Я, наверное, никогда не смогу стать послушной девочкой.
Не вините меня, пожалуйста, я правда пыталась. Я честно уселась на камень, лишь слегка прогретый солнцем, сидела и считала листики в ожидании спасения, кажется, бесконечно. Конечно, вы могли бы сказать: Шура, но ведь тебе и заключение в одиночной камере показалось бесконечным, тогда как на самом деле сидела ты там от силы пару часов! И будете правы. Когда я остаюсь в одиночестве, ну то есть совсем в одиночестве, когда за стенкой никто не храпит, внизу никто не шебуршит на кухне, мое восприятие времени очень сильно искажается…
Например, по моим ощущениям, с места я не двигалась часов шесть: успела подремать, потанцевать, придумать нецензурный стишок про Отца-Дракона, громко его продекламировать раз этак десять. Помечтать. О том, как меня спасает Раш, например.
Проламывая кусты, он появляется передо мной, смотрит на меня глазами, полными слез облегчения:
— Шурочка! Я так тебя искал, так тебя искал!.. Я думал, что потерял тебя навсегда, — он кидается мне в объятия, я ласково глажу его по голове.
— Ну-ну, милый, чего ты плачешь? Все закончилось. Я всегда буду рядом.
Он сжимает меня крепче, продолжая судорожно всхлипывать мне в плечо.
— Обещай, что больше не покинешь меня! Я осознал, что ты любовь всей моей жизни! И... я больше никому не позволю тебя обидеть!
А потом мы займемся страстным энцэ-семнадцать! Нет-нет!.. Энцэ-двадцать один. А потом меня, видимо, все-таки запрут на пяток лет. Да я и сама может запрусь, чего уж там...
Я глупо хихикала, глядя в заросли невидящим взглядом. Жаль, что нельзя передать ему свои фантазии силой мысли — повеселила бы его, а может он бы даже смутился! Боже, как я хочу его засмущать… В любом случае, подняла бы ему настроение, а то он там грустит и волнуется, наверное.
В общем, сидеть я там больше не смогла. Внутренние часы отжигали самбу, взрывая мой мозг. Заросли были такими высокими, что тут, кажется вечно царила полутьма и понять по небу, сколько времени, не представлялось возможным. Даже не так — я смотрела в небо и… не могла понять, сейчас вообще день? Ночь? Вечер? Это пугало. Наверное, чтобы отвлечь себя я и забивала голову всякой дурью.
Это место было, ну… жутковатым. И я не выдержала сидения на месте, и пошла. Куда? Да я даже не знаю. Просто пошла, куда глаза глядят. Даже если честно, побежала вприпрыжку.
Я вот помню, я в детстве немного боялась темноты. Однажды у нас оставалась Олежина мама и, конечно, на ночь она выключила мой ночник, ну потому что нечего электричество попусту тратить. Первые минут десять, растянувшиеся в моем сознании на годы, я стоически терпела. Потом вскочила с кровать и под грохот своего сердца в ушах вот также вприпрыжку побежала к выключателю, шлепнув по нему трясущейся ладонью.
Сейчас ощущения были чем-то схожими, хоть и сильно притупленными. Я старалась не переходить на бег, потому что ежесекундное оборачивание назад подтверждало: за мной никто не гонится. Нет смысла напрягать ноги и легкие. Но нет-нет, да хотелось сорваться на бег. Руки мелко потряхивало, дыхание уже сбилось. Я упорно думала о всякой ерунде, напевала песенки, разговаривала сама с собой.
Еще раз уже привычно обернулась. И завизжала. Нет, за мной не стоял монстр. За мной вообще никого не стояло. Просто… секунду назад сзади была дорога, по которой я шла, и вот уже тупик из все тех же высоченных густых кустов. Я выдохнула, схватилась за сердце, грязно матюкнулась и пошла дальше. Все-то в этом волшебном мире не по-человечески. На глазах выступили слезы.
— Вот ведь дряньство! — зашипела я, — Вы меня запугать решили? Меня?! Думаете, это так просто? Да это даже проще, чем просто! Вам нечем гордиться, ясно?! Меня вообще легко напугать. Да любой алкаш в темном переулке так может! Так что вам нечем гордиться!..
Стало как будто еще на пару тонов темнее, и шуршание листвы было каким-то угрожающим… Страх подгонял в спину, но я с упорством осла еле-еле передвигала ноги. Мне торопиться некуда! Ясно же, как день, что сама я отсюда не выберусь.
