Тренировочный день 2

Глава 4

Глава 3

Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано! ©

Ажиотаж всех соседей коммунального общежития из-за какого-то посещения ресторана был непонятен Виктору ровно до того момента, как Светлана вспомнила, когда она ходила в ресторан (два года назад) и Батора, который вовсе в ресторации не ходил, а девушек предпочитал в кино водить.

Так что стоя под часами на столбе у входа в ресторан Виктор мерял пространство туда и сюда неторопливым шагом и размышлял о том, что в будущем рестораны и кафе повсюду будут. Наверное, потому он и не стал предавать такого уж значения фразе «пойдем в ресторан» от Альбины, пойдем и пойдем, чего тут такого. Ан нет, тут поход в ресторан — это событие. Прямо вот событие. Может для кого-то в столице из светской тусовки Дома Литераторов или Дома Кино и не событие вовсе, но для обычных людей из глубинки даже провинциальный ресторан — уже событие. В самом деле, думает Виктор, если вспомнить юность, или скорее даже детство — много ли его родители в рестораны ходили? Да по пальцам пересчитать и это за всю жизнь. Каждый раз мама очень оживлялась и готовилась едва ли не за неделю — поход к парикмахеру, выбор платья, какие-то украшения обязательно брались у подружек на «поносить», а для нанесения макияжа приглашались еще подружки. Да и папа волновался… правда в основном за деньги.

— Молодой человек, закурить не найдется? — раздается голос откуда-то сбоку, и он поворачивается к источнику голоса. Молодая девушка, однако скорее потасканного виду, в короткой юбке и с сумочкой через плечо. Яркий макияж и прическа как у Миррей Матье.

— Извините, я не курю. — отвечает Виктор. Миррей Матье кивает и окидывает его внимательным взглядом с головы до пят.

— Прилично одет, но непривычно себя чувствуешь. — говорит она, сочувствующим тоном: — девушку ждешь?

— А вы… да, это так. — не стал упираться Виктор: — меня зовут Виктор.

— А я — Марина. — Миррей Матьей подает свою руку. Подает не так как подают ее для рукопожатия, а словно бы не решив, то ли ей эту руку пожмут, то ли поцелуют.

— Очень приятно. — Виктор выбирает не строить из себя виконта де Бражелона и пожимает ее руку: — даже жаль, что не курю.

— Скажи, мне Виктор, как, по-твоему, насколько именно вежливо опаздывать? — говорит Марина, доставая из сумочки пачку сигарет: — я так полагаю, что и огоньку у тебя не найдется, да?

— Не знаю. — отвечает он на первый вопрос: — думаю в пределах получаса нормально. Все-таки могут быть обстоятельства… а спичек у меня тоже нет.

— И что за мужчины такие пошли… чего не спросишь, ничего нету… — сетует девушка, качая головой: — а что за девушку ждешь?

— Коллега по работе. — отвечает Виктор: — а у тебя кто?

— Козел. — отмахивается девушка, держа в руке незажженную сигарету: — вот кто он. Нельзя вот так опаздывать и… ага, Валера! А я тебя заждалась! — говорит она, поворачиваясь навстречу полноватому мужчине, который выскакивает из такси и расплывается в извиняющейся улыбке.

— Извините ради бога, Марина Анатольевна, на работе задержали-с! — склоняется в поклоне мужчина: — бога ради простите! Искуплю, откуплюсь, принесу все нужные жертвы богине Диане и конечно же вам лично, Марина Анатольевна! Вы же меня простите? Я уже заказал нам столик и лучшие грузинские вина! Осетрину! И… у меня для вас подарочек! Не подумайте, что я с пустыми руками!

— Для начала — огоньку. — взмахивает незажжённой сигаретой Миррей Матье и с царственным видом кидает взгляд на Виктора: — а твоя примадонна еще не пришла, а? Знаешь, что… думаю и ее нужно наказать и Валерочку заодно. Валера!

— Сей момент, моя царица! — полноватый мужчина в костюме подносит к лицу Миррей Матье зажигалку и щелкает ею. Она — прикуривает сигарету и выдувает клуб дыма толстяку прямо в лицо. У него — сужаются глаза, на какое-то мгновение Виктору кажется, что он сейчас поднимет руку и ударит ее прямо по лицу, но он сдерживается.

