Я пробиралась к выходу, поскальзываясь на ещё тёплой крови, натыкаясь на поверженные тела и стараясь не орать при виде раскроенных пополам туловищ и оторванных конечностей. Путаясь в протянутых вдоль пола проводах, я упиралась в стены, шарила по ним руками, била кулаками и ногами, чтобы в полутьме найти хоть какую-нибудь дверь. Когда, наконец, вывалилась на улицу, пробравшись через кухню, где ничего и никого не было из-за начатого ремонта, начала судорожно хватать ртом свежий воздух, не в силах надышаться. Запах крови и смерти прочно поселился в носу.
Доковыляв до своей машины, которую оставила стоять на открытой стоянке, забралась внутрь и сразу же уехала, с трудом держа руль дрожащими руками. Наверное, это был результат шока и всех пережитых потрясений сегодняшнего вечера.
Сработал инстинкт. Раненое животное ищет убежище, чтобы спрятаться. А я, сама того не осознавая, вернулась домой. Кое-как припарковалась, постоянно теряя концентрацию и с трудом осознавая, что делаю. На негнущихся ногах доползла до квартиры, думая только о кровати. Забравшись в постель прямо в одежде, я зарылась в ворох одеял и пролежала так неизвестно сколько, прячась ото всех.
Потом отбросила одеяло и села. Нашла в сумочке, валяющейся рядом на полу, телефон и начала звонить. Мне повезло, к моменту моего возвращения в адекватное состояние наступило утро, и я своими расспросами не перебудила половину дома, а всего лишь отвлекла от привычной предрабочей рутины. Я сделала около десятка звонков, прежде чем получила то, что хотела. А именно телефон соседей сверху, владельцев той самой кровавой квартиры.
— Слушаю, — ответил звонкий голос.
— Марина? — уточнила я на всякий случай.
— Да, а кто спрашивает?
— Здравствуйте, — вспомнила об элементарных правилах воспитания. — Мне зовут Ди, я ваша соседка по дому. Или, точнее сказать, бывшая соседка. Вы жили этажом выше. А недавно уехали.
— Да, мы перебрались поближе к центру, — радостно подтвердила моя собеседница. — Но зачем вы звоните?
— Я хотела спросить, не давали ли вы кому-нибудь ключи уже после переезда?
— Нет, — радости стало меньше. — Знаете, ваши вопросы очень странные.
— Вряд ли страннее того, что уже случилось, — заметила я.
— Вы о чём? — окончательно встревожилась моя бывшая соседка.
— Как о чём? О трупе, — с моих губ сорвался смешок, но это было нервное, скорее истерика, а не веселье.
— О каком трупе? — поражённо выдохнули мне в ухо.
— Вам разве не звонили из полиции? — говорят, отвечать вопросом на вопрос низшая форма общения, но иногда по-другому не получается. — В вашей квартире был обнаружен труп женщины.
— Нет, не звонили, — голос Марины испуганно дрогнул. — Погодите, а о какой квартире идёт речь?
— У вас их что, несколько?
— Ну, да. Муж недавно вступил в права наследования после смерти двоюродного брата.
Я назвала свой домашний адрес.
— А, так вы об этой квартире, — с неожиданным облегчением вздохнула женщина. — Так, мы её продали.
— Что? Когда продали? — я вскочила.
— Где-то около месяца назад. Покупатель попался очень понимающий, дал нам время, чтобы переехать. Хороший парень, очень милый и внимательный.
— А имя хорошего парня вы, случайно, не запомнили?
— Запомнила. Его звали Григорий. Фамилию не вспомню, но если она вам нужна, я могу поискать договор купли-продажи.
— Нет, нет, — торопливо ответила я. — Фамилия не нужна.
И мы попрощались.
Не выпуская телефона из рук, начала набирать Романова.
— Лучше сразу убей меня, — категорично заявил владелец номера, едва подняв трубку.
— Э…
— Если ты сейчас стоишь у нового трупа с дымящимся ножом, то не мучай, а приезжай и прикончи меня, — со стоном попросил Мишка.
— Нет, я стою, — оглянулась по сторонам, — я стою в своей квартире. Если тебе нужны подробности, то на мне драные колготки, испачканное платье, а в волосах, кажется, запуталась гильза.
— Т-а-а-а-ак, — протянул парень. Что-то протяжно и противно заскрипело на его стороне. — А ты где была?
— На девичнике, — я шмыгнула носом.
