Тренировочный день 2

Глава 3

Глава 3

Женщина после работы бежит в магазин, становится в очередь за колбасой, потом за сыром, картошкой и туалетной бумагой. Через два часа выходит, и тут рядом с ней останавливается шикарный лимузин, из него выходит арабский шейх и говорит:

— Я король очень богатой страны. Вы мне сразу же понравились, и я хочу вас взять в свой гарем!

Женщина в ответ: — Щас, я вот еще за членом в очереди не стояла…

После тренировки в зале тяжелой атлетики Виктор намеревался пойти домой, в конце концов ему в девять часов еще нужно стоять у ресторана, прилично одетым и не пахнущим потом, хорошо, что в современном спортивном комплексе Комбината были душевые кабинки. Первая тренировка в новом зале вдохновляла, пусть даже не было сложных тренажеров будущей эпохи, однако наличие скамьи для жима штанги, вереницы гантелей разного веса, турников и наклонных досок — немного примиряло его с недостатками. Кроме того, он еще и познакомился с Айгль поближе. Как оказалось, несмотря на имя и внешность, девушка родилась в Колокамске, у нее родители сюда в шестидесятых приехали на строительство Комбината. А коленку травмировала, когда на тренировке неловко приземлилась, прием подачи отрабатывала, а у Волокна такая подача, что аж в сторону отбрасывает и искры из глаз! Что? Ну, Волокно — Машка Волокитина, бомбардир наш. Как подпрыгнет и как даст! А ты женатый, физрук? Нет? И девушки нет? Хм, в нашем Мухосранске и без девушки… знаешь же, что из-за Комбината перекос в сторону женского населения тут один к трем, а? Нет? Вот все так же считают, что если Комбинат у нас металлургический, то значит мужчин больше, а вовсе нет. Тут цеха большие и там много работы по ткани. Плетут нити, армирование волокна для нужд оборонной промышленности. Вот в свое время сюда женщин и завезли. И вообще женская специальность… а мужчин мало. Плюс еще ткацкая фабрика… да у нас тут демографический перекос круче чем в Иваново. Слышал, небось — «город Иванов — город невест»? У нас еще круче. Вот ты, физрук, чего вечером делаешь? Вот, так и знала, что на свидание идешь, а куда? «Плакучая Ива», козырное заведение. А места забронировал заранее? Обязательно бронировать нужно, а то на улице со свое дамой мечты останешься. Если не сможешь так пройти, скажи там что ты от меня, тебя пропустят. Чего ты так на меня уставился, у меня папа там работает, поваром. Попробовал бы ты его плов или там казан-кабоб…

В результате Виктор и сам позанимался и Айгули помог потренироваться, не нагрузив правую коленку и… конечно же немного задержался. Потому домой несся как на крыльях. Дома стремительно переоделся в единственный «приличный» костюм и повертелся перед зеркалом. Вздохнул и постучал в дверь соседей.

— Выручай, Гоги Барамович! — выдохнул в сонное лицо соседа: — извини, знаю что ты с ночной отсыпаешься, но нужно в край. Костюм одолжи, на свидание собираюсь, а у меня единственный и тот…

— На свидание? Вай, чего стоишь, красавчик, проходи, проходи! — Гоги тут же затаскивает его в свою комнату и критически оглядывает с головы до ног: — слушай, друг, не в обиду будэт сказано, но ты этот костюм на барана надень, да? Снимай! Все снимай! Гоги Барамович не франт и не Казанова, но кое-что в костюмах понимает! Нэт, это не трогай! — сон с него как рукой сняло и он тут же нырнул в свой шкаф, вынул несколько костюмов на вешалках и бросил их на кровать: — Наташка сегодня в больнице дэжурит, так что я на хозяйстве… можешь спокойно переодеваться тут. Во! — он вертит перед Виктором вешалку с бежевым костюмом: — но не дай бог пятно посадишь! Такого костюма здесь не найдешь! Вы куда идете? В ресторан? Нэт, тогда не дам этот, ты есть не умеешь, обязательно жиром запачкаешь, никакая химчистка не возьмет… а вот этот попробуй…

— Не, бежевый это слишком. — говорит Виктор: — мне бы поскромнее… — он принимает из рук у Гоги темно-синий костюм: — вот этот вроде ничего, а? — он переодевается, накидывает пиджак и озирается по сторонам в поисках зеркала.