— Что, не нравится, Валерочка? — прищуривается Миррей Матье, наклоняя голову и изучая его лицо: — совсем не нравится?

— Царица. — буркает полноватый, опуская голову и пряча зажигалку: — давайте уже пойдем. Столик накрыт. И вино я попросил, чтобы откупорили. И если уж и выяснять отношения, то не при… посторонних. — он метает быстрый взгляд на Виктора.

— А это Витя. Витя, поздоровайся, это — Валера. И он — козел. — безжалостно говорит Миррей Матье: — кто козел, а? Валерочка…

— Марина, я умоляю. Давай поговорим наедине! — говорит полноватый Валера: — я все тебе компенсирую!

— Есть один способ сделать тебе больно, Валерочка. А заодно и той, кто заставляет Витю ждать. — с этими словами Миррей Матье подается вперед, делает два стремительных шага, одной рукой обнимает его за шею и чмокает в щеку. Отстраняется и с удовлетворением смотрит на плоды своих стараний, на отчетливый отпечаток помады.

— Марина! — раненным бизоном ревет полноватый Валера.

— Все, все. Мы квиты. Прощай, Витенька… — Миррей Матье взмахивает на прощание рукой и странная парочка удаляется в сторону дверей ресторана. Виктор провожает их взглядом. Конечно, он мог бы уклонится от объятий Марины или оттолкнуть ее… но она вроде ничего дурного не замышляла. Немного неприятно быть орудием мести в семейной ссоре, но если бы он ее оттолкнул, да еще и завизжал бы тут как поросенок… мужчина не должен боятся женских объятий. Ни объятий, ни того, что следует за ними… будь иначе разве стоял бы он тут под часами в ожидании Альбины, молодой учительницы по английскому языку?

— Давно ждешь, галантный кавалер средней школы номер три? — раздается голос, и он поворачивается к ней. Альбина. Высокая и стройная, конечно, не такая высокая как девушки из волейбольной команды, но все же. Элегантная и уверенная в себе. Абсолютно все старшеклассники втайне сохли по «анличанке», «мисс Альбине» и «Мэри Поппинс». Последняя кличка, кстати закрепилась за ней потому, что она была «само совершенство».

— Да я только что подошел. — говорит он, окидывая ее взглядом. Альбина и в школе всегда была элегантной, умудрялась оставаться такой каждый рабочий день, но сейчас… такое впечатление будто он встретился с кинозвездой где-нибудь в Московском Доме Кино. Прическа, в которой каждый локон находится на месте, бежевый летний плащ, расстегнутый спереди, бежевая же блузка с брошкой на груди и юбка-миди — все вместе составляло некий ансамбль. Смысл и суть этого ансамбля были непонятны Виктору, но каким-то глубинным чутьем он понимал, что кажущаяся простота образа достигнута путем значительных усилий и затрат.

— Вы сегодня просто великолепно выглядите, Альбина Николаевна. — говорит он, переходя на «вы» и пытаясь найти в себе ту самую куртуазность, с которой принято приветствовать подобного рода женщин.

— … а ты у нас оказывается непрост, Виктор Борисович. — говорит она, подойдя чуть поближе и обдав его ароматом своих духов: — смотри-ка. Это у тебя откуда? Что ты хочешь мне этим сказать? Это — фронда? Ты у нас пытаешься в карбонарии податься и взбунтовать против власти, данной мне природой?

— Карбонарий? С чего это такое впечатление? — говорит Виктор, отслеживая ее взгляд. Она смотрит на его щеку. Нужно было, конечно, стереть отпечаток помады с щеки… но все произошло так быстро… теперь все понятно. Конечно же Альбина, которая считает себя игроком высшей лиги восприняла отпечаток помады на его щеке как вызов. И по-хорошему ему стоило бы оправдаться, объяснить ситуацию, сказать, что он тут не при чем, рассказать о Марине, которая Миррей Матье и о Валере, который подкаблучник с бешеным взглядом… но оправдываться сейчас? Он ни в чем не виноват, а начинать оправдываться — это заведомо ставить Альбину на одну ступеньку выше. Не то, чтобы он тут о социальных рангах беспокоился, но если он так сделает, то и она его никогда уже всерьез воспринимать не будет. Еще один — подумает она, причислив его к своему многочисленному сонму поклонников. Это же, кстати, ей и мешало в личной жизни, что она любовь и поклонение от своих воздыхателей воспринимала как слабость. А слабые мужчины такой фемине неинтересны. Так что… никаких оправданий.

