Твоё слово

Глава 19. Влюбленные. Поцелуй

Я стояла привычно на обрыве. Дядя Воська тренькал на своих то ли гуслях, то еще чем-то струнном.

— Дядь Вось, а что там в картах после Суда-то было? — спросила я, вглядываясь в даль.

— А я тебе говорил, что потом уж поздно будет! — захихикал старик, — А ты убежала, дурочка! Дядька тебе когда плохое советовал, что ты его не слушала, а?

— Ты мне, когда я впервые на студенческую вечеринку пошла, посоветовал понижать градус, потому если повышать — плохо станет, — напомнила я ему о том дне, когда зареклась пить и завязала с вечеринками, — Плохо стало. Потому что понижать, оказывается, нельзя. Только повышать.

— Кто старое помянет — тому глаз вон! — взвился старик, — И вообще, чего ты стоишь-то?

— Думаю, куда идти.

— Так со всех сторон обрыв, — напомнил дядя, — Какая тебе разница-то?

— Разница в том, что именно я буду созерцать в последнем полете, — честно ответила я, — Поэтому — большая! Думаю, пойду прямо, там часы такие красивенькие.

— Да-а, — потянул дядя Вося, сощурившись, — Тока времени осталось чуть.

— А потом что будет?

— А потом будет то, что будет после того, как будет сейчас, — он почесал подбородок, вглядываясь с часы, — Это глубокая мысль.

— Правда? Звучит, как бессмыслица, — я вскинула брови, — много у тебя еще глубоких мыслей?

— Целая коллекция, — старик кивнул, улыбнувшись небу, — Вот, например. Чтобы начать что-то делать, надо что-то начать делать.

— Чтобы стать богатым, надо разбогатеть, — продолжила я.

Дядя подхватил.

— Если хочешь нравиться людям, надо понравиться людям.

— Если хочешь сделать что-то хорошо, надо придумать что-то, и сделать его хорошо!

— Если хочешь понять смысл жизни, надо найти смысл жизни и понять его!

Мы продолжали перекидываться самыми глубокими мыслями из всех, которые я слышала в своей жизни, а потом я вдруг спросила.

— Зачем я здесь?

Дядя Вося дернул струну и перевел на меня взгляд.

— Чтобы понять зачем ты здесь, надо понять зачем здесь ты.

Я задумалась. Зачем могу быть нужна я?

— У меня есть какая-то суперсила?

— Дурить и рассказывать несмешные анекдоты? Если это считается за суперсилу, то — да. Поэтому. Такая не могла не привлечь его внимание.

Как и бывает во сне, я почти не держала нить разговора. Но почему-то он казался мне важным, и я сосредоточилась, чтобы не упустить ничего, не отвлечься.

— Чье? И зачем?

— Затем, что ты свободна от предрассудков этого мира.

— Я тебя не понимаю, — фыркнула я и отвернулась.

— А тебе и не надо. Почему ты до сих пор стоишь, раз решила, куда идти?

Когда я проснулась, было еще темно. Рассвет даже намеком еще не начал задаваться, и это радовало. Было время немного подумать. Я решила, что Раш должен быть моим мужчиной. Каким должен быть мой первый шаг? Как человек я ему уже нравлюсь. А как на женщину он на меня вряд ли когда-нибудь смотрел. Я и сама на себя так не смотрела. Не было на это никаких особо причин.

Значит, для начала надо напомнить ему, что я женщина, да так, чтобы он уже точно не смог забыть! А вот каким образом это сделать?

Я щелкнула по магнакопителю, разогревая плитку, и поставила на нее чайник.

Думаю, мне не стоит резко менять свой облик или поведение. Мне будет некомфортно, и я буду выглядеть не клево, а неловко. Может стоит его немного полапать? Это не будет выглядеть слишком странно, потому что я так уже делала! Но у меня будет, так сказать, простор для действий. Вот только я-то в нем мужчину, как оказалось, и так вижу, а мне нужно, чтобы он увидел во мне женщину. Так что в идеале, конечно, лучше бы он меня полапал!