— Тц, нэ пойдет. — качает головой Гоги: — у тебя плечи широкие, физрук. Брюки подходят, а в плечах узковато. Жаль… а вот! Брюки оставь… у меня рубашка была, мне как раз в плечах великовата… вот же она, — он достает из шкафа сложенную рубашку: — думал подарить кому, раз уж сам не ношу. Вот! Носи на здоровье! Подарок!

— Ты чего, Гоги Барамович? Неудобно как-то…

— Нэудобно на потолке спать, одеяло вниз падает и ноги мерзнут, да! — весело хохочет Гоги: — а тут такой случай! Витька жениться собрался!

— Не совсем жениться. Это меня просто коллега в ресторан позвала и сказала одеться прилично. Она девушка видная, так что… — оправдывается Виктор, надевая рубашку и возясь с пуговицами: — слушай, Гоги я тебе деньги за рубашку потом отдам, как заработаю…

— Совсем плохо, да? — участливо наклоняется к нему Гоги: — уже поняла, что ты деревянный по пояс и сама пригласила⁈ Вай, ничего ты в женщина не понимаешь! Вот если бы не моя Наташка, то был бы сержант Зурабишвили самый что ни на есть Казанова и Дон Жуан! Мы же в Колокамске живем! Тут даже такой как ты на вес золота!

— Почему это «такой как я»? — немного обижается Виктор: — чего со мной не так?

— Тормоз ты, Витенька. Вот где-то прямо реактивный как «Союз-Апполон», а где-то — тормоз. — ласково говорит Гоги и хлопает его по плечу: — стой так, а я за туфлями сгоняю. У старого Леопольда видел новенькие, на похороны себе купил. У вас ноги одного размера, так что…

— Гоги! — но его уже и след простыл. Виктор застегнул пуговицы на рубашке и встал. Поводил плечами. Свел локти вместе. Вроде нигде не жмет, но все же привычная мастерка удобнее.

— Вот! — в комнату врывается веселый Гоги: — примеряй! Леопольд Велемирович сказал, что дает тебе поносить на вечер, только бережно. И с условием что на выходных с ним в шахматы поиграешь. Матч-реванш. Говорит, что ты и твоя сицилийская защита — прошлый век.

— Так и сказал? — Виктор бережно принимает из рук у Гоги новенькие, сверкающие черным лаком, остроносые туфли.

— Так и сказал. Надевай. — говорит Гоги и отступает на шаг. Виктор с трудом надевает туфли и осторожно переминается с ноги на ногу.

— Немного жмет. — жалуется он: — и они вообще как деревянные. Словно колодки на ноги надел.

— А ты чего хочешь? Это ж новые, неразношенные. Вот походишь в них вечер, ноги в кровь сотрешь, зато старику услугу сделаешь. Раньше даже профессия такая была — разнашивать обувь.

— И как я в них буду вечер ходить⁈

— Молча. Тэрпэть все тяготы и лишения воинской службы, как и полагается мужчине. — отвечает Гоги, подняв палец: — а ты как думал? Думал любовь это вздохи на скамейке, да? Нэт! Любовь — это жертвы! Вот видел бы ты с какими красавицами пришлось расстаться, когда я с Наташкой сошелся! Одна только Лиля чего стоит! Или Ирочка с молокозавода. Ээ… давай лучше не будем вспоминать, а то я сейчас заплачу… — он качает головой: — запомни, Полищук, любовь это жертвы. И с ресторана они только начинаются. Слушай, а куда вы идете? В «Красный Октябрь» нэ ходите, у меня там знакомый работает.

— В «Плакучую Иву».

— В «Иву»? Слушай, Витька, а у тебя дэньги есть? В «Иву» дэвушку сводить дорого стоит.

— Да я как раз хотел попросить, да неудобно уже как-то… ты и костюм мне дал и рубашку…

— Ай, брось, свои люди сочтемся. — Гоги выдвигает верхний ящик комода и достает оттуда две сиреневых бумажки, достоинством по двадцать пять рублей каждая: — займу товарищу полтинник для того, чтобы он себе даму сердца нашел. И не потому, что я такой злорадный что если сам женатый, то обязательно нужно и друга в брак затащить! Нэт, я вот ни капли не жалею, что Наташку встретил! В общем бери, как будут деньги — вернешь.

