Тренировочный день 4

Глава 15

Глава 15

Поездка до летнего лагеря заняла два с половиной часа, если вместе со сборами, то все три. Так что по приезду и заселению в корпуса согласно древнему принципу «мальчики налево, девочки направо» у них осталось всего два часа до обеда.

Сам по себе «Орленок» ничем таким особенным от прочих летних пионерских лагерей не отличался, был расположен на берегу небольшого озера с официальным названием «Артейское», в то время как местные называли его Утиным. Рядом же протекала и небольшая речушка, впадающая в это озеро. Перед озером был песчаный пляж, плавно переходящий в покрытую травой поляну. На этой поляне и были расположены корпуса «Орленка», а чуть поодаль начиналась полоса деревьев. Между корпусами были протоптаны дорожки, спортплощадка и небольшой плац были залиты бетоном.

Встречал их заведующий «Орленком», высокий мужчина средних лет с орлиным профилем римского императора, достойным быть выбитым на золотых монетах. Римского императора летнего лагеря звали Анатолием Сергеевичем, и он радушно приветствовал всех.

Он разместил девчонок в большом третьем корпусе с душем и туалетом. Школьников было примерно поровну — шесть девушек и шесть парней, а вот женская волейбольная команда изрядно прибавляла перекосу в гендерном плане — десять человек. Так что женская вотчина оказалась самой большой — третий корпус был в состоянии вместить тридцать человек, туда же были заселены и Маргарита Артуровна вместе с Альбиной Николаевной. Парням же из класса достался гостевой домик на шесть персон. В связи с этим Виктора поселили одного в пустующем четвертом корпусе. Рядом с гостевым домиком, чтобы из окна контролировать парней.

Вместе с заведующим бегали и суетились две женщины — одна постарше, полненькая, как выяснилось — местная завхоз, Тамара Павловна. И вторая — молодая девушка с веснушками по всему лицу и короткой прической. Звали ее Ирина, она была старшей вожатой. Кроме них в лагере уже были отдыхающие, все-таки «Орленок» был рассчитан почти на пять сотен мест.

— В связи с печальными событиями прошлого сезона. — так сказал Анатолий Сергеевич, показывая Виктору его расположение в корпусе, где он мог выбирать из тридцати пустующих кроватей.

Виктор не был склонен доверять слухам, а потому сделал себе заметку потом пораспрашивать заведующего о том, что же тут на самом деле произошло и почему «Орленок» свой первый сезон начал с половиной вакантных мест в корпусах. Насколько он, Виктор знал, места в летних лагерях вокруг города были дефицитным товаром и уходили влет. Да, в Советском Союзе даже обычные семьи могли позволить себе поезду в Сочи или в Грузию, в Краснодарский край и на знаменитые здравницы СССР. Но не на все же лето! Как правило на месяц. А отправить спиногрызов в летние лагеря — это же мечта любого родителя. А тут — озеро, речка, лес, природа, корпуса современные выстроены, столовая, свой крытый спортзал, даже небольшая библиотека, чтобы школьники могли читать литературу, рекомендованную для чтения на каникулах. Почему же половина корпусов «Орленка» пустует?

Нет, Виктор конечно же слышал эту историю про добрую вожатую, которая сводила в душ весь свой отряд, заодно проведя наглядный урок женской анатомии и всего такого… но он не очень-то и верил в эти слухи. Люди склонны преувеличивать, скорее всего бедная девушка перепихнулась с одним воспитанником, что на его личный, Виктора взгляд скорее благотворительность, чем преступление, но Уголовный Кодекс с ним тут не согласен. Да и администрация лагеря тоже. И все вообще. Так вот и родилась легенда о «Доброй Вожатой». Которая в отличие от «Девочки, Которая Утонула Тут Прошлым Летом» или «Проклятом Заброшенном Корпусе» — хоть позитивная.

— Обед через три часа. — сказал Анатолий Сергеевич: — мне звонили с Комбината, сказали, что привезут в термосах, наши повара только разложат все и на столы подадут. Так что решили сдвинуть прием пищи, чтобы не путаться.

— Три часа. — кивает Виктор: — спасибо, Анатолий Сергеевич…

— Просто Толя. — заведующий протягивает руку еще раз: — ни к чему тут политесы, мы с тобой люди взрослые. Мне бы больше мужиков в лагерь… хотя и с ними тоже. Эх… — вздыхает он, пожимая руку Виктора.

