Тренировочный День 10

Глава 19

Глава 19

Оксана «Ксюша» Терехова,

ученица восьмого класса «А»

Колокамской Средней Школы № 3

— Ого! Вы чего так поздно шляетесь? — с такими словами встретила их Лиза Нарышкина, открывая дверь. На ней был японский шелковый халатик с розовыми листьями сакуры, летящими по ветру, а на лице нанесена маска из какого-то импортного крема, так что Лизка была больше похожа на Фантомаса из французского кинофильма, чем на будущую комсомолку. Она отступила в сторону, пропустив девочек в прихожую, и осмотрела их с головы до ног. — Так. Выкладывайте.

— Кто там пришёл? Это папа? — послышался голос из зала, и Лизка поморщилась, повернула голову в сторону голоса.

— Это ко мне! — крикнула она. — Девочки пришли! И вообще не твоё дело!

— Лизавета! — огорчённо отозвались из зала. — Ты всё ещё дуешься? Лиза… хочешь, я тебе торт-пломбир достану? Ты же любишь…

— Не надо мне твоего торта! Ничего мне от тебя не надо! — кричит Лиза, и в зале замолкают. Она поворачивается к Яне с Оксаной и складывает руки на груди. — Чего случилось-то? Вы чего такие… странные?

— Ксюха из дома ушла, — говорит Яна. — Я её на вокзале встретила, она там ночевать собралась, рядом с урками какими-то, прямо на лавочке.

— Да ладно? — Лиза смотрит на Оксану. — Правда, что ли?

— Ну… не совсем так драматично, — та отводит глаза в сторону, слегка краснея, и теребит край своей курточки. — Ничего страшного, я бы просто до утра перекантовалась в зале ожидания. Там тепло и милиция ходит… и даже буфет есть.

— С ума сошла! — всплёскивает руками Лиза. — Ты что⁈ Нет, нет и нет! Ты не будешь ночевать на вокзале! Давай я тебе у себя в комнате постелю и…

— Она беспокоится, что твоя мама её родителям позвонит. Или милицию вызовет. Твоя мама… ну она же… — на этот раз уже Яна опускает глаза в пол, стараясь не встречаться взглядом с подругой.

— Терпеть её за это не могу… — шипит Лиза. — Стукачка. Я ей как другу рассказала, а она! Сдала меня! Из-за неё Виктора Борисовича из школы вышибли!

— Лизавета! Чего ты гостей в прихожей держишь? Давай я чай поставлю? С конфетами! — снова слышится голос из зала. — И не поздно ли по гостям ходить? Как они потом домой пойдут, по темноте?

— Не твоё дело! — повышает голос Лиза, повернув голову в сторону зала. — Это мои подруги!

— Лизавета!

— Всё! Слышать тебя не желаю! — Лиза поворачивается к девочкам. — Точно! У меня же ключ есть от Лилькиной квартиры. Давайте там и заночуем.

— Я и думала, что мы Ксюху… Погоди, в смысле «заночуем»? — озадачивается Яна. — Я думала, что она одна там переночует и всё.

— Знаете что? Я тоже из дома уйду, — заявляет Лиза. — Сейчас только маску с лица смою и переоденусь. Всё вместе. У Лильки телефон же есть, оттуда позвонишь своей маме и скажешь, что у меня осталась. А я маме скажу, что у Лили буду ночевать. Давайте девичник сделаем!

— Девичник?

— Честно говоря, Лилька — та ещё бардачница, у неё дома такой кавардак… но на кухне я прибралась. В зале у неё там чёрт ногу сломит, а в спальню я даже не заглядывала. Хомяка кормила… ну, как кормила — воду ему меняла и корм насыпала. Ладно, ждите! — Она исчезает в комнате, оттуда доносится грохот, что-то падает и Лизкино, сдавленное: «Блин! Куда опять она запропастилась⁈»

— А… — Яна оглядывается на Оксану. — Ты не против? Может, ты одна хотела побыть, а Лизка тут со своим девичником… Если что, я ей скажу, что…

— Да нет, — говорит девушка, прислонившись к стенке. — Так даже лучше будет. Одна я буду думать… о всяком. А когда вместе — веселее.