— На чьём девичнике? — спокойным голосом, которым обычно говорят с детьми и душевнобольными, продолжил расспросы Миша.
— На своём. Вроде как…
— Вроде как? — переспросил Романов. — Я сейчас приеду.
— Не надо приезжать, лучше скажи, что там по убийствам в моём офисе?
— Нет никаких убийств, Ди, — ответил Миша очень серьёзно. — Дело даже стали открывать.
— Почему? — почему-то я не удивилась, в глубине души ожидая чего-то подобного.
— Потому что эксперт дал заключение: это самоубийство. Как бы это дико ни звучало, они сами перерезали себе глотки.
— Самоубийство, перед которым Стас пропал на трое суток? — не поверила я, но отреагировала без эмоций. — Насчёт Инги не знаю, кажется, у неё нет родных. Поэтому, даже если что-то с ней и случилось накануне смерти, искать было не кому. А я ни о чём не догадывалась…
— Так может, они вдвоём и пропали, а не поодиночке. И не по вине злодея, а по собственной воле. Ты не хуже меня знаешь, чем обычно занимаются мужчина и женщина, когда хотят уединиться, — хмыкнул циничный Романов. — И чем они хотят заниматься, когда уединяются.
— А потом оба себя убили? — скривилась я с издёвкой.
— Бывает, — Мишке было всё равно, и он этого не скрывал. — Несчастная любовь.
— С чего ей быть несчастной, если оба были одинокими и свободными от любых обязательств? Ни мужей, ни жён, ни детей!
— А мне откуда знать! — рявкнул разозлившийся Романов. — Я с ними чаи не гонял, баранки не грыз! Но у меня есть чёткий ответ от эксперта: смерть не криминальная! Всё, отстань от меня, чудовище ты неугомонное!
И он бросил трубку.
Я постояла ещё некоторое время, разглядывая одну невидимую точку в пространстве, а после вышла на лестницу и поднялась не следующий этаж. Ткнула пальцем в звонок и стала ждать.
Внутри раздались шаркающие шаги, потом дверь медленно отворилась, а вместе с этим удивлённо расширились и мои глаза. Я была уверена и в своей памяти, и в своей вменяемости. Но в отношении жительницы верхнего этажа такого сказать было нельзя. Женщина была всё в том же наряде, что и в прошлую нашу встречу: халат, тапки и махровое полотенце на голове. И последнее было уже совершенно ни к чему. Её частично седые волосы давно высохли и выбились из-под плотной пушистой ткани, болтаясь короткими неопрятными прядями. Само полотенце держалось на голове кое-как, и готово было размотаться окончательно в любой момент. Халат потерял свежесть, но выглядел вполне приемлемо. И все бы ничего, наверное. Любую странность можно объяснить, каждому таракану найти прописку, вот только глаза женщины были стеклянными, не двигались и даже не моргали. Скосившись вовнутрь, они смотрели на кончик длинного, острого носа.
Я поздоровалась.
Три раза.
Пожелала доброго утра, доброго дня и даже доброго вечера. Окрикнула, пощёлкала пальцами и даже потыкала в неё. Ничего не происходило. Она стояла статуей, не реагируя ни на что. Но ровно до тех пор, пока в коридоре не появилась собака.
— А ты растолстел! — удивлённо воскликнула я, разглядывая заметно поправившийся пушистый шарик на четырёх коротких лапах, которые теперь с трудом носили колобкообразную тушку.
— Гав! — с чувством собственного достоинства выдал пёс. Поднял мордочку на хозяйку и повторил вопросительно: — Гав?
Хозяйка словно робот развернулась на месте и ровными шагами направилась вглубь квартиры, не вспомнив ни про оставленную распахнутой дверь, ни про моё присутствие.
Оглянувшись по сторонам, скользнула следом.
Когда вошла в чужую кухню, владелица животного щедро накладывала корм в собачью миску. Рядом топталась сама собака и широко облизывалась. Справившись с задачей, женщина подошла к одиноко стоящей табуретке, села на неё и замерла в позе, которая совершенно точно была неудобной. Сидеть долго с прямой, как шпала спиной и сложенными на коленях руками долго просто невозможно, но она сидела.
Появление в квартире кого-то третьего я не услышала, скорее, почувствовала. Ощутила кожей движение воздуха и успела спрятаться в последний момент. Шмыгнула в приоткрытую на балкон дверь и затаилась под внутренним окном, присев на корточки и прижавшись к шершавой кирпичной стене.
