Ткач иллюзий. Книга 2

Глава 5

Август закончился, а вместе с ним завершилось и лето. А это значит, что сегодня, первого сентября, начинается важный этап моей новой жизни. Я приступаю к учёбе в Дмитровском Магическом Училище.

В нашем училище начало учебного года — это значимое событие, великий праздник.

Первый учебный день тут начинается с общего сбора студентов всех трёх курсов на площади перед корпусом номер один.

В этом корпусе располагается ректорат, и все собираются именно около него. Наверное, потому, что ректору, который по традиции будет произносить торжественную речь, просто лень ходить куда-то ещё.

Хорошо, что нас тут хоть рядком не строят, как в советской школе, где начало каждого учебного года ознаменовывалось торжественной линейкой с неизменным пионерским салютом, да…

Но, так или иначе, я уже у первого корпуса. Пристроился с краешку, в тени раскидистой кроны одной из вековых лип, что стоят по всему периметру круглой площади. Пришли мы сюда вместе с Филей, но сейчас он куда-то подевался. Ну да ладно, совсем не потеряется, я надеюсь…

А народ-то подтягивается. Старшекурсники, которые проучились в одном коллективе уже год или два, приветствуют друг друга, заводят разговоры, делятся впечатлениями, рассказывают истории о своих летних приключениях… В общем, первое сентября, оно и есть первое сентября.

Я же, стараясь не привлекать излишнего внимания окружающих, не без интереса разглядывал публику, скапливающуюся на площади.

Помимо нескольких сотрудников службы безопасности училища, тут присутствовали и преподаватели, выделяющиеся из толпы своими винтажными мантиями и квадратными академическими шапочками, украшенными смешными кисточками.

Естественно, что этот старомодный прикид ими ежедневно не используется, но сегодня праздник — и они при параде.

Но самая многочисленная часть собравшихся — это, конечно, студенты. Следует отметить, что все были по такому случаю тоже наряжены однообразно, в форменную одежду, предписанную уставом училища. И я тоже облачился в форму, полученную на складе по прибытии…

Тридцать первого августа у меня был довольно тяжёлый день, кстати. С утра я пошёл к Полтораки, чтобы обменять пилюли на деньги, но по быстрому всё обстряпать не получилось, ибо он, наконец-то, разродился проектом учредительного договора, и мне пришлось с самого начала как следует поспорить с почтенным Аристархом Григорьевичем.

Предметом спора был размер моей доли. Десятипроцентная доля для человека, на эксплуатации интеллектуальной собственