Тренировочный день 2

Глава 6

Глава 6

— Доброе утро, Виктор Борисович. — к его немалому удивлению, Альбина здоровается первой, а ведь при виде нее он невольно напрягается. Еще бы, вчерашний день прошел совсем не так, как он предполагал. Даже не день, а скорее вечер. Сперва была сцена у ресторана, где какая-то девушка оставила ему на щеке четкий отпечаток помады, а потом и сама Альбина устроила ему там сцену не то ревности, не то гендерной доминации. Так что он — развернулся и пошел домой. А по дороге — встретил одну из своих учениц, Нарышкину Лизу, которая каким-то образом оказалась рядом. Счел своим долгом проводить ее домой… сдержал себя, чтобы не отстранится, когда она — подалась вперед у дверей своего подъезда. Нельзя в такой вот момент девушку отталкивать, моральная травма будет. Приобнял, по-отечески. Как старший товарищ и учитель… вот только, дошло ли послание до самой Нарышкиной — сильно сомневался. Упрямая девочка, упрямая, умная и целеустремленная, настоящий кошмар для учителя. Из-за этой неожиданной встречи и прогулки по ночному городу — события возле ресторана как-то поблекли в памяти, потеряли свою яркость и выпуклость. Так что и на Альбину Николаевну он сейчас смотрел немного проще… тем более что она по всей видимости решила не игнорировать его в школе. А ведь он уже был готов к бойкоту и холодному душу. Ну что же… если она решила не начинать войну, то и он не собирается конфликты затевать.

— Доброе утро и вам, Альбина Николаевна. — отвечает он на приветствие, чуть наклоняя голову: — рад вас видеть в добром здравии и хорошем настроении.

— Уж точно можно сказать, что не благодаря вам, Виктор Борисович. — не удерживается от шпильки она и тут же — улыбается. Виктор — улыбается в ответ. То, что Альбина посылает противоречивые сигналы ни капельки его не смущает. Вот если бы он был двадцатилетним парнем, влюбленным в нее по уши, то для него были бы важны все эти вербано-невербальные сигналы, то, как она повела плечом или нахмурилась, с какой интонацией сказала то или иное слово и все эти — «La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi» (дрожание моей левой икры есть великий признак, мой друг (фр)).

Однако в теле двадцатипятилетнего учителя физкультуры находился старый циник, повидавший и мир и женщин за всю свою долгую жизнь. И прекрасно знающий что «чем меньше женщину мы любим…» и далее по тексту. Так что на все эти противоречивые сигналы «стой там -иди сюда» он отреагировал так же как и на попытки американского империализма ввергнуть мир в пучину военного противостояния путем Стратегической Оборонной Инициативы — то есть никак.

— Вон и мои уже стоят на стадионе. Мне пора. — вежливо откланивается Виктор и идет к своим ученикам, которые действительно уже собрались на стадионе, мальчишки уже гоняют мяч по полю, а девочки кучками сидят на скамейках.

— Доброе утро, гвардейцы кардинала! — гаркает он, подойдя чуть ближе: — а ну построились! В шеренгу… ага. Лермонтович, откуда мяч футбольный взяли?

— А… это Яков из дома принес свой! — отвечает рыжий мальчишка: — Виктор Борисович, а можно вместо разминки мы в футбол поиграем? Мы уже размялись все!

— Ну и шут с вами. Играйте. — разрешает Виктор. Конечно, любой другой физрук на его месте обязательно бы построил всех в шеренги и заставил делать разминку. И тут дело не в том, что учителям обязательно нужно все веселье убить, нет. Дело в том, что учеников нужно приучать к дисциплине и порядку, а также к тому, что учителя нужно слушаться беспрекословно. Все начинается именно с этого, человека приучают к послушанию. Сперва простыми командами «сесть, встать, построится» а там дальше и «в атаку на пулеметы». В конечном счете именно на этом и держится дисциплина в армии. Одна крайность тут — тупое исполнение команд, даже не задумываясь над их содержанием. Но вторая крайность — это когда ученики совсем не слушаются учителя. И его задача — пройти между этими Сциллой и Харибдой.

— Что же до девочек… — поворачивается он к остальным: — сегодня мы будем играть в волейбол.

— Виктор Борисович! А в баскетбол будем играть? — тянет руку высокая Зина Ростовцева. Он кивает.

