Нетерпеливая, с трудом сдерживающаяся и оттого подрагивающая рука скользила вверх по ноге, от щиколотки к колену и выше, к ничем незащищённому бедру. Я не видела, плавая в сумрачном тумане, но чувствовала, как его пальцы описывали круги и дуги. Порой едва касаясь, а порой жестоко впиваясь, они следовали за очертаниями моего тела, повторяли их снова и снова, и это действо напоминало молитву.
Я не могла вспомнить, когда именно он появился, но в этот раз я ощутила его раньше, чем в прошлый. Он возник в комнате словно по щелчку. Долго стоял в стороне, рассматривая меня, и от этого взгляда становилось пусто в голове и тяжело на сердце.
Я не сомневалась — он был здесь, потому что сам этого хотел. Хотел заставить ощутить всю полноту моей беспомощности и ранимости перед ним, наслаждаясь результатом.
Это было его местью: позволить осознать и сохранить в памяти всё, что он со мной делал, но не дать и шанса на сопротивление.
Сперва он медленно оглаживал кожу, дотрагиваясь с осторожностью, так, словно я была не просто стеклянной, а воздушной и могла растаять от любого случайного вздоха. В этой осторожности было всё: нежность, трепетность, тоска и безнадёжность борьбы. Но с осторожностью было покончено вмиг, когда он, откинув тонкое одеяло, добрался до края футболки. Его пальцы сжались, продавливая кожу, мышцы и, кажется, даже кости, будто бы желая впечатать в меня какую-то мысль, чувство, намерение.
Я ощущала каждое его движение так, как если бы мы делили один мир на двоих, и он был только нашим. Никого больше не существовало, только мы двое. Изоляция губительна для развития, но порой только в ней и есть спасение, например, во время тяжёлой и затяжной болезни, когда всё, что ты можешь сделать — отгородиться, защищая себя и других. Сейчас я никого не защищала, но я болела…
Я услышала его вздох, глубокий, намеренно медленный в попытке самоуспокоения, а потом почти сразу прерывистый, словно что-то в нём надорвалось.
Взяв мою ладонь в свою, он погладил пальцы, раскрыл их и приложил к чему-то, что распространяло тепло, которое я почувствовала ещё до прикосновения. Мои глаза по-прежнему были закрыты, но по сильному удару я поняла — под моей рукой его сердце, его высоко поднимающаяся грудь в срывающихся вздохах.
Он продолжал тесно прижимать мою руку к своему телу, пытаясь подавить это устремление к тьме, которое бурлило в нём, как плавленая магма внутри проснувшегося вулкана. Кто его пробудил? Кто заставил его пылать так сильно, что хочется отодвинуться, чтобы не обжечься… чтобы не сгореть вместе с ним, будучи испепелённым этим густым, концентрированным желанием, которое вот-вот было готово захлестнуть нас с головой и всё уничтожить.
Кто-то застонал, и я не сразу поняла, что это была я, а когда поняла было уже поздно. Я начала тонуть. Впервые в жизни узнала, что это такое. И как это страшно. Я никогда не тонула в воде, но сейчас я захлёбывалась серым безвкусным туманом, погружаясь в него всё глубже, чувствуя, как некая непреодолимая сила утягивает меня на дно, вот только… дна не было, только бесконечное падение внутри картонного сна.
Я пыталась выбраться, мысленно в своей голове я царапалась и карабкалась обратно, я хваталась за остатки реальности, а ухватилась… за него. Дёрнулась. И вынырнула.
Тело, которое горело совсем не метафорически, отчего я задумалась, а нормально ли это для хладнокровных во всех смыслах вампиров иметь такую температуру, упало на меня. Руки добрались до живота, задрала край футболки и пробрались под ткань. Ладонь легла на мой живот, накрывая его почти полностью, настолько крупной она была по сравнению со мной. От этого жеста перехватило дыхание. Животные не подставляют свой живот никому, как и горло, потому что это два самых уязвимых места. И вот его рука лежала на мне, показывая, что она здесь — хозяйка. И может делать всё, что захочет.
Тихонько подув, он убрал прядь волос с моего лица, наполовину уткнувшегося в подушку. Сухие мягкие губы коснулись уха, зубы царапнули мочку и сжали на короткий болезненный миг. Если бы могла, то закричала бы, но я не могла. Отпустив, он поцеловал там, где только что безжалостно укусил, и я услышала шёпот:
— Я уничтожу всех, кого ты знаешь. И она мне в этом поможет. Потому что… ни мне, ни ей ты не нужна… живой.