— С этими детками… — заведующий качает головой: — мне всего тридцать два года, а видишь, вся голова седая уже? Натерпелся я тут, Вить. Хочешь заведующим стать? Я могу походатайствовать…

— Спасибо, не надо. — твердо отказывается Виктор: — а что так? Неужто так плохо?

— Да один я тут мужчина. — говорит Анатолий Сергеевич: — ты вот что, заходи вечером после отбоя, побалакаем… у меня коньяк есть, армянский, пять звездочек, «Арарат».

— Не вопрос, зайду. — уверил его Виктор: — после отбоя сразу.

— У меня домик отдельный. Сразу за первым корпусом налево, там тропинка. Не заблудишься.

— Виктор Борисович! — звонкий голос сзади. Виктор оборачивается. Ну конечно же Нарышкина.

— Виктор Борисович! А ваши с команды купаться пошли! А нам Ритка не дает! — выпаливает Лиза, переминаясь с ноги на ногу: — а у меня такой купальник шикарный! Красного цвета, болгарский! Хотите посмотреть?

— Вот я об этом. — вздыхает Анатолий Сергеевич и с чувством хлопает Виктора по плечу: — держись, брат. Заходи ко мне вечером, поговорим. Ну а пока… у меня так много дел, так много дел. — и заведующий поспешно отступает, всучив Виктору ключ от его корпуса.

— Лиза! — Виктор поворачивается к Нарышкиной: — ну во-первых, не «Ритка», а Маргарита Артуровна. То, что она у вас не преподает еще ничего не значит, она у нас тоже ШКРАБ.

— ШКРАБ? — хмурится девушка, потом сразу же, без перехода — сияет улыбкой и кивает: — а, вспомнила! «Республика ШКИД», там же это было, да? ШКРАБ — значит Школьный Работник!

— Все-таки старшеклассники — лучшие люди страны, — говорит Виктор и вздыхает: — ну пошли разбираться почему Ритка вас не пускает купаться и твой красный болгарский купальник останется сухим…

— Не понимаю. — говорит Юля Синицына, растягиваясь на шезлонге и опуская темные очки на глаза.

— Чего именно не понимаешь? — спрашивает у нее Маша Волокитина, которая сочла своим долгом все же составить компанию Синицыной, в то время как все остальные уже влезли в теплую воду и вовсю плескались на мелководье. Лето выдалось жарким, а сколько раз она успела покупаться — по пальцам пересчитать можно. По пальцам одной руки.

— Маша! — рядом с ними вырастает эта Бергштейн, которая уже мокрая с головы до ног и сияет своей улыбкой на все тридцать два, а то и побольше, она ж как акула, у нее, наверное, зубы в два ряда растут. Маленькие капельки воды стекают по ее загорелой коже, и Маша думает о том что эта Бергштейн уже все загорелая, и где она загорать успевает? Вот у них — постоянные тренировки, да еще и в крытом зале, а если загораешь, то «офицерским загаром», это когда у тебя лицо и кисти рук загорают, потому что времени нет солнечные ванны принимать. А она эту Бергштейн без одежды видела — у нее везде ровный загар, значит где-то загорает вовсе без одежды. И время и место находит…

— Чего тебе, Бергштейн? — вздыхает она: — иди уже, купайся.

— Я с тобой хочу! — она тянет ее за руку: — ну же! Пошли! Юльку оставь, она все равно мрачной будет.

— Я не мрачная. Я просто не понимаю. — говорит Юля Синицына и достает из своей сумочки солнцезащиный крем и протягивает его Лиле: — намажь мне спину, а то я обязательно сгорю. Солнце сегодня просто сумасшедшее.

— А… — Лилины глаза быстро мечутся туда-сюда между Юлей и Машей: — конечно! Маша, раз ты купаться не идешь, я и тебя намажу! Нельзя сгорать! Рак кожи будет, скажи, Юля.

— Вероятность возникновения рака кожи существенно возрастает. — кивает Юля и раскладывает свой шезлонг, переворачивается на живот, подставляя спину: — только лавтаками такими не мажь, экономнее будь, знаю я тебя. Это заграничный крем, а не «союзпищторг» какой-то.