Лиза вернулась через пять минут — без маски, в джинсах и свитере, с небольшой спортивной сумкой через плечо. Волосы собраны в хвост, лицо чистое, розовое после умывания. На губах — блеск. Даже уходя из дома в гневе, она не забыла накраситься.

— Готово, — сказала она. — Пошли.

Мама не вышла. Из зала доносился приглушённый звук телевизора — программа «Время», дикторский голос читал сводки о выполнении плана. Лиза прошла мимо двери зала, не оглядываясь. Оксана и Яна молча последовали за ней.

На лестничной клетке пахло вечером — холодным бетоном, краской на батареях, чьим-то ужином. Из соседней квартиры доносился детский плач, потом — успокаивающий женский голос. Лиза остановилась у двери напротив.

— Вот, — Лиза достала из кармана ключи. Связка звякнула. — Это её квартира.

Оксана замерла.

— Квартира Ирии Гай, место, где живёт инопланетянка с планеты Вестер… — прошептала она.

— Смотри, не разочаруйся в своём кумире, — насмешливо говорит Лиза, вставляя ключ в замочную скважину. — Лилька та ещё бардачница, даже хуже, чем я.

Яна поправила очки. Посмотрела на дверь. Потом на Лизу.

— А она точно не будет против? Мы вроде как… ну, врываемся и хозяйничаем.

Лиза повернула ключ в замке, усмехнулась.

— Лилька-то? — Она толкнула дверь. — Да она вообще пофигистка. Главное — хомяка не забыть покормить. А остальное… — Лиза пожала плечами. — Ей всё равно. Она же знает, что я тут прибираюсь. Скажу — подруги помогали. Обрадуется ещё.

Дверь открылась.

Первое, что ударило в нос — запах. Не плохой. Просто… жилой. Каждая квартира пахнет по-своему, по-особенному. И это был запах квартиры, чья хозяйка много работает, мало бывает дома и не всегда успевает убираться. Лёгкий табачный дым (хотя Лиля не курила — наверное, гости?), что-то сладкое — духи? — и ещё что-то неуловимое. Запах спортивной одежды, пота, резины от кроссовок, сладковатый парфюм…

Лиза отступила в сторону, сделала приглашающий жест рукой.

Оксана вошла первой.

Прихожая была широкая — не узкая, как в хрущёвках, где двоим не разойтись, а просторная, метра три в ширину. Потолок высокий — Оксана подняла голову, пытаясь оценить. Метра три с половиной, наверное. Или даже больше. В углу потолка виднелась лепнина — старая, местами облупившаяся, но всё равно красивая. Завитки, розетки.

Вешалка справа — не убогий крючок на стене, а полноценная деревянная вешалка с полкой сверху. На ней — куртка (джинсовая, с нашивками), несколько спортивных курток с эмблемой «Стальные Птицы», шапка. На полу — кроссовки. Много кроссовок. «Adidas», «Nike», «Puma» — все импортные, все в разном состоянии: одни новые, другие потёртые, со следами зала.

— Ого, — выдохнула Оксана. — Она что — сороконожка? Зачем так много кроссовок?

— Обуви много не бывает, — откликается Лиза. — Всему-то тебя учить нужно, Терехова.

Лиза прошла мимо неё, щёлкнула выключателем. Под потолком загорелась люстра — не голая лампочка, а настоящая люстра, стеклянная, с тремя плафонами. Один плафон был с трещиной. Свет разлился по прихожей — яркий, ровный.

Свет упал на стены. Обои — коричневые, с золотистым узором, старые, кое-где отклеились. На стене — плакат: какой-то азиат в чёрной куртке и с взлохмаченными чёрными волосами, чётко очерченным подбородком, с гитарой в руке, сигарета в углу рта. Рядом с ним — хозяйка квартиры, улыбается в камеру. Чёрно-белое фото. Подпись внизу, от руки: «Мы ждём перемен».