На этой мысли я неожиданно зависла. По позвоночнику прошлась шеренга мурашек, а щеки и шея вспыхнули жаром. Наверное, с этим торопиться не стоит. Он же такой неловкий, и только вчера мне рассказывал, как не любит принимать решения! Испугается еще. Лучше я все возьму в свои руки, чтобы ему вообще ничего не надо было делать!

Чайник закипел, и я вынырнула из своих мыслей.

Я открыла дверь, с легким волнением опустила глаза на лесенку и выдохнула, когда уперлась взглядом в его спину.

— Доброе утро, Шура, — он, как всегда, говорил негромко, но с тем спокойствием, которое отчетливо слышно даже среди шума.

— Доброе! — я плюхнулась рядышком и привычно прижалась к его боку, отметив, что хоть он и не шелохнулся, мышцы рук напряглись. Сдула парок с кружки и вдохнула прохладный утренний воздух. Э-эх, хорошо! Птички поют в тишине утра, солнышко на горизонте наклевывается… Красота. Вот только что-то я, похоже, погорячилась насчет взять все в свои руки.

Потому что руки мелко, почти незаметно подрагивали. Кровь отлила от занемевших конечностей, а сердце так бухало о ребра, что слышно, наверное, было даже на соседней улице. А от мысли, что Раш-то точно слышит с этим своим супер-слухом не-человека, оно билось только еще сильнее, а от этого снова становилось еще более неловко, и сердце еще больше уходило вскачь! Красота. Я со спокойной улыбкой упорно смотрела только прямо перед собой, хотя не видела ровным счетом ничего. Щеки, по ощущениям, полыхали, да и вообще все лицо, а плечи слишком часто, до стыда часто, вздымались от учащенного дыхания. Кра-со-та.

Я не могла пошевелиться. Меня выворачивало от мысли, что он прекрасно понимает, насколько мне неловко; понимает, почему мне неловко; понимает, как действует на меня его присутствие. Мне никогда в жизни не было так неловко. Мне вообще по жизни редко бывает неловко, даже самую малость. И я совершенно не знала, как бороться с этим состоянием, потому что я банально с ним никогда не сталкивалась. Красота…

Ну что, Шура, взяла все в свои руки? И как ощущения? Я сглотнула и быстро чиркнула взглядом по Рашу. Это чертяга выглядел как всегда, то есть спокойным, как мамонт! Я тут волнуюсь, а он преспокойно лыбится в небо! Красота!

— Вот тебе письмо, — Раш протянул мне конверт, за который я еле смогла ухватиться, — Тут адрес есть, надо по нему пойти, передать письмо секретарю, и барон Арино примет тебя. Подойти надо к обеду. Ты рада?

Горло перехватило и, хотя я постаралась незаметно его прочистить, ответила все равно сдавленно и как-то хрипло.

— Оч-чень рада, да, — я кивнула, спрятала конверт в карман и снова уставилась в небо. Постаралась считать облачка в надежде немного успокоить дыхание, и начала незаметно отодвигаться от мужчины. Но тут Раш приобнял меня, как он, в общем-то делал не редко, но именно сейчас это было лишним. Начал что-то рассказывать, но в ушах билось сердце, и я почти не слушала, что он там бормочет, только кивала невпопад. Как же я была взволнованна, словами не передать. Это просто безумно злило. Особенно потому, что он-то совсем не выглядел взволнованным. Я с тоской думала о том, что планы по соблазнению переносятся на неопределенный срок, потому что для начала мне надо научиться дыхательным упражнениям, которые бы помогали мне успокаиваться и не робеть от его прикосновений.

Раш уложил ладонь прямо на плечо, иногда невзначай его поглаживая кончиками пальцев, будто что-то нащупать там хотел, кроме костей и кожи. Он вдруг наклонился к моему лицу, скользнул ладонью на лоб, чуть поворачивая мою голову в его сторону и с искренним, таким выбешивающим сейчас, участием спросил:

— Шура, с тобой все в порядке? Выглядишь как-то нездорово… Ты не заболело ли, а то лицо горит? — я сейчас расцарапаю тебе лицо, шутник, и мне сразу станет легче! По глазам же видела, что он все прекрасно понимает. Я прищурила глаза. Хотелось выбить его из колеи, чтобы он не был таким раздражающе равнодушным.

