Тренировочный день 4

Глава 12

Глава 12

Спал Виктор плохо. Во сне к нему постоянно приходила Маринка и требовала, чтобы он наконец-таки на ней женился как честный человек. На ней и на Светке, потому что они подруги, а у него в паспорте все равно еще место есть. Тут же откуда-то появлялась толстая тетка с завитыми в бигудях светлыми волосами, с лицом пескаря и накрашенными губами. На тетке был серый костюм со значком «Передовик производства» а в руках она держала красную папку с надписью «ЗАГС».

— Совет и любовь! — говорила тетка: — дал бог зайку — даст и лужайку. В очередь на дачный участок станете, библиотеку зарубежной фантастики и Жигули-шестерку предприятие выдаст как молодой семье. Седло для коровы и цветной телевизор «Рубин»!

А Виктор держал свой паспорт и тупо пялился на страницу «семейное положение», где была расчерчена таблица с графами «первая жена», «вторая жена» и так до самого низу, где стояла цифра тридцать три. Отдельно была выделена строчка «любимая жена господина».

— В чешуе как жар горя! Тридцать три любимых жены! — распиналась тетка-пескарь, а Марина и Светлана начинали превращаться в русалок, их ноги сливались воедино в рыбий хвост и начинали блестеть золотой чешуей. Виктор попытался было закричать, но смог только глотать воздух ртом. Спохватившись, он обернулся к ближайшему зеркалу — увидел вместо своего лица — рыбье!

Тут он и проснулся, хватая воздух ртом и оглядываясь вокруг.

— Ты чего дергаешься? Спи давай… — ворчит Лиля рядом, и он облегченно вздыхает. Кошмар приснился, думает он, просто кошмар. Никакого рыбьего лица… он осторожно потрогал щеки и нос, все на месте, никаких жабр. И ЗАГСа никакого нет, тетки с лицом пескаря и русалок Марины и Светланы. И слава богу.

— Сколько времени? — сонно спрашивает у него Лиля, повернув голову.

— Полшестого. — машинально отвечает он, взглянув на часы, освещенные тусклым светом утренней зорьки. Летом светает рано.

— Спи давай. — бормочет Лиля и ворочается, придвигаясь чуть поближе: — рано еще.

— Ага. — он закрывает глаза. Некоторое время думает, что именно делает Лиля в его кровати, а потом приходит к выводу, что это просто сон. Очередной сон, сразу после сна про тетку-пескаря из ЗАГСа и превращение соседок Марины и Светы в русалок. А если это сон, то…

Он опускает руку вниз и нащупывает упругое бедро Лили, которое она закинула ему на живот. Удивительно реалистичный сон, подумал он, поглаживая гладкую кожу. А если…

— Прекрати. — сонно бормочет Лиля: — щекотно же.

— Ну уж нет. — говорит Виктор: — раз уж ты мне приснилась, то все. Буду с тобой делать все что захочу. Сперва сниму с тебя… хм, а и снимать ничего не надо! — радуется он: — значит буду сейчас…

— Отстань, Витька!

— Какая ты теплая… прямо-таки горячая…

— Куда ты… говорю тебе — спи давай!

— Витька! Мы же с тобой платонические друзья… ммм… Витька! Руки убери и… ай, ну и ладно. Черт с тобой. — сдается Лилька: — только нежнее будь, куда ты лапищами своими…

— Витька! — в дверь стучат. Ну как стучат — короткий стук и дверь распахивается. Виктор вспоминает что вчера Марина со Светой уходили, и он конечно щеколду забыл закрыть, да и зачем ее закрывать? От широкой общественности ему прятать нечего… было еще вчера.

— Витька, что делать, а? — в комнату врывается Батор: — представляешь, Светка мне… аа… — он замирает на пороге и моргает глазами. Сглатывает.

— Здравствуйте. — говорит он каким-то другим голосом: — ээ… доброе утро.

— Ja, guten Morgen, Herr Wachtmeister. — поднимает голову Лиля: — мне сегодня поспать видимо не дадут…

— Извини, Вить. — медленно говорит Батор: — я ж не знал. Доброе утро и… ну я тогда на кухню пошел. Кофе вам поставить?

