Требуха – китайский дракон

Глава 11 Грустно

— Слышь, чего этот хот-дог надрывается?

— Тоскует, — сказал я. — Плачет, хозяина вспоминает.

— Слёзы. У него слёзы.

Дракон плакал. Он что-то чувствовал. Опять. Каждый раз. Снова и снова.

— Соседи сбегутся. Кричит сильно, — беспокоился Андрюха, а гусеница продолжала стонать.

— Всё равно, — сказал я. — Дай ему молочка, он тебя лучше слушает.

Андрей уже собирался уходить, но послушался и пока кормил дракончика, а я думал, что делать. Как другана удержать домой? Он ведь не вернётся завтра. Дракончик понемногу затих и успокоился. Андрюха опять засобирался.

Костян игрался с дракончиком, а я паниковал, но мордой лица свои переживания не показывал. Как его остановить? Устроить истерику? Типа не ходи! Так я ведь не баба какая-то. Еще по морде получу.

— Ну, — сказал Андрюха. — Будем прощаться, мужики. Костян?

Переубедить? Какие могут быть аргументы? Почему он не может пойти домой?

— Ты не можешь пойти домой, — сказал я и кашлянул, когда друг обернулся.

— С чего бы это?

— Потому что я иду с тобой.

Пришлось ему немного рассказать про опасность, про мафию и про то, что должен кто-то прикрывать спину, особенно кто-то спортивно развитый (Костян в этом месте хмыкнул). Андрюха слушал явно не согласный, и у него были свои аргументы.

— Слушай, мне домой надо, я только дома сплю хорошо. А ты здесь нужен. Вы с Костяном за китайцем следить будете. Завтра бы встретились, чего начинаешь?

— Ты фильмы ужасов давно смотрел? Нельзя расходиться. Поодиночке нас перебьют и концы в воду. А с двумя мужиками хотя бы договариваться попытаются. А Костян здесь отсидится, я ему ключи оставлю. Смотри, как он хорошо сошелся с животным.

— И если бы они хотели нас перебить, то ещё там пристрелили бы. А они парня увезли на переговоры. Я думаю, что эти собиральщики чудных животных не такие и бандиты. Просто помешанные коллекционеры с деньгами. Помнишь, как Стёпа значки собирал в школе? Тоже мог придушить ненароком, но не бандит он был. Просто сумасшедший коллекционер. Вот и эти такие же, просто взрослые.

— А кто со Степой умел общаться? Точно не ты. Ты только бил его за школой, нет у тебя навыков общения с фанатиками.

— Бесят они меня, — согласился Андрюха. — Что филателисты, что баскетболисты, что геймеры эти конченые. Я из-за них пить может начал. Слышь…

— Вот я буду с тобой для подстраховки. А Костян у меня побудет. Костян, ключи в дверях!

Тот молча кивнул, не отвлекаясь от животного.

— Слышь, они не заметят как мы уйдем, — задумчиво сказал Андрюха.

Я подтвердил.

— Ладно, с тобой не поспоришь. Идём, найду, что пожрать для друга.

— И покурить, — добавил я вспомнив, что сигарет почти не осталось.

— По дороге купишь.

— Сигарет мне оставь, — подал голос Костян.

Андрей быстро шёл впереди, я еле за ним успевал. Интересная парочка он маленького роста, лысоват и толстоват летит впереди, а я почти в два раза выше и отстаю.

— Слышь, где там твои сигареты? Заскочим в Маркет?

— Киоск на углу круглосуточный, — вспомнил я. Как-то в супермаркеты не тянуло уже.

— Киоск, так киоск.

— Слушай, — вспомнил я, когда мы уже к дому подходили, — а как я у тебя в телефоне записан?

— Не знаю, — буркнул Андрюха, не останавливаясь, — не помню, а что?

— Ну, не «друг» это точно. Типа «Серый — боксер», а кто твой лучший друг, я или Костя?

Андрюха резко остановился, так что я его чуть не сбил с ног, как кеглю.

— Чего?

Он так на меня смотрел снизу вверх, так презрительно кривился, что я сразу понял свой промах. Осознал, покраснел, но не сдался.