— Выходи, — произнёс хорошо знакомый голос, достаточно громко, чтобы быть услышанным. — Я знаю, что ты здесь.
Я чертыхнулась себе под нос. Без особого желания поднялась. Отряхнула пыль с платья, в котором продолжала рассекать и которое очаровательно сочеталось с пушистыми домашними тапочками.
И вернулась на кухню.
— И зачем это нужно было? — с кривой улыбкой спросила она, указав на балкон. Наверное, подразумевала мои упражнения в прятках по углам. — Ты ведь и так уже всё поняла.
— Ну, — я почесала нос, — не понять было трудно. Ты оставила весьма очевидные следы, — и указала рукой на хозяйку квартиры, которая продолжала сидеть истуканом.
— Так и задумывалась, — стерев невесёлую улыбку, ответила та, которая была похожа на Руську как две капли воды.
— Это были хлебные крошки, которые ты разбрасывала, чтобы я смогла найти путь домой? — колко полюбопытствовала я.
— Да, — скупо ответила она, моя метафора осталась недооценённой. — Когда сообразила?
Я выгнула бровь.
— Просто интересно, — поторопилась произнести она.
— Когда вспомнила про заколку, — мне надоело маячить в дверях. Вернувшись обратно на незастекленный балкон, я оперлась локтями о бортик. Вскоре ко мне присоединилась моя новая знакомая. Или старая. Я запуталась. — Руська дала мне её для защиты… от тебя, — и я выразительно указала на Симону, продолжая начатый разговор. — В том, что волшебная штуковина работала, у меня не возникло сомнений. Когда мы встретили парнишку, которого ты сюда отправила подчищать следы, Руська не смогла на него повлиять.
— Может быть, она просто притворялась? — предположила Симона, ничего не отрицая и щурясь на солнечные лучи, отображающиеся от окон дома напротив.
— Может быть, — согласилась я. — Но зачем?
— Чтобы ты потеряла бдительность, положившись на артефакт, — Симона практически слово в слово огласила мысли, которые посещали и мою голову.
— Но как она могла знать, что появится возможность сразу же проверить его действие? Если только это не она была в сговоре с кудрявым незнакомцем. И в этом даже можно найти смысл: Руська работает в картинной галерее. Связь с заляпанным краской юным художником более, чем очевидна. Но тогда и стук в квартире наверху был её затеей. А это как-то… не складывалось! К тому моменту я уже утвердилась в мысли, что у тебя каким-то образом получается выдавать себя за неё.
— Ладно, что дальше? — согласно кивнула Симона.
— Дальше… дальше я подумала, зачем всё так усложнять, если Фируса просто могла сказать мне правду? Единственным ответом было: «не могла». Что-то её удерживало, или кто-то. Возможно, ты, возможно, кто пострашнее. Потом я подумала вот о чём: перед ней поставили задачу подружиться со мной и сделать так, чтобы всегда находиться рядом. Но не слишком ли это сложно для ребёнка? Совет не мог этого не осознавать. И они просто обязаны были отправить кого-то с ней. Они и отправили. Тебя.
— Молодец, — благосклонно похвалила Симона. — Чтобы сообразить тебе понадобилось больше десяти лет. Но, наконец-то, дошло.
— Ага, дошло, — хмыкнула я, рассматривая такой знакомый профиль с чистыми и чёткими линиями. — Близнецы, да? Ты действительно старшая сестра, но старше ты всего на несколько минут. Отсюда и страшная обида на жизнь. Почему ты должна отдуваться за двоих? Ты была зла и подсказала старикам привлечь ещё и Руську к службе на них. Чего это она прохлаждается, пока ты пашешь? Отсюда же растут ноги и у вашей взаимной неприязни.
— Верно, — коротко ответила Симона.
— Вот только заколка в твоём случае была бесполезной, — закончила я мысль. — Потому что вы и так одинаковые. Значит, её задача заключалась в другом?
— Возможно, — довольная улыбка тронула губы старшей музы.
— Я всё никак не могла понять, зачем Фируса дала мне украшение, — продолжала рассуждать я. — В этом не было смысла. Ведь чаще всего тебе не нужно было воздействовать на меня магией, — покачала головой, удивляясь самой себе.
— Мне требовалось лишь умело притворяться собственной сестрой. Но не я была целью. В открытую Фируса сказать не могла, боялась быть услышанной.
— Кем?
— Не знаю, — легко соврала Симона, даже не скрывая, что врёт. — Думай.