— Я кофе не пью. — серьезно говорит Лиля: — мне врач запретил. Говорит если я еще и кофе буду пить, то у него сердце не выдержит. Витька, вставай давай. Я, собственно, чего к тебе пришла — сказать, что Синицына с утра за тобой заедет. У нее же машина есть, завод подарил. Цвета кофе с молоком. Или сафари. В общем бежевая такая. Все, давай вставать. И… вот куда ты руками…

— Такой сон испортили. — вздыхает Виктор и не думая убирать руки: — между прочим у меня тоже потребности Бергштейн. Иди-ка сюда…

— Ой, отстань уже! Люди смотрят… — Лилька выпрыгивает из кровати и оглядывается: — и куда я свою одежду бросила? А! Вот!

— … тогда я чай сделаю. С лимоном и сахаром… — Батор исчезает, закрывая за собой дверь, видимо все же решив проявить деликатность и не пялится на Лильку, которая как раз нагнулась за лежащим на полу бюстгальтером.

— Ты как ко мне в комнату попала, Ирия Гай? Хотя, чего я спрашиваю, совершенно гладких стен не бывает, так? — вздыхает Виктор, чувствуя, что определенная часть анатомии у него сейчас напряжена как флагшток Краснознамённого имени Октябрьской Революции какого-нибудь эсминца под названием «Напряженный». Вообще, глядя на эту легкомысленную Бергштейн так и подмывало поймать ее когда она в очередной раз наклонится за каким-нибудь предметом одежды и… оставить ее в таком вот виде. Он берет себя в руки и медленно выдыхает. Судя по всему, рано или поздно у них с Лилей все же дойдет дело и до триариев, но не сегодня. Хотя прогресс уже есть… он хмыкает.

— Чего ржешь? — настороженно оборачивается Лиля, оборачиваясь и надевая лямки бюстгальтера на плечи, заводя руки за спину: — это ты надо мной смеешься, Полищук? Признавайся!

— Да так, анекдот вспомнился. — Виктор откидывается на подушку, созерцая картину «одевающаяся нимфа из местной волейбольной команды»: — это когда в Англии, в клубе один джентльмен рассказывает — знаете, какой случай со мной вчера произошел? Стук в дверь, я открываю, а на пороге юная красавица, вся промокшая под дождем, вода с бедняги так и течет. Вся замерзла и дрожит. Ну конечно же я пригласил ее в дом и предложил ей горячую ванну и теплую пижаму. Но она все еще дрожала, и я конечно же налил ей бокал бренди и усадил у огня. И тут она говорит «знаете, сэр, мне все еще холодно», скидывает с себя пижаму, и совершенно голая садится ко мне на колени и прижимается всем телом. Клянусь, джентльмены, не пройдет и полгода, как эта юная леди будет моей!

— Смешно. — говорит Лиля, натягивая трусы: — если это намек, Полищук, то я согласна. Я ж не зверь какой. Просто мне с парнями… ну не получается у меня. Я в какой-то момент паниковать начинаю и… ну плакать. Извини. Мне Маша нравится, а ты Вить — очень хороший друг. Влечения у меня никакого к тебе нет, но, если тебе что надо — ты скажи. Сделаю что смогу. Хочешь, «голландский штурвал» сделаю? Меня Алена научила!

— Да? Ладно, с этим мы что-то придумаем. — зевает Виктор: — правда мне придется теперь сперва успокоиться, прежде чем по коридору вот так идти. С торчащим впереди бивнем, как у носорога.

— Это же не рог. — наклоняется Лиля: — там же не кость? Или кость? Точно кость? Показалось что очень твердое что-то…

— Как сказал профессор анатомии молодой студентке — то что это кость вам показалось, ну а с размером… просто повезло. Ладно. — Виктор откидывает одеяло и садится на кровати: — как бы не хотелось испытать твои, Бергштейн силы в освоении науки непристойностей от Масловой, но и правда вставать пора. Только одна просьба, Лиль, прикрой свою анатомию пожалуйста, а то у меня и так утренний стояк, а тут еще ты в неглиже…

— Хорошо! Как скажет господин! Наступило утро и Шахерезада прекратила дозволенные речи. Пойду на кухню, там мне чай с лимоном и сахаром обещали… — Лиля сгребает остатки одежды в кучу и выскальзывает за дверь. За дверью слышится восторженный писк и возмущенный возглас тети Глаши — «Катька! Прекрати бегать по коридору и… ой!». Судя по всему, тетя Глаша и Лиля встретились. Ну а с Катькой в коридоре любой сталкивается, она как электрон, частица-волна, везде и нигде.

Виктор только головой покачал, собрал в кучу все свои мыльно-рыльные принадлежности и неспешно поплыл в умывальную, про себя подумав, что эта Лилька — словно шаровая молния с утра. Вот если весь объем Лили наполнить нитроглецирином, то согласно расчетам — нужно четыре таких объема чтобы выделилась вся Лилина энергия. А это если в тротиловом эквиваленте, то примерно тонна. Бам и нету коммуналки.

