Тренировочный День 10

Глава 6

Глава 6

Арина Железнова,

«гений грядущих поколений» по версии журнала «Советский Спорт»

Чувство тревоги не проходило, звенело в висках серебряными колокольчиками, сосало под ложечкой и мелко-мелко треморило в коленках. Она терпеть не могла этого чувства, потому и лезла вперед — преодолевая его. Что она, Арина Железнова, делала тут — на стадионе «Пахтакор» в славном городе Ташкенте? Зачем она тут? Очков в карьерном рейтинге игра за какую-то заштатную команду из Сибири в первой лиге ей точно не добавит. После того как она уже была включена в основной состав «Крыльев Советов», команду национального уровня, команду высшей лиги эта игра для нее скорее падение, а не рост.

Но тем не менее она здесь. Переминается с ноги на ногу в шипованных кроссовках, привыкая к новым ощущениям и готовясь принять мяч. Она бросает взгляд на эту Бергштейн, та как обычно пританцовывала на месте, напевая что-то себе под нос. Чудная. Странная. Не от мира сего, наверное так бы ее назвали в ее старой школе. Там не любили… странных.

— Тай-аут! — объявляется судья, подняв руку и продублировав себя коротким свистком: — тайм-аут пять минут. Запрос команды «Автомобилист»!

Арина расслабляется. Встает в полный рост, кладет руки на бедра. Пять минут. Это много. Нужно расслабиться, нужно суметь выдохнуть и отдохнуть, восстановиться по максимуму в эти пять минут. Основной фактор перегорания игрока — это нагрузка на центральную нервную систему, а не недостаток кислорода или молочная кислота в мышцах. Волейбол — высококоординированный командный спорт, в секунду времени на площадке игроку приходиться принимать много решений, основываясь на постоянно меняющихся вводных и действиях как противника, так и собственной команды. От этого быстро устаешь, потому пять минут — это хорошо. Пусть она еще и не устала и даже не приблизилась к порогу усталости, но нужно отдыхать пока можешь, такова мудрость бывалых ветеранов. Она прикрывает глаза и выдыхает, представляя как вместе с выдохом из ее организма выходит черная прана, унося с собой негатив, усталость и слабости…

— Эй! Ээээээй! — раздается крик рядом, и она стискивает зубы. Ну конечно, эта Бергштейн… она не может помолчать и постоять молча, всего пять минут тайм-аута, а она снова бесит всех вокруг своими выкриками и выходками. Помолчать. Дать окружающим выдохнуть.

— Привет! — снова крики. Арина не выдерживает и открывает глаза. Лиля прыгает у кромки площадки и машет рукой трибунам. На трибунах в ответ — машут руками ей. Арина вздыхает. Она самая младшая на площадке, ей всего семнадцать, в октябре стукнет наконец восемнадцать, но почему-то рядом с этой Бергштейн она порой ощущает себя такой старой…

— Бесит. — коротко роняет Арина себе под нос: — как можно быть такой…

— Меня она тоже порой из себя выводит. — задумчиво говорит стоящая рядом Айгуля Салчакова: — а уж когда я против нее в области играла и подавно. Сейчас хоть на одной стороне… так что я довольствуюсь тем, что она бесит наших противников куда больше. Вон, посмотри… — и она кивает на сторону противников: — какие кислые физиономии.

— Хм. — Арина смотрит туда, куда указывает Айгуля, за сетку и видит, что лица у девушек в светло-синей форме и впрямь не самые радостные. Конечно, думает она, эта Бергштейн… именно из-за нее она и решила остаться в Колокамске, отпросилась у Казиевой, обещала, что к началу сезона обязательно вернется и даже попросила ее замолвить словечко перед Волокитиной и тренером «Птиц», Виктором Борисовичем. Уж себе-то она признаться в этом. Снаружи, там, где другие люди, о там она могла быть какой угодно, она прекрасно умела играть роли, если нужно она была пай-девочкой, если нужно — стервой, если нужно — примерной ученицей, наивной старшеклассницей из провинции, столичной штучкой, да кем угодно. Людям снаружи нужны были маски. Дома она была одной, в школе другой, с друзьями — третьей.

