Тренировочный день 4

Глава 19

Глава 19

— Ну чего? — шепчет Володя Лермонтович, пихая своего товарища локтем в бок: — пошли?

— Погоди, Вовка. А это кто такой, с Женькой? Женя, кто это с тобой? Нас потом не заложит вожатым и Поповичу? — говорит Никита и в сумерках не видно его лица, но Володя понимает, что его друг — хмурится. Щелкает кнопка и включается фонарик, все вокруг жмурятся.

— Ты чего? С ума сошел? Нас увидят! — заполошно вскидывается Женька и отбирает у Никиты фонарик, тут же выключает его: — не включаем фонарики! Идем в темноте, если будете с фонарями идти то издалека нас видно будет! А это — Дюша. Дюша, это Вован и Никитос.

— Че еше за Дюша?

— Ну Дюша. Короче наш человек, не ссыте. Он про Старый Корпус все знает. И вообще про «Орленок», он сюда с первого класса катается, срок мотает каждое лето. Скажи Дюша.

— Привет. — Дюша шагает вперед: — меня Андрей зовут. У меня мамка поваром работала тут, так что первые пять лет сюда катался каждый сезон. Потом она на вахту стала ездить, но в «Орленке» у нее квота осталась. Я тут все знаю.

— Привет. — Володя находит в потемках руку Дюши и жмет ее: — меня Вовкой звать, а это Никитос. Твой друг говорит, что в Старом Корпусе призраки водятся.

— Неправда. — говорит Дюша: — нет там никаких призраков, что он выдумывает.

— А я что говорил! — торжествует Володя: — нету никого.

— Можно и по палатам пойти, пока не хватились. — говорит Никита: — а то от Ритки попадет.

— Че, зассали?

— А чего ссать, если там нету никого?

— Призраков не бывает. — говорит Дюша и сплевывает на землю: — вы чего, третьеклашки в призраков верить? Вы же пионеры! Бога нет, нет и сатаны, нет ни призраков, ни духов, а мертвые не кусаются, так еще капитан Флинт говорил. Вон Жека говорит, что у вас граната есть, а гранаты только на живых действие имеют. Что граната против призрака сделает? Вот то-то же.

— Но если там призраков нет, то что там тогда? — задает вопрос Женька: — ты ж сам боишься к Старому Корпусу ходить!

— Не боюсь, а опасаюсь. — поправляет его Дюша: — это как Бермундский треугольник, где суда пропадают со всей командой, понимаешь? Это же не значит, что там духи есть или призраки. Природный феномен. Например — направленный пучок инфазвука. Там в океане есть остров, пронизанный ходами и пещерами и когда идет отлив — они заполняются, а когда прилив, то вода вытесняет воздух, и он проходит через узкие трубки, словно у органа, это вызывает инфазвук. Это… ну словно труба! Инфазвук идет направленной волной и вызывает приступ паники, люди совершают глупости и топят корабли или там выпрыгивают с борта, самоубийства совершают. Вот и вся загадка. Природный феномен.

— А… ты откуда про Бермундский треугольник знаешь? — осторожно спрашивает Володя.

— Читал где-то. — отмахивается новый знакомец: — но я к чему? К тому что нету никаких призраков, ни в Карибском Море ни в Старом Корпусе.

— Погоди, ты же сам мне рассказывал, что в прошлом сезоне двое мальчишек из лагеря пропали. — говорит Женька: — детдомовские.

— Так это не призрак. Таня-людоедка из тюрьмы вышла и вернулась. Как раз у нее срок должен был подойти. Самый большой срок за преступления который дать можно — это двадцать пять лет. Ну или расстрел, а она тогда маленькая девочка была, кто ж маленькую девочку расстреливать будет, даже если она людоедка. Закона такого нет, чтобы детей расстреливать, даже если они фашисты.

— Таня-людоедка?

— Ну. Двадцать пять лет прошло и ее выпустили, а она теперь взрослая уже. Вернулась туда, где сладкое мясо ела. Говорят, если человек однажды человеческого мяса попробует, то потом на всю жизнь людоедом станет!

— Да брешешь ты все!