— Да, все замечательно, — ответила я шепотом, а потом прошипела прямо в его губы, — просто я зла, и ты за это ответишь!

Я резко подалась вперед и прижалась своими губами к его. Чисто теоретически, я знала, что делать дальше, но практически воплотить это не могла, потому что меня опять, опять сковало от дикого стыда! Это было так до соплей обидно, что я, кажется, даже вхлипнула и от неловкости зажмурила глаза, еще плотнее бесполезно вжимая свои губы в его. Хотелось поцеловать его со страстным равнодушием, как настоящая роковая женщина, и гордо удалиться, но, видимо, навыки роковой женщины с неба не падают!

Я судорожно выдохнула, собираясь отстраниться, но тут его рука вплелась в мои волосы на затылке, резко прижимая меня обратно. Его губы уверенно раздвинули мои, тут же углубляя поцелуй. Из тела будто резко вынули весь костяк, и не падала я только потому, что одной рукой он прижимал меня к себе за затылок, а второй локтем за талию вжимал меня ближе к себе, и я как будто расплылась в его руках. Все мысли вымело из головы, а по животу будто кипятком плеснули… Он прикусил нижнюю губу и скользнул языком внутрь, а моя рука уже успела запутаться в его волосах, сжимая их в кулак на затылке, расплетая и путая косу.

Я простонала ему в губы, когда он прошелся ладонью по шее, продолжая целовать, и крепче в него вжалась, оплетая руками за плечи.

Отрезвило меня, наверное, только когда он забрался рукой под рубаху. Откуда-то резко вернулись в голову трезвые мысли, и я ужом выскользнула из его объятий и, неожиданно, с его колен. Морок как будто начал немного сползать с него, и я видела, как в меня впивается его взгляд. Он немного наклонил корпус, будто перед броском, все не сводя с меня затуманенного, но цепкого взгляда исподлобья. Это будоражило. Хотелось посмотреть, что он сделает, но вместо этого я выдала:

— Вот теперь я отомщена! — он вскинул брови, и его взгляд начал проясняться, — А теперь сиди тут, мучайся и думай над своим поведением! Нельзя дразнить людей, если не готов к ответу.

Я почти гордо удалилась, лишь слегка пошатываясь, и даже не хлопнула дверью! Я могла собой гордиться. Наверное. Хотя лобызание в публичном месте не большой повод для гордости, зато я точно могла сказать, что женщину он во мне все-таки видит.

Я упала на диван в гостиной лицом вниз и решила не шевелиться, пока меня не заставят. По телу до сих пор бежала дрожь, и лицо горело. Не знаю, почему я сбежала. Кажется, его напор меня слегка обескуражил. Что-то я немного не так себе это представляла. Ну да, я бы предпочла, чтобы инициатива была в моих руках. Но, наверное, мне не стоит забывать, что ему лет больше, чем моей прабабке, и он отнюдь не милый простачок. Нет, милый, конечно, но не простачок.

Солнышко неторопливо и равнодушно выкатывалось из-за горизонта. В соседнем доме ругалась семейная пара. Бабочки кружили вокруг собачьх какашек, неприглядной кучкой вываленных посреди дороги. По небу проплывало одинокое облачко, чей путь Аррирашш отслеживал взглядом. Облачко было в форме бабочки и плыло в сторону императорского дворца.

Раш уперся локтями в колени и уложил в ладони лицо. Он созерцал рассвет в уютном уединении; лицо его не выражало эмоций, кроме созерцательной успокоенности. Как, оказывается, спокойно он жил последние пару лет. Расслабился. Забыл, как думать головой.

Поцеловал Шуру. Почему? Ну, потому что что-то нехорошее в нем пробудило ее совершенно неожиданное смущение. Ее раскрасневшееся лицо и сбившееся дыхание — какая радостная неожиданность. Просто подарок. Он-то уже было решил, что она вообще на такие эмоции не способна, а тут на тебе — как нормальная молодая девушка смущается и робеет. Такое чудо. Расчудесное чудо. Конечно, захотелось смутить ее еще сильнее. А кому бы не захотелось? Шура вот, почуяв слабость собеседника, обычно только распаляется и давит до последнего. На самом деле, Арши хорошо ее понимал, потому что тоже любил так развлекаться. Ну и не удержался. Раш был уверен, что ни один мужчина еще не вызывал в ней такой реакции, потому что видел, как она сама была удивлена и не очень понимала, что вообще происходит. Это очень и очень грело самолюбие, глупо отрицать. Хотелось насладиться моментом. Насладился.

