Глава 13
Полставки помощника тренера в команде Комбината — это серьезно. Эта полставки вполне может быть больше, чем полная ставка Виктора в школе, его несчастные восемьдесят пять рублей и сорок шесть копеек. Так что… нужно было соглашаться.
— Да ты чего! Конечно, нужно соглашаться! — горячо настаивает на своем Митяй, оставив в покое деревянную рыбку, которой только что бил по столу и выпучив стеклянные глаза: — конечно! Ты же сможешь с командой! Только смотри к нашей сеструхе не смей лапы тянуть! Валька у нас — честная и порядочная девушка, а ты — хмырь! Не обижайся, но за тебя мы Вальку не выдадим! Скажи, Серега? — обращается он к своему короткостриженому брату и тот — молча кивает.
— Да я и не настаиваю. — говорит Виктор, глядя на окружающее их пространство. В пивной было шумно, мужчины толпились стоя вокруг столов на высокой ножке с пластиковым покрытием. К удивлению Виктора, пивная была почти полностью автоматизирована, в стене был встроен пивной аппарат, наружу торчало пластиковое сопло, а чуть выше — железный приемник для монет и кнопка. Короткая инструкция гласила что «нажимать кнопку подачи пива только при наличии тары под краном во избежание разлива» и что «запрещается вставлять в приемник посторонние предметы».
Никаких стульев, просто столики на высокой металлической ножке, вокруг которых стояли мужчины, в воздухе висел тяжелый дух перегара и табачного дыма — все курили тут же, дым стоял такой, хоть топором руби. Пивных кружек не было и в помине, хотя была стойка, на которой висела табличка «брать кружки здесь». Несмотря на автоматизацию пивнушки, за стойкой все же стоял пухлый парень, на нем был когда-то бывший белым халат и такая же шапочка. Выражение лица у парня было крайне кислое.
Теснота была такая, что столиков за спинами толком и видно не было и Виктор сам по себе, наверное, никогда бы не нашел себе тут места и уж тем более — не нашел бы тары, в которую можно сперва налить, а потом — выпить драгоценный пенный напиток. Однако продувной Митяй и его брат Серега оказались готовыми к любому повороту событий, тут же у них оказалась белая пластиковая канистра и три баночки из-под майонеза, канистра была наполнена пивом из автомата по самое горлышко, а баночки служили им вместо пивных кружек. Очень удобно, в противном случае им пришлось бы каждый раз толпиться у автоматов, которых тут было всего четыре, однако работали всего три. При этом считалось что самое вкусное и «настоящее» пиво было именно во втором, а первый и четвертый выдавали разведенное водичкой слабое пойло.
— … а это у нас Витька! — тем временем Митяй представляет Виктора собутыльникам… то есть товарищам по столику. Столиков в пивнушке действительно не то, чтобы много, так что обычно за одним столиком, толкаясь локтями помещалось до пяти-шести человек. Отдельный столик тут воспринимался бы как неуместная для советского человека роскошь.
— Витька с Салчаковой мутит! — продолжает сдавать товарища Митяй: — вот ей-богу! Они переглядывались!
— С какой Салчаковой? С Айгуль что ли? Номер двадцать три? — неожиданно оказывается в теме собутыльник и партнер по столу, невысокий и плотный мужчина в кожаной куртке и кожаной же кепке. Головные уборы в пивной никто не снимал, как и верхнюю одежду, просто потому что не было вешалок или гардероба, вообще ничего не было кроме столиков и вмонтированных в стену пивных автоматов.
— У меня и Айгуль ничего нет. — в очередной раз отрицает все Виктор: — мы просто вместе тренируемся в спорткомплексе.
— Спортсмен? — окидывает его взглядом мужчина: — а меня Иннокентием звать, я из Кабанского в город приехал, пивка попить.
— Так чего в селе нет пива что ли? — слегка удивляется Виктор и Иннокентий горько усмехается.
— Эх, откуда! Какое там пиво… эх… у нас в Кабанском нету ни черта. Только самогон. А у меня натура чувствительная, я крепкий алкоголь на дух не переношу. — придвигается он поближе к сторону, крепко держа в руке свою банку из-под майонеза, наполовину наполненную пивом: — а это все в правительстве, евреи придумали, понимаешь. Лишить село пива, чтобы последние зачатки интеллигенции вытравить! Интеллигент, он, понимаешь, самогон хлестать не может и одеколон ему в рот тоже не полезет. Пока во власти еврейский заговор — бесполезно село развивать! — он хлопает ладонью по столу.