— У тебя на щеке след помады. Судя по всему — довольно пухленькие губки были. — прищуривается Альбина: — Витька, ты что, берега попутал? Я с тобой в ресторан иду, а ты себе позволяешь такой фортель выкинуть⁈ Ты совсем охренел? Сейчас домой пойдешь, несолоно хлебавши! С кем ты тут миловался за пять минут до моего прихода⁈

— Это случайность, — пожимает он плечами: — рад что ты все же подошла. Пойдем в ресторан?

— Ты мне зубы не заговаривай, Витька. Какой к черту ресторан, если ты в таком виде?

— Значит нет? Ну нет, так нет. Не то, чтобы я так сильно в ресторан сегодня хотел. Что же… тогда давай останемся друзьями или хотя бы коллегами, чего уж тут. — разводит он руками, чувствуя себя немного глуповато.

— Виктор Борисович. — ноздри у Альбины начинают раздуваться: — я не понимаю причины такого… эпатажа. Извольте объясниться!

— Не собираюсь я перед тобой оправдываться. — отвечает Виктор: — какой в том смысл? Чтобы я не сказал — все равно виноватый буду. А у меня нет настроения сегодня виноватым быть. Вот только что видел одного такого… виноватого. Постыдное зрелище я вам скажу. Ну у него, наверное, стимул какой-то есть. А у меня? Это ты меня попросила сделать вид что мы пара, ты же меня вынудила в ресторан тебя пригласить, а сейчас делаешь вид будто я тебе уже чего-то должен. Это уже я должен спросить — а ты случайно ничего не перепутала?

— Да ты должен радоваться, что такая как я с тобой куда-то вообще пошла! Что рядом нас видели! — вспыхивает Альбина.

— Прости, что не прыгаю от радости, у меня что-то… спина побаливает. — отвечает Виктор: — после тренировки. Давай вот так, Альбина Николаевна — пойду-ка я домой. Чаю попью с людьми, в шахматы поиграю, может быть, у Гоги Барамовича еще чача осталась… все лучше чем наедине с разъяренной женщиной сидеть.

— Виктор Борисович! — эти слова Альбина выговаривает так, словно кнутом щелкает: — ты что о себе возомнил⁈ То, что я тебя с собой в ресторан позвала еще не значит что ты голову потерять должен! Кто ты такой вообще⁈ Физрук!

— Чем и горжусь. — кивает он: — ладно, не задалось свидание у нас. Пойду я домой, увидимся. — он поворачивается и идет прочь. На душе спокойно и светло. Мог бы он просто извиниться и объяснить в чем дело? Наверное мог. Но… честно говоря и в ресторане сидеть не хотелось… а больше всего не хотелось с Альбиной в эту непонятную игру «то ли пара, то ли не пара» играть. Какого черта? Любые отношения, даже фальшивые это всегда двухсторонняя дорога, не только в одну сторону все. А тут «ты должен быть благодарен» с самого начала. Как-то не очень, когда уже должен, а еще ничего не получил взамен. Сама же Альбина представляла из себя то самое «жароптицево перо», которое «много, много непокою принесет оно с собою». А оно ему нужно вообще? Вон как эта Марина-Миррей Матье с Валерой обошлась на его глазах, а ведь бедняга только опоздал на встречу. И ведь она ему еще устроит, такие не забывают. А самое главное — эти обиды на самом деле вовсе не обиды, а инструмент управления. Ну нет, он не позволит себя в состояние виновного на пустом месте вгонять. Он что? Позаботился о том, чтобы выглядеть как следует, оделся, обулся, денег у Гоги Барамовича занял, пришел вовремя, готовый так сказать к труду и обороне…

— Ты об этом еще пожалеешь! — кричит ему вслед Альбина. Он пожимает плечами, не оборачиваясь. Конечно пожалеет. Ссориться с коллегой по работе, особенно сейчас, когда днем в школе только он, она и Маргарита, да Ашот Варгиевич, завхоз, однорукий ветеран… это не входило в его планы. Тем более что права она кругом — он-то всего лишь физрук, даже с точки зрения исключительно должности. Но у Альбины Николаевны куда больше возможностей чем у него и это факт. Начать с ней кровную вражду, открыть боевые действия — глупый поступок. Однако и прогнуться на пустом месте — нельзя. Потому что, если не начать отстаивать свои границы, как только их нарушают — потом будет хуже. Накопится все, ты на дыбы встанешь, а на тебя только глазами похлопают, мол ты чего? Всегда тебя это устраивало, а теперь ты тут устраиваешь истерики.