— Эх! — я где-то слышала, что если улыбнуться, то и настроение поднимется, так что насилу выдавила из себя кривенький оскал, — Раш, миленький, ну когда же ты меня уже найдешь-то, а?..
Аррирашш летел через дворцовые коридоры, сшибая все, что плохо лежит. Служки, приученные освобождать дорогу, если крылатые господа изволят злиться, схоронились так, будто их вообще здесь никогда не было. Мужчина с грохотом ввалился в приемную Первого Советника и, не обращая внимания на секретаря, вынес дверь кабинета. Пустого кабинета.
— Где он?! — Арши навалился на стол, нависая над секретарем; на губах лежала, будто приклеенная вежливая улыбочка, но кого она могла обмануть, если глаза сверкали бешенством, а голос переливался рычащими нотками?
Господин Нерилл, секретарь Первого Советника, хоть и был напуган, виду не подавал. Стиснул кулаки и, пусть и слегка сипло, но все-таки спокойно, произнес:
— Его Превосходительство отбыл еще утром по приказу Его Величества.
Именно в этот момент, неторопливо отбивая каблуками по паркету, степенно зашел и сам Император.
— Можешь идти, — кинул он господину Нериллу, даже не глядя на него. Мужчина едва заметно выдохнул, глубоко поклонился сначала Его Величеству, потом Его Высочеству и быстро удалился, стараясь не переходить на бег. Он много работал, чтобы занять то место, которое он занимал, и ему вовсе не хотелось зарекомендовать себя слабонервным нытиком.
Когда секретарь удалился, прикрыв за собой дверь, Ярролим Второй раздраженно фыркнул в сторону дяди и присел прямо на стол в приемной.
— Ну и что стряслось, что ты распугал весь дворец своими воплями? И зачем тебе Шам?
Арши едва сдерживал в себе клокотавшее внутри раздражение.
— Он украл мое сокровищ-щ-ще, — мужчина вскинул злой взгляд на племянника, — Он хотел ее убить, а теперь украл! Он украл ее!
Ярм нахмурился и проговорил максимально успокаивающим тоном.
— На кой Шаму твои сокровища? С чего ты вообще взял, что это он? Он с утра, поверь мне, занят так, что ему не до воровства всяких никому не нужных человечек вот ни разу.
Арши его не слушал.
— Он украл ее!
— У тебя есть доказательства? — вскинул брови император, — Ты не можешь обвинять Первого Советника без веских причин. Мы найдем твое сокровище, но, уверяю тебя, это не он. Его здесь нет, я отправил его на Нижний Этаж по одному вопросу. И воровать людей у него просто нет времени — у него каждая минута расписана. Да и зачем ему?..
Раш не стал даже заморачиваться с объяснениями и доказательствами. Все они были косвенными и не смогли бы убедить Ярма, что его любимый Шам в чем-то виноват! Вместо этого он потер переносицу и попытался собрать мозги в кучу.
Конечно, Шарам подставляться из-за Шуры бы не стал. Значит искать его сейчас смысла нет. Куда он мог ее перенести, чтобы и убрать ее, и самому не замараться? Да куда угодно! Магии в артефактах хватило бы, чтобы охватить почти весь город! Где ее искать? Может она уже?..
— …поисковый отряд? Эй, — Ярм щелкнул пальцами перед его лицом, привлекая внимание, — ты меня вообще слушаешь? Я говорю, давай отправим поисковый отряд Ларса. Лучше них нет никого. Они справятся всяко получше тебя одного, тем более в таком состоянии. Все с твоей девчонкой нормально будет, но Шама в это, будь добр, не впутывай.
— Отправь отряд, — кивнул рассеянно, продолжая думать.
Арши достаточно хорошо, вообще-то, знал Шарама. Сам его к должности и готовил в свое время. Он был прямодушным и вспыльчивым, когда высказывал свое мнение, и поэтому производил довольно обманчивое впечатление существа приземленного. Бесхитростного. На самом деле, Шам был мастером изящных решений. У него отлично работали мозги. Даже не так, у него очень красиво работали мозги. Окружающие считали его успех следствием трудолюбия и упорства — и это отчасти было, конечно, правдой. Но не менее важным был и талант. Первый Советник был вообще-то изумительно талантлив. Арши был почти уверен, что не сможет доказать его вину. Он вполне мог сделать дело даже не чужими руками, а, например, божьим промыслом! Он ведь…
Мужчина вдруг вздрогнул. Точно. Божий промысел.