— Мы с третьего класса вместе. Я ведь лучший друг, верно? Костяна ты в армии встретил или после? Какая разница когда, мы за одной школьной партой сидели и в одной столовке кисель пили. И кто теперь лучший друг, тот кто за тебя на школьном стадионе заступался или тот, кто пить научил?

Андрюха придвинулся ближе и дышал несвежим запахом изо рта.

— Слышь, скажи честно, тебе заняться нечем? Скучно тебе? Развеселить? А может домой пойдешь и не будешь мне мозги е-ть?

— Ладно-ладно, — отстранился я, — забыли.

— Друг, бл, — выругался Андрюха и побрел дальше, — по сторонам смотри друг. Мы приближаемся.

Во дворе никого не было. Дом затих и на ночь выключил глаза окон. Народ предпочитал спать. Мы постояли немного дыша свежим воздухом и прислушиваясь к мелодии ночи, которая не сильно и красиво звучала. Редкие телевизоры, проезжающие машины, пьяные вопли молодежи, сигналка несущейся скорой, дикие вопли сношающихся котов — романтика.

— Ладно, идем, — сказал Андрюха.

На нашей традиционной лавочке у подъезда никто не сидел. Пепельница валялась перевернутая и окурки аж до подъезда вместе с пеплом россыпью лежали, но это ни о чём. Такое бывало и раньше — подростки хулиганят, или мы бывало за собой срач оставляли. Всё спокойно, но кто-то ведь Андрюху прибил.

— Давай-ка я первый в подъезд зайду, — я оттеснил лысого и первый схватился за дверную ручку.

— Ладно, — пробурчал Андрюха и отстал на шаг. В подъезде тоже никого, правда лампочка не горит на первом и можно спрятаться в темноте, но я смотрел во все глаза, тем более из открытой двери комнаты лился серый свет. Там кто-то ходил. Судя по разговорам менты с соседями шарятся.

— Проскакивай, — прошептал Андрюха. — Нам туда не надо.

Для своего возраста он быстро умел передвигаться, уже бесшумно скакал вверх по ступенькам, а я к двери подошел и внутрь осторожно заглянул. Там действительно ходили полицейские и занимались то ли обыском, то ли описью вещей. Внутри беспорядок: всё раскидано, стульчик разломан, обои содраны, зеркало разбито, шкафы перевернутые и содержание шкафов наружу. Андрюха махал рукой сверху, но ко мне не спускался.

Сволочи не только забрали нашего друга, но и вернувшись разгромили его дом. Блин, как жалко парня. Всем помогал и вот результат. Даже охотник не захотел ему помочь, хотя мог бы — прислал меня. Что тут уроды, что там уроды. Никому верить нельзя.

— Серый, — шипел сверху друг, а я все не мог оторвать взгляд от квартиры в которой еще недавно жил человек. А сейчас ни человека ни стало, ни квартиры скоро не будет. Опечатают её, попробуй потом верни. Грустно.

«Всё сделал? Теперь иди соседей опрашивай», — услышал я, и вовремя ушел влево, стараясь не шуметь пошел по ступенькам вверх.

— Ну чего ты так долго? — хозяин уже закрывал двери на замок. Я прошелся по комнате, заглянул на кухню, в туалет и никого не нашел. Никого кто хотел бы замочить моего друга.

— Слышь, чего мечешься? Сигареты потерял? — Андрюха уже раскладывал кресло, там наверное должен буду храпеть я.

— Не нужно. Я не буду спать.

— Смысле уходишь уже? — он поднял голову. — Слышь, ты достал уже, Серый. Я тебе что, лошадь? Пойду не пойду, сплю не сплю. Что с тобой?

— Никуда я не ухожу. Просто спать не буду, чувствую себя нехорошо. Ты отдыхай, а я буду на кухне курить.

Андрюха уже мысленно крутил пальцем у виска, но повел себя неожиданно вежливо, как для своего темперамента. Матрац скрутил и в шкаф засунул, а кресло сложил назад в нормальное сидячее положение.

— Идём, боксер. В карты поиграем на кухне. Ты хоть закурись, а я буду семечки жарить и грызть. Тоже спать не охота.