Когда она прильнула к нему, так неловко, что-то перещелкнуло у него в голове, и он просто поплыл. И в первый момент совсем не понял, куда это она от него сбежала и зачем? А теперь вот спасибо от всей души хочется сказать, что хоть ей сознательности хватило это остановить.

Вспомнился опять разговор с Шарамом. Наглый мальчишка был прав во всем, кроме одного — для слухов причины все-таки есть. Теперь.

Надо поговорить с Шурой, и все прояснить. А пока он еще посидит и проветрит голову. Пусть выдует из нее весенним ветерком все неуместные и лишние мысли.

Я лежала недвижимо на диване и страдальчески вздыхала, когда меня нашла Ева. Конечно, она спросила, что у меня случилось. Я не стала отвечать, потому что не знала пока, что ответить. Меня шатало от желания найти Раша и снова его поцеловать, потому что было очень приятно, и я бы не отказалась повторить, до желания пулей вскочить наверх в свою комнату, залезть под одеяло и больше оттуда не вылезать. Ева поставила чайник, и звук вскипающей воды меня немного успокоил. Было в нем что-то уютное и домашнее. Я вяло поплелась на запах разогретых пирожков на кухню и тяжелым кулем свалилась на стул, снова тоскливо выдохнув.

— Не могу понять, хочу я соблазнить Раша или нет? — ответила я наконец на вопрос Евы о том, что же у меня случилось. Деревянная тарелка для салата выскользнула из ее руки и тоскливо стукнулась об пол. Ева повернула в мою сторону удивленное лицо.

— Ч-что, прости? — уточнила она, — Тебе нравится Раш?

— Наверное, — кивнула я, глядя на рассыпавшуюся по полу морковь, — Но я опять немного запуталась. Можешь со мной поговорить?

На протяжении следующих сорока минут Ева очень ласково и, как умела, ненавязчиво подводила меня к мысли, что Раш мне вовсе не нравится, что он просто первый близкий мужчина в моей жизни и что я проецирую на него все невысказанное и чувственное, что во мне накопилось за многие годы. Что мне следует подождать, подрасти, набраться опыта и я пойму разницу между настоящим чувством и первым неразборчивым порывом. Я кивала, конечно, потому что допускала, что это правда, но внутренне не соглашалась с ней. Не знаю почему, но, кажется, мне нравилась даже мысль о том, что Раш мой или может стать моим мужчиной. И причины тут в общем-то уже не были важны. Почему мой взгляд зацепился именно за него? Почему рукам приятно щупать именно его? Почему именно его взгляд выбивает из меня смущение? Не имею ни малейшего понятия, пусть хоть бы и я просто кинулась на него, как на первого попавшегося мужчину, которому я небезразлична. Но это уже случилось. И… Почему-то даже мысль о том, что от чувств, на которые я раньше никогда не была способна, можно отказаться.

В школе, в университете, на работе — везде. Я смотрела вокруг, и все в этих чувствах тонули, по разному, но все увлекались друг другом. Смотрели с надеждой вослед объекту страстных чувств, писали записочки, неловко приглашали на свидания. Я все ждала, когда и я стану по-идиотски улыбаться от эсэмэсок, выть как белуга от отчаяния — и вообще по всякому сходить с ума от взаимодействия с противоположным полом. Я перебирала в себе эмоции, вглядывалась в лица — и не находила. Сердце било ровно, глаза смотрели трезво. Не знаю, зачем мне это надо было? Но зачем-то я внутренне — наверное даже себе в этом до конца не признавалась — очень ждала, когда же я, как все, смогу почувствовать это иррациональное, глупое и прекрасное. На поверхности, я немного гордилась тем, что так спокойно и отстраненно могу смотреть на людей, но где-то внутри завидовала тому, как могут сладко обманываться другие. Смотреть на обычного человека, и видеть не обычного человека, а кого-то прекрасного, может даже идеального. То ли не замечать того, что видят другие, то ли видеть больше, чем окружающие. Попробуй разбери.