Снаружи она сказала Сабине что ей нужно побыть в провинции, что ее восхитила игра «Стальных Птиц» и ей нужно научиться командному взаимодействию и вообще многому нужно научиться. Арина знала как именно манипулировать Сабиной Казиевой, та считала Арину молодой выскочкой и стервой и конечно же с удовольствием устроила ей «ссылку в Сибирь»…

Волокитиной она сказала что восхищается ее командой и хочет вырасти как командный игрок, а Виктору Борисовичу состроила глазки, показав что якобы заинтересована в нем самом… нехитрый трюк, который гарантировал что он будет держаться от нее подальше и не станет лезть в ее дела.

Но на самом деле… на самом деле у нее внутри плескалось странное чувство. Сперва это была чистая, ненависть. Нет, с самого начала это была даже не ненависть, а скорее удивление… даже ступор. Она была ошеломлена когда эта Бергштейн унизила и опустила ее во время матча, сделав это походя, легко, словно играючи. Арина помнила, как она лежала на покрытии площадки, пытаясь встать и наконец сфокусировать взгляд после удара мячом прямо в лицо. Удар был короткий и безжалостный, этот удар был умышленным и направленным на то, чтобы сделать ей больно. Ей, Арине Железновой! Она помнила с каким удивлением она подняла руку, чтобы потрогать свое лицо, а когда отвела ладонь в сторону, то увидела на кончиках пальцев кровь. Она разбила ей нос! Все вокруг было каким-то… нереальным. Никто и никогда не смел ее трогать! Никто и никогда не обращался с ней так! Как… как она посмела!

Арина сжала кулаки, наблюдая за тем, как Лиля машет трибунам. Внутри нее клокотал целый котел противоречивых чувств, которые она сама не могла до конца распутать.

После того удара мячом в лицо что-то в ней сломалось. Или наоборот — проснулось? Всю свою жизнь Арина привыкла быть лучшей. Самой талантливой, самой перспективной, самой-самой. Люди либо восхищались ею, либо завидовали, либо боялись. Но никто — никто — не смел относиться к ней как к равной. А уж тем более — как к той, кого можно просто взять и… победить. Не просто победить как сильный игрок на площадке, нет. Арина не была наивной и осознавала свои пределы, были люли которые играли лучше чем она, которые были быстрее и сильнее, так что тех кто мог бы ее превзойти было много. И на национальном уровне, и на международном. Но не так! Ведь эта Бергштейн не просто победила ее, а унизила, растоптала, повергла в пыль. Походя. Легко. Словно Арина была не «гением грядущих поколений», а обычной соплячкой.

Сначала была ярость. Чистая, обжигающая, как кислота. Как она посмела? Арина часами прокручивала в голове тот момент, придумывая сотни способов отомстить, унизить в ответ, растоптать. Она представляла, как Бергштейн будет лежать на площадке, глядя на нее снизу вверх с поражением и страхом в глазах.

Но потом… потом произошло худшее. Арина увидела Лилю после матча — та смеялась, болтала с подругами, и было очевидно, что она уже забыла об инциденте. Для нее это было ничего не значащим эпизодом. Мимолетным моментом игры.

Арина Железнова, вокруг которой вращался мир, оказалась для Лили Бергштейн… никем. Пустым местом. Одной из многих.

Это было невыносимо.

— Дура, — прошептала Арина, не отрывая взгляда от прыгающей у кромки площадки девушки. — Несерьезная, легкомысленная дура. Идиотка. Имбецилка.

Но даже произнося эти слова, она понимала, что лжет себе. Потому что эта «дура» обыграла ее. Эта «несерьезная» девчонка оказалась сильнее.

И тогда ненависть начала трансформироваться во что-то иное. Во что-то, чему Арина не могла дать название. Это было похоже на… голод? Жажду? Необходимость доказать — не столько Лиле, сколько самой себе — что она чего-то стоит?

Впервые в жизни Арина встретила того, чье внимание нужно было заслужить. Чье признание нужно было завоевать. И это одновременно бесило и… притягивало?

Она покачала головой, пытаясь прогнать наваждение. Нет, она просто хотела победить. Взять реванш. Доказать свое превосходство. Именно поэтому она осталась в этой дыре. Именно поэтому терпела провинциальные неудобства и играла за команду, которая была ей не по уровню.

