Тренировочный день 4

Эпилог

Эпилог.

Он сидел и пил чай с медом и какими-то успокаивающими травами, которые собирал и высушивал Анатолий Сергеевич. Пил чай и смотрел в стену. На стене висел ковер, и Виктор вяло вспомнил что в свое время было запрещено размещать на коврах изображения животных, людей или птиц, вот так и появился абстрактный рисунок, который напоминал все на свете. Вот вроде и зверь, а вроде и птица. Вроде человек, а вроде загогулина.

— Никогда в жизни больше в лагерь не поеду. — сказал он вслух.

— Да-да. — кивнул ему Анатолий Сергеевич: — конечно. Я ж говорю — нервная работа. Ты вон, один денек тут провел и уже глаза стеклянные. А я тут… эх, да что говорить… — он машет рукой. Поворачивается к остальным.

— Девчата, кто еще чаю будет? У меня его много. И пряники берите, не стесняйтесь.

— Спасибо. Очень вкусный чай. — говорит Лиля: — а я вам потом настоящий китайский подарю, у меня есть такой, в жестяной коробке. А то говорят, что столовая закрытая, а у Витьки руки тряслись… ему, наверное, сахара в крови не хватало!

— В лагерь ни ногой. — повторил Виктор: — режьте меня, бейте меня, бросайте в терновый куст, только не в лагерь.

— Вообще-то в сказке Братец Кролик все наоборот сделал. Он хотел чтобы его в терновый куст бросили. — сказала Синицына и поправила свои очки. Виктор молча взглянул на нее, но ничего не сказал, снова уставившись в стенку. На ковер.

— Смех смехом, но Витька подвиг совершил. — говорит Анатолий Сергеевич, наливая еще чаю в свою чашку: — откуда ему знать, что это муляж, а не настоящая граната? Я в армии служил и то не отличу… — он берет в руку зеленый, рубчатый корпус и изучает его: — дела…

— Это у меня нервное наверное. — опускает голову Алена Маслова: — я от нервов засмеялась. Я и не поняла, что случилось. Просто Виктор Борисович как заорет страшным голосом «ЛОЖИСЬ!» и как бросится пузом на землю… это я потом уже поняла, что он на гранату бросился… а это и не граната вовсе.

— В лагерь больше — ни ногой.

— Да, да, Вить. Вот, пряник будешь? На пряник. — Лиля всучивает ему в руку пряник: — ты в чай его макай, он мягким станет, вот так…

— Дура ты, Лилька. — неожиданно говорит Айгуля: — как есть дура. Человек за тебя жизни не пожалел, грудью на гранату бросился, а ты… пряник ему в чай макаешь.

— А я теперь понимаю, чего она в нашем Витьке нашла. — тихо говорит Маслова: — это ж не каждый вот так броситься. Даже не подумал.

— Подумал. — поднимает голову Виктор: — подумал я. Вы все на улице были, высыпали, куда не глянь — люди. Запал — три секунды. Ритка выдернула ему руку, кольцо на пальце осталось, граната на дорожку упала, чека предохранительная вылетела — раз. Пока я сообразил что к чему — вторая. Схватить и выбросить уже времени не хватало. Вот и… не, я в летний лагерь больше не приеду.

— Все-все. — Лиля гладит его по руке: — не поедешь ты никуда. Приедем домой я тебе компресс сделаю. Портвейна налью.

— Кстати! — Анатолий Сергеевич достает откуда-то пузатую бутылку и бережно смахивает с нее пыль: — подвиг нужно обмыть! Да и нервишки полечить… настоящий, армянский, «Арарат», пятизвездочный!

— Дайте-ка сюда! — бутылка как по волшебству оказывается у Лили в руках, она ловко сворачивает пробку и протягивает Виктору: — на вот. Выпей, полегчает.

— Да что вы как варвары из горла! Есть у меня бокалы, в самом деле… — суетиться хозяин, доставая пузатые бокалы и выставляя их на стол: — Вить, хорош из бутылки глыкать, чай не алкоголики.

— … ни ногой…

— Слушай, Вить, а говорят, что перед смертью вся жизнь перед глазами проносится, расскажи — это правда? — в глазах у Лили мелькают веселые чертики.

— Что? — его взгляд останавливается на Лиле, он задумывается.

— Нет. — говорит он после короткого раздумья: — враки это все.

— Ну вот. — расстраивается Лиля, но потом снова светлеет лицом: — может просто в этот раз не получилось? Давай еще разок попробуем?

— Чтобы еще раз попробовать нужно его еще раз на грань жизни и смерти поставить, а гранат у нас больше нет. — говорит Синицына: — можно под поезд толкнуть.

