, пока я летела в пропасть, именно этот момент самым огромным сожалением стоял у меня перед глазами.

Он хотел мне признаться. Я уверена, что он, черт подери, хотел мне признаться! Он повернулся, посмотрел на меня, и совершенно точно хотел сказать, что я самая прекрасная женщина во всех возможных мирах, и он хочет отдать мне не только руку и сердце, но всего себя со всеми потрохами! Я даже думаю, что он хотел встать на колени! Может даже серенаду мне спеть — а почему бы, собственно, и нет?

Но вместо этого меня выдернули бродить в каком-то жутком местечке из которого я нашла выход… ну, нашла выход. Да только не тот!

И сейчас я визжала, срывая голос.

— Оте-е-ец-Драко-о-о-он, ты засране-е-е-ец!.. — пусть все знают. Чтоб ему Мать-Земля на том свете спать спокойно не давала.

Своим воплем я задохнулась, когда с обрыва, точнее из проделанного моими многострадальными ручками выхода из лабиринта, сиганул кто-то большой и крылатый.

Без преувеличения огромные крылья распахнулись, закрывая своим размахом для меня весь мир. Мой Раш меня нашел! Да только поздновато! Я лечу минимум на десять секунд дольше, чем он! По-моему, это много, но физика никогда не была моей сильной стороной, да и ситуация не та, чтобы делать расчеты.

Так что я просто вперила в него взгляд и больше не отпускала его от мужчины; время будто замедлилось, и я словно в замедленной съемке смотрела, как от кромки волос растут рога, а лицо обрастает золотыми чешуйками. Конечно, этого очаровашку я хотела видеть своим мужем не из-за внешности. Но вот сейчас, сосредоточенный, злой, отражающий всем своим телом золото заходящего солнца, он был так прекрасен, что я захотела его еще больше.

Его тело увеличивалось, змеилось, и с последним рывком время вернуло свой разбег, а меня бухнуло по голове осознанием того, что я, черт возьми, сейчас расшибусь!

— Лови-и-и-и меня-а-а-а-а! — завопила я совсем не мужественно, и лицо у меня, искривленное ужасом и недоумением, наверное, было просто потешным. Но точно не для Раша.

Его глаза, огроменные, неожиданно приблизились. В одном из них я увидела свое отражение — ну чисто подранная кошка! — и подумала, что он похожи на смолу, в которой я готова застыть на веки вечные, только бы он успел. Успейуспейуспей.

Он поднырнул под меня огромной башкой, и сердце кувыркнулось, а вестибулярный аппарат потерял чувства от очередной не предназначенной для его истрепанных нервов смены положения тела в пространстве.

Я только почувствовала, как распласталась по нему, судорожно пытаясь ухватиться хоть за что-то. Руки нащупали что-то, похожее на ствол дерева, и я ухватилась обеими руками, так и не открывая глаз. Я себе клятвенно пообещала, что открою их только когда окажусь на твердой поверхности и в теплых объятиях…

Стоило нам приземлиться, Раш буквально содрал с меня все украшения и, наконец, уткнул лицом в грудь, крепко прижимая к себе. Меня все еще слегка колотило, так что я просто обвила его руками, еще и ногу закинула для гармонии, и все-таки разревелась. Он зарылся пальцами в мои спутанные волосы, уткнулся в макушку и шипел что-то совершенно мне не понятное, но успокаивающее. От его шепота я подвывала только громче, совершенно не стесняясь.

Он небольно, но крепко, дернул меня за волосы, поднимая зареванное лицо. Поцеловал сначала щеки, нос, лоб, даже подбородок поцеловал. Сцеловывал соленые капли, массировал мне затылок, прижимал крепко к себе за талию. Уткнулся лоб в лоб и смотрел мне в глаза так внимательно. Он был до сих пор весь насторожен, натянут — мышцы напряжены так, что будто за камень держусь.

И мне как-то моментально расхотелось себя жалеть, хотя именно этим я и собиралась заниматься ближайшую неделю — минимум. Слезы высохли.

— Раш… — просипела я, пытаясь разгладить его лицо, — Аррираш-ш-ш…

Жалеть себя расхотелось, а вот его стало почему-то очень жаль. Он смотрел на меня, не моргая, будто боялся, что стоит ему хоть на долю секунды прикрыть веки — и я опять исчезну. Это могло бы порадовать — что я ему так важна. Но чувство было скорее неприятное. Мне было неприятно видеть такое его лицо. Я гладила лоб, пытаясь разгладить морщины, поцеловала его в обе щеки в надежде, что улыбнется. Но он будто закаменел весь, только стискивал меня все крепче.