— Обязательно будем. Вот как будет на улице дождик, будем в зале заниматься, так и поиграем. А пока…

Когда они уже зашли в школу и ученики убежали мыть руки и готовится к обеду — к нему подошел седой мужчина в безрукавке и клетчатой рубашке. Один рукав рубашки был подвернут, руки там не было.

— Витя, слушай, там по плану нужно бы из мелкашек в тире пострелять, патроны пожечь. — говорит мужчина: — я твоих в журнал запишу.

— Понял. Нормативы ДОСААФ, Ашот Варгиевич?

— Только не все сразу, а то толкучка будет. Бери человек десять для начала. По очереди постреляют. Но завтра. А сегодня сам спустись, я все покажу. — говорит мужчина, звеня связкой ключей: — а то Надточиев в отпуске, а патроны нужно сжечь.

— Все в отпуске, лето же. Каникулы. — отвечает Виктор: — тогда я после обеда спущусь.

— Угу. — кивает завхоз и уходит по коридору, бренча своей огромной связкой ключей.

В столовой Виктор думал над тем, что помимо медитации со своей секцией девчонок Нарышкиной нужно что-то еще. Можно, например поговорить с Константином Григорьевичем и скажем водить их в тренажерный зал спортивного комплекса «Металлург». Конечно, многие не рекомендуют силовые нагрузки, ссылаясь на то, что скелет в таком возрасте еще не до конца сформировался, однако это полный бред. Ведь в тренажерном зале всегда можно подобрать именно нужную нагрузку. Проблема в том, что общее отношение к атлетическим или тренажерным залам сформировано на экстремальных примерах с запредельными нагрузками. Но вовсе не обязательно давать сверхнагрузки в таком возрасте, а обычная физическая — всегда показана. Ну или пропуск в бассейн выбить…

— Приятного аппетита. — за его столик садится Альбина, Мэри Поппинс, Само Совершенство и прочия и прочия… Ее лицо безмятежно, она одета безупречно, двигается с грацией органической машины из сверхцивилизации братьев Стругацких, она вся словно Человек Полудня — совершенна. Так же как и утром — садится совершенно спокойно, не показывая виду что между ними что-то не так. Ставит поднос со своей едой и садится, одной рукой поправляя юбку.

— И вам приятного аппетита, Альбина Николаевна. — машинально отвечает Виктор, задумавшись о том, что если бы картина мира, описанная Стругацкими, восторжествовала бы в реальности, то «караваны ракет помчат нас вперед от звезды до звезды», стальные монстры с красными звездами, серпом и молотом на боку, тяжелые ботинки советских астронавтов шагнут на пыльные тропинки далеких планет, оставляя след Человека Полудня. А на борту этих ракет, пока они летят в бесконечном пространстве Советского Космоса — на таких же столиках будет такое же картофельное пюре и говяжья котлетка. Может быть в тюбиках, может быть сублимированное, но точно такое же. Точно так же будут сидеть астронавты и желать друг другу приятного аппетита.

— В субботу ты ведешь меня в кино. — оповещает его Альбина. Не спрашивает, а именно оповещает. Таким вот голосом вещают из громкоговорителей гражданской обороны: «Внимание! Воздушная тревога! Всем укрыться в ближайшее бомбоубежище!»

— Альбина Николаевна. — Виктор откладывает ложку и смотрит на нее. Хороша, чертовка, думает он, красива, умна и решительна. И кличка Мэри Поппинс ей к лицу. Выпускные классы от нее без ума все поголовно, да что там выпускные классы… все кто видят ее в первый раз удивляются, настолько она не соответствует уровню «учительница из Мухосранска». Виктор отдавал себе отчет, насколько велика пропасть между ними, даже если просто взглядом окинуть. Он тут сидит в мятом спортивном костюме, волосы в жизни не укладывал, с утра побрился и сюда. И она — в темно-синей юбке-карандаше, в черных чулках и черных же туфельках, белая блузка и высокая прическа, на первый взгляд как будто даже небрежная, но Виктор видит, как много труда ушло на эту «небрежность». За этой кажущейся небрежностью и простотой имиджа стоит намного больше… точно так же как и за якобы «отсутствием макияжа» на лице. И очки… в очках Альбина Николаевна не нуждалась, ее зрение было стопроцентным. Но как часть имиджа школьной учительницы она носила эти очки без диоптрий.