И это чувство, из-за которого я и правда будто слегка поглупела и сегодня на рассвете с трудом смогла из себя выдавить только пару слов, пару дурацких бессмысленных слов, меня пусть и раздражало, но одновременно оно было сейчас моей самой большой ценностью. Мне абсолютно нет дела до причин. Я просто была очень рада, что у меня оно тоже есть. И отказаться от этого раздражающего чувства — это что-то совершенно дикое для меня. Как вот для Евы мысль о том, что Раш интересует меня как мужчина.

Я бы хотела ей все объяснить, но, честно говоря, не очень знала как, а еще мне немного лень было говорить, потому что волнение, которое я испытала на рассвете, слегка меня вымотало. Да и Ева, по жути взволнованная, сейчас бы меня не услышала. Она все что-то бормотала, что лучше не давать этому чувству прорасти, потому что это неразумно и причинит мне боль, а я все кивала.

— А Раш знает, что ты… ну… — она слегка замялась.

— Думаю, да, — я кивнула, и почувствовала, как слегка наливаются жаром щеки, — Он был бы полнейшим кретином, если бы не понял.

— Это хорошо. Ты не волнуйся, я ни в коем случае не буду с ним об этом говорить! — зачастила она, беря меня за руку, — Это твое личное, в любом случае! Мне бы очень хотелось, чтобы ты была счастливой девочкой, а с Рашем это никак не получится… Он же дракон, он не сможет ответить на твои чувства.

Я опять покивала. Ответил на поцелуй — ответит и на чувства.

За завтраком я эту тему не поднимала. Как и глаз, потому что Раш тоже сидел за столом, вызывая во мне всполохи смущения, раздражения и радости.

Думаю, разговаривать на тему моих планов на Раша нет смысла ни с кем, кто знает, что он дракон. Просто Ева напомнила мне одну вещь, о которой я напрочь забыла за ненадобностью. Драконы с людьми семей не строят. И не только семей. Из тех книг, которые я успела прочесть за все время, вполне можно было сделать вывод, что драконы и люди — это как два совершенно разных вида, которые не скрещиваются ни при каких обстоятельствах. Даже если очень стараться. Доказано Собранием Ученых Существ.

Я раньше об этом не думала, потому что не было никакой причины об этом думать. А теперь вот задалась вопросом — а почему так? Можно было бы подумать, что это потому что люди — единственные дети Матери-Земли, а драконы — первая раса, созданная Отцом-Драконом, что бы это не значило. Но оборотни, сиды и другие мелкие расы были созданы, по преданиям, все тем же Отцом-Драконом (хотя сами далеко не всегда были с этим согласны, особенно если не являлись подданными Шинрской Империи), и все же с людьми вполне себе скрещивались. Как и с драконами, хотя и случалось такое редко. Думаю, причин было много, но, в общем, для большинства — роман между драконом и человеком казался скорее дикостью. По моим представлением, это как если бы голубь влюбился в стрекозу. Или овца просваталась к рыбке.

Поэтому Ева так и всполошилась. Она считала, что мне бы следовало вырвать свои интерес с корнем, пока он не разросся в серьезное чувство, не без причины считала, что так было бы благоразумнее. Вот только благоразумие моей сильной стороной никогда не было, особенно если оно заставляло меня чувствовать себя плохо. А мысль о том, что я могу отказаться от этих чувств было мне ощутимо неприятно, вызывая и тоску, и раздражение, и даже немного обиду.

Я не хотела от этого чувства отказываться, потому что откровенно говоря, не уверена была, что оно со мной еще когда-нибудь приключится. Может я себя недооцениваю, конечно, но отношения с людьми, по-настоящему близкие, те, о которых пишут книги и снимают фильмы, никогда не были моей сильной стороной. Я очень легко общаюсь и завожу знакомства, но сама суть близких отношений, которая обычно была доступна всем вокруг меня, до распоследних, кажется, кретинов, от меня почему-то всегда ускользала. Я пыталась понять и проанализировать порой, когда мне нечем было заняться, по каким правилам они строятся и, главное, для чего; и даже иногда пыталась воспроизвести. Но что-то не сходилось.