Коса у него расплелась, и золотисто-русые локоны свободно разметались по плечам. За них я и дернула, наклоняя его лицо пониже, чтобы не стоять на цыпочках. И поцеловала.

Стоило только прикоснуться к его губам, совсем легонько, как он, наконец, отмер. И поцеловал меня сам, крепко, яростно, явно выплескивая накопившееся напряжение. Стиснул волосы в кулаке так, что я не могла пошевелиться. Да и не хотела. Только теснее прижалась, закрыла глаза, и отдалась.

Так его жалко почему-то было, хотя это вовсе не он летел сейчас вниз, представляя, как расшибется лепешкой о камень. Это не он блуждал по лабиринту, теряя себя. Не у него от царапин и синяков, оставленных плотными зарослями, щипало лицо и руки, и шею. Но жалко было все-таки его, а почему-то не себя.

Он слегка прикусил нижнюю губу, оттягивая, и прошипел мое имя. И снова поцеловал.

Его потихоньку отпускало. Он уже не накидывался, а ласкал. А я только стояла и принимала — пусть делает что хочет, только бы перестало так сдавливать внутри от жалости и вины. За что вины? Да не знаю! Но почему-то мне было плохо и стыдно, будто это опять я виновата. Я прижималась к нему и пыталась сцеловать с его щек слезы, которых не было. И меня потихоньку тоже отпускало.

Сзади что-то кряхтело. А я уже успокоилась достаточно, чтобы подумать о том, что вот сейчас идеальный момент, чтобы взять его в оборот. Он только спас даму из беды, весь издерганный, ничего явно не соображающий. Я же могу его быстренько соблазнить?.. А то вдруг он потом опять себе чего надумает и решит, что мы все-таки не можем быть вместе!

— Раш… — я максимально томно посмотрела ему в глаза, вся растеклась в его руках, — Ты же никуда не уйдешь?.. Давай побудем вместе, мне так страшно!

Его глаза блеснули тягучей смолой, он вроде даже не понял вопроса, но просительная интонация мимо ушей не пролетела, и на лбу просто неоном высветилась надпись: «Все, что хочешь, дорогая, только не трепи мне так больше нервы!», и он подхватил меня на руки и посмотрел снизу вверх с интересом. Я, надеюсь, соблазнительно прикусила губу. Сзади опять что-то настойчиво прокряхтело.

— Хочу, чтобы ты обнял меня покрепче и никуда не отпускал!.. — прошептала я, умоляюще глядя в глаза, — Мы же можем побыть только вдвоем? Мне было так холодно и одиноко! Я звала тебя… И ты пришел. Ты же никуда не уйдешь больше?

Он покачал головой, все также преданно глядя мне в глаза снизу. Я погладила его по голове. И он довольно что-то прошипел, даже рта не раскрывая. Будто звук через все тело шел.

— КХЕ-КХЕ! — снова назойливо прозвучало за спиной, и я обернулась, зло глядя на источник звука. Ну кто еще там нас опять отвлекает!

— Вас не учили, что не надо лезть в чужие дела?! А то можно и без зубов остаться! — раздраженно кинула я. К счастью, Раша мои метаморфозы не смутили; я даже боязливо глянула, но он все так же смотрел на меня, не отрываясь — и было ему глубоко фиолетово до того, как не томно я вызверилась на… А это кто вообще?

На меня обалдело уставился златовласый мужчина. Довольно симпатичный, неплохо сложенный, красиво одетый. Он приподнял бровь так выразительно, будто это движение было отточено годами практики. Вообще-то, мне стало перед ним как-то неловко. Неожиданно проснулась чуйка, которая верещала в голове дурниной, что мы наехали не на того.

Проснулась она потому, что в лице незнакомого мужчины, при более внимательном осмотре, нашлось… как это назвать? Семейное сходство? Фамильные черты?.. Золотой сюртук я до этого только на Раше видела… В общем.

— Ой, Раш, что-то мне нехорошо!.. Кажется, я сейчас в обморок упаду… — как могла попыталась исправить ситуацию я, растекаясь в его руках умирающим лебедем.