— Точно! Или медведя напустить. Дядя Толя, а у вас медведи тут водятся? Ай! — Лиля приседает, держась за голову.

— Бергштейн и Синицына. — качает головой Волокитина: — все-таки вы два сапога пара. Я раньше думала, что это ты в этой паре умная, Юлька. А теперь понимаю почему капитан команды у вас Кондрашова. Она самая нормальная.

— Маш я же тебя просил, не по голове. — морщится Виктор: — сама говоришь что у них с головой проблемы у обоих, зачем усугублять?

— Смотри-ка, Витька очнулся. — насмешливо говорит Волокитина, упирая руки в бока: — а ну-ка… в лагерь?

— … ни ногой…

Уже много позже, когда он лежал в своем корпусе, глядя в темный потолок и снова переживая события прошедшего дня он вдруг понял, что ему очень хочется жить. Почему-то он воспринял все, что с ним случилось — как должное. Живет и живет, как иначе? Но ведь жизнь сама по себе — уже чудо. А он живет вторую жизнь и даже не задумывается — зачем. Первую жизнь особо не задумывался, да и сейчас тоже. А ведь когда он пузом на учебно-тренировочном муляже гранаты Ф-1 лежал — столько мыслей в голове пробежало. И про то, что вот так зазря закончится его жизнь здесь и про то, что может быть все так и должно было быть, может быть это законченный круг времени. Может он тут только для того, чтобы броситься пузом на гранату и умереть, а Яна Баринова будет жить дальше и однажды — встретиться с ним прежним и он безумно в нее влюбится, а она — все-таки умрет от рака, как и предначертано в книге судьбы. А еще о том, что надо было не геройствовать, а просто крикнуть «ложись» и самому лечь, но тогда точно кого-то осколками бы посекло… ну и пусть. А так — он один умрет, а разве это справедливо? Он и пожить не успел тут толком… даже девушку себе не завел. Все откладывал, как будто уверен что будет жить долго, как будто был уверен что у него еще полно времени. А если нет? Ладно граната муляжом оказалась, а ну как завтра кирпич на голову упадет. Вот подкараулит его Давид со своими братками и «иду с дружком, гляжу — стоят, они стояли молча в ряд, они стояли молча в ряд их было восемь».

Он сел на кровати и протянул вперед руку, разглядывая ее. Я живой, подумал он, живой и это чудо. Я благодарен богу или кто там есть, если есть кто-то — то благодарен ему или ей за это…

В темноте корпуса тихо скрипнула половица. Виктор повернул голову.

— Тоже не спится? — спросил он у темноты.

— Ты же не спишь. — ответила ему темнота знакомым голосом. Потом темнота сгустилась и соткала из лунного света жемчужно-белое тело, которое присело на краешек его кровати. Он сглотнул. Вот вроде всегда об этом думал, но сейчас почему-то в груди дыханье сперло.

— Как твоя нога? — сказал он хриплым голосом и откашлялся: — я… ты же должна беречь ногу. Ответственный матч и…

— Да плевать. — отвечает ему девушка, освещенная лунным светом и ее лицо оказывается совсем близко: — плевать я на матч хотела.

— Да? — во рту у Виктора пересохло. Вот я дурак, думает он, выставил себя на посмешище, кинулся пузом на муляж гранаты, то-то смеху было… но засчитывается намерение, а не подвиг. И жемчужно-лунная богиня пришла вознаградить его за то, что он совершил очередную глупость.

— Ага. — кивает богиня и целует его в губы. Он чувствует мягкие, пахнущие молоком и ванилью губы, ее язычок скользит внутрь…

— Знаешь, Вить, я тут подумала. — говорит она, чуть отстраняясь: — помнишь в лесу я просила тебя не бросать меня одну?

— Помню. — кивает он, кровь бьет ему в виски, клокочет в голове, он почти не слышит ее из-за грохота собственного сердца, его руки начинают трястись и он — хватает левую руку правой, сдерживая дрожь.

— Помню. — повторяет он.

— Так вот. А ты тут совсем один. — ее тихий шепот легким движением воздуха касается его лица.

— Да. Я тут совсем один. — повторяет он за ней.

— А это неправильно. — снова тихий шепот и шелест одежды, белая, лунно-жемчужная комбинация скользит и падает на пол: — я у девчонок поспрашивала… ты не сердись если что-то не сразу получится… Наташа и Алена мне все показали. Так что приготовься.

— Всегда готов. — Виктор думает что девиз Пионерии в таких обстоятельствах звучит крайне нелепо. А потом… потом он перестает думать. Потому что наступает пора пастись среди лилий…