И я начала думать. Вслух.
— Это ты принесла в мою квартиру кофе с ядом, которым попотчевался Гриша. Ты ничем не рисковала. И не боялась промахнуться с жертвой. Я растворимый не пью, тебе это было известно. Сама ты его пить не собиралась, конечно же. Нисе он бы вреда не причинил, взбреди ей в голову полакомиться дешёвой кислятиной. Максимум живот бы скрутило. И когда Гриша заявился в гости последний раз, ты тоже была там. Не знаю, как ты собиралась заставить его выпить, но подсуетилась госпожа удача. Он сам напился. Кстати, как он вкуса-то не заметил?
— Особый сорт, специально выводили, — глядя вдаль, ответила спокойная Симона.
— То есть, у вас есть свой ручной ботаник, — покивала я. — Орхидея, случайно, не его?
— Орхидея? — переспросила Симона так, словно и думать о ней забыла. Или вообще никогда не начинала. — Ты про цветок, который украла Фируса?
— Она его украла? — пришла моя очередь удивлённо поднимать брови.
— Ну, да. Правда стащила не у меня.
— А у кого?
Симона отвернулась.
— У главы Совета. Зачем передавать его тебе, да ещё с такими сложностями, понятия не имею. Знаю только, что пыльца на орхидее особенная. Один из эффектов — сексуальное возбуждение. Наверное, сестра хотела что-то тебе сказать. Возможно, намекнуть на Совет или на того, кто Советом управляет. — Зотиков?
— Кто? — лениво откликнулась Симона.
— Журналист. И седна. Чудный наборчик с их-то мстительным характером.
— А-а-а-а, ты про этого парня, — смекнула муза. — Знаю о нём.
— Он сказал, что хотел меня убить.
— Угу. Только мы здесь ни при чём.
— А кто причём?
— Ты, — заявила она. — Помнишь убитую сирену?
Я ограничилась кивком.
— Он был влюблён в девчонку. Они познакомились во время одного из её выступлений. Когда узнал, что она умерла, решил, это ты виновата. Узнала о её сути и донесла родственникам. Вы же результаты своего расследования по радио не объявляли, на телевидение бегущей строкой не пускали. А ещё парень видел, как ты выходила из дома Элли, потом узнал о твоём знакомстве с бывшим любовником её сестры и решил воздать тебе по заслугам. Для этого начал искать того, кто согласится чуть-чуть поработать наёмным убийцей. Так мы его и заметили. Знаешь, когда ищешь киллера, не имея никаких других навыков, кроме как держать микрофон у говорящего рта, рано или поздно спалишься. Вот и он спалился. Его навестили и приказали сидеть тихо и не дёргаться. Он внял разумному предупреждению.
— Но почему Руська принесла цветок именно ему?
— Чего не знаю, того не знаю, — вздохнула Симона. — Но, думаю, это простое совпадение. Не ищи тайны там, где даже её призрака нет.
— Он передумал не потому, что вы приказали, а потому что увидел нечто важное. И, в конце концов, решил сбежать.
— Раз сбежал, значит, имелась причина. Возможно, парень решил быть от тебя и твоих знакомых подальше, — она метнула в меня хитрый взгляд. — Умное решение, кстати. Ты — ходячая катастрофа.
— Ты постоянно повторяешь «мы». Имеешь в виду Совет или у тебя просто такое самомнение, что вещаешь о себе в третьем лице?
Лицо девушки перекосилось.
— Я уже давно подчиняюсь только главе, — призналась она. — Остальные члены Совета могут только вежливо просить меня о чём-то, но уже очень давно практически этого не делают.
— Неприятности в благородном семействе? — пошутила я и поняла, что попала в точку.
— Они… его опасаются. В открытую против не выступят, но вот подковёрные игры и кулуарные заговоры — это за милую душу.
— Значит, не только среди ягуаретт раскол.
— Нет никакого раскола, — закатила глаза Симона и потянулась к карману светло-голубого пиджака, но остановила саму себя и нервно облизнула губы. Кажется, она бросала курить. — Даниэль всех подчинил, Захар отступил, получив право вернуться домой вместе с теми, кто пожелает остаться с ним. Вот и всё. Там была борьба двух альфа-самцов, старого и молодого. А Совет… старики очень боятся. И на самом деле очень на тебя рассчитывают.
— На меня? С чего бы?
— Ты можешь избавить их от того, от кого они сами избавиться не могут.