Где-то он нарыл допотопный карманный приемник, включил в сеть и нарыл канал с зарубежными песенками. Ничего не понятно, но слушать хочется. Такой стиль американских шестидесятых. Протяжно, красиво, без лишних бумканий и воя. Только красивые, липкие попсовые голоса. Не, наши так не могут. Пугачева эта могла, да. Но у неё уже и голоса нет — пропила.

— Ты о чем замечтался, Серый? Слышь, странный ты, бес.

— Опрашивать соседей будут, — вспомнил я, — слышал краем уха. Будешь открывать?

— Нихера. С полицией не общаюсь. Друг, слышь, не в падлу иди свет выключи везде.

Потом мы сидели на кухне при свете мобилки, я курил, Андрюха щелкал обжигающе горячие семечки прямо со сковородки и в дверь стучали, потом звонили, потом опять стучали, крутились у дверей пока не надоело, а мы все сидели и сидели и сидели. Мы сидели и курили.

А я думал, прилетела такая мысль навязчивая. Может быть в той реальности, в которой Андрюха погиб он открыл дверь полицейским?

— Долго долбят, — пробормотал он и начал подниматься. — Пойду открою, голова уже болит.

Но я остановил его.

Грустно. Не выдержал до утра. В три часа ночи посмотрел осоловелым взглядом на часы в мобиле. Понял, что мне пофиг убьет кто-то соседа или нет, потому что он уже давно храпит в своей кроватке, а я сижу на кухне и мне семечки уже поперёк горла, и кофе не лезет, и от сигарет разболелся живот и вкус табака не ощущается, только мокрая бумага и мерзкие слюни вокруг. А ещё голова гудит и пульсирует, готовая лопнуть, глаза болят и покраснели от дыма, кашель мучает, и чудится всякое. Нет, так можно и вздернуться. Не знаю как люди на фабриках работают в ночные смены. Я спать!

Положил голову на руки, так и заснул.

Во сне смеялись дети из темноты, по пшеничному полю бежала девочка с длинной толстой косой и голыми длинными ногами (Людка, ты?), мужики ровными взмахами косили траву, дети напевали глупую считалку за спиной. Над полем сновали взад-вперед черными стрелами летучие мыши. А потом я проснулся.

Семь утра. Андрюха спит, пуская слюни, а у меня сна ни в одном глазу. Три часа покемарил и всё? Старость не радость, что ни говори. Я пошлялся немного из угла в угол, зевал, курил, умывался, зубы чистил, кофе заварил, три в одном, и решил пока Андрюха спит в магазин сходить. Нужно что-то на завтрак придумать пока есть деньги. А еще проверить кое-что. Как там в этой реальности? Что изменилось? Ходят ещё по улице агрессивные подростки? Бьют продавщиц на кассе?

Взял мусорный пакет, чтобы выкинуть по дороге и последний раз посмотрел на Андрюху. Храпит, старикашка. Значит будем жить.

Тихонько вышел, закрыл двери и получил тяжелый удар по затылку. Отлетел в противоположную сторону, ничего не соображая, когда из темноты верхней лестницы показался коп. Молодой пацан массировал кулак ухмыляясь, а снизу поднимался еще один.

— Дома значит никого нет. Отец, чего же ты двери не открываешь на просьбы полиции?

— Спал, — сказал я — не слышал.

Второй медленно поднимался с нижней площадки. Шаг за шагом.

— Спал, как же. Нюх у меня на таких уродов. Всех вчера опросили кроме тебя. Дверь почему не открываешь, я спрашиваю?

— Спал, устал после работы.

Щелчок, нет это хлопок. Ударил молодой резко, быстро, так что в ухе засвистело. Я отлетел к стене и головой затряс. Это копы, им нельзя отвечать. Держи себя в руках.

— Устал он, — второй уже поднялся на мой уровень площадки и рассматривал меня как первоклашку обоссавшегося в спортзале. — Пьянь ты, подзаборная. Соседи рассказали и видел я тебя у нас. Точно видел. Но говорить не приходилось.