Длинные пальцы схватили подбородок, выворачивая голову ещё сильнее, полностью обнажая шею.
Короткая заминка.
И он ударил.
Вампирские зубы вонзились в меня, легко протыкая тонкую кожу и погружаясь в вену так глубоко, что показалось, будто добрались до гортани. Я могла почувствовать клыки на вкус, как если бы он запустил их в мой рот.
— Ди! — громко выкрикнул кто-то, схватил за плечи и дёрнул.
Я распахнула глаза. Надо мной нависла бледная до синевы банши, с круглыми, как у старых кукол, глазами, удерживая моё тело на вытянутых руках.
— Ди, — повторила она и легонько встряхнула. Её голос дрогнул и сорвался.
— Что? — вяло спросила я, с трудом удерживая голову в вертикальном положении и чувствуя себя такой слабой и сонной…
— Ты… твоя постель… всё в крови, — сумбурно и непонятно прошептала подруга. Последние слова были похожи на порыв ветра, они пронеслись мимо, взлетели и растаяли под потолком, оставив после себя растерянность, которая быстро сменилась испугом, перешедшим в шок, когда я повернулась и увидела залитую кровью подушку. С трудом подняв дрожащую руку, я прикоснулась к шее и поднесла ладонь к глазам.
— Хоть картину пиши, — прохрипела я. — Где вместо красок — моя кровь. Как ты думаешь, Руська бы оценила?
— Нашла время шутить! — прокричала подруга, бережно опустила меня обратно на постель и выбежала. Вернулась почти сразу с прижимаемой к груди аптечкой.
Заставив меня пересесть в кресло, она быстро обработала рану, хотя могла бы и не стараться и даже наложила повязку.
— И как мне с этим ходить по городу? — я потрогала бинт, сложенный в несколько слоёв и закреплённый на коже четырьмя щедрыми полосками пластыря.
— Главное, чтобы ты смогла ходить, — проворчала Ниса, чья оторопь сменилась на глубокую обеспокоенность. Нервно захлопнув аптечку, она встала, походила по комнате и заявила:
— Это больше нельзя игнорировать.
— Что именно? — я сложилась вдвое, забравшись в кресло с ногами.
— То, что он с тобой делает! Ты должна переехать!
— Куда? — безразлично спросила я, укладывая голову на подтянутые к груди колени, пока Ниса нервно топталась на месте, время от времени заламывая пальцы до противного хруста. — К тебе нельзя. Там он тоже был. А у меня создаётся впечатление, что он способен входить всюду, где был хотя бы единожды. В гостиницу? Там правило приглашения не работает.
Ниса бессловесно взревела, выплёскивая ярость от собственного бессилия, метнулась к кровати и начала сдирать наволочку с подушки. Потом увидела, что это бесполезно, подушка успела пропитаться моей кровью. Она скомкала всё, что попалось под руку, и с этой охапкой побежала в кухню. Там чем-то долго гремела, шуршала, топала, рычала сквозь зубы, потому вернулась, упала на диван и вытянула ноги.
— Чем занималась?
— Выбрасывала последствия ночного визита твоего возлюбленного, — отёрла она лоб.
— Он не мой возлюбленный.
— Твой. Иначе как объяснить твоё состояние!
— О чём ты? — я даже голову приподняла, хотя по ощущениям вместо неё у меня на шее болтался чугунный чан для плова.
— Эта твоя странная простуда…, — она задумчиво качнула головой, устремив взгляд в пустоту. — Я думаю, это любовная лихорадка.
— Чего? — не сдержавшись, прыснула я со смеху и сразу же об этом пожалела. Шею обдало болью, и лишь из чистого упрямства я не позволила себе схватиться за неё.
— Любовная лихорадка, — повторила подруга. И сама себе кивнула. — Теперь я в этом уверена.
— Это же просто фразеологизм. Красивое выражение для описания…
— …страсти, любовного томления и желания, — договорила за меня Ниса. — И это то, что ты испытывала годами к Князю, но подавляла собственные чувства. А теперь страдаешь. Ещё эти его ночные визиты… Думаю, он пытается заставить тебя перешагнуть через собственный внутренний барьер, который ты установила, чтобы отгородиться от него и твоей любви к нему.
— Кстати, об этом, — вспомнила я. — А ты где шлялась? Тебя не было дома. Ты же обещала быть рядом!
— Знаю, — виновато поморщилась Ниса. — Я вышла буквально на минуту. Кто ж знал, что он успеет к тебе подкрасться!
— А где ты была?