Он тут же взволнованно прижал меня к себе, подхватывая под колени, и сквозь ресницы я увидела, как зло и раздраженно он посмотрел на… ох, Мать-Земля, только бы не на Императора! Ну пусть это будет какой-нибудь четвероюродный дядя, ну пожалуйста! У меня нет сил на новые неприятности.

Занавес раздвигается. Сцена:

Гостиная. Для разнообразия — совсем не аскетично, а очень даже роскошно обставленная. Ну а как еще она может быть обставлена во дворце? Правильно! Только роскошно. Золото, бархат, начищенный до блеска паркет, отмытые до скрипа стекла — и все в таком духе!

У окна, на диванчике, сидят два героя-любовника из одного романа, в котором не нашлось места принцессе. Судя по постным рожам, Его Величество, за время моей прогулки по местным достопримечательностям, успел и поглумиться, и допросить, и еще раз поглумиться.

Подтверждением этой теории служило то, что обращая на них свой повелительный взор, Император очень выразительно корчил рожу: «Не понимаю, почему они такие унылые! Мы очень весело провели время» — похожую маску цеплял на себя Раш, когда выводил окружающих своей вежливостью настолько, что у них скрипели зубы. Возможно, от него и понахватался. Говорят же — с кем поведешься, от того и наберешься! А я знала, что в формировании личности Императора Раш играл не последнюю скрипку.

У камина на диванчике сидела Ева, то и дело разглаживающая складки платья и поскрипывая шарнирами. Она радостно смотрела на найденную потеряшку, то есть — меня, и ее ничего не беспокоило. Да и чего беспокоиться, право слово? Только все порывалась к нам в объятия кинуться, а потом сама себя останавливала. И продолжала радостно блестеть в нашу сторону керамикой глаз и улыбаться.

За ее спиной стоял как всегда прекрасный и холодный — граф Сибанши. Он упрямо смотрел с стену и делал вид, что его здесь вообще нет. Наверное потому, что у него еще не закончился рабочий день, а его на увеселительной прогулке поймало даже не просто начальство, а начальство его начальства. И иногда поглядывало на него с вопросом, но пока еще не настолько заинтересованно, чтобы вопрос задавать.

Гораздо большую заинтересованность биг босса вызывала, к огромнейшему моему сожалению, я сама. Поглядывал он на меня с исследовательским интересом энтомолога. Но разговаривал исключительно со своим дядюшкой, вполне однозначно показывая, что до разговоров с большими дядями я еще не доросла, и со мной диалога вести никто не собирается.

Мужчина чуть кривил лицо. Может быть кто-то попортил воздух; может у него разболелся зуб; может блеск паркета слепил глаза, в конце концов! А может его слегка смущало, что я сижу на коленях его дядюшки. Это вроде как не очень прилично, и я бы даже слезла, честное слово! Но кто бы меня пустил? Раш держал крепко. И в ближайшее время, судя по всему, меня вообще будет с собой таскать везде, причем исключительно подмышкой.

Я, кстати, относилась вполне себе с пониманием. Ну просто я помню, как он психовал, когда понял, что на мою тушку покушаются, а тут я на его глазах чуть к праотцам не отправилась. В общем-то, если бы он на моих глазах чуть не умер, я бы наверное тоже к нему прилипла на какое-то время — и даже без всех этих их драконьих загонов.

— Из всех присутствующих здесь существ допуск во дворец есть только у Его Высочества Великого Князя Аррирашша и Его Светлости, — император обвел нашу развеселую компанию взглядом, остановившись на графе Сибанши, — Кто первый хочет упасть на колени и каяться в незаконном проникновении? Мне, по большому счету, не важно, — в противовес своим словам, смотрел он только на красавчика-следователя, — Можете хоть в алфавитном порядке. Кстати, граф, вы тоже можете присоединиться — в конце концов, вы сейчас не здесь должны быть.

Я поерзала, устраиваясь поудобнее, и вытерла чуть вспотевшие ладони о штаны. Все-таки Император — это вам не хухры-мухры! Такой тон и взгляд, наверное, с детских лет разучивают — чтобы каждый подданный мог почувствовать себя ничтожеством еще до того, как его в чем-нибудь обвинят. Раш положил ладонь мне на плечо и надавил, буквально укладывая меня на себя, и успокаивающе погладил по голове.