А Виктор… Арина поймала себя на том, что машинально поправляет волосы и облизывает губы, когда тренер проходит мимо. Это началось почти сразу после ее приезда — она автоматически включала режим соблазнения, когда он был рядом. Сначала она думала, что это расчет — способ манипулировать мужчиной, держать его на расстоянии. Но потом поняла, что делает это… для Лили? Чтобы та заметила? Разозлилась? Отреагировала хоть как-то?

Официально он и Бергштейн были парой — все в команде это знали, хотя никто не говорил об этом вслух. Арина видела, как они обменивались взглядами, как Лиля улыбалась ему особенной улыбкой, как он старался не смотреть на нее слишком долго во время тренировок.

И именно поэтому Арина бросила все силы на его соблазнение. Сначала она убеждала себя, что это стратегия. Способ вбить клин между ними, заставить Бергштейн наконец-то обратить на нее внимание. Арина знала свою силу — она умела очаровывать мужчин с четырнадцати лет, когда впервые поняла, какую власть дают ей длинные ноги, точеная фигура и умение смотреть из-под ресниц. С Виктором она использовала весь арсенал: случайные прикосновения, долгие взгляды, просьбы о дополнительных тренировках, во время которых она надевала самую короткую форму.

Но Бергштейн… эта идиотка просто не замечала! Или делала вид, что не замечает. Продолжала смеяться, дурачиться, вести себя так, словно весь мир — это большая игровая площадка.

А потом Арина заметила кое-что еще. Маша Волокитина смотрела на Лилю совсем не так, как смотрят на подругу по команде. И что самое странное — Бергштейн отвечала ей тем же. Особенные улыбки, прикосновения, которые длились чуть дольше необходимого, шепот и смех в раздевалке… а еще все эти разговоры про «особые тренировки» с Виктором, она же не ребенок в конце концов, она все прекрасно понимает! Особые тренировки, гормональный отклик после определенного вида контакта между мужчиной и женщиной, использование природных бустеров и анаболиков, запрещенные методики… она все знала. Потому что она много читала, была умной и наблюдательной. Ну и что из того, что все ее знания были скорее теоретическими? Для того чтобы создать атомную бомбу не обязательно подставляться под гамма-излучение, она и так знает что происходит за закрытыми дверями у Виктора и других членов команды, например с той же Салчаковой.

Это открытие должно было обрадовать Арину. Значит, у нее есть реальный шанс с Виктором, значит она тоже может претендовать на «особые тренировки». Значит, Бергштейн сама разрушает свои отношения! Но вместо радости Арина почувствовала… злость? Разочарование? Словно ее обокрали, лишили чего-то важного.

И тогда она удвоила усилия. Теперь это было уже не просто желание досадить Бергштейн — это превратилось в настоящее соревнование. Пусть даже соперница не знала, что участвует в нем. Правда Виктор пока не поддавался, но она-то точно знала, что рано или поздно и эта крепость падет, потому что она — лучшая. Должна быть лучшей.

Но Бергштейн только смеялась своим дурацким смехом и продолжала вести себя так, словно Арины вообще не существовало. Точнее — словно она была просто еще одной девчонкой в команде. Не особенной. Не исключительной. Просто… одной из.

И это сводило с ума.

Арина стиснула зубы сильнее. Она заставит эту идиотку признать ее. Заставит увидеть в ней соперницу. Равную. А потом… потом она ее уничтожит. Обязательно уничтожит.

Просто пока не знала как. Но месть — блюдо, которое подают холодным, не так ли? Однажды… однажды ты оступишься, пообещала она, глядя как Лиля прыгает на кромке поля и машет своим поклонникам рукой, как перекрикивается о чем-то со своей подругой-теннисисткой из ГДР, как напяливает на голову чью-то кепку, которую бросили ей с трибун.

— Бесит, ага. — кивает рядом Айгуля Салчакова, глядя на эту вакханалию: — она же так все силы потратит, дурочка.

— И не говори… — вздыхает подошедшая Валя Федосеева: — порой так охота ей подзатыльников надавать. Блаженная. Вот просто зажать ей голову между коленок и по заднице ладонью… — она показывает, как именно, взмахивая рукой. По всему выходило что будет больно.

— И… тебя она тоже бесит? — моргает Арина, глядя на могучие плечи Вали, достойные кисти Бориса Валеджио.

— Еще как. — подтверждает валькирия: — она же весь настрой сбивает. У нас серьезная игра, а она прыгает… дыхание сбивает. Пять минут тайм-аута, а она все в цирк превращает.