— Пропусти, кому говорю! — рыкнул Дорик, глядя на стража со злым прищуром.
— Прошу прощения, господин, но я не могу вас впустить без разрешения, — на лице мужчина не дрогнул ни один мускул.
Дорик нахмурился.
— И у кого мне надо спрашивать разрешение?
— Чтобы вам выписали разрешение, надо заполнить анкеты образца 6, 81 и 369, отнести заполненные анкеты на подпись в кабинеты номер 333, 933, 666 и 93 на первом, третьем, шестом и девятом этажах соответственно, — начал заученную инструкцию страж, — Если ваши прошения одобрят, надо сходить в канцелярию, заведующую особо опасным наследием культуры, и взять у них список документов, которые вместе с одобренными прошениями следует принести не позднее шести рабочих дней. В список входит нотариально заверенное завещание; заключение лекаря душ о том, что вы душевно здоровы; список всех живых родственников и подтверждение — конечно, нотариально заверенное! — что они извещены о вашем решении… В общем, вы ознакомитесь со списком. Когда вы принесете все нужные документы, их подлинность проверят, и, если все они соответствуют предписанным нормам, вам не позднее шести рабочих дней по месту проживание придет письмо с разрешением посещения Лабиринта Йешшей.
Дорик почесал лохматый затылок, задумчиво глядя на стража.
— То есть — я правильно понял? — мне нужно заполнить Темную тучу бумажек, чтобы получить разрешение… самоубиться?
— Именно.
— А попроще способа нет?! — вскричал взбешенно и расстроенно Дорик.
— Можете подняться на смотровую башню и выброситься в окно, — предложил невозмутимы страж, — Но после ваших родственников или вас, если вы каким-то чудом выживете, обяжут выплатить штраф за нарушение общественного порядка. Так что лучше всего сделайте это дома. Но предупредите соседей, чтобы не позднее, чем через двенадцать часов вызвали стражу вывезти труп, иначе ваших родственников обяжут выплатить штраф за…
— Но я хочу в Лабиринт! Это же так романтично, закончить жизнь в Лабиринте! Я не хочу гнить в земле! — всплеснул руками мужчина.
Страж устало вздохнул и на секунду тоскливо глянул в небо.
— Тогда надо получить разрешение.
— А без разрешения совсем никак?! — еще раз попробовал Дор.
— Никак.
— А если я заплачу?..
— Вам и так придется заплатить пошлину за разрешение, иначе вам его не одобрят.
— Да нет же! — раздраженно фыркнул Дор и чуть понизил голос, — Вам на руки, ну! Если я вам заплачу, отвернетесь на секундочку?..
— Не положено.
— Ну почему! Вам жалко, что ли?!
— Не положено, — устало повторил страж.
— Слушай, — Дорик взглянул на него просительно, — Ну чего тебе стоит?.. Ну никто же не узнает, я же из него уже не выйду!
— Не положено, — не повелся страж.
Дорик обиженно фыркнул и посмотрел на мужчину исподлобья. Тот ответил ему спокойным равнодушным взглядом.
— Хорошо вас тут дрессируют.
— Благодарю, — кивнул страж.
Они постояли так с минуту, послушали пение птичек. А потом Дорик упал перед мужчиной в золотом мундире на колени и схватил его за полы плаща.
— Ну пожалуйста! Ну очень тебя прошу, братишка! Мне прямо очень-очень надо!
— Зачем? — спросил страж, вырывая плащ из рук Дора. Спросил и тут же скривился, пожалев, но было уже поздно.
— О, это такая трагическая история! — вздохнул Дорик, и страж устало потер переносицу, — История о несчастной любви.
— Я не уверен, что…
— Я сейчас вам все расскажу! Дело было так, — Дор уселся на траве у выложенной камнем дорожки, ведущей ко входу в лабиринт, и подобрал под себя ноги, — Понимаете, угораздило меня влюбиться в одного мужчину.
— Кхм… Сочувствую?.. — мужчина чуть скривился, представив в красках.
— Да, он оказался настоящим козлом! Но самое ужасное, что даже так я его люблю… А он этого совсем не ценит. Я уже не знаю, что делать… Я для него все делаю, а он на меня только злится и кричит! Вечно только одни занудные ворчания! Я все делаю не так по его мнения, даже дышу, наверное, как-то неправильно…
— Мгм, — кивнул страж, вспоминая, как просился именно на пост стража Лабиринта Йешшей потому что думал, что здесь ему не надо будет общаться с разумными.