Спасибо, любимый, стало гораздо лучше! Особенно когда свой прищур Его Величество снова обратил на меня!

— Не хотите выбирать, я выберу сам, — потянул он, выразительно глядя на руку любимого дядюшки на моей голове.

— Ваше Величество, я вам уже говорил, что случилось, — спокойно ответил Раш, возвращая лицу привычную вежливую улыбочку, — Ваш Первый Советник покушался на жизнь четвероюродной внучатой племянница госпожи Киныси. Из личной непрязни. Все собравшиеся здесь всего лишь пытались предотвратить это гнусное преступление. И падать на колени и каяться… Думаю это стоит первым делом сделать именно вашему Первому Советнику, когда он вернется во дворец.

— И у тебя, конечно, есть доказательства? — поинтересовался император, кажется, прекрасно зная ответ.

— Ну зачем-то же я родился представителем правящего рода? Полагаю, я могу позволить себе казнить его без суда и следствия, основываясь лишь на своей глубокой и непоколебимой уверенности в его вине.

Его Величество на это только скривился.

— Нет, не можешь! А насчет этой… э-э-э… племянницы я бы еще подискутировал! Что вы себе вообще позволяете! Прямо во дворце! Что за лобызания?! Ладно она — дурная человечка! Ты-то как до такого опустился?!

— Не понимаю, о чем ты, — деланно удивился Раш, — я всего лишь успокаивал бедную, до смерти напуганную девочку!

Все, кроме Его Величества, тактично отвели взгляд от его руки, покоящейся на моем бедре. Вот нравятся мне эти его аристократические тараканы! Все все понимают, но мы до последнего будем упорно завуалировать, чтобы никто не дай бог не понял.

— Посмотри, она дрожит, как птичка! — продолжал Раш, войдя, видимо, в роль, — Все никак отойти не может от жестокости этого мира. Ее от страха ноги не держат! Как ты будешь оправдываться перед госпожой Киныси за это преступление? Как ты вообще можешь в ее присутствии заявлять, что преступник не получит наказание?!

Раша понесло. Дор с Бором и граф, за компанию, высматривали что-то в окне; Ева все улыбалась мне ласково, как бы говоря: «Не обращай внимания на этих остолопов! Теперь все будет чики-пуки!»; Его Величество злобно метал молнии в сторону своего дядюшки.

— Шама здесь нет! Как он мог на нее покушаться?! — таки смог вставить свое веское слово он, уловив момент, когда Рашу надо было перевести дыхание.

— Он использовал не запатентованную разработку своего отца в области арефакторики, чтобы перенести ее в Лабиринт. Его коварство и жестокосердечие не знает границ!

— Ваше Высочество, любезнейший дядюшка, — раздраженно зашипел Император, — Все знаю, что человек не может найти выход из Лабиринта! Что за бред ты несешь?! Если бы она там оказалась, то с ней уже можно было бы попрощаться!

Вот смотрю я на Императора и понимаю: любезнейший дядюшка у него в печенках сидит. Мне даже интересно, почему Раш его так бесит? Ну, точнее, я могу понять — Раш на самом деле тот еще латентный тролль, а за сотни лет, наверное, много накопиться успеет… Но, в общем и целом, он же душка! Ну просто лапушка!

Конечно, есть вариант, что я так думаю, потому что он продолжает тихонько поглаживать меня по голове, целуя иногда в макушку… Я довольно улыбнулась и потерлась щекой о его грудь. Раш весело на меня посмотрел, прищурив глаза. Вот оно, счастье…

— Она и не нашла выход, — томно прошелестел Раш, все также глядя только мне в глаза, — Она его сделала.

— Каким образом? — откинулся на спину кресла его племянник, видимо, смирившись, что до совести родственника не дозовется.

— Руками кусты раздеребанила, — хихикнул мужчина, а потом нахмурился, — Видишь — вся исцарапанная! Все из-за этой с-с-собаки вшивой!

Его Величество закашлялся воздухом, обалдело уставившись на меня. Повернулся в сторону графа, и тот кивнул. Мужчина подскочил и выбежал в коридор, приказывая первому встречному немедленно оцепить Лабиринт Йешшей и никого в него не пускать приказом Императора. Вдогонку крикнул не подходить к храму слишком близко и вызвать Главу Магического Министерства для анализа ситуации.

Ворвался обратно, театрально громко хлопнув дверью, и снова уставился на меня.

