Тренировочный день 2

Глава 17

Глава 17

В субботнем парке уже вовсю гремела музыка, а по асфальтированным дорожкам ходили парочки и семьи с детьми. Виктор отстоял очередь за мороженным, взял пломбир, потому что эскимо конечно же закончилось. Согласно табличке, которая стояла на тележке с мороженным — оно вообще существовало в природе, но где и когда именно — никто не знал. Он раздал девушкам по мороженному, так как по умолчанию было понятно, что это он тут как мужчина за все платит и вообще. Про себя Виктор заметил, что та же знаменитая Волокитина Мария в личном общении оказалась прямой и резковатой, вот прямо совсем. Даже грубоватой, наверное, но с отличным чувством юмора. Наверное, ее можно было назвать бесцеремонной, потому что она действительно не церемонилась и чувств окружающих не щадила, называя вещи своими именами и сочными эпитетами. Как сказала та же Маслова «вот потому тебя в высшую лигу и не взяли, Волокно, за язык твой поганый и характер говняный», цепляя ее за самую великую мечту всех региональных спортсменок — выйти в высшую лигу. Уехать в Москву, участвовать в союзных соревнованиях, а то и в международных! Об этом мечтала каждая из девушек любой команды области.

Хотя спортсменки вообще были откровенней и выражали свое мнение, не стесняясь в выражениях, все же профессиональный спорт накладывает свой отпечаток. Та же Айгуля, от которой Виктор подсознательно ожидал реакции типичной восточной женщины, однако она была намного более прямолинейная. И всегда вела себя немного с вызовом, шуточки отпускала на грани дозволенного и вообще, как будто это тут не женская волейбольная команда, а «эскадрон гусар летучих», с кавалерист-девицами в составе. Но даже среди своих подруг по команде Волокитина отличалась резкостью суждений и бесцеремонностью.

В отличие от нее Алена Маслова была очень живой и веселой, эдакой заводилой коллектива, много шутила и улыбалась, постоянно что-то придумывала. Это она и предложила на аттракционах покататься, недавно в парке запустили «Чертово Колесо» или если официально — колесо обозрения. Так что просто фланировать по парку, разглядывая праздный люд не получилось, ведь у каждого аттракциона или киоска стояла очередь — где-то небольшая, как у киоска «Союзпечати», а где-то и вполне солидная.

— Место дурацкое выбрали. — сказала Алена: — вот в других городах с такого колеса весь город видно, ну или какую-нибудь живописную его часть. А у нас что? И парк внизу расположен, возле слободы, да еще и не видно и черта, разве что сам парк и все. Или давайте в кафешку сходим? А то на лодках по пруду можно покататься… все равно нужно немного времени подождать пока танцевальная площадка откроется. Ну и потом, с восьми до десяти часов на танцах скукотища, нашу эстраду ставят. А вот после десяти начинается… там и нужно мужиков себе ловить.

— Это потому что ты — снайперша, Солидол. — говорит Волокитина: — тебе только пьяных и подавай, которые твою внешность в сумерках и не разглядят путем.

— Снайперша? — не понимает Виктор.

— Я — снайперша? — повторяет за ней Алена Маслова: — серьезно?

— Конечно снайперша. Я даже Холодка твоего трогать не буду…

— Не мой он!

— Хорошо, хорошо, не твой. Общественный. Так вот, загибай себе пальцы, Людмила Павличенко… этот твой художник от слова «худо», который в городском доме быта все стены изрисовал народами СССР на фоне ржаного поля и цветущих яблонь. Который в новогоднюю ночь напился и поверх дружбы народов голую бабу нарисовал, а лицо у нее вот точь в точь как у тебя было, Аленка! — говорит Волокитина и загибает себе указательный палец на левой руке: — что скажешь — не снайперша?

— Да почему снайперша-то? — шепотом спрашивает Виктор у Айгули: — что это значит вообще?

— Снайперша — значит выбирает беспроигрышные варианты. — так же шепотом сообщает ему Айгуля: — понимаешь, типа один верный выстрел вместо пулеметной очереди. На курок не жмет пока не уверена. Выбирает себе мужиков, которые железно не откажут.

— Не курок а спусковой крючок. — машинально поправляет ее Виктор и спохватывается: — а что, мужики еще и отказывать ей могут⁈ Алена вон какая… симпатичная. И спортсменка. И ростом не такая высокая, хоть и волейболистка.

— Ты мне Артура Михайловича не трогай! Он и правда художник был! А его заставляли мазню какую-то рисовать, а он человек Ренессанса! Микеланджело и Рафаэль! Он с меня красоту советской женщины писал!