В умывалке перед зеркалом стоит Светлана, с белым вафельным полотенцем, перекинутым через шею, в серой футболке, пижамных штанах и тапочках системы «ни шагу назад». Она разглядывает свое лицо в зеркало под разными углами. Рядом с Светланой переминается с ноги на ногу и ее подруга Марина, она вытирает лицо полотенцем и оборачивается.

— Доброе утро, Вить. — говорит Марина: — уже встал.

— Я-то да. А вы куда? — удивляется Виктор: — у вас же выходной сегодня.

— А мы в город. — говорит Марина: — решили пораньше встать, чтобы времени не терять, говорят сегодня в ЦУМе сапоги выбросят, попробуем очередь занять пораньше, глядишь и получится что урвать, мне сапоги нужны. И Светке тоже. Любовь приходит и уходит, а обувь классная нужна.

— Это не моя идея. — тут же открещивается Светлана и зевает: — я бы еще массу подавила, минут так шестьсот. Это все Маринка, она у нас бодрая как Феррум Кнопка.

— Кстати, вы же с Лилей знакомые еще по школе? Подруги детства? — кивает Виктор, становясь рядом со Светой и выкладывая свои принадлежности на фанерную полочку. Когда-то эта полка была стеклянной, но хрупкие вещи в коммунальной квартире живут недолго. Так что теперь вместо стеклянной полочки под зеркалом была фанерная плашечка, покрытая разводами от мыльной воды. На нее он и выложил коробку с зубным порошком, помазок, мыло в синей пластиковой мыльнице и наконец опасную бритву.

— Ну я бы не сказала, что мы с Бергштейн прямо подруги-подруги. Ее порой слишком много бывает, если ты понимаешь, что я имею в виду. — говорит Светлана, заканчивая изучать свое лицо в зеркале: — но иногда с ней весело время провести. Учились мы в разных классах, просто школа одна была.

— А мне Лилька нравится. — выдает Марина: — тебе Витька повезло с ней. Не вздумай ей изменять, слышишь!

— Началось. — говорит Виктор, становясь к раковине: — она, кстати, на кухне сейчас. Если хотите поздороваться…

— Кто на кухне? — не понимает Светлана.

— Лиля. Она за мной зашла с утра, потому что выезд у школы. Все вместе собираемся и…

— Гдэ этот джигит⁈ Гдэ этот красавчик? Гдэ этот орел⁈ — в умывальную врывается Гоги и обнимает ошалевшего Виктора за плечи, отстраняется, смотрит на него и снова прижимает к груди: — вах, красавчик! Орел! Джигит!

— Мы вам не мешаем? Можем выйти. — поднимает бровь Светлана, Марина кивает и добавляет, что она тоже может выйти, чтобы не мешать проявлениям мужской любви и всему такому.

— Да вы не понимаэтэ! — от волнения в голосе у Гоги прорезается сильный грузинский акцент: — Батор же с утра к нэму в комнату зашел, а там… вах, картина маслом! Наконец Комбинат все-таки трахнул Железного Кайзера! У меня слезы, клянусь! Кайзер в постели у Витьки! Вах, красавчик, одолел немецкую военную машину! Прямо грудью под танк! Герой!

— У меня не комната, а проходная… — бормочет Виктор, высвобождаясь от крепких объятий Гоги Барамовича и твердо решив все же взять с собой этот чертов пистолет, потому что его комната давно уже не является приватной территорией. И потом, он же дубликат ключа Марине дал, а она со Светой собирается на танцы, парней искать, а вдруг найдет кого и в комнату приведет? В смысле — если найдет, то уж обязательно в комнату приведет.

— Погоди! Тпру! Стой! Гоги Барамович, я не поняла… — поднимает руку Марина как примерная ученица на уроке: — то что Батор с утра пойдет к Витьке плакаться, это мне сразу ясно стало. Но насчет какого-то фашиста в постели у Витьки…

— Не было никакого фашиста. — вздыхает Светлана, и вешает полотенце на плечо: — Гоги говорит, что Лилька у Витьки в постели с утра проснулась, а Витька нам тут горбатого лепит, что она якобы «с утра за ним зашла» и на кухне кофе пьет.

— Ей кофе нельзя, врач запретил. — говорит Виктор, набирая холодную воду в подставленные ладони: — а Батор — трепло. И когда он все успел растрепать?