И вот наконец, оно пришло. У меня появились близкие связи — и я чувствую, что это оно, а не то жалкое подобие, которое я пыталась сварганить от нечего делать любопытства ради. И так же, как я не откажусь от своей дружеской привязанности к Дорику с Бориком, я и не откажусь от своего женского интереса к Рашу. Потому что таким, как я, не стоит разбрасываться такими вещами. Чувства, которые они во мне вызывают, заставляют меня иначе смотреть на мир, полнее его ощущать, и это слишком ценно, чтобы выкидывать, потому что так благоразумнее. Особенно когда благоразумие — вообще ни разу не цель моей жизни.

И был только один человек, который, как мне кажется, по-настоящему смог бы меня понять. Красавчик-следователь. Тем более, я задолжала ему письмо!

Я собиралась написать его сразу после завтрака. Но задницей чуяла, что перед этим меня уволокут поговорить о «наших отношениях», которых в романтическом смысле быть не может. Уж больно извиняющиеся и грустные взгляды кидал в мою сторону Раш, даже в таком состоянии орудуя столовыми приборами без единого лишнего звука. Интересно, как для него со стороны выглядят мои манеры только вышедшего из пещеры хомосапиенса? Я вдруг обнаружила, что локти держу на весу, не разваливая их на стол. Когда только успела убрать?.. Конечно, положила их обратно.

Вполне ожидаемо, стоило мне выйти их кухни, меня поймал Раш и, придерживая за спину, будто я собиралась убежать, повел наверх — поговорить. Его присутствие уже ожидаемо меня смутило, но именно оттого, что это было ожидаемо, так сильно из колеи, как утром, меня это не выбило. Я позволила дыханию сбиться, фантазии уйти вскачь, и тихо наслаждалась легким, едва заметным прикосновением его пальцев к своей пояснице. Мне все еще было немного неловко из-за того, насколько для него должна быть очевидна моя реакция на его присутствие, но уже могла включить мозги и успокоить себя тем, что в моих чувствах ничего постыдного нет, что он, хочет или нет — но все-таки на них отзывается. Отзывается, даже не смотря на то, что в голове, наверное, уже написал целое сочинение на тему «Почему это неприемлемо».

Поэтому я шла и наслаждалась собственным смущением и собственными мечтами о большем, его неловкостью и его легким прикосновением, которое только раздразнивало.

Я слушала его только первые полминуты. Во-первых, потому что и так было ясно, что он скажет. Во-вторых, солнечные лучи очень красиво подсвечивали его золотистые глаза и волосы , он как будто весь светился — ну натурально святой, пытающийся направить грешницу на путь истинный. В-третьих, даже за полминуты его занудства с примесью сожаления что-то разбилось в моей черствой душе.

Последнее стало неожиданностью. Потому что я прекрасно знала, что он мне скажет (примерно то же, что и Ева), была к этому, как мне казалось, готова и собиралась, как и обычно, пропустить мимо ушей бесполезную информацию. Почему-то не получилось. Почему-то хотелось вырвать ему язык и съесть его, только бы он замолчал и перестал говорить, что я для него как сестричка или племянница.

Я головой-то понимала, что он брешет, причем, что удивительно, судя по всему, самому себе — ни сестричек, ни племянниц так не целуют, во всяком случае, порядочные люди, к которым он все-таки худо-бедно относился. Но при этом все равно начинала в себе сомневаться. А вдруг не брешет? Вдруг правда? Вдруг рефлекторная мужская реакция от неожиданности, которая больше не повторится?

Я вдруг подумала — а если я ему совсем-совсем как женщина не нравлюсь? И он считает меня навязчивой? Сомнения вдруг роем залетели в мою голову и начали ее нещадно атаковать. Это и разозлило и отрезвило.