— Вот я и говорю что ты снайперша. Какой же мужик не поведется если ты ему голой будешь три дня в неделю позировать по два часа кряду? — продолжает Волокитина: — легкая мишень.

— Не голой! В простыне хлопчатобумажной! — возражает Алена. Волокитина только рукой машет, отметая возражения.

— Под простыней — голой!

— Ты под одеждой тоже голая!

— … логично. — неожиданно успокаивается Волокитина: — ну хорошо. А этот, который председатель колхоза «Заветы Ильича»? В кепке-восьмиклинке и с какой-то вечной травинкой во рту? От которого так коровьим навозом и сеном несло, что я думала будто в деревне снова очутилась. Скажешь трудная мишень?

— Ой, да пошла ты Волокитина! Можно подумать ты умеешь с парнями обращаться!

— Да получше тебя. Тебя если в город одну выпустить ты за собой какого-нибудь донжуана или маменькиного сынка притащишь и опять будешь мне всю ночь плакать в жилетку, совсем как в тот раз, когда тебя Скворцов Никита бросил, а ты вместе с Наташкой Марковой и двумя бутылками паленого вина ко мне на хату завалилась и до утра рыдала как будто тебе аппендицит без наркоза вырезали! Мои соседи милицию вызвали, думали я кошку дом мучаю, утюгом прижигаю или там на кусочки режу. Ты ж слезокомбинат, Маслова, у тебя самообладания как у моей левой ноги, хотя и моя левая пятка не ревет как корова если ее какой-то бич бросит!

— Не ревела я! Ну… почти не ревела. Две слезинки проронила и все. А у тебя, Волокитина характер вредный и мужика ты себе никогда не найдешь!

— Подводя итог. — говорит Айгуля: — вы обе вредные стервы и обречены на одиночество.

— Ой, не лезь к нам сейчас, Салчакова. — прищуривается Алена Маслова, совсем позабыв про пломбир в руке, который уже начал подтаивать: — не лезь. Сама можно подумать…

— Я — свободная женщина востока и вообще не понимаю зачем современным девушкам мужчины. — отвечает Айгуля: — что с ним делать? Щи-борщи варить и дома сидеть? Так я не умею ни то ни другое. Детей рожать? Я еще карьеру сделать хочу. В высшую лигу может попаду еще. Ну или вон, заочку в институте закончу и на производство выйду.

— Правильно! — поддерживает ее Виктор: — к черту мужиков. Они все козлы и от них сплошной вред и расстройство.

— Берегись этого парня, Салчакова, — серьезно говорит Волокитина: — он смешной.

— У нас с Витькой исключительно рабочие отношения. — говорит Айгуля: — он мне помогает в тренировках ну и перед соревнованиями мы с ним сексом занимается.

— Пфхвхах! — давится мороженным Аленка Маслова, закашливается и выплевывает белую массу на асфальтированную дорожку. Проходящая мимо семейная пара с коляской — осуждающе смотрит на них.

— Чтобы результаты повысить. — объясняет Айгуля: — он же во всем разбирается. Так и так, говорит, для повышения спортивных результатов, гибкости связок и суставов, а также ради всего советского спорта — ложись-ка ты на спину товарищ Салчакова и ноги раздвигай. А я девушка простая, лежу и думаю, что так и нужно. Ради советского-то спорта.

— Полищук⁈ — Алена поворачивается к Виктору: — что, правда⁈

— Как есть правда. — говорит Виктор: — вот меня и наняли помощником тренера к вам в команду, чтобы я всем результаты повысил. Правда опасаюсь, что не хватит меня на всех, но готов сгореть на работе, но не сдаться! Нам хлеба не нужно, работу давай!

— Какое похвальное отношение к своей профессиональной деятельности. — говорит Волокитина: — учись, Маслова, а то ты себе парня найти не можешь. Вон Витька за раз всю команду окучивает, стахановским трудом и все такое. Правда жалко парня… помрет же. Вот прямо перед первым матчем и помрет.

— Сперва под Федосеевой Валей… она килограмм семьдесят весит сейчас, наверное! — блестит глазами Аленка, наконец поняв, что ее разыгрывают и с готовностью подхватив шутку: — раздавит она тебя, товарищ Полищук!

— Ну знаете ли… — разводит руками Виктор: — кто-то же должен совершать трудовые подвиги? Попрошу у Комбината усиленное питание и молоко за вредность производства.