— После войны даже процесс был над ленинградскими людоедами! Они продолжали людей есть, даже после того, как война кончилась и уже еды было вдоволь. — уверенно говорит Женька: — у него следователь и спросил — зачем вы дескать мясо человеческое продолжаете кушать, ведь голода уже нет. А тот ему отвечает — вот вы, говорит, молодой человек ели человечину? Нет? Ну значит вы меня не поймете.

— Я вот шоколад люблю. И мороженное. — говорит Никита: — но я же могу не есть их.

— До конца жизни?

— До конца жизни без шоколада было бы трудно. — признается Никита: — а что, человечина на вкус как шоколад?

— Говорят как курятина, только сладкая. — с видом знатока вещает новый знакомый: — конечно разные части по-разному. Это если мясо есть, а если, например сердце или печень — то по другому. Печень наверное с луком тушить нужно и потом с гречкой… а сердце лучше жарить и с картошкой.

— Не, ну без курятины я как-нибудь проживу. — говорит Никита: — особенно без сладкой. Фу!

— Хватит трепаться как девчонки. — говорит Женька: — так что, пошли в Старый Корпус?

— А чего там делать, если призраков там нет? — спрашивает Володя Лермонтович. В Старый Корпус ему неохота и не потому, что он призраков боится. Не боится он никого. Просто… ну темно уже. И Ритка-комсорг, и Попович-физрук ему потом такого нагоняя дадут… но самое главное даже не это. Самое главное то, что граната у него учебно-тренировочная, а не настоящая. А вдруг там и правда Танька-Людоедка? Что он ей сможет сделать? Ну да, хлопает граната громко, но и только. Это ж муляж, макет, она специально сделана так, чтобы никого не убить. Просто хлопок. Громкий, но, наверное, настоящая граната намного громче хлопает. Не хлопает, а взрывается. И осколки разбрасывает. Ну пойдут они в Старый Корпус, выскочит Танька-Людоедка с ножом, кинет он в нее гранату, та хлопнет, а Людоедка его ножом пырнет. И потащит в свое подземное логово, где подвесит на крюк, чтобы он висел и видел, как она из Никиты котлеты крутит… срезает с него мясо кусками и в мясорубку кладет.

— Призраков там может и нет. Но вот Людоедка точно там засела. — убежденно говорит Дюша: — мы подкрадемся и ей в берлогу гранату бросим! Она ее убьет, а про нас потом в газете напишут, в «Пионерской Правде». А может даже в журнале «Огонек». Мол так и так, бесстрашные пионеры обезвредили опасную преступницу-людоедку. И фотографии наши. У Ириски глаза на лоб вылезут.

— Кто такая Ириска? — задается вопросом Володя.

— Да это старшая вожатая наша. — объясняет Женька: — походу у Дюши к ней чувства. Но она классная, я бы вдул.

— Эй! Вдул бы он. После меня. — толкает его в плечо Дюша.

— Ну и ладно. После тебя бы вдул. — покладисто кивает Женька: — все равно после кого. Жалко что она не Добрая Вожатая, я бы с ней в душевую сходил, пусть даже вместе со всем отрядом.

— А, это та, которая Ирина Владимировна? — Володя вспоминает девушку, которая встречала их по приезду в лагерь, такая, с веснушками и прической каре. Чем-то девушка неуловимо напоминала Нину из «Кавказкой Пленницы», только с веснушками и каштановыми волосами. Мозг послушно выдал картинку, когда Нина, связанная по рукам и ногам, извивалась в руках Никулина, Моргунова и Вицины. Он сглотнул. Если представить старшую вожатую вот так… связанную и беспомощную… хотя конечно на месте старшей вожатой и Натальи Варлей ему больше всего Лизка Нарышкина представлялась, как он ее спасет от рук разъяренных бандитов, а она — навстречу ему податься и подставит губы для поцелуя. И все разрешит. Так и скажет — делай со мной что хочешь, Лермонтович, можешь даже не развязывать… но где бандитов взять? Трус, Балбес и Бывалый на горизонте не маячат, да и справится с Бывалым имея в руках лишь мудяж гранаты он не сможет. А вот если он спасет Лизу и весь лагерь от Таньки-Людоедки…