— Бить не имеете права, — у меня дрожали руки и голос, менты обступили заставляя горбиться в ожидании следующего удара. А вот и он! Злая боль обожгла щеку. Ладонью бьет, чтобы не оставлять следов, но со мной мог бы и не напрягаться, кому нужна моя рожа? В суд я что ли пойду?

— Почему двери не открывал? — Боль! Молодой наслаждался властью, это видно. — Из-за тебя возвращаться пришлось и вчера полночи стояли. Это что за работа, что проснуться не можешь когда в двери грохочут? А если бы соседей затопил?

— Синий иней собирает, — прогундел старший. Одно ухо почти не слышало и скрутилось в красный пельмень. — Работа у пьяниц такая. А ну-ка Лешка дай ему еще раз для профилактики. Он и сейчас бухой, наверное.

— Не надо, — я вытянул руки для защиты уха и удар пришелся в губу.

— Ай, — ойкнул молодой и затряс кулаком, — больно.

— Учи-учи и одни двойки, — буркнул усатый и нанес свой удар. Так как с этой стороны я ничего не ожидал, то получилось максимально болезненно и неожиданно. В левое ухо прилетела такая тяжелая подача, что на ногах я уже не устоял и сполз по стеночке, да так и осел. Два копа превратились в четыре и покрутились немного хороводом по лестничной клетке.

— Сейчас исправлюсь, — молодой встал поудобнее, занял стойку и со свистом рассекал кулаками воздух, приготовившись работать по живой мишени. Я уже скрючился в комок, ощущая все будущие удары по телу и прикрывая одной ладонью мужские органы, а локтем хотя бы зубы когда случай помог. Услышав шум из квартиры выглянула соседка, пусть тебе всю жизнь не спится, зараза! Прищуривщись рассмотрела копов (молодой расслабился и встал руки по швам) и увидела меня.

— Давно пора! Эти алкаши уже у меня вот где сидят! — она показала рукой на горле. — Из нормального дома устроили дурдом и блядильню. Давно их пора было разогнать! Что Андрея, что его друзей-синяков! Товарищи-полицейские расскажите им в участке как приличные люди должны жить. ЧТОБЫ ДРУГИМ НЕ МЕШАТЬ!

Последние слова она целила в Андрюшкину дверь. «Не просыпайся, — думал я, — Не выходи, друг».

— Забирай его, Алексей. В участке поговорим, — почти нежно сказал старый и подмигнул бабе. — Работа такая у нас. Грязная.

— Знаю мальчики, знаю. Мой тоже «воевал». Из ваших. Сочувствую. Как с такими-то дело иметь каждый день.

Когда молодой приблизился, я попытался отползти подальше, но стена мешала. Наручники он надевать не стал, но руку назад профессионально выкрутил, аж в глазах покраснело от вспышки боли и в таком виде потащил вниз по ступенькам. Точнее я сам пошел, спотыкаясь и подгибая колени, чтобы не упасть, а мент только подталкивал сзади.

Так и шагали к выходу. На каждом этаже открывались двери и выглядывали любопытные соседи, пугались дети, отворачивались мужики и охали бабы, а я так и шел с вывернутыми за спину руками, стараясь не упасть, потому что сделаю хуже только себе.

Дверь Мишки на первом была уже запломбирована. На замке печать и бумажка прикреплена с буковками. Молодой чуть приостановился, рассматривая.

— Пусти, — сказал я скрипя зубами, — больно. Сил нет терпеть. Начальник…

— Здесь жил мой друг, — сказал молодой, — а сейчас его нет. Пропал. На работе ищут. Я ищу. А ты пьянь двери сотрудникам не открываешь, поговорить не хочешь. Ничего, мы тебя разговорим. Пошёл.

Он развернул меня и наподдал по сраке для ускорения. Пришлось головой обе двери подъезда открывать, а молодой только посмеивался.

— Голова чугунная, да? Ничего, ты мне расскажешь зачем к Мишке ходил и о чем говорил. Соседи у тебя хорошие, а вот сам ты не очень.

— Много болтаешь, — опытный уже открывал дверцы машины. — Тут тебе не кино, Лёшка. Не нужно перед ними рисоваться и речи произносить. Дал по почкам и хватит разговоров.