— А меня Лешкой кличут. — протягивает Виктору руку сосед Иннокентия, худощавый паренек в мятой коричневой рубахе и с татуировками на костяшках рук. Карточные масти, пики и червы…
— А это… — он видит взгляд Виктора на его пальцы и пожимает плечами: — тюремные партаки, зоновские. Дурак был по малолетке, вот и набил, вон, ТУЗ, типа «Тюрьма Уже Знакома». Три года за хулиганку отсидел. Вместе с пацанами одного бобика подстерегли и на кукан насадили, а он заяву накатал, фраер моченный… а ты чем дышишь, брат?
— Виктор. Я учителем в школе работаю. Физрук. — представляется Виктор и пожимает протянутую руку: — и как сидеть на зоне?
— Да как… — снова пожимает плечами Леха: — нормально в советской зоне, я так скажу… а кто не был, ну и хорошо. Не надо.
— … дурак ты Леха. — перебивает их Иннокентий, утирая с лица пенные «усы»: — потому ты и сел, что ты — русский, вот. Евреи в правительстве ведут страну в пропасть. Ты вот на зоне много евреев видел? Вот то-то и оно! — торжествующе тычет он пальцем вверх: — никто еврея не посадит! У них свои темы, Завет Сионских Мудрецов постановил как страну погубить лучше всего! Пиво у народа отнять! А почему? Да потому что без пива народ на водку переходит. Глобальный дефицит — это подстроенная штуковина, понимаете? С водки люди злые становятся и деградируют, дурдом вокруг творится! Экономические проблемы мы не решим с таким руководством…
— Да помолчи ты со своими евреями… — морщится высокий мужчина с интеллигентными чертами лица и в бежевом плаще: — дело вовсе не в сионистком заговоре. Сталина на них не хватает, вот в чем дело! Крепкой руки! Вот у моего деда в деревне…
— А наши сегодня продули! Молокозаводским «сырникам». — говорит Митяй, переводя тему разговора на более близкую его сердцу: — а все из-за судейства корявого! Я ж говорю — заступ, а судья в упор не видит, в очки свои долбится!
— Опять здрасте. — разводит руками интеллигентный мужчина: — снова проиграли? Так в прошлый раз уже проигрывали же. Нехорошая тенденция. Это ж… сколько раз подряд. А что Волокитина Маша? Из-за нее проиграли? Верно я говорю, гнать ее из команды нужно, зазвездилась девка, будто бога за бороду поймала. Нет, я не спорю, удар у нее что надо, но вот пасы дает отвратительнейшие, совсем о товарищах по команде не думает.
— Да все нормально с Волокном! — защищает связующую «Колокамского Металлурга» Митяй: — она себя как надо показала! Пять чистых «пол-потолок» вбила только за первую партию! Просто судья нам шкурный попался, опять Сейфутдинов судил, скотина! На мыло его! Я ж говорю — заступ был у Синицы! И у Синицы и у Кондрашки тоже!
— А мне нравится Синицына. — неожиданно подает голос Леха: — она красивая. И высокая. И нормальная такая… ну в смысле характера.
— Мелко плаваете, товарищ Лексей. — прищуривается Иннокентий: — это ж команда по волейболу, там все высокие и красивые. А насчет характера вы это откуда сведения имеете?
— Дык я с ней один раз в центре встретился, в магазине. — говорит Леха и достает из кармана пачку «Беломорканала», неторопливо извлекает папиросу и стучит картонным концом по пластиковому покрытию стола: — ну и поздоровался. Так и так, говорю, хорошо играете. А она нос задирать не стала — тоже поздоровалась. Даже поговорили немного насчет турнирной сетки в этом году. Ты вон, видел, как та же Волокитина ходит? На косой козе не подъехать, чего уж там…
— Да ты предатель! — прищуривается Митяй: — коллаборационист! За молокозавод болеешь!
— Иди ты! — Леха чиркает спичкой и прикуривает свою папиросу, выдыхает клуб дыма: — мне все равно. Комбинат или Завод или вовсе там Институт — да плевать. Девчонки классные там играют и неважно за какую команду. Мне бы с ними зазнакомиться… слышь, Митька, у тебя же сеструха в основном составе играет, может познакомишь? — он придвигается чуть ближе и подмигивает.