В общем и целом, она была даже не секс-символом, как это называют на прогнившем западе буржуазные слои общества. Она была словно недосягаемая вершина в невероятной высоте, как богиня. Виктор искренне полагал что если Альбина однажды вот возьмет какого-нибудь старшеклассника и запрет его в душевой, как та пионервожатая, скинет с себя одежду и «возалакает соития», то скорей всего у этого старшеклассника ничего и не встанет. От благоговейного страха перед Ней. Такое бывает. У большинства школьников влюбленность в нее носит скорее платонический характер, такое вот восхищение, поклонение, благоговение…

— Виктор Борисович? — вопросительно наклоняет голову она и Виктор понимает что — завис, произнес ее имя и замер, раздумывая над феноменом привлекательности Альбины Николаевны, Мэри Поппинс средней школы номер три.

— Извините. — говорит он: — наверное я неправильно что-то понимаю. Вчера вы ясно дали мне понять, что не желаете иметь ничего общего со мной. Поэтому я и удивлен.

— Экий вы право слово мнительный, Виктор Борисович. — вздыхает Альбина, доставая свой платок и протирая вилку: — когда я такой говорила? Я сказала, что ты — пожалеешь. И не более того. И конечно же ты об этом пожалеешь. Потому что в этот вечер в ресторане подавали просто чудесного цыпленка табака. Шашлык по-карски. И конечно же красное вино. Вот чего ты лишился, решив показать свой ершистый характер, Виктор Борисович.

— Ну раз уж мы на «ты» перешли… извини, Альбина, но мне не нравятся, когда мне смешанные сигналы посылают. Я человек простой — сказали, чтобы пошел нахер — так я пойду, чего под ногами мешаться. Мне бы саблю да коня, да на линию огня. А дворцовые интрижки — это все не про меня.

— Как складно. Так ты еще и поэт?

— Не переводи разговор. — морщится Виктор. Когда же именно Филатов написал свою «Сказку про Федота-стрельца»? В восьмидесятых, это точно… но когда? Да и ладно, чего переживать, он тут все равно уже бабочек на любой вкус и размер надавил… будущее все рано изменится. Может не глобально, но для конкретных людей уж так точно.

— Нет, уж, погоди, Полищук. Ты мне как мужчина пообещал, что поможешь. Что будешь со мной пару изображать, а сам что? При первых трудностях — хвостом вильнул и в сторону? — она откладывает вилку и упирает в него немигающий взгляд: — ты мужчина, или кто? Дал слово — уж будь добр.

— Мда. — Виктор смотрит на нее. Много раз он видел вот такие уловки со стороны женского пола и не только. Сперва — попросить об услуге. Потом обвинить в том, что «не держишь слово». Ах, да — еще сделав выполнение «легкой услуги» невыполнимым. Вогнать в чувство вины и долга и постоянно этим тыркать. И конечно же типичное «что ты за мужик такой». Можно тут конечно все объяснить и разложить по полочкам. Кто первый подошел и попросил о помощи? Она. Кто потом стал выкобениватся, делая весь этот спектакль невыносимым? Тоже она. Саботаж чистой воды. Чего она ожидала — что он все проглотит и будет изображать обычного поклонника великолепной Мэри Поппинс из средней школы номер три? Или — она специально все так сделала, чтобы в дальнейшем иметь более высокую моральную позицию, вынуждая его бегать перед ней на цыпочках, чтобы задобрить и искупить свою вину? Можно было показать, насколько такой подход не конструктивен и почему рядом с ней всегда только такие мужчины и остаются — тряпочки. Которых она сама потом презирает. Сперва — на голову залезет, сделав из человека тряпку, а потом еще и носик морщит — «фи, какой слабак!».

Можно было много чего сказать… но Виктор понимал, что толку от этого не будет никакого. Вполне вероятно, что Альбина это все и сама понимает, не дура же она в конце концов, очень умная женщина, пять языков знает, университет свой с красным дипломом закончила, в партии уже. Так что Виктор выбрал привычный путь повышения ставок и эскалации.

— Хорошо. — говорит он: — вот такой я человек. Ладно. Не проблема. Считаешь, что не мужчина — ну и ради бога.

— И ты… даже не возразишь?

— А зачем? Ты уже вынесла свое мнение. — Виктор не стал добавлять, что ему плевать на ее мнение, зачем человека зря обижать? Она и сама все понимает. Когда таким тоном говорят про «мнение» — сразу всем понятно, что ему плевать. Слюной. Как плевали до эпохи исторического материализма.