По небу плыли облачка, по виску стража стекала капелька пота. Все-таки жарко в полном обмундировании стоять тут. Надо со следующей зарплаты купить маг-охладитель. Вообще-то, учитывая, какие температуры поднимаются к началу лета, их могли бы и по долгу службы выдавать за счет казны. Хоть бы самые дешевенькие. Жарко…
— …и вот я говорю ему: «Но я же тебя люблю, мразь ты неблагодарная! Я же ну просто все для тебя, ну почему ты этого не ценишь, гавнюк ты прилизанный!!!», а он мне — нет, ты послушай! — он мне: «Ты только болтаешь, а на деле ничего!»… Это я-то?!.. Я-то ничего?! Да как он посмел?.. Бесчувственный сухарь, чтоб его Темная вилами в задницу драла! Не ценят нынче хорошего отношения… Эй! Ты меня слушаешь?
— Мгм, — рассеянно кивнул страж, выныривая из мыслей.
— Эй, солдатик, я тебе тут душу, между прочим, изливаю, — угрожающе зашипел Дор, и «солдатик», совершенно неожиданно для себя, вздрогнул, — Будь добр, слушай внимательно, а не глазами хлопай.
Страж вздохнул. К его великому сожалению, полномочий прогнать этого дурного у него не было… Мужчина уже было подумал, что день хуже стать не может, но тут из арки, ведущей во дворец вынырнул еще один молодой мужчина. Высокий, сухой и… прилизанный.
— Я знал, что ты мне изменяешь! — возопил он, тыкнув пальцем в неудавшегося самоубийцу, который все еще сидел у стража в ногах, — Что это за хмырь?! И что, он лучше меня?!
Мужчина неожиданно быстро оказался около них.
— Боюсь, вы неправильно поняли ситуацию, господин… — попытался вежливо все объяснить страж, но по лицу собеседника видел, что это совершенно бесполезно.
— То есть ты меня тупым сейчас назвал, что ли?!
— А чего ты на него орешь, он не виноват, что ты и правда тупой!
— Ты его защищаешь?! Изменщик!
Они начали грязно переругиваться и несчастный страж подумал, что они очень друг другу подходят.
— Если вы продолжите, я вынужден буду сообщить начальству, и вам выпишут штраф за нарушение общественного порядка… — снова попытался он вразумить мужчин.
— Чего ты там вякнул?!.. — одарил его прилизанный бешеным взглядом. И полез на него с кулаками… Нет, ну это уже совсем наглость!..
— В сам дворец проникнуть не такая уж большая проблема, — граф Сибанши, имевший опыт в таких делах, даже не сомневался, что все получится; они уже дошли до нижних полукружий-этажей, лестницей поднимающихся к самому дворцу, когда решили обсудить детали плана, — А вот как в Лабиринт пройти, я не уверен. Там охрану пару лет назад неплохо усилили. Кажется, был инцидент с сыном какого-то человеческого аристократа из Визамии. Захотел мальчишка в Лабиринт — иди в Лабиринт! Раньше никого не останавливали, а тут сына этого аристократа даже не предупредили, ЧТО это за Лабиринт. Конечно, он из него не вышел, и отряд спасательный Заблудшего не нашел. Был пусть и небольшой, но неприятный скандал. Там еще вроде Вольмская княгиня плеснула масла в огонь, прислав свои соболезнования с формулировкой «Ученье — свет, а неученье — смерть!». После этого визамские послы так распсиховались, что пришлось ставить охрану на Лабиринт.
— Всегда было интересно, почему вольмцы и визамцы так другу друга не любят? — поинтересовался Дор.
— Да у них что не столетие, то большая войнушка была до вступления в Содружество! С тех пор и не терпят друг друга… Это уже скорее даже традиция. Форма общения, что ли. Мне вот гораздо интереснее про Лабиринт Йешшей послушать, раз уж мы туда путь держим.
Пока граф пробивал им пропуски во дворец под чужие документы, которые Дор ловко вытащил у более-менее подходящих по комплекции разумных, Бор плел им довольно сложную обманную личину. Долго ее держать бы не получилось, но если внутрь попадут, она уже не сильно и нужна будет. Они сидели втроем в переулке между домами на ящиках.