Он хотел показать, как это делается и я уже инстинктивно рванул в сторону, завывая от боли из-за выкрученных рук, но старый посмотрел на окна и передумал, только улыбнулся.

— На заднее его. Надумает выступать — пожалеет.

Меня забросили внутрь и наконец-то отпустили. Дверца хлопнула, оставив меня в сумраке и специфическом кожаном запахе. В окнах торчали люди — бесплатный спектакль заканчивался. Идите на работу гамадрилы, концерт окончен. Тупые копы взяли не того, но это их проблемы.

Андрюха тоже меня видел, я знал это, потому что узнал лысую рожу — спасать не побежал и правильно сделал — будет жить. Пока старшой крутился у машины и подошел поговорить к мужику, проходившему мимо молодой всунулся на пассажирское сидение и посмотрел на меня сквозь решетку.

— Ты чего молчаливый такой? Не просишь отпустить? О своих правах не заявляешь?

Очень не хотелось с ним пререкаться, но я пожал плечами:

— А они у меня есть? Тебе же сказал опытный человек, мы не в кино, брат.

Коп так резко ударил по решетке, что она затряслась, угрожая моему носу.

— Я тебе не брат, синяк. Нашли моду. К тебе еще двое приходят корешей, ты вместе с ними к Мишке ходил. Один бывший тренер, другой агроном, где они? Как поговорить можно?

Я сказал, что не знаю и вообще друзей не сдаю, но молодой даже не рыпнулся. Во-первых старшой за руль садился и во-вторых люди высыпали на улицу, вглядываясь в окна полицейской машины. Андрюхи среди них не было. У меня в друзьях дураков нет.

— Поехали, допросим его.

— Аккуратно, не посбивай пенсионеров. Слетелись на задержание как воронье.

Бритые затылки мерно качались впереди в такт движению. Машины перед нами расступались, снижали скорость, пропускали пешеходов и вообще вели себя по-детсадовски мило. Полицейский рулил молча и не отрываясь от дороги на разговоры. Зато молодой крутился как на иголках, что той наркоман и на меня постоянно оглядывался — хотелось фигу показать, но я обрушился в огромное черное озеро под названием Депресняк. Впереди только унижения и боль. Попасть в участок в качестве допрашиваемого, да еще и когда с самого начала к тебе относятся к животному и понимают, что за тебя никто не заступится просто финиш. В лучшем случае я послужу боксерской грушей для скучающих патрульных, а могут и пальцы в дверной проем вставлять и мордой в бочку с водой совать и голым сидеть в камере или бегать в дворике сезона. Фантазия у этих богатая.

— Лёха, кофе будешь?

Мы проезжали мимо местного базарчика и главный уже подруливал на стоянку.

— И тебе взять? — засмеялся Леха.

— С молоком и без сахара.

Дверца открылась, молодой взял деньги из бардачка и скрылся среди людей, народу с утра было много. Полицейский пошел в центральный проход, кофе делают насколько я помню в передвижных тележках, еще нужно найти где она стоит. Время есть. Я полез в карман и вытянул мобилу — коп не смотрел на меня, а заглядывался на проходящих мимо девчонок. Вот и ладушки.

Я положил телефон на пол, предварительно вытянув сим-карту, прицелился и с размахом ударил ногой.

— Эй! Ты что делаешь!

Он приподнялся и постарался заглянуть вниз, но не видел, что я там давлю, как таракана и приговариваю: «Никто не узнает. Никто не узнает». Старший уже открыл дверь и обогнул машину, уверенный в том, что я уничтожаю важную улику, а они меня даже не обыскали.

Телефон не поддавался, да — старая сборка, это холодильники, а не мобилы — его кирпичом нужно бить, а не пяткой — только крышка слетела.

Коп заглянул мне в ноги, понял и схватил за шиворот, хотел оттащить, но не получилось. Я уже был готов, правая нога толчковая, в полусогнутой позиции, обеими руками упор и вылетаю головой копу в живот.

Он охает и падает на спину, а я уже на свободе. Перепрыгиваю через него и бегу расталкивая зевак в сторону аллеи.