— Ты если Машку будешь перед соревнованиями готовить по своей «бразильской системе», то это точно будет вредное производство. — кивает Алена: — вреднее ее в команде не найти!

— Вражеский вымпел справа на зюйд-зюйд-ост. — говорит Волокитина: — боевая тревога. Пока не замечены, можем уйти влево на дорожку… а, млин, поздно.

— Привет! Маша! — к ним бежит девушка с золотыми волосами и в коротком белом платье с цветочками: — как же здорово что ты тут! О! Алена! И Айгуля! — она замирает, изучая Виктора: — а тебя я не знаю…

— Меня зовут Виктор. — он конечно же сразу узнал ее. Лиля Бергштейн, либеро «Красных Соколов», та девушка, что самозабвенно танцевала на танцплощадке в прошлый раз. Но чему она так радуется? Разве «Красные Соколы» и «Металлурги» не заклятые враги? Не то, чтобы он тут кровную вражду и драки до первой крови в подворотнях ожидал, но и не такого восторженного отношения. Она как будто лучшую подругу увидела!

— Маша! Как ты здорово в пол вколотила на второй партии! — девушка с золотыми волосами тут же забывает про Виктора: — я пыталась взять, но бесполезно! Руку отбила! Вот! — она с гордостью показывает повязку на запястье правой руки: — болит, зараза! Представляешь, ты мяч в пол вбила вместе с моей рукой! Вот силища-то! А покажи свои мышцы, они у тебя еще больше стали же? Трицепс, покажи трицепс! — и она бесцеремонно хватает Машу за руку и задирает ей рукав. Волокитина отбивается от нее, говорит, чтобы та вела себя прилично и не приставала на улице и что она сейчас милицию позовет, благо стационарный пост на входе в парк стоит, тут недалеко.

— Вот ты где, Полищук. — звучит голос и к ним подходят его соседки, Марина и Светлана, девушки из малярной бригады. Виктор припоминает что Светлана ему говорила о своих планах встретится с Бергштейн, вот только он никак не ожидал что их пути пересекутся.

Тем временем Светлана окидывает взглядом всю его компанию, таким взглядом, будто все они уже измерены, взвешены и найдены легкими. Бросает еще один, выразительный взгляд на Айгулю, которая стоит рядом с Виктором и артикулирует одними губами слово «обманщик».

— Кстати. — Виктор тут же вспоминает правила хорошего тона, приличия поведения и кодекс светского джентльмена: — познакомьтесь. Это Мария, Алена и Айгуля, я буду с ними работать теперь. На полставки. А это — мои соседки, Марина и Светлана.

— Ого! Так ты Светкин сосед! — Лиля тут же переключилась на него: — так ты про него говорила! А меня Лилия зовут, но все называют просто Лиля. Ты будешь работать вместе с Машей?

— Этот вызывающий подозрения тип гражданской наружности теперь будет у нас помощником тренера. — сообщает всем Волокитина: — сумел как-то втереться в доверие к Валерию Сергеевичу. А тебя, Лиля, век бы не видеть. Тебя и твоих «сырников». Особенно Синицыну и Кондрашову.

— Что же ты такая жестокая. — грустит Лиля, но грустит недолго, буквально две секунды, после чего ее лицо озаряется ярким светом, будто лампочку включили — такая у нее ослепительная улыбка.

— Зато я тебя люблю! — говорит она громко и на них оглядываются проходящие мимо парочки, шушукаются и переходят на другую сторону дорожки.

— Ты — классная! — не унимается Лиля: — видели как она лупит по мячу⁈ Она точно в высшую лигу уйдет к профессионалам! Блин, вот бы мне так уметь! Обалдеть! Раз и в воздухе! Шмяк! — она машет рукой, показывая, как именно Волокитина бьет по мячу, и Виктор поражается, тому, насколько точно она это делает. Казалось бы, сейчас в парке нет ни мяча, ни сетки, да и необходимости собираться перед ударом нет, но Лиля Бергштейн, либеро «Красных Соколов» взмахивает рукой так, будто перед ней и правда летит мяч! Он присматривается к ней внимательней, к тому, как она — приземляется на дорожку после своего прыжка, к тому, как смеется своей же шутке, покачиваясь на носках туфель, к тому, как перебирает ногами на месте, желая что-то спросить или сказать.

— Она потрясающе хорошо двигается. — бормочет он себе под нос.