Он идет, а какой-то гнусавый внутренний голосок говорит «ну чего ты, Вить? Господи, пойди и извинись, переведи все в шутку, проведешь приятный вечер с красивой девушкой, ты чего⁈ Что за принципиальность? Понимаешь же, что это глупо, вот так ссориться… просто поверни назад, еще не поздно, если ты извинишься…»

— Как там сказал Сократ на вопрос «жениться ли мне или нет» — делай как знаешь, все равно раскаешься… — вздыхает Виктор: — а если все равно раскаиваться, то и смысла в раскаянии нет.

— Какой вы умный, Виктор Борисович! — раздается голос совсем рядом. Он скашивает глаза набок и видит шагающую с ним рядом Лизу Нарышкину. Она одета совсем по взрослому, на ней легкое платье темных тонов, на голове широкополая шляпка и в наступающих сумерках легко можно перепутать ее возраст.

— А ты откуда тут взялась, Лиза? — спрашивает он у нее: — время уже позднее, чего не дома?

— Время детское. — отмахивается она рукой: — только девять тридцать, а мне до одиннадцати разрешают гулять. Я просто мимо шла, вижу, а там вы идете. И… Альбина.

— Видела, да? — хмыкает Виктор: — ладно, давай-ка мы тебя, товарищ Нарышкина до дому доведем, чтобы с тобой ничего не случилось. А то время позднее…

— Говорила же что мне разрешают до одиннадцати гулять. — говорит она, но делает шаг ближе и уверенно берет его под руку: — тогда вот так. А то и правда, страшновато на улице… хулиганы всякие…

— Вот до чего же ты ушлая, Нарышкина. — вздыхает Виктор: — повезет твоему будущему мужу… или наоборот?

— Обязательно повезет! — уверенно кивает головой Лиза: — он просто с ума сойдет от такого свалившегося на голову счастья как я!

— Вот что с ума сойдет я пожалуй соглашусь. — кивает Виктор: — так где ты там живешь?

— Нам сюда. — ведет его она: — а у вас с Альбиной Николаевной… не получилось, да? Я просто на перемене слышала, что вы сегодня с ней на свидание пошли…

— И совершенно случайно оказалась не в том месте и не в то время.

— Совершенно случайно, Виктор Борисович.

— Лиза, послушай. Нам нужно серьезно поговорить. Я — уже взрослый, а ты все еще ребенок. По крайней мере согласно законодательству. И…

— Это ненадолго! Уже через два года…

— И у нас с тобой вряд ли что-то получится. Когда ты подрастешь тебе будут нравится совсем другие ребята. Фиксация на учителе — это всего лишь ролевой механизм, понимаешь? Если бы я был просто твоим соседом или там работал на заводе — ты бы и не заметила. Это роль учителя, старшего товарища — она для тебя привлекательна, понимаешь?

— Виктор Борисович! Я не отступлю! — топает ногой Лиза.

— Хорошо. Хорошо. Ладно. — неожиданно соглашается Виктор: — давай так — вот просто подождем пока тебе восемнадцать не исполнится и…

— Шестнадцать!

— Восемнадцать.

— Замуж можно и с четырнадцати! В республиках выходят!

— Восемнадцать. Вот исполнится восемнадцать, и мы с тобой вернемся к этому разговору, хорошо? А пока мы — учитель и ученик и ничего больше. — Виктор откладывает решение проблемы на завтра. В конце концов через три года или ишак сдохнет или падишах… а у Нарышкиной пройдет ее легкая влюбленность в своего физрука. У всех была такая вот детская влюбленность, у него, например она была — Фэридэ Ханум, героиня турецкого сериала «Королек — птичка певчая». Он даже умудрился в свое время ее с экрана телевизора сфотографировать и потом эту фотографию у себя над рабочим столом повесить рядом с Майклом Джексоном и Самантой Фокс.

— Учитель и ученица… — он чувствует, как Лиза крепче сжимает его руку: — разве ж учитель провожает ученицу до дома поздно вечером?