— Ты хоть понимаешь, что натворила?! Это место было создано Божественной Волей! Которая до сих пор плохо изучена даже Собранием Ученых Существ! Темная знает, чем обернется нарушение этого плетения! А вдруг вся столица улетит в Темный Хаос? И такое возможно!..

— Да как ты смеешь на нее кричать?! — тоже разозлился Раш, — Кричи на Шама — это его вина! Она всего лишь спасала свою жизнь.

Переругивались они потом еще долго. Вполне допускаю, что даже получали от этого удовольствие. И хотя Раш однозначно был старше и опытнее в умении доводить любимых родственников до бешенства, его племянник все же был Императором. Поэтому явление Первого Советника мы так и не дождались. По итогу жарких споров Его Величество нас просто выпнул из дворца, припомнив даже то, что у Раша отпуск, и ему тут делать нечего — и вообще из отпуска он может не возвращаться! — и наказал охране нас не пускать, если они дорожат своими головами ну хотя бы как памятью.

Если говорить откровенно, мне до этого их Шама дела не было никакого. Я просто хотела домой, обнимашек и послушать, как вредный чайник возмущенно кипятит нам воду для чая. А утром встретить в Рашем рассвет.

Нет, конечно, появись такая возможность, я бы дала Первому Советнику смертный кошачий бой с выдергиванием волос, выковыриванием глаз и расцарапыванием наглой рожи. Но если мне такой возможности не предоставится, плакать не буду — лишь бы парень от меня отстал, а там пусть живет, убогий!

Совсем идиоткой я не была и понимала, что на должность такую важную кого попало бы не взяли. А еще я понимала, чем его смущало мое существование. Не удивительно, что Его Величество был не слишком расположен убирать верного слугу из-за какой-то девчонки, которую он, судя по взглядам на меня периодически бросаемым, сам бы не прочь отправить на увеселительную прогулку на еще какую-нибудь их опасную достопримечательность. Ну, только с гарантией, что я и ее не попрочу!

А Раш вот был сильно раздражен, хоть и улыбался мне и болтал о какой-то ерунде, пытаясь меня успокоить. Я уже давно была спокойна, только устала очень. И болтовню о ерунде поддерживала, чтобы успокоить скорее его.

Дома мы все, наконец, выдохнули. Ева засуетилась на кухне, Раш опять усадил меня на колени, уткнулся в макушку и затих; граф решил почитать мне занудную лекцию о здравомыслии — непонятно только к чему? Дорик с Бориком лениво плевались друг в друга ядом, пытаясь прийти в себя от всех насмешек, которыми их успели засыпать за перфоманс у входа в Лабиринт, о котором нам рассказала во всех подробностях Ева.

В общем, все наконец было так, как и должно быть…

* * *

— Ты зачем к девчонке полез? — проворчал Ярм, так и не оторвавшись от отчета Главы МагМинистерства.

Шарам слегка вздрогнул, но моментально успокоился. Он только вернулся во дворец, и сразу пошел к Императору с докладом. Теперь стоило выбрать линию поведения: «Не понимаю, о чем вы!» или «Это все ради процветания Империи!». Шарам чуть прищурил глаза, и решил не строить из себя дурачка. Что должен был — он сделал, а это главное.

— Вы просто не знаете, что они!..

— Знаю, — отрезал Его Величество, — Но самоуправства в решении таких вопросов больше не потерплю. Думай, что делаешь. Дядя в бешенстве и в любой момент готов расстелить тебе красную дорожку в сторону плахи. Еще и оркестр пригласит и в первом ряду сядет. И будет прав. Ты мой Первый Советник. Ты мне нужен. Я едва не потерял твою голову из-за какой-то полоумной человечки.

Стоило Ярролиму вспомнить эту девчонку, как опять поднялось раздражение. И где только дядя таких находит?! Каждый раз смотрит на сокровища родственника и думает, что больше его уже ничем не удивишь, и каждый раз дядя Арши где-то нарывает еще одно чудо природы! И сидят все, не испытывая ни капли пиетета к вышестоящим, глазами хлопают — один другого краше! А что теперь с Лабиринтом делать?!..