— Спасибо, откажусь. — говорит Маша. Почему-то от мысли что Лиля будет ей спину кремом мазать — у нее мурашки по коже бегут. Становится неудобно.

— Да ладно тебе. — прищуривается Лиля, выдавливая на ладонь немного крема: — это для здоровья полезно. Или пошли со мной купаться!

— Лучше пусть Юля скажет, что ей не понятно. — переводит тему Маша.

— Мне многое не понятно. — говорит Юля Синицына не поворачивая головы и лежа на животе, пока Лиля втирает ей крем в кожу спины: — вот например что мы тут делаем? Мы же тренироваться должны, у нас в следующую субботу матч, а ты Волокитина и вовсе капитан команды соперников. И еще, Бергштейн, почему на тебе такой купальник? Что это за купальник вообще? Тут пионерский лагерь на секундочку, а ты в таком вот щеголяешь.

— В самом деле. — Маша бросает еще один взгляд на загорелое тело Лили, покрытое мелкими капельками воды: — это ж не купальник а готовый скандал в приличном семействе. Лучше бы уж сразу голая ходила.

— Называется бикини. На западе давно все такое носят. — задирает нос Лиля и сияет улыбкой: — а у меня совершенно случайно еще один есть! Как раз твой размер, Маш, бирюзовый! Твой любимый цвет! Хочешь, подарю?

— Нет, спасибо. — говорит Маша: — я рядом с тобой, Бергштейн почему-то всегда себя неудобно чувствую. Мне даже переодеваться рядом с тобой неудобно.

— И на то есть причины. — бормочет себе под нос Синицына: — уж это-то я понимаю. Я не понимаю, что мы тут делаем? Загораем, купаемся, обед через два часа…

— Через три! — блеснула улыбкой Лиля: — а вы видели, как Валя Федосеева плавает? Как амазонка! Валькирия! У нее мышцы на плечах бугрятся, вот ей-богу! Как будто змеи живые! Как будто ей под кожу питон влез, Двуцветный Скалистый Змей.

— Хорошо, что Масловой тут нет, а то бы обязательно пошлую шуточку сказала бы. Про питона под кожу. — кивает Маша: — ты бы полегче с двусмысленностями, Бергштейн.

— Почему ты все время такая холодная, Маш? — спрашивает у нее Лиля, намазывая кремом уже ноги Синицыной: — вот все время «Бергштейн то, Бергштейн се», а у меня имя есть. Между прочим красивое — Лилия. Я — цветочек.

— И лучше, чтобы ты росла на чужой клумбе. Пусть тебя кто-то другой поливает. — твердо говорит Маша: — вот есть в тебе что-то Бергштейн… чем-то ты меня раздражаешь.

— И это тоже мне понятно. — бормочет себе под нос Синицына: — совершенно понятное чувство. Меня она тоже бесит.

— Выше голову, девчонки! Кстати, а вы слышали, что это — тот самый лагерь, где Добрая Вожатая была в прошлом сезоне!

— Бергштейн. Это уже не ноги… не трать крем понапрасну. Под купальником я все равно не сгорю.

— Ой, я случайно. Маш, переворачивайся на живот, я и тебе спинку намажу… вместе с ножками.

— Иди в пень, Бергштейн. Это же дорогой крем. Юлин. А ты его…

— Пусть мажет. — поворачивает голову Юля: — а то ты назавтра будешь красная как рак и кожа будет клочьями сходить. Вообще с летним солнцем аккуратнее нужно быть, у нас матч в следующую субботу, я не могу допустить чтобы ты заболела, пусть ты и капитан команды соперников. Мажь ее, Бергштейн.

— Так точно, капитан! Сопротивление бесполезно!

— Бергштейн! Что ты… ай! Какая ты сильная оказывается… ладно! Ладно! Но только спину! Чур за задницу не мацать!

— Можно подумать я на такое способна… — говорит Лиля и делает лицо человека, который ни на что такое не способен: — как ты можешь не верить своей подруге. Своей лучшей подруге. Я разочарована, Волокитина.