— Лабиринт Йешший — это что-то вроде такого своеобразного храмового комплекса. Йешший — один из сыновей Отца-Дракона, как вы знаете, от смертной. Если верить легендам, он погиб, пытаясь защитить людей, принявших Отца-Дракона своим Богом, от гнева Темной Госпожи, их создательницы. Отец-Дракон принес в жертву любимого сына, чтобы спасти людей…
— Уж прям так все и было! Почему Мать-Земля в драконьих мифах всегда какая-та отбитая злобная стерва, которой расхреначить полмира — дело принципа? — возмутился Дорик.
Ева прыснула в кулак.
— Так вот. Отец-Дракон принес сына в жертву ради спасения людей, и через тридцать три дня его сын Йешшей возродился богом Самопознания и Суда. И вот на территории Императорского Дворца частично сохранился древний храм, посвященный Йешшею. Состоит он из лабиринта с жертвенным алтарем по центру, и любая выбранная человеком дорога ведет к нему. Ни один человек, зашедший в лабиринт, выйти из него уже не сможет. Как Йешшей принес в жертву себя людям, так и люди теперь приносят себя в жертву ему. Честно говоря, как по мне, весь лабиринт — это и есть жертвенный алтарь…
Бор с Дором посмурнели еще сильнее.
— В том, что мы делаем, есть вообще смысл?.. В смысле, если Шура… — начал Бор.
— Думаю, да, — перебила Ева, — Есть у меня одна надежда. Возможно, Шарам перенес ее сразу в Лабиринт, а не ко входу. Вдруг не зашла бы?
— Ну и какая разница? — поторопил Дор.
— Тогда получается, — Ева немного неуверенно улыбнулась, — что она не заходила в Лабиринт. Может… даже скорее всего, это шанс. Ведь выйти не может тот, кто зашел. А ритуалы надо соблюдать точно.
— А может это все со мной происходит, потому что я не молюсь Отцу-Дракону? — предположила я, — Эй, Отец-Дракон! Неужели ты такой мелочный?!
Я продолжала идти, стараясь не замолкать ни на мгновение. В тишине становилось жутко, а в голову лезло слишком много ненужных сомнений и вопросов. Почему-то в этом месте они одолевали, словно рой оводов или мошек летом у речки. Но я с завидным упорством от них отмахивалась, разговаривая сама с собой о всякой ерунде. Или вслух придумывая, какой будет наша с Рашем первая брачная ночь. Во всех животрепещущих подробностях. Если здесь есть монстры, то пусть им станет неловко!
Я усилием воли держала голову прямо, но иногда все-таки поворачивалась назад. Честно говоря, я даже надеялась увидеть какого-нибудь жутика, чтобы можно было проораться вволю и сигануть со скоростью зайца, забыв обо всем, кроме необходимости двигать булками… Но максимум, что меня ждало, когда я оборачивалась, это изменения ландшафта. Например, в прошлый раз поворот в метре сзади, из которого я вышла секунду назад, вдруг стал длиннющим, ну просто бесконечным коридором вдаль.
Я никогда особо смелой не была. Ну то есть, да, чувство самосохранения у меня слегонца отбито — может в детстве уронили? — и я зачастую до последнего не понимаю, что происходит что-то, опасное для жизни и здоровья. Но когда все-таки понимаю, подвигов от меня ждать не приходится! Коленки трясутся, мозг отключается, и единственная надежда — что кто-нибудь все-таки меня спасет.
Я переставляла тяжелые ноги, декламируя пафосно-слащавый стишок, который вычитала в сборнике, подаренным мне Лукой. Когда же это было?.. Забавно! Вот стишок помню, а когда Лука мне его подарил — нет… Хотя он столько книжек мне дарил — не счесть. Сколько лет мы уже знакомы-то? Он почему-то до сих пор считает, что что-то мне должен. Често говоря, меня это раздражает. В смысле, сделала ли я на самом деле для него что-то хорошее? Ведь просто использовала его историю для статьи… Что это была за статья там?.. Не важно! Важно, что он просто под руку попался, но ведет себя иногда так, будто я лично ему жизнь спасла. Почему-то это заставляет меня чувствовать себя… ну, какой-то нехорошей.
Шура-Шура! А когда это тебе вдруг стало не все равно, хорошая ты или нет? Вроде всегда считала, что «хорошо» и «плохо» — это размытые понятия, смысл существования которых — контролировать поведение разумных! И не то что бы это плохо, контролировать разумных еще как надо, а то таких дел наворотят… А навязать чувство вины за свою нехорошесть и поощрять за попытку быть хорошим, как это понимается в данном историческом периоде — это вообще идеально. Но тебе-то с этого что?