— … и вот тогда Маша кааак даст по мячу! И снова — в пол! Шнурки жечь! Пальцы с балкона сбрасывать! Аленка, а ты — тоже крутая, как подобрала подачу от Юльки! Такая жалость что вы проиграли! Но я за вас болела! — тем временем говорит Лиля и пристраивается рядом с Волокитиной, хватая ее за локоть: — не будь такой букой, Маша! Сегодня выходной, мы же гулять вышли! Айда на колесо обозрения?

— Не мельтеши, либеро, раздражаешь. — говорит Волокитина, но уже не предпринимает попыток освободить свою руку, видимо наученная горьким опытом.

— Она… всегда такая? — тихонько спрашивает Виктор у Светланы и та кивает.

— Всегда такой была. — говорит она: — только когда поет или танцует немного унимается. А так… в школе ее звали Шаровая Молния и Феррум Кнопка. Энергии хоть отбавляй. И… упрямая как осел. Или слон. Словом Феррум Кнопка.

— Железный Кайзер. — вспоминает вдруг ее кличку Виктор, начав понимать что «погоняло» дано не только потому что Лиля — этническая немка из Калининграда.

— Это я! — тут же поворачивается к нему Лили и сияет своей улыбкой: — а у тебя какая кличка?

— Его в школе Поповичем кличут. — тут же сдает его Светлана: — потому как для Муромца маловат еще.

— А у Айгули кличка «Казашка», хотя она не казашка. Наверное. — задумывается Лиля: — но это неважно. А у Алены — «Масло». Ну типа против нее играть неудобно, как будто маслом пятки намазали. А у Маши…

— Бергштейн, заткнись. — коротко роняет Волокитина: — шла бы ты своим путем, правда раздражаешь. Вот всегда раздражала.

— Да? И что же во мне тебя так раздражает? — Лиля осматривает себя с головы до ног, будто только увидела: — платье мне не идет?

— Извини, я не должна была это тебе говорить. — говорит Волокитина: — конечно же ты меня не раздражаешь. Ты меня просто бесишь и из себя выводишь, Бергштейн! Ты вообще понимаешь, зачем мы в волейбол играем⁈

— Ну… это весело. — отвечает Лиля: — весело же, правда? Я видела, как ты по мячу вчера била! Раааз!

— Вот поэтому ты меня и бесишь. — вздыхает Волокитина: — просто сил нет как бесишь! Мы играем чтобы победить! Нету никакого смысла в игре, если ты не побеждаешь! Сама подумай, зачем тогда счет, если тут дворовые команды собрались мячик перекидывать? Важна только победа, а такие счастливые хиппи как ты меня просто вымораживают!

— Где-то еще такие есть? — удивляется Айгуля: — не обижайся, Лиля, но ты — странная.

— Все мне так говорят. — отмахивается Лиля: — что я странная. Но мне нравится играть в волейбол.

— Если бы не ты, ваши «сырники» проиграли бы. — указывает Волокитина: — продули бы к чертям собачьим. А ты тут меня бесишь. Вот две вещи меня в тебе раздражают и первая — это твое отношение! Ты же чертова золотая рыбка, Бергштейн, ты обид не запоминаешь. И страхов у тебя нет, потому что у тебя мозг примитивный как у рыбины. Только и хватает что жабрами шевелить. Потому ты и не боишься ничего. А вторая — что ты не ценишь ничего. Тебе все слишком легко дается, вот ты и носишься тут как та стрекоза. Мы с тобой разные, Бергштейн! Мы как Моцарт и Сальери и я тут Сальери, черт подери. Мы все — Сальери, кроме тебя, золотая рыбка. Мы все вкалываем по восемь часов в день на тренировках, а ты по танцулькам носишься и разлюли малина, даже тренировки пропускаешь! А потом по площадке словно метеор — то там, то тут! Думаешь я не видела как ты крученные мячи для своих пасов — в обратную сторону раскручивала, давая своим добивающим нулевой спин⁈ Это как возможно вообще! У тебя что, ЭВМ в голове?

— Эээ… — Лиля чешет затылок и виновато смотрит на Волокитину: — правда? Я так делала?

— И самое противное что я на тебя и сердится толком не могу. — вздыхает девушка: — иди уже сюда, дай тебя обниму. Терпеть тебя не могу. — и она обнимает Лилю за плечи: — ну ты выдала вчера. Серьезно говорю тебя не сегодня-завтра в высшую лигу пригласят, ты ж просто метеор.

— Ура! — Лиля обнимает Машу: — Маша на меня больше не сердится! А в высшую меня уже приглашали месяц назад. В «Крылья Советов».

— Чего?

— Но я отказалась. Не хочу в Москву, я тут привыкла уже, тут девчонки хорошие и…

— Чего?!!