— В квартире Симоны. Мне показалось, что там кто-то есть, — Ниса пригладила волосы, опять торчавшие иголками. — И я сходила проверить.
— И?
— И ничего, кроме паутины в пустых углах, не нашла, — раздражённо закончила она. — Но… это заставило меня задуматься. Что нам теперь делать с Руськой? — и подруга подавленно взглянула на меня. — Как понять, где настоящая муза, а где её сестрица?
— Никак. Только ждать, пока Симона сама себя выдаст.
— Что-то мне подсказывает, что ждать долго придётся! — фыркнула банши. — Одновременно наживая себе головную боль!
— Не знаю, — цокнула я языком. — Как-то всё не складывается. Допустим, двое убиты и двое пропали из-за сотрудничества с Советом. И сейчас опустим вопрос, произошло это с поручения стариков или по обратной причине, из-за того, что они на них работали. Но с какой стороны ни глянь, не цепляется сюда нападение на волков.
— А должно? — выгнула брови подруга. — Не факт, что связано.
— Связано, я уверена. Не просто так кто-то пытается уменьшить их влияние в городе.
— Может быть, сама Симона на них и напала. Прихватила пару бойцов из корволанта и устроила хвостатым Ночь длинных ножей.
— В таком случае, выходит, что мы не главная цель старшей сестрицы.
— А если не главная, то какая? И кто тогда главная? — сыпала вопросами подруга. Но быстро передумала: — Подожди! Не отвечай! Не нужно обсуждать это здесь!
Глазами глубоководной рыбы, такими, выпученными и чуть ошалелыми, Ниса обвела комнату, сделав странный пас рукой.
— Язык жестов не понимаю, — ровно произнесла я, намекая, что лучше бы словами.
— Вдруг эта твоя любимая пиранья всё ещё здесь? — зачем-то начала шептать подруга.
— Не думаю, — моя рука непроизвольно потянулась к шее. — Иначе ему пришлось бы быть здесь постоянно.
— А если нет, то как он входит и выходит? Он же не милое привидение из мультика! В нём вообще нет ничего милого! И сквозь стены просачиваться он не умеет!
— Думаешь, трудно незаметно войти и выйти, пока мы сидим здесь и болтаем? — хмыкнула я. — А ты вообще недавно смылась из квартиры в соседнюю! Я уверена, ты даже не помнишь, закрыла ли дверь или бросила нараспашку!
Ниса наморщилась лоб, почесала затылок и печально вздохнула. Потом выпрямилась, вытянула шею и попыталась выглянуть в коридор.
— Ты себе так какую-нибудь мышцу повредишь, — остановила её я от попытки превратиться в жирафа-недоростка. — Ниса, — позвала я, когда подруга встала и начала планомерно обходить мою квартиру с видом заправской ищейки. Для полноты образа не хватало лупы и шляпы с двойным козырьком в строгую английскую клетку. — А ты куда цветок дела?
— Какой цветок? — выдохнула подруга, резко наклоняясь и задирая покрывало, свисавшее с дивана, чтобы заглянуть под сам диван. Занятие, лишённое всякого смысла, если только подруга не затеяла провести опись всех тараканов в квартире. Не уверена, водились ли у меня тараканы, но в голове подружки они точно имелись, начала бы с них. Потому что даже возжелай Князь засесть в моей спальне, под диван он бы точно не полез.
— Который мы у журналиста забрали, — напомнила я. — Орхидею.
— А, — Ниса выпрямилась и на носочках двинулась к стенному шкафу, чтобы, резко распахнув дверь, заглянуть внутрь. Подруга изучила груду чистых носков, сваленные на полу пустые коробки из-под обуви, несколько деловых костюмов на вешалках, принюхалась и медленно задвинула дверь обратно. — В офис отнесла. Решила, что раз один горшок уже занимает место на твоём рабочем столе, то пусть и второй там же будет. Не кататься же ему вечно на заднем сидении твоей машины. Он, бедолага, и так настрадался.
— Ты поставила его в моём кабинете?
— Ну, да, — пожала плечами Ниса и начала перекладывать диванные подушки. Скорее всего, для того, чтобы убедиться, что под ними никого нет. Я хотела было спросить, с каких это пор Ян умеет съёживаться до размера букашки, но решила не отвлекать подружку. — И попросила Ингу его поливать. У меня самой с растительностью не очень. Да и голова постоянно другим занята. Вот я и напрягла нашего психолога.
— Поехали, — решила я, решительно спуская на пол голые ноги.
— Куда? — отступила подруга.
— На работу. Мне нужен этот цветок.