— Это Виктор Цой, — говорит Лиза, откидывая волосы назад плавным жестом. — Лилька вообще везде успевает.

— Не знаю такого, — честно признаётся Оксана. — Но ничего такой. Симпатичный. Артист?

— Деревня ты, Терехова. Певец. Группа «Кино». «Перемен, требуют наши сердца!» Не слышала?

— Не, не слышала.

— Тогда у тебя впереди музыкальный ликбез. У Лильки классная стереосистема, японская. Включу тебе Цоя, будем просвещать. О! И видик у неё есть, «Шарп», тоже японский. Или американский? — Лиза задумывается.

Яна молча сняла туфли. Поставила их аккуратно у порога. Оксана последовала её примеру.

— Я бы на вашем месте туфли бы не снимала, — говорит Лиза. — Она дома так и ходит — в кроссах, ну или в шанхайках.

Они прошли в зал.

Комната была большая — метров двадцать пять, не меньше. Не то что в хрущёвках, где всё втиснуто в пятнадцать квадратов. Здесь было просторно. Потолок — высокий, метра три с половиной, с той же лепниной по углам — завитки, розетки, местами облупившиеся. Окно — огромное, почти во всю стену, с широким подоконником, на котором можно было сидеть. За окном — темнота, редкие огни окон в соседних домах, силуэт детской площадки с качелями. Луна пряталась за облаками.

Лиза включила свет — торшер в углу. Жёлтый, тёплый свет разлился по комнате, высветив… хаос.

Вещи. Везде. На диване (широком, с деревянными подлокотниками) — свитер, майка, спортивные штаны. На столе (тоже старом, сталинском, массивном) — пустая бутылка из-под пива, пепельница с окурками (значит, всё-таки курит? или гости?), стопка газет, раскрытая книга — Кир Булычёв, «Сто лет тому вперёд». На полу — кроссовки, скакалка, волейбольный мяч.

На стене (высокой, с остатками старых обоев) — постеры. Ещё один Цой. Рядом — постер с чемпионата области по волейболу, 1982 год. Девушки в сине-белых майках, с мячом. Рядом — фотография самой Лили, видимо студийная. Чёрно-белый снимок, профессиональная работа.

Лиля снята со спины, совершенно обнажённая — но снимок не выглядел пошлым или вызывающим. Скорее… завораживающим. Художественным.

Она сидела на простом деревянном стуле, спиной к камере. Голова повёрнута влево, профиль чёткий — высокий лоб, прямой нос, чуть приоткрытые губы. Волосы собраны в небрежный пучок на затылке, открывая линию шеи. Несколько прядей выбились, падают на плечо. Спина — длинная, изящная. Позвоночник прорисован чётко, как струна. Лопатки — лёгкий рельеф под кожей. Линия талии плавно переходит в бёдра.

Но самое поразительное — на спине, чуть ниже лопаток, были нарисованы эфы. Чёрной тушью или краской — два изогнутых резонаторных отверстия, точь-в-точь как на скрипке. Изящные завитушки, симметричные, словно вырезанные резцом мастера. Они превращали её спину в деку музыкального инструмента. В живую скрипку.

Свет падал справа — мягкий, студийный. Он ложился на кожу полосами, подчёркивая каждый изгиб, каждую линию, каждый завиток нарисованных эфов. Тени — глубокие, бархатные. Контраст — как в старых итальянских фильмах. Фон — абсолютно чёрный. Ничего лишнего. Только она. Только тело. Только свет. Только эти чёрные завитушки, превращающие девушку в произведение искусства.

Фотография была в простой чёрной раме, под стеклом. Висела на стене, на уровне глаз — не спрятана, не стыдлива. Как картина в галерее. Внизу справа, на белом паспарту под стеклом — автограф: «Моей музе. Л. Шерстенников. 1984».