Он представляет, как стоит и принимает поздравления, почему-то на спортивном пьедестале с цифрами. На первом месте стоит он, на втором — Никита Тепляков. А этот Женька — на третьем вообще. Как к нему подходит Попович и вешает медаль на шею и говорит, что вот он Попович, — восхищается Володей. Потому что Володя — смелый и сильный, умный и красивый, настоящий пионер. А он, Попович — всего лишь жалкий червяк под его ногами. После чего Попович плачет и убегает, понимая, что ему тут ловить нечего. А Лиза Нарышкина его взглядом провожает и во взгляде — разочарование. А его, Володю Лермонтовича — тут же куча девушек окружают и все поцеловать хотят и начать встречаться, даже та краля-волейболистка, которая в окно прыгнула. И тут подходит к нему Альбина Николаевна и руку на плечо кладет и говорит, что раньше она не понимала какой все-таки он, Володя Лермонтович — великий человек, не понимала и ей стыдно за это. Потому она ему сейчас пятерку в четверть и за год авансом по своему предмету поставит и еще, если Володя захочет, то может взять ее, Альбину Николаевну в школьном туалете в любое удобное для него время. И Зинка Ростовцева тут же подскочит и скажет, что она, Зина — только сейчас поняла, как она любит его и готова сжать его бедрами и тоже в любое удобное для него время.

И вот тут на глазах у Нарышкиной появятся слезы, и она поймет, что всегда любила только его, только Володю и упадет она на колени и скажет — делай со мной что хочешь, Володя, я сейчас разденусь догола и делай со мной что хочешь, только не бросай… потому что я — глупая баба, а ты — настоящий мужчина и пионер!

— Вовка, ты чего тормозишь⁈ — толкает его в бок Никита и Володя — моргает глазами, отвлекаясь от ярких картинок в голове.

— А? — говорит он: — идем в Старый Корпус!

— Круто. — кивает Женька: — пошли. Как отойдем от лагеря чуток, в лес зайдем — можно будет фонарики включить. Пошли, чё…

Они идут в полутьме, напрягая глаза и периодически спотыкаясь. Наконец, когда огни лагеря скрываются за деревьями, — включают фонарики. Выяснилось, что фонариков всего два вместо четырех. Володя вовсе не брал с собой фонаря, а у Дюши батарейки сели и его фонарь сперва выдал тусклый желтоватый круг, а потом и вовсе погас. Несмотря на совет вынуть батарейки, встряхнуть их, поколотить друг об дружку и снова вставить — фонарик не заработал. Так что пришлось ограничиться двумя фонариками — один у Никиты и еще один у Женьки. Тем не менее свет фонарей вселил в сердце Володи уверенность.

Подумаешь, Людоедка, так думал он, она же как увидит гранату, так и обосрется. Все, кому он ее показывал — очень удивлялись и пугались. Он специально в автобусе ее Нарышкиной показал. Нарышкиной и Коломиец, пусть знают. То-то удивленное лицо было у Лизки… такое же у нее будет, когда он всех победит и притащит связанную Таньку-Людоедку в лагерь. И ему медаль вручат и грамоту, и благодарность объявят. Вот тогда она сразу заплачет и будет за ним таскаться, а он такой — не уберегла ты себя, Нарышкина, не уберегла. И в плащ завернется как граф Монте-Кристо. От таких мыслей сладко сосало под ложечкой и ноги сами собой ускорялись, стремясь вперед.

— Долго еще? — пыхтит сзади Никита: — это же Старый Корпус, почему так далеко от лагеря?

— Это же Старый Корпус не летнего лагеря, а бывшего туберкулезного диспансера, — снисходительно объясняет Дюша: — там где тубдиспансер был — нельзя санатории и летние лагеря строить. Вообще ничего нельзя, там бациллы остаются на сотню лет вперед. Везде там — в воздухе, в почве, в воде…

— Говорят, что тех, кто чахоткой болел на кладбище не хоронили. — добавляет Женька: — а просто рядом с диспансером в ямы закапывали. Представляете сколько там мертвецов в земле лежит? Разве можно там лагерь детский строить?