— Рано или поздно все тайное становится явным. От коллектива ничего не утаишь. — говорит Гоги Барамович: — и… Вах, а чего скрывать-то? Это дурные поступки скрывают, а подвигами нужно гордиться! Это же победа всего Комбината! Все болельщики «Металлурга» тебе теперь выпивку поставят, Вить!

— Мужики. — качает головой Марина: — вот как вы можете так рассуждать? Это любовь, интимное чувство между двумя людьми… а если бы Лилька вас услышала? Вы бы ее чувства ранили… Светка скажи им!

— А чего Светка сразу? — пожимает плечами Светлана: — это ж Лилька. Ей всегда было на общественное мнение плевать. Знаешь как она в школу ходила? Половину головы выбрила и ходила. Юбку срезала почти под попу, уши под серьги первая проколола, причем на левом ухе сразу три дырки сделала. У Лильки принципы простые — стыд глаза не выест, брань на воротах не виснет и это как его… безумству храбрых поем мы песню. Она ж буревестник как в том стихотворении. А ты, Марина — глупый пингвин, который робко прячет…

— Обзываться с утра будешь⁈

— Витька! Ты чего так долго? — в дверях появляется Лиля, уже одетая. В руке у нее белая фарфоровая чашка, а за спиной маячит Батор с обалдевшим лицом.

— Привет, Кнопка. — Светлана поворачивается к ней и демонстративно игнорирует Батора. Батор — сдувается. Марина — закатывает глаза. Гоги фыркает так, словно подавился, но тут же делает спокойное и серьезное лицо.

— Давайте общие собрания на кухне проводить, а? Там и места побольше. — предлагает Виктор, намыливая помазок: — а то понабились в умывальную, а никто не умывается кроме меня. Отвлекаете.

— В самом дэле. — говорит Гоги: — этот придурошный опасной бритвой бреется, еще отрэжет себе что лишнее. А ведь только за ум взялся. Мадмуазель… — он галантно берет руку Лили и целует ей кончики пальцев: — вы неотразимы сегодня. И что вы нашли в нашем Витьке — ума не приложу, но всем сердцем одобряю. Ему такая красавица на пользу, а то болтается как… цветок в проруби, если простите мнэ такую мэтафору.

— А я вас знаю! — веселится Лиля: — вы же в отделении в тот раз были! Советовали куда в следующий раз бить хулиганов чтобы те сразу обделались! Вы же за Комбинат болеете?

— Мои личные предпочтэния в командах никоим образом нэ отражаются на восхищении такой красавицей и спортсменкой как вы, уважаемая Лиля!

— Комсомолкой. Она еще и комсомолка. — уточняет Виктор от зеркала, натягивая кожу шеи пальцами и занеся бритву: — и ступайте уже на кухню.

— В самом дэле… прошу вас, уважаемая дэви. А скажитэ пожалуйста, у вас с Витькой все серьезно или как? Нэ для меня, друг интересуется… — и компания уходит из умывальной, оставив Виктора одного. Он же аккуратно поводит лезвием бритвы по шее, стряхивает мыльную пену, подставляет бритву под струю холодной воды и натягивает кожу пальцами с другой стороны.

— Бежать тебе надо Витька. — раздается голос, и он вздрагивает от неожиданности, шипит, порезавшись и оглядывается. Оказывается, Светлана не ушла со всеми, видимо решив игнорировать Батора до конца.

— Предупреждать нужно… — ворчит он, разглядывая порез в зеркало. Кровь бодренько бежит, смешиваясь с белой пеной. Придется бумагу брать и залеплять, чтобы остановить… но сперва нужно добрить эту сторону…

— Я говорю — бежать тебе нужно, Вить. — говорит Светлана: — я ж ее со школы знаю. Никогда у нее отношения ничем хорошим не заканчивались. Лучше держись-ка ты от нее подальше… хотя видимо уже поздно. Раз уж она с утра у тебя в постели оказалась — точно поздно. Постарайся все же не сильно к ней привязываться… Лилька она девка неплохая, вот только чувств у нее сложных не бывает. Она идет по жизни маршем, а ты Вить — как будто цветы нюхать собрался. Не по дороге вам.

— И… обязательно учту. — говорит Виктор, смывая пену и кровь со своего лица: — а что у вас с Батором? Помиритесь?

— Да ни в жизнь. Скотина такая…

— Понятно. — Виктор вытер лицо полотенцем, аккуратно промокнул вокруг пореза: — ладно, пошли чай пить. С лимоном.