Оксана остановилась перед фотографией. Не могла оторвать взгляд.

— Ого, — выдохнула она. — Это же… это же как скрипка. У неё на спине… эфы нарисованы.

— «Скрипка Энгра», — сказала Лиза. — Видела я такое в каком-то музее за границей. Такой же снимок почти. Только там девушка толстая и некрасивая. Не то что Лилька. И почему ей так везёт?

— Леонид Шерстенников, — прочитала Лиза. — Это известный фотограф. Из Москвы. Он моделей снимает, актрис. Лилька как-то попала к нему в студию. Через знакомых. Он её снял, влюбился, за ней ухаживал. — Она хмыкнула. — И, конечно же, Лилька ему от ворот поворот дала.

— И как так можно — сперва сниматься перед ним голой, а потом — от ворот поворот? — удивилась Яна.

— Запросто. Это ж Бергштейн. Про неё чего только в городе не говорят. Если всех слушать, так она с половиной города уже переспала, да только неправда это всё. Я ж напротив живу, вижу… — Она махнула рукой. — Ладно, хватит пялиться на голую задницу. Идёмте дальше, покажу, что тут ещё есть.

Оксана оторвалась от фотографии. Последний раз посмотрела на эфы, на изгиб спины. Красиво, — подумала она. Как в музее.

Лиза подошла к книжному шкафу (высокому, старому, сталинскому, с резными дверцами). Провела рукой по корешкам.

— Вот, смотрите. Библиотека у неё приличная. Всё читает подряд — от детективов до фантастики.

Яна заглянула через её плечо. Пробежалась взглядом по полкам.

— Булычёв, Стругацкие, Лем, Брэдбери… — перечислила она. — Агата Кристи, Конан Дойл… Ничего себе. Как в библиотеке, только в библиотеке таких книжек не найти, всегда на руках.

— Ух ты! — Оксана тут же схватилась за первую попавшуюся книгу. — Желязны! «Девять Принцев Амбера»! Это же… такое не достать! Брэдбери! Азимов!

— Лилька — упакованная девушка, — пожимает плечами Лиза. — Всё у неё есть, везде связи.

Яна перевела взгляд на кассеты. Их было много — два ряда, плотно стоящих в пластиковых коробках. Надписи — от руки, разным почерком.

— «Кино. Начальник Камчатки. 1984», — прочитала Яна. — «Аквариум. День серебра». «ДДТ. Периферия». «Queen». «Pink Floyd». «Depeche Mode». Я ничего в этом не понимаю, но, наверное, модно? — Она осторожно достала одну кассету. «Queen. A Night at the Opera. 1975». Покрутила в руках. Вставила обратно.

— А магнитофон у неё какой?

— У неё не просто магнитофон. Это целая стереосистема от «Sharp», — гордо сказала Лиза. — Японский. Стереозвук, все дела. Я вам потом включу, послушаете. Ладно, пошли в спальню, посмотрим, где Ксюха спать будет.

— Я… я не знаю. Это всё-таки кровать Ирии Гай! — восклицает Оксана. — Может, я в зале на диване? Или вон в кресле…

— Вот ещё. Давай хоть посмотрим…

СПАЛЬНЯ (СТАЛИНКА)

Дверь спальни была закрыта. Лиза подошла к ней, взялась за ручку. Толкнула дверь. Дверь поддалась со скрипом, словно не хотела открываться. Лиза нащупала выключатель, щёлкнула. Люстра под потолком вспыхнула — яркая, резкая, бьющая прямо в глаза. Оксана зажмурилась, потом медленно открыла глаза.

И замерла.

ПЕЩЕРА СОКРОВИЩ (СТАЛИНКА)

Первое, что бросилось в глаза — коробки. Картонные коробки, повсюду. Они стояли вдоль стен штабелями — одна на другой, почти до самого потолка. Оксана подняла голову, пытаясь разглядеть, где заканчивается эта башня из картона. Потолок был высоким — метра три, наверное, и верхние ряды коробок терялись в полумраке под самым потолком, где свет люстры уже не доставал.