Да какая к черту разница? Я собираюсь соблазнить этого мужчину! И может быть даже родить ему детей! И мне без разницы, что человек не может родить детей дракону — что-нибудь придумаю! В крайнем случаю, найду какого-нибудь ребятенка на улице — они же там тоже водятся? Или котенка заведем! Котенка даже лучше.

Это успокоило меня не до конца, но помогло взять себя в руки. Я даже подумывала поцеловать его еще раз для закрепления результата, тем более мне этого очень хотелось, не меньше, чем заткнуть его. Но я решила пока не рисковать, а посидеть в засаде. Надо понаблюдать, придумать план, а потом уже действовать.

Так что стиснула зубы, улыбнулась и продолжила кивать на все его слова. Чтобы отвлечься, начала внимательно следить за его лицом, подмечая все реакции. Мне повезло, что он очень обязательный, потому что, не смотря на ситуацию, морок он все-таки снял, как и обещал когда мы наедине. Отметила я пару моментов: во-первых, он часто опускал взгляд на шею и ключицы; во-вторых, постоянно невзначай касался плеча; в-третьих, то, что я не спорила и со всем соглашалась, его ни разу не успокоило, а только насторожило. Наверное, успел уже запомнить, что это не самы хороший знак! Успокаивать его я и не собиралась. Пусть понервничает. Не одной же мне переживать?

Ушел он, нервно на меня оглядываясь. Я улыбнулась ему и даже помахала рукой, на что он только тяжело выдохнул и попросил меня быть благоразумной. Это слово скоро станет для меня, что красная тряпка для быка. Под благоразумием они имеют в виду отказаться даже от попытки во избежание душевных ран? Может мне любопытно, что это за зверь такой — душевные раны!

Я не торопясь зашла обратно в комнату. Уселась за рабочий стол и взяла чистый лист бумаги. Солнышко уютно освещала мою комнату, ярко выделяя в своих лучах лениво плавающую по пространству пыль. Я взяла в руки перо.

«Дрогой Красавчик-Следователь!

Это я, Шура Солнцева, пишу тебе письмо, как и обещала. Ты рад? Ну конечно ты рад! У тебя же наконец-то появился друг! Ты, наверное, уже и не надеялся, что это когда-нибудь случится, но потом в твоей жизни появилась я, как ветер перемен, как вестница весны… Как луч надежды!

Теперь ты понимаешь, что эта игра доступна и тебе, и ты, конечно, счастлив, ведь как любое социальное существо ты хочешь быть частью общества, а не отщепенцем, даже если не признаешься в этом никому, включая себя самого. Тебя не может не раздражать, что негласные схемы близких взаимоотношений между разумными существами доступны даже твоей необразованной прислуге, но почему-то — не тебе.

И вот теперь ты с чистой душой можешь сказать, что это не так, ведь у тебя есть я — твоя верная подруга по переписке!

Близкие отношения, как я недавно узнала, строятся на желании помочь друг другу быть хоть немного счастливее, и я дам тебе пару советов, которые по моему мнению сделают тебя в перспективе счастливее, чем сейчас.

Итак, во-первых, отыщи того, кому ты сделал те духи и подари их. Желательно заодно подарить букет ее любимых цветов и спеть серенаду под окном — говорят, это романтично. Я помолюсь Отцу-Дракону, чтобы у тебя все срослось (но ты просто обязан сообщать мне все детали по ходу этого презабавного дельца, потому что меня уже сейчас разрывает от любопытства, а мы теперь друзья — доказано Собранием Ученых Существ!). Во-вторых, потренируйся перед зеркалом глупо улыбаться. Скорее всего, получится не с первого раза, но навык полезный и очень облегчает жизнь — гарантирую. И в-третьих, перед тем как падать на колени перед той, чей запах ты вспоминаешь одинокими вечерами, потренируйся как быть душкой на мне.

Твое первое задание! Я дала тебе пару советов, которые могут сделать тебя счастливее, теперь твоя очередь! Дам подсказку: я буду счастлива, если Раш станет моим мужчиной. Теперь подскажи мне, как это сделать.

П.С. Все занудные речи про то, что это невозможно, глупо, неуместно, «ты еще маленькая» разрешаю оставить при себе и не тратить зря чернила!

На веки вечные твоя подруга, Шурочка!»