Кажется, я попалась в эту ловушку! Потому что чувство вины за свою нехорошесть давило на плечи. Боже… только не говорите… что это у меня совесть проклевывается?..
Я попыталась отвлечься и решила подумать о Раше. Но вместо радостных мыслей о том, как я буду брать эту крепость, в голову лезли, казалось, решенные вопросы. Или просто закопанные поглубже.
Насколько правильно я поступаю, навязывая ему свои чувства?.. Даже зная о том, какими проблемами это может для него обернуться? Даже зная, что для общества такая связь — все равно что я тоже была бы мужчиной? Даже зная, что ему сейчас, мягко говоря, не до этого?.. Он переживает за племянника, который странно себя ведет; весь на нервах из-за покушений на мою тушку; его припахали опять к работе во дворце… А тут я со своим: хочу тебя, милый!
Неужели я такая… равнодушная? Так легко кладу с прибором на все, что мне не нравится? Даже если это касается благополучия тех, кто мне, по моему же собственному мнению, дорог.
У тебя будут проблемы из-за связи со мной? Да ну и ладно, снимай сюртук, потому что я так хочу!
— О Темная, — просипела я ошарашено, — Да я же стерва!..
Вокруг, будто эхом, прокатился смех, который я уловила буквально краем сознания, погруженная в свои мысли. По спине катил холодный пот, а от рук отлила кровь, и я не понимала — дрожат они от холода или от страха. Я подняла их к лицу и попыталась согреть дыханием.
— Стерва… стер-ва… сте… — раздавался эхом мой голос с разных сторон; разве мой голос мог быть таких ехидным?
— Знаю… — потерянно ответила я, и это прозвучало так жалко, что я будто вынырнула из тоскливой мути, глубоко вздохнув, — Я знаю! И что?! — крикнула и даже как-то успокоилась, — Не всем же быть милашками! В чем проблема? Ну не ангел я в тюбетейке, ну так не всем же ими быть! Раш — большой мальчик! Умный и клевый! Его не надо жалеть!..
— Вот такая ты, да?
— Да, именно такая! Восхитительно прекрасная в своем равнодушии красотуля!
— Ты даже понимая, что твои действия могут доставить другим (и не кому-нибудь, а друзьям!) проблемы (и не какие-нибудь, а серьезные!), все равно стоишь на своем…
— Я не стою, я иду!
— Куда же? К котлам Преисподней?.. — спросили ехидно.
— Прямо! Просто прямо, — ответила я.
— Вообще-то скорее дикими зигзагами…
— Я миленькая козочка! Я маленькая козочка! — запела я, не жалея глотку, — И резво я скачу… ПО КОЧЕЧКАМ! ПО КОЧЕЧКАМ!..
— Та еще коза, это правда. А кочечки — это чужие чувства?
— Раш — не маленький! Я не собираюсь решать за него, что ему лучше. Захочет — примет меня, не захочет — не примет! — отрезала я.
— Хорошее оправдание! Но ведь он уже не раз сказал тебе, что вы не пара. Чем ты слушаешь?
— Да он просто еще не понял! Сколько мы с ним знакомы, он… — я вздрогнула и остановилась; дыхание перехватило и я не могла протолкнуть в себя воздух; от конечностей опять отогнало кровь, и они похолодели и мелко задрожали, — А сколько мы знакомы?..
— Сколько?..
— Э-э-э… Год?..
— Разве?
— Десять?..
— Эхехе!
Я всхлипнула и задрожала сильнее. Когда мы с ним познакомились? И как? Я не могла вспомнить. И почему мы не пара? Я женщина, он — мужчина — все стыкуется! Почему?.. Я… я не могла вспомнить. Как я здесь оказалась? Давно? Такое ощущение, что я иду уже бесконечно долго. Как я сюда попала? Я помню, что шла по лабиринту…
— А куда шла-то? — спросили все также ехидно.
— Прямо?..
Я повернула голову в одну сторону. Повернула в другую. Вокруг все так же — никого и ничего. Кроме чертовых высоченных зарослей и выложенной каменной плиткой дорожки.
Вопрос на засыпку!
С кем я сейчас разговариваю?..
— Я знаю! Я знаю! — радостно завопило пространство вокруг, — С проданной в детстве за конфеты совестью?
— Если голос совести такой противный, то не зря продала… — прохрипела я и нервно хихикнула; а потом все-таки завизжала. Ну просто чтобы оно заткнулось.