Она шагнула вперёд. Медленно, не веря своим глазам.

Штабеля коробок занимали всё пространство у стен. Вдоль правой стены — пять, шесть, семь рядов, она сбилась со счёта. Вдоль левой — ещё больше. У окна (большого, сталинского, с широким подоконником) — тоже коробки, коробки, коробки, загораживающие подоконник, так что в комнату проникал только узкий луч уличного фонаря.

К кровати вёл узкий проход — едва человек пройдёт, если повернуться боком. Остальное пространство было забито.

Оксана присмотрелась к ближайшей коробке. Картон серый, потёртый по углам. На боку — чёрным маркером:

«Raffaello. Италия.»

Рядом — ещё одна коробка, побольше:

«Ferrero Rocher.»

Ещё одна:

«Toblerone.»

— О. Мой. Бог, — выдохнула Оксана. — Лизка… это… это же…

— Конфеты, — закончила Лиза. Голос звучал странно — то ли восторженно, то ли испуганно. — Импортные. Итальянские. Швейцарские. Я такие за границей пробовала, когда с папой на отдых ездила.

Яна вошла следом. Остановилась рядом с Оксаной. Сняла очки, протёрла их краем свитера, надела обратно. Посмотрела на коробки. Потом снова сняла очки. Протёрла ещё раз.

— Я… я не сплю? — спросила она. — Это правда?

Оксана не ответила. Она уже подошла к стене с коробками. Руки сами потянулись к верхней коробке с надписью «Raffaello». Осторожно сняла её. Тяжёлая. Запечатана скотчем.

— Можно? — обернулась она к Лизе.

Лиза кивнула.

— Лилька сказала — бери что хочешь. Потом сочтёмся, сказала. Я ж говорю, она пофигистка та еще. Так что… давай. Открывай.

Оксана подцепила край скотча ногтем. Потянула. Скотч отклеился с тихим шелестом. Она открыла коробку.

Внутри — ряды маленьких золотых шариков. Аккуратно уложенные, в белых бумажных подставках. Конфеты. Настоящие итальянские конфеты «Raffaello».

Оксана взяла одну. Развернула золотую обёртку. Внутри — белый шарик, посыпанный кокосовой стружкой. Она понюхала. Сладко. Нежно. Пахло кокосом и ванилью.

Положила в рот.

Закрыла глаза.

Конфета таяла на языке — нежная, воздушная, с хрустящим орехом внутри. Вкус был… неземной. Ничего подобного она никогда не пробовала. Даже праздничные конфеты из «Красного Октября» не шли ни в какое сравнение.

— Ирия Гай, — прошептала она. — Это вкус планеты Вестер.

Яна подошла. Заглянула в коробку. Оксана протянула ей конфету. Яна взяла, развернула, попробовала. Глаза расширились.

— Вкусно, — выдохнула она. — Очень вкусно. Я такие в жизни не пробовала.

Лиза тоже подошла. Взяла конфету. Попробовала. Улыбнулась — впервые за весь вечер.

— Да уж. Не «Мишка на Севере».

Оксана поставила коробку обратно. Огляделась. Глаза разбегались. Столько всего. Столько… сокровищ.

— А что там? — она кивнула на длинные плоские коробки у противоположной стены.

Лиза подошла. Присмотрелась к надписи.

— «Levi’s 501», — прочитала она. — Джинсы. Американские.

— Можно посмотреть? — Оксана уже шла к коробкам.

— Да бери, говорю! — Лиза рассмеялась. — Я тут полномочная Лилькина представительница, в отсутствии хозяйки распоряжаюсь всем. Она мне сказала «главное Лиз, чтобы Ильич выжил». А я хомяка кормлю. Просто потом всё аккуратно упаковать и на места поставить.

Оксана присела на корточки. Нашла край скотча. Отклеила. Открыла коробку.