— Тьфу на тебя! — отвечает ему Митяй и придерживает своего короткостриженого брата за руку: — да погоди ты Серега, не лезь в драку раньше времени. Видишь, чего ты наделал? Сейчас он не успокоится, пока ты назад не сдашь. Наша сестра она — ого! А ты… вон, в пивной сидишь и папиросы смолишь!
— Так вы и сами пиво пьете! — не выдерживает Леха: — а я нормальный, чего там. Да чего вы жметесь, как будто принцесса она у вас!
— Ну все. — говорит Митяй: — все, вот сейчас допьем и пошли на улицу драться. За честь сестры. Слышь, Серега?
— Чего я буду с вами драться? — удивляется Леха: — я ж вам помощь предлагаю. Сестра у вас на выданье, а я парень ровный.
— Не, все. Допивай пиво и пошли. — настаивает на своем Митяй: — будешь с Серегой драться.
— А во всем виноваты евреи. — вздыхает Иннокентий: — вот у них сейчас черные сердца-то радуются, глядя как русские друг друга на куски рвут в бессмысленных драках… эх.
— У меня, между прочим, отец — татарин. — говорит Леха: — чего ты тут махровый национализм развел?
— Действительно, нашли повод. — говорит Виктор, поставив свою банку на стол: — чего драться-то? Мить, не хотел Леха тебя обидеть. Он к твоей сестре со всем вежеством. Леха — так же?
— Я к их сеструхе очень даже с вежеством. — подтверждает Леха, кивая: — а вот к ним самим никак нет. Хочет драки — получит драку. Могу даже один против этих двоих выйти. По очереди.
— И ты туда же. — вздыхает Виктор: — зачем? Нормально же сидели… извинись что брякнул про сестру и все.
— Дык я ничего плохого не говорил! — повышает голос Леха: — тебе легко говорить, у тебя вон Салчакова Айгуль есть, а нормальному пацану и встречаться не с кем!
— Ну так Салчакова же из Чуркестана, они там все с ишаками долбятся. — вставляет Иннокентий: — не удивительно. Все эти черные обезьяны…
— Ну все. — говорит Виктор: — слышь ты, черносотенец, а ну пошли на улицу. Я тебе крышечку набок сверну, чтобы фляга не свистела.
— И у тебя отец татарин? — удивляется Иннокентий: — как я сразу не понял… да вы же не понимаете! Всех вас просто используют в своих интересах евреи! Вы как эти… марионетки, вот!
— Сейчас допьем и пойдем подеремся. — деловито заключает Митяй, поставив на стол пустую банку: — потом еще вернемся, как раз очередь подойдет. Значит Серега с Лехой, а Витька с Иннокентием. Слышь, интеллигент в шляпе, а ты с кем? Хочешь с Серегой раз на раз? Он может.
— Спасибо. Я столик подержу. — уклоняется от высокой чести «интеллигент в шляпе»: — а вы сходите, проветритесь пока.
— Погнали! — командует Митяй и они дружною толпой — вываливаются из пивнушки. Тут же заходят за угол.
— А почему это я с Серегой дерусь? — задает вопрос Леха, засунув руки в карманы и пьяно раскачиваясь словно камыш на ветру: — мы же с тобой поспорили, Митька.
— Потому что Серега возмущен. — отвечает Митяй: — и вообще, ты чего — струсил?
— Пфф… да кто тут трусит. Давай! Выходите по одному, всем накидаю. — Леха достает руки из карманов и делает ими несколько взмахов, разминаясь: — ну?
— Ша. Витька — следи чтобы по правилам. — говорит Митяй: — лежачего не бьем и по яйцам тоже. Пальцами в глаза не лезть. И без ножиков, а то знаю я вас, сидевших…
— Обижаешь, Митяй. Я ж местный, понятия знаю. — Леха поднимает руки и сжимает кулаки: — так чего? С Серегой, так с Серегой, чего он стоит как неживой, сдрейфил?
— Ладно. Серега — можно. — говорит Митяй и его брат с короткой стрижкой — делает шаг вперед и ударяет Леху кулаком в голову. Леха падает на землю как подкошенный. Виктор побегает к нему и проверяет состояние… дыхание есть, пульс прощупывается, а вот даже веки задергались.