— Я вот чего не понимаю. — говорит Юля, повернув голову и наблюдая как Лиля — оседлала Машу Волокитину и выдавливает себе немного крема на ладошку: — зачем люди дурацкие слухи распространяют? Насчет той же Доброй Вожатой. Понятно же, что это всего лишь городская легенда…

— Никакая не легенда! — отвечает ей Лиля, занося свои ладошки над Машиной спиной: — точно так все и было! У меня знакомый из отдела рассказывал!

— Чушь. — мотает головой Синицына: — ты видела корпуса здешние? Отряды состоят примерно из тридцати человек. А душевые у них в корпусе на пять. Пять леек. Там в душевую тридцать человек и не влезет. Уже нестыковочка. Далее, средний акт коитуса продолжается около пятнадцати минут, а если перемножить это на количество человек в отряде, то мы получим… мы получим семь с половиной часов постоянного траха. Что физически невозможно, их бы искать стали. Не говоря уже о девушке…

— Не хочу быть кайфоломом, Юль, но где ты пятнадцать минут секса видела, да еще от озабоченного школьника? — поворачивает к ней голову Маша и морщится: — Лилька! Не ерзай у меня по спине, отвлекаешь!

— М-мне… т-тут неудобно… я ниже… спущусь.

— Так вот, Юля, ты вон возьми старшеклассника из нашего автобуса, любого вообще. Отведи его в кустики и разденься. Уверена, одного этого хватит, чтобы у него кровь носом пошла и он все вокруг забрызгал. А ты говоришь «пятнадцать минут». — продолжает Маша: — да и не нужно ей было весь отряд соблазнять, достаточно было двоих-троих и все уже.

— Но слух-то про весь отряд. — возражает Юля: — а я доказываю, что это физически невозможно.

— Да приврали потом, как обычно. — отвечает ей Маша: — приврали, хотя тут ведь как — сгорел сарай, гори и хата. Если девушка страстная попалась, а эти школьники все сразу же кончали… то может и весь отряд. Раз пошла такая пьянка… эх, мне бы отряд пионеров сейчас! Да шучу я, шучу… или нет?

— Если ты твердо намерена повторить подвиг Доброй Вожатой, то у меня будет к тебе просьба — пожалуйста воздержись от этого до следующей субботы. — говорит Юля Синицына: — после нашего матча с «Крылышками» можешь делать что угодно, хоть на голове стоять.

— Да пошутила я, Синицына, ты чего такая серьезная. Мне пионеры без надобности. Мне бы мужика такого, крепкого, знаешь, чтобы сжал в объятьях, а я такая чтобы только пискнуть успела. И чтобы знаешь не спрашивал всякие глупости вроде «тебе нравится?» или там «ты точно этого хочешь?». Чтобы сам хотел и все. И раз — к стене прижал такой и рукой крепкой меня схватил… там. А когда я бы протестовать попыталась — закрыл мне рот поцелуем и все. И на кровать бросил. Эй, Лилька! Хватит по спине ерзать! Я аж вспотела там вся!

— Мгвхвх…

— Бергштейн, у тебя из носа кровь идет. — лениво замечает Синицына: — возьми у меня в сумке салфетки, уймись уже.

— Лиля! Ты мне сейчас весь купальник изгваздаешь! Слезай с меня!

— Мм… сейчас! — Лиля запрокидывает голову, пытается унять кровотечение салфетками. Встает со спины Маши и та — переворачивается на спину, глядит как Бергштейн ходит по песочку, задрав голову и вставив в ноздри маленькие турундочки, скрученные из салфеток.

— И это мне тоже непонятно. — говорит Синицына: — можно же прямо сказать. Обычно она все прямо говорит, а тут…

— Ты о чем? — переспрашивает ее Маша.

— Да так. О, смотри, школьники тоже купаться пошли и с ними этот ваш тренер. Хм. — она сдвигает очки на нос: — а фигура у него ничего так.

— Он между прочим занят. Твоей же коллегой. Забыла? — Маша берет тюбик с кремом: — я плечи помажу, Юль?

— Что? Да, конечно. — кивает та.

— Стоять! — Лиля вырывает тюбик из рук у Маши, она выглядит очень смешно с торчащими из носу белыми клочками от салфеток: — я сама тебя намажу! Пусть кровью вся изойду, но намажу!

— Звучит страшновато, — говорит Маша: — ты меня пугаешь. Юля, что не так с этой вашей Бергштейн?

— Хотела бы я знать, Маша. Хотела бы я знать…