— В городе на месте, где раньше кладбище было с часовней — Парк Культуры и Отдыха построили и танцульки каждые выходные делают. — замечает Никита: — и ничего. Никаких призраков или рассерженных мертвецов.

— Я ж говорю — нет никаких призраков. Есть или природный феномен или же человеческая деятельность. Как говорил капитан Флинт — бояться нужно живых, а мертвые не кусаются. — заявляет Дюша: — давайте колонной идти. Впереди пусть Жека идет с фонариком, он то знает куда идти.

— Думаешь все-таки там Людоедка есть? — спрашивает у Дюши Володя, просто чтобы спросить. Почему-то идти в темноте неуютно. Свет фонариков сперва вроде помог ему, а потом наоборот — круги света от фонарей как будто сгустили темноту вне этого света. Как будто весь лес вокруг обернулся и стал… гуще? Деревья словно стали плечом к плечу, свысока разглядывая незваных гостей. Володя сглотнул и вынул гранату из кармана. Привычная тяжесть в руке, рубчатый металл приятно холодил ладонь, успокаивая его. Он разогнул усики предохранительной шпильки и проверил, легко ли ходит туда-сюда кольцо. Так чтобы если что — рвануть его одним движением. А потом — поднять руку повыше, чтобы Людоедка видела, что у него в руке — граната. И приказать ей сдаться. Она, конечно, сдастся, а они ее свяжут… и притащат в лагерь.

— Конечно есть. — отзывается Дюша: — а куда бы в прошлом сезон двое мальчишек делись? Детдомовцы, так что никто их сильно не искал, сказали, что они в бега подались, да только я ж их знал. Им тут после детдома сплошная лафа была, они со столовой таскали мармелад и печенье, курили за спортзалом, с девчонками из третьего отряда мутили, а парней поколачивали. Даже ко мне подкатывали, но я-то отпор дал! Не, они отсюда по своей воле нипочем не убежали бы. Тем более что у одного с Зинкой получилось… они после отбоя в беседке сидели постоянно, почти до утра. Зинка потом плакала, говорила, что он хотел ей цветов нарвать. Она ж гербарий собирала, в книжках цветы сушила, а он ей какую-то там орхидею приволок… ну так я слышал. Наверняка у Людоедки в логове нашел, ну или в Старом Корпусе. А там диван посредине стоит, заброшенная комната и диван посередине. Вот он со своим другом и сел на диван, а диван вниз проваливается и там сразу же — большая мясорубка! И все, готовы котлеты из пионеров. Пионерские котлеты.

— Они были пионерами? Ты ж говорил, что детдомовские, да еще и в колонии сидели… — сомневается Никита.

— Ну и что? В колонии тоже в пионеры принимают. Наверное. Да неважно! Пусть будут просто котлеты из детдомовских. Ты чего прицепился-то? — говорит Дюша: — какая разница, как котлеты будут называться? Главное, что там в подвале — мясорубка огромная! И за ней сидит Танька-Людоедка и ждет, когда кто-то на диван сядет.

— Так это легко. Просто на диван не садится и все. — говорит Никита: — ничего сложного.

— А может там весь пол такой — куда не ступишь, везде провалишься. И потом — ну не дура же она. Если не сядешь на диван, так она сама выскочит и ножиком пырнет. В живот, чтобы кровью истекал и мучался, пока она будет твои ножки в мясорубке прокручивать.

— Кости в мясорубке прокрутить — это ж какая мясорубка должна быть. — сомневается Никита.

— Промышленная. Как на мясокомбинате. — говорит Женька: — мне однажды дядька рассказывал, что у них такая стоит, она корову целиком перемалывает, а потом сразу в тушенку. А что вытекает — в гематоген. Гематоген же из бычьей крови делают, не знали? А если кости мелко-мелко перемолоть, то даже полезно, кальций же.

— Вот наверное Танька себе такую в подвал и поставила. Наверное, после выхода из тюрьмы сперва на мясокомбинат устроилась, чтобы кровь пить и мясо сырое есть, а потом поняла что лучше пионерского мяса ничего нету, взяла с собой мясорубку с работы и вернулась сюда. Вот в прошлом году и вернулась. — убежденно говорит Дюша: — почти пришли уже.