Леха — отстраняется от его руки и садится на земле. Оглядывается осоловелым взглядом.
— Вы чего, мужики? — говорит он жалобно: — чего на меня взъелись-то? Сироту всяк норовит обидеть.
— Будешь за нашей сестрой еще ухлестывать? — грозно спрашивает его Митяй и тот — поспешно кивает головой.
— Буду! Как есть буду! — говорит он и тут же — спохватывается: — то есть — не буду! Или… вам-то чего надо? Чтобы ухлестывал или нет?
— Надо чтобы ты к ней на километр не приближался. — говорит Митяй: — а Серега, чтобы ты знал в свое время разряд по боксу получил, так что лучше даже не пытайся.
— Да больно нужно… — Леха все еще сидя на земле потрогал челюсть: — ни черта себе у него крюк, чуть челюсть не свернул мне. Ладно, не буду за вашей сестрой ухлестывать, но за остальными-то можно?
— Да делай что хочешь! — машет рукой Митяй и Леха — сияет, вставая с земли, протягивает ему руку и хлопает по плечу.
— Ну вот и договорились! — говорит он: — значит ваша сеструха меня с остальными познакомит!
— Чего⁈
— Ну ты же сам сказал, что согласен!
— Сейчас я Сереге скажу, чтобы добавил тебе еще!
— Не, это уже не по понятиям. Я ж сирота. И потом — ну чего вам, жалко, что ли? Я может в Волокитину влюбился!
— Да тьфу на тебя. Посмотрим. — говорит Митяй: — лучше пошли пиво дальше пить, пока столик не заняли, а то будем стоять как беженцы из стран капиталистической Африки… кто там дальше драться должен был? Витька?
— Кстати. — Виктор огляделся вокруг: — а где этот сионист?
— Он не сионист, а антисемит. — поправляет его Леха, все еще ощупывая свою челюсть: — и свалил он уже давно. Вот трусливая шкура…
— Ну, Вить, если тебе прямо так охота подраться — вон Серега тебе пару составит. — говорит Митяй: — разомнитесь.
— Не, — качает головой Виктор: — это глупо как-то. Ну убежал и убежал, хрен с ним. Пошли назад.
— Точно! — и они такой же дружной компанией пошли обратно в пивнушку. Внутри пришлось отстаивать свои места у столика, потому что «интеллигент в шляпе» так и не сумел доказать новым захватчикам площади столика что место занято. Так что за их столиком прибавилось еще народа, так что о том, чтобы полноценно облокотиться двумя руками на стол и речи теперь не было. Было место ровно для одного локтя и одной пивной кружки, то есть — банки из-под майонеза.
— Популярное место. — сказал Виктор и Леха, который задумчиво ворочал своей пострадавшей челюстью — кивнул.
— Это что. — сказал он: — с утра тут пиво настоящее, еще не успевают развести, гады торговые, барыги проклятые. После обеда начинается, не пиво, а моча ослиная. Просто ходить больше некуда, вот все тут и толкутся. Деваться людям некуда, а у меня еще и проблемы в личной жизни. Слышь, Серег! А ты когда разряд по боксу успел получить?
— Вот пока ты сидел он и получил. — отвечает за брата Митяй: — а насчет личной жизни ты лучше вон к Лильке, которая «Железный Кайзер» подкати. Говорят она на передок слабая.
— Да ну ее. — машет рукой Леха: — видел я что за ней чурки ухлестывают, после такого неохота… да и не такая уж она и симпатичная. Вот продавщица в гастрономе на проспекте сорокалетия Октября — вот там да! Видели? Галькой зовут, такая сочная как пирожок с ливером… — Странные у вас гастрономические сравнения. — роняет интеллигент в шляпе: — но Галина Ивановна и впрямь… достойная женщина. И коли мы уже скатились до обсуждения дам за глаза, то предлагаю выпить за прекрасный пол! — он поднимает свою банку из-под майонеза, наполненную пивом наполовину.
— За прекрасный пол! — ревет рядом Леха, поднимая свою тару.
— Это… за баб, вот! — поднимает свою банку Митяй. Серега — молча присоединяется к тосту.
— За прекрасных дам! — поддерживает их и Виктор: — Ик!