— Его Высочество и сам должен понимать, что ведет себя неприемлемо для существа его положения, — Шарам предусмотрительно склонил голову, как бы соглашаясь, но тон его был ни капли не сожалеющим, — Кстати, насчет людей…

— Даже не начинай! — воскликнул Ярм, даже руку подняв, — Еще слово, и я все-таки отдам тебя на суд дяди, как, между прочим, и должен был по нашим законам. Ты покушался на его сокровище! Скажи спасибо, что девчонка выжила, иначе дядюшка без твоей головы из дома бы не ушел!

Первый Советник замер, отупело уставившись на Ярролима. Он, кажется, даже не дышал, просто забыл — как.

— Она… — сипло выдавил из себя мужчина, — она вы-выжила?..

В этот момент на него, верно, жалко было смотреть. Шам с трудом протолкнул в легкие воздух и судорожно сжал ладони. Император все так же читал отчет и бросил как бы между делом:

— Она выжила, — он скривился перелистывая страницу и просмотрел ее по диагонали, — А вот Лабиринт, кажется, нет! Слушай, Шам, это просто какой-то кошмар! Ты не мог отправить ее куда-нибудь подальше от дворца?.. Он вообще-то дорог мне как память.

Слова доносились до мужчины будто сквозь воду. Он что-то кинул про то, что ему надо закончить дела, и Его Величество махнул ему рукой, отпуская. Шарам вышел в коридор и быстрым шагом дошел — почти добежал — до ближайшего балкона, и только там смог нормально вдохнуть воздух.

То есть — она выжила?! Все его труды насмарку? И Аррирашш теперь вообще с нее глаз не спустит… Как и с него самого.

Его неожиданно сильно задела эта новость, будто кувалдой по башке. Он перекинул тело через ограждение балкона, почти свисая головой вниз, и старательно запихивал в себя воздух. Потому что иначе дышать не получалось. Из глаз выбило злые слезы.

Ну почему?.. Почему она не могла просто тихонько исчезнуть? Он столько времени и сил потратил на эту девчонку — и все зря? Она сама-то осознает, сколько проблем приносит и сколько еще может принести? Точно нет! А самое отвратительное — что об этом совершенно не хотят думать те, кто об этом думать обязан!

Оба они не хотят разобраться со своими проблемами, как какие-то дурные детишки. Шарам собирался избавиться от девчонки, а со временем тихонько убрать и мальчишку. Раз они не хотят — пожалуйста! Он готов сделать все за них! Но их же и это не устраивает!

И она каким-то чудом смогла выбраться из — подумать только! — Лабиринта Йешшей. У Первого Советника жутко болела голова, от злости и обиды было тяжело дышать. В голове было то ли пусто, то ли она лопалась от чувств, мыслей… даже это понять не получалось. Он потер виски заледеневшими пальцами, а потом приложил их к горящим глазам.

Все остальные проблемы казались абсолютно не важными, стоило только подумать о том, как Его Высочество, третий в очереди на престол, целовал какую-то человеческую девчонку! Даже нет — не какую-то! Самую дурную из всех, кого только можно найти в Высоком. Скандально известную журналистку. Хуже было бы разве только если бы он целовал шлюху. Хотя даже шлюху было бы лучше — уж это оправдать в случае чего труда не составит… А сам Император прячет во дворце бомбу замедленного действия. Собственного сына, который по какой-то ошибке родился… человеком.

При том, что родословная как Его Величества, так и Ее Величества — да упокоит Отец-Дракон ее душу — чиста от любой связи с людьми. Да и как они вообще могли затесаться в родословной вообще любого дракона?! У них с людьми даже самого распоследнего полукровки, даже откровенного уродца родиться не могло! Но все же это случилось.

И очень сомнительно, что другие гнезда отнесутся к этому с пониманием. Даже на равнодушие расчитывать не приходилось. Ухватятся за мальчишку с радостным улюлюканьем и устроят саВаршем и всему государству очень большие неприятности.

От маленького принца стоило избавиться. И Шарам прекрасно понимал, насколько это отвратительно даже звучит. Но от него уже давно стоило избавиться. Он сам готов был запачкать руки. Ну не хотят они — он сам возьмет грех на душу! Потому что даже сам факт существования мальчика — неприемлем. А уж то, что он живет во дворце, пусть и тайно — самая дурная блажь из всех, которые когда-либо позволял себе Ярм.

Голова продолжала наливаться свинцом, и Шам сдавленно застонал. Что ему делать?..

Он должен решить хотя бы одну проблему.

Загрузка...