— Спасибо, Гоги Барамович, выручил, — Виктор берет две купюры и прячет в карман: — слушай, а ты не знаешь где подработать можно? А то у меня зарплата — получить и заплакать.

— Да вопросов нет, есть парочка мест. Смотря сколько, хочешь заработать. — Гоги внезапно становится серьезным: — есть и на постоянку, а есть на калым. Есть где можно нормально заработать, но там нужно язык за зубами держать, сам понимаешь.

— Ага. Ясно. — кивает Виктор, хотя на самом деле ему ничего не ясно. Язык за зубами? Секретное что-то?

— Давай потом поговорим. — гасит свой серьезный взгляд Гоги, снова становясь веселым и бесшабашным: — сегодня праздник, вай! Давай я на тебя посмотрю… — он обходит его кругом, что-то бормоча себе под нос по-грузински. Виктор смотрит на себя в зеркало. Темно-синие брюки, новенькие туфли, рубашка цвета «кофе с молоком»… вроде ничего.

— Стой! — Гоги останавливается прямо перед ним и расстегивает пуговицу на воротнике: — и рукава закатай… дай-ка помогу. Да, вот так. А воротник — вот так, чтобы в стиле «апаш» было. Ага. И пиджак возьми.

— Зачем? Он же мне в плечах жмет.

— Вай не спорь, дорогой! Витька, ты меня извини, но в делах сердечных ты как свинья в апельсинах разбираешься! — Гоги берет пиджак и вешает ему на сгиб правой руки: — вот так. Ну или — на плечо повесишь. А как поздним вечером будете возвращаться из ресторана — так накинешь его на плечи своей девушке, понимаешь?

— Ого. — Виктор с невольным уважением смотрит на Гоги: — какой ты прошаренный.

— А то! — Гоги расправляет плечи и подкручивает себе ус: — как ты думал, а? Имя Гоги Барамовича Зурабишвили до сих пор заставляет биться чаще сотни… ну хорошо — десятки юных девичьих сердец! Но Наташка меня убьет если что, да… и меня и тебя убьет. Вах, какая горячая женщина… у нее дед в донских казаках был, она и шашкой может рубануть! Ну… все, все. Готов к свиданию! Все, давай иди уже… опоздаешь.

— Спасибо, Гоги Барамович. Век не забуду.

— Иди, иди уже. А я так и не выспался. И это — флягу верни. Завтра.

— Хорошо. — кивает Виктор: — еще раз спасибо.

— Ага. Старому Леопольду сам туфли вернешь. Удачи тебе на свидании и не вздумай там морепродукты заказывать, бери что попроще. Шашлык там ну ли венгерский гуляш. Мясо в горшочках там хорошее и… — Гоги отчаянно зевает. Виктор поспешно прощается с ним. Выходит в коридор — в новых туфлях, синих брюках, бежевой рубашке, расстегнутым воротом в стиле «апаш», засученными рукавами, а на сгибе руки висит пиджак.

— О! Жених! — мимо проносится рыжий, конопатый вихрь: — тили-тили-тесто! Жених и невеста! Ма! А дядя Витя у нас жених!

— Катька! — из кухни высовывается тетя Глаша: — а ну прекрати людям мешать! — она окидывает Виктора взглядом и всплескивает руками: — Витька! Никак на свидание собрался!

— Глафира Семеновна, вот ничего от вас не скрыть. — разводит он руками: — да, вот… у меня и костюма приличного нет, пришлось у Гоги Барамовича попросить…

— А чего рубашка мятая? — прищуривается тетя Глаша: — а ну подь сюды, поглажу. Как ты шуры-муры крутить будешь, ежели у тебя рубашка мятая? Катька, зараза, а ну прекрати кусочничать!

— Ну ма!

— Сладкое на ночь нельзя. Ты же уже ужинала! Зубы почисти… а ты Витька давай сюда свою рубашку, горе ты мое луковое. Гоги тоже хорош, он, наверное, просто из шкафа рубашку вынул? Эх, ничего вы мужики не понимаете… ходь сюды…

— Да нормально все вроде… и Гоги мне эту рубашку подарил… — оправдывается Виктор, но шагает на общую кухню. Тетя Глаша тут же освобождает уголок стола и стелет на него сложенное в несколько слоев синее одеяло. Включает утюг.