— Ты… да что ты за человек? Ты же обещал!

— Я обещал, что помогу тебе «изображать пару». Это да. При этом я ожидал что это — нужно тебе самой. Твое отношение тут важно. Если ты меня просишь ну скажем помочь тебе двор подмести, а сама в этом дворе тут же сорить начинаешь — то я тебе помогать не буду. Это нужно тебе. Ты и должна стараться больше меня. А ты — открыто саботируешь и взваливаешь на меня ответственность за все. Нет, так дело не пойдет.

— Но… ты же дал слово! И ты не говорил, что «делай вот так, иначе я не помогу», — указывает Альбина: — так же было?

— Это и было моей ошибкой. — кивает Виктор: — впредь в общении с тобой я ее не допущу. Мне нужно было уточнить условия помощи. И конечно же — а что я с этого получу?

— Что ты получишь⁈ — прищуривается Альбина: — да как у тебя язык поворачивается…

— Слушай, я стараюсь не поссориться с тобой. — говорит он, поднимая руку: — говори потише, а то возбужденные школьники все твои слова ушами как локаторами ловят. И да, — ты можешь считать, что я не сдержал свое слово. Что я — просто балабол. Трепло. Не мужчина. Какие у тебя там еще эпитеты есть?

— И тебя это устраивает?

— Нет конечно. Сегодня вечером я буду плакать в подушку. Переживать катарсис. — он вздыхает и наклоняется к ней поближе: — вот не хотел я, видит бог не хотел. Альбина, мне придется говорить клером, без шифра в открытом эфире. Я уважаю тебя как коллегу, ты очень умная и привлекательная женщина, но характер у тебя не сахар. Ты вот просто не можешь удержаться от того, чтобы не продемонстрировать свое превосходство над окружающими. Отдаю тебе должное, у тебя есть основания собой гордится. И все тебе об этом говорят. Так чего тебе от меня нужно? Я — не ровня тебе, отстань уже. У тебя полгорода поклонников, каждый за тобой побежит, только пальцем помани. А у меня — мятая спортивка, чужой костюм и даже часы мне Светка поносить дала. Так что никто и не поверит в то что мы с тобой пара, зря мы это затеяли.

— Это ты так пытаешься меня отшить, Полищук? — глаза у Альбины сужаются: — меня так еще ни разу не отшивали.

— Все в жизни случается в первый раз. — вздыхает он: — и потом у нас ничего реального и не было. Бутафорские отношения, бутафорское расставание. Была без радости любовь, разлука будет без печали. Но я всегда готов сохранить с тобой дружеские отношения, ну или на худой коней — как коллега с коллегой. Как я уже говорил — я восхищаюсь тобой… некоторыми аспектами в тебе. Некоторыми — нет, но ты не обязана мне нравится. Как и я тебе.

— Почему-то ты меня сейчас бесишь, Полищук. — говорит она: — вот не знаю почему, но бесишь. Так и охота тебя вилкой в глаз ткнуть.

— Это общее предубеждение. Всем меня охота вилкой ткнуть. — кивает он: — люди такие жестокие.

По ее лицу скользит легкая улыбка. Виктор мысленно ставит себе пять. Этот разговор мог закончится по-разному. Они могли стать врагами, нет врага страшнее чем отвергнутая женщина, особенно такого калибра. Как именно она воспримет то, что он больше не желает играть с ней в поддавки? Некоторые такое принимают очень близко к сердцу.

— Кстати — анекдот в тему. Знаешь, однажды скорпион попросил черепаху переправить его на тот берег широкой реки. — говорит он, превращая их разговор в обычный треп за обеденным столом: — а она ему говорит — да ты же меня ужалишь! А он ей — да не в жизнь! А она — ну смотри, если ты меня ужалишь, мы оба умрем — я от яда, а ты — утонешь. Так что вроде сотрудничество, мир, дружба, жвачка и решения XXVI съезда КПСС в жизнь. Но вот они плывут, а скорпион не утерпел и ужалил черепаху. Она тонет и слабым голосом ему — Ты же обещал! А он — смотрит по сторонам, понимает что вот сейчас и сам утонет и за голову хватается — Да-да, вот такое я говно!

— Смешно. — говорит Альбина: — я так понимаю это ты про себя?

— И про себя тоже. — кивает он. Анекдот скорее про нее, но он надеется быть подальше от нее в тот миг, когда она это поймет.