Внутри — джинсы. Синие, новые, аккуратно сложенные. Настоящие американские «Levi’s». С заклёпками. С красной биркой на заднем кармане.

Она достала одну пару. Развернула. Ткань была плотной, жёсткой, пахла новым денимом и чем-то ещё — заграницей, свободой, Америкой.

— Примерить можно? — спросила она. Голос дрожал от волнения.

— Конечно! — Лиза уже рылась в других коробках. — Вот, смотрите! Куртки! Джинсовые куртки! — Она достала куртку, встряхнула. — «Levi’s Trucker Jacket». Классика!

Яна тоже подошла к коробкам. Осторожно, словно боялась, что всё это исчезнет, если дотронется. Открыла одну коробку. Внутри — косметика. Тюбики, баночки, флаконы.

— Тушь для ресниц, — прочитала она. — «Lancôme». — Достала маленький футлярчик. Повертела в руках. — Мама такую хотела. Год назад. На день рождения. Но нигде не было.

— Возьми, — махнула рукой Лиза. — Ей подаришь.

— Правда можно?

— Ну я же говорю! Лилька не против. Она сама мне предлагала — если что нужно, бери. Потом рассчитаемся.

Оксана уже стаскивала свои старые школьные брюки. На какой-то момент ей стало неуютно, вдруг девочки заметят синяки на бедрах… но они были слишком увлечены исследованием пещеры с сокровищами, чтобы обратить на нее внимание. Так что она быстро натянула джинсы. Они были чуть велики в талии, но сидели хорошо. Плотно облегали бёдра, прямые по ногам. Настоящие американские джинсы.

Она подошла к зеркалу — старому, в деревянной раме, стоящему у стены между коробками. Повернулась боком. Потом другим боком. Провела рукой по ткани.

— Ирия Гай, — прошептала она. — Я… я в настоящих «Левайсах».

Яна открыла ещё одну коробку. Достала что-то яркое, красное. Развернула. Свитер. Ангорский, мягкий, пушистый. С v-образным вырезом.

— Красиво, — сказала она. — Такие в «Советской Моде» не продают.

— Примерь! — скомандовала Лиза.

Яна сняла свой старый школьный свитер. Натянула красный. Подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. Поправила очки. Улыбнулась — застенчиво, неуверенно.

— Мне… идёт?

— Красотка, — сказала Оксана. — Правда.

Они стояли перед зеркалом втроём — Оксана в американских джинсах, Лиза в джинсовой куртке, Яна в красном ангорском свитере. Три девочки из советского провинциального города, одетые как картинки из западных журналов.

— Фотку бы сделать, — мечтательно сказала Лиза. — Чтоб запомнить.

— У Лильки фотоаппарат есть? — спросила Оксана.

— Есть. «Зенит». Но я не умею.

— Ничего, — Оксана повернулась к коробкам. — Я и так запомню. Навсегда.

Яна присела у открытой коробки с косметикой. Достала флакон духов. «Dior». Открыла крышечку. Понюхала.

— Пахнет… как цветы. Но не как наши. Как… как заграничные цветы.

— Побрызгай на себя, — предложила Лиза.

— Можно?

— Да сколько можно спрашивать! Бери, говорю!

Яна осторожно брызнула на запястье. Поднесла к носу. Вдохнула.

— Красиво пахнет, — сказала она. — Дорого.

Оксана вернулась к коробкам с конфетами. Открыла следующую — «Ferrero Rocher». Внутри — золотые шарики в фольге. Она взяла одну, развернула. Внутри — шоколад, орех, вафельная крошка. Попробовала.

— Мммм, — закрыла глаза. — Это… это даже лучше, чем «Раффаэлло».

Лиза подошла. Взяла конфету. Попробовала. Кивнула.

— Неплохо. Но мне «Раффаэлло» больше нравится.

Они рылись в коробках, открывая одну за другой. Доставали джинсы, свитера, куртки. Примеряли. Смеялись. Крутились перед зеркалом.