Краем глаза Арина замечает, как к ним подходит Светлана Кондрашова и мысленно напрягается, снова включаясь в роль «пай-девочки», наверняка Кондрашова сейчас эту Бергштейн защищать будет. В конце концов она была ее капитаном в «Красных Соколах», команде городского молокозавода… защитить коллегу по команде это ее первейший рефлекс. А значит сейчас будет лекция о товариществе в команде и все такое. Советский спорт объединяет, давайте жить дружно и помогать товарищам по команде в игре и в жизни. Она приготовилась выслушивать весь этот бред, который порой взрослые несли на совершенно серьёзных щах.

— Как же она меня раздражает порой. — говорит Кондрашова, останавливаясь рядом с ними и упирая руки в бока: — вот ни капли серьезности. Так бы и надавала по жопе.

— И… и тебя она бесит⁈ — моргает от неожиданности Арина.

— Она всех бесит. — встревает в разговор Юля Синицына, и ее рука тянется вверх, в привычном жесте — поправить очки. Спохватывается, убирает руку, они на поле, очков на ней нет.

— И… что вы с этим будете делать? — осторожно спрашивает Арина.

— А что с этим сделаешь? — пожимает плечами Салчакова, глядя как Лиля пританцовывает на краю площадки: — Будем беситься. И раздражаться. На самом деле она неплохая девчонка, просто слишком энергичная. Ее изнутри распирает энергией. Как там — в каждой маленькой девчонке, а особенно в нашей Лильке есть по двести грамм взрывчатки, а быть может полкило. Должна она скакать и прыгать, все хватать, ногами дрыгать, а иначе она взорвется, трах-бабах и нет ее!

— Если ее к месту привязать и кляп в рот засунуть, то она точно взорвется. — кивает Света Кондрашова: — она молчит и не шевелится разве что во сне.

— Да и во сне она так же себя ведет… — задумчиво говорит Айгуля Салчакова и увидев, что все поворачиваются к ней с вопросительными взглядами на лицах — тут же выставляет вперед руки: — э-это не то что вы тут подумали! Я… я в тот раз с Масловой и Волокитиной у нее на квартире ночевала!

— А что мы должны были подумать? — моргает Юля Синицына: — я так и подумала, что ты у нее ночевала.

— Да я не про тебя! Ты все правильно подумала! Я про этих! Они точно что-то не то подумали!

— Если ты говоришь о том, как она спала — значит видела ее спящей. — говорит Синицына: — чего тут думать-то? Все логично. Или ты имеешь в виду сексуальную активность? В этом случае…

— И ты туда же! Юлька! Не ожидала от тебя такого!

— С учетом физической активности Лили Бергштейн могу предположить, что и в личной жизни ей маловато одного партнера, так что не удивительно что вы с Волокитиной, Масловой и Полищуком… — серьезно говорит Синицына и ее рука снова тянется к отсутствующим очкам — поправить.

— Юлька! Все! Давайте Лильку обсуждать! Это она всех бесит! И… про нее сплетничать интересно!

— Как сказать… — поводит плечами Валя Федосеева: — я бы еще про тебя послушала, Салчакова… когда это вы опять меня с собой не взяли?

— А… вон, давайте про Железнову говорит! — Айгуля тычет пальцем в Арину: — у нее вообще гарем из мужиков!

— Во-первых не гарем, а коллектив. — поправляет ее Арина, упирая руки в бока и почему-то чувствуя себя хорошо. Как будто в теплую воду окунулась, легко, приятно и… безопасно? Девушки из этой команды были какими-то особенными, другими. Между ними не было подковерных интриг и серьезных ссор. Нет, они ругались и даже обзывали друг друга, но все это как-то беззлобно, что ли… скорее подкалывая друг друга, чем желая обидеть или задеть. Вот как сейчас — все до одной признались, что эта Бергштейн их бесит. Может быть у нее все же действительно больше общего с ними чем с командой из высшей лиги?

— … коллектив единомышленников! — продолжает она, подняв палец: — и у меня с ними ничего нет! Я еще несовершеннолетняя!

— Как к Витьке колеса подкатывать, так «возраст согласия с четырнадцати», а как что так несовершеннолетняя…

— Давайте лучше поговорим о том, как нас всех Лилька бесит!