— Сымай давай свою рубаху. — она упирает руки в бока и следит за тем, как он вешает пиджак на спинку стула и расстегивает пуговицы: — ну хоть рубаха нормальная и то хлеб. Хотя чего там, когда у Гоги были худые вещи? Вот у кого учится нужно, Витька, а то так и проходишь холостяком всю жизнь.

— Да и ладно. — Виктор снимает с себя рубашку и протягивает тете Глаше: — может это у меня тактика такая. Чтобы в мятой рубашке на свидание пойти. И чтобы меня оставили холостяком.

— Это так не работает, Полищук. — на кухне появляется Светлана, она внимательным взглядом скользит по его рукам и груди: — всегда знала что у тебя хорошая фигура, физрук, вон какие руки.

— Света! — тетя Глаша поднимает голову: — Маринка твоя опять в туалете свет не выключила и когда ж ты ее приучишь наконец?

— У Маринки личные проблемы. — машет рукой Светлана: — она сама не своя последнее время. И на работе у нее все из рук валится. А что касается тебя, Полищук, то если ты на свидание в мятой рубашке идешь, то это не значит, что ты холостой останешься. Это значит, что у тебя будет страшная девушка, потому что красивые с тобой ходить не будут. О! Я вспомнила! — и она исчезла с кухни, только юбка взметнулась

— Стрекоза. — неодобрительно покачала головой тетя Глаша, складывая рубашку на стол и поднимая утюг: — вот как есть стрекоза. И она и подружка ее, эта Маринка. Вот допоются они…

— Витька! Драться давай! — на кухню врывается Батор и останавливается на месте, увидев полуголого Виктора: — ты чего тут голый сидишь?

— Он на свидание собрался. — сообщает ему тетя Глаша: — а я ему рубашку глажу. Ты чего драться собрался, Аника-воин?

— Это мужские дела. — набычился Батор и метнул взгляд на Виктора: — со Светкой?

— Нет, с коллегой по работе. Альбина Николаевна, учитель английского. — говорит Виктор: — и я почти опаздываю уже. Так что в следующий раз подеремся. Кстати, а из-за чего мы драться будем?

— Ну как… — немного теряется Батор: — из-за Светки. Ты получается ей изменяешь⁈ Вот как дам за это!

— Никак я тебя не пойму Батор, — вздыхает Виктор, принимая еще горячую рубашку из рук у тети Глаши: — хожу я со Светланой — тебя не устраивает. Не хожу я с ней — тебе снова не нравится. Ты уж определись.

— Ты мне тут не выкручивай. Я все знаю. — говорит Батор: — а кто эта Альбина Николаевна? Красивая?

— Очень. — кивает Виктор: — я бы даже сказал, что не в моей лиге.

— Неразделенная любовь. — кивает Батор: — погоди-ка, я сейчас одеколона принесу, попшикаем тебя, будешь яблоками пахнуть, а то поди разит как от козла. У меня «Коза Ностра» есть, девчонки от запаха просто в восторге.

— Вот! — на кухню прибегает Светлана: — а, Батор тоже тут…

— Светлана-джан, давай в кино сегодня сходим? Там же «Фантомас» снова идет, с Луи де Финесом!

— Отвали Батор. Витька, вот, на руку наденешь. Только с возвратом. Это у нас на работе раздавали, я отцу взяла… потом посылкой отправлю. — в руках у Светланы новенькие часы с темным циферблатом: — фабрика «Слава» на двенадцати камнях!

— Я даже не знаю. — разводит руками Виктор: — спасибо, конечно… буду должен. Мне точно часы нужны?

— Точно-точно, — кивает Светлана и поворачивается к Батору: — а у тебя «Коза Ностра» есть? Чем пахнет?

— Сейчас я сбегаю! — кивает Батор: — дам понюхать. Заодно и Витьку пшикнем, а то пахнет как… как тот, кем он и является! Витька! Я тебя все равно не прощу. Пшикнуть — пишкну, но не прощу!

— Товарищи, я уже опаздываю! Мне Альбина обещала голову откусить если я ее заставлю ждать.

— Совсем ты ребенок, Вить. — качает головой Светлана: — когда это такие как она вовремя приходили? Она тебя еще ждать полчаса заставит, вот увидишь.