Оксана нашла коробку с кроссовками. «Nike». Белые, с красной галочкой. Размер вроде подходящий. Она стянула свои старые туфли. Натянула кроссовки. Зашнуровала. Встала. Попрыгала на месте.

— Мягкие, — сказала она. — Как на облаках. Мама говорила, что в импортных кроссовках ноги не устают. Правда!

Лиза нашла коробку с косынками и платками. «Hermes». Шёлковые, с яркими узорами. Она повязала один платок на шею, посмотрела в зеркало.

— Как французская актриса, — сказала она. — Из кино.

Яна открыла маленькую коробочку. Внутри — помада. «Yves Saint Laurent». Яркая, красная. Она открыла футлярчик. Покрутила. Понюхала.

— Пахнет… воском. И ещё чем-то.

— Накрась губы, — предложила Оксана.

— Я не умею.

— Попробуй!

Яна поднесла помаду к губам. Осторожно провела. Посмотрела в зеркало. Губы стали ярко-красными. Она моргнула.

— Я… я как взрослая.

— Балда ты Баринова, тебе ж уже пятнадцать, конечно ты взрослая, — кивнула Лиза: — жалко Инны с нами нет, но ее вечером мама не отпустит.

— Ой! Мама! — хватается за голову Яна: — мне же ей позвонить надо!

— Позвонишь. Телефон в прихожке, потом позвоним.

Оксана подошла к углу, где стояли деревянные ящики. В отличие от картонных коробок, эти были сколочены из грубых досок, с выжженными надписями на боках:

«Массандра. Портвейн белый.»

«Кагор церковный.»

«Мадера.»

Она присела на корточки. Провела рукой по дереву. Холодное, шершавое.

— Тут вино, — сказала она.

Лиза подошла. Присмотрелась.

— Да. Много вина. — Она помолчала. — Лилька говорила, что это знакомые попросили спрятать. Проверка была на торговой базе, ОБХСС какая-то. Нужно было срочно… ну, в общем, она согласилась.

— А сколько тут? — спросила Яна.

Лиза оглядела ящики. Пожала плечами.

— Не знаю. Много. Несколько ящиков точно. Может, десяток.

Оксана встала. Обернулась к комнате. Посмотрела на коробки, на ящики, на девочек в импортной одежде перед зеркалом.

— Это как… как пещера Али-Бабы, — сказала она. — Помните сказку? Сорок разбойников. И пещера с сокровищами.

— «Сезам, откройся», — улыбнулась Яна.

— Вот именно, — кивнула Оксана. — Мы в пещере. С сокровищами.

Лиза подошла к ящику с вином. Постучала по доске.

— Знаете что? — сказала она. — А давайте откроем бутылку. Одну. Лилька же сказала — бери что хочешь.

— Вино? — Яна сняла очки. Протёрла. — Ты серьёзно?

— А чего? Мы уже джинсы примерили, конфеты съели, косметику открыли. Чем вино хуже? Тем более что виски в тот раз мне не понравилось. Помните в походе? Слишком крепкий. И… о! А тут и ликер есть… с персиком.

Оксана посмотрела на ящик. Потом на Лизу.

— А… не страшно?

— Чего бояться? — Лиза пожала плечами: — пошли на кухню. Будем есть конфеты и пить вино. И говорить о нашей тяжелой доле.

Яна надела очки обратно. Посмотрела на Оксану.

— Ты как? Будешь?

Оксана подумала. Вспомнила дом.

— Хочу, — сказала она. — Хочу. Чтобы… — она не закончила.

Лиза кивнула. Подошла к ящику. Нашла край крышки, поддела ногтями. Крышка поддалась со скрипом. Внутри — бутылки, уложенные рядами, обёрнутые газетами.

Она достала одну. Стряхнула пыль. Повертела в руках.

— «Массандра. Портвейн белый», — прочитала она. — Ну что. Пошли на кухню?

Оксана и Яна переглянулись.

Потом кивнули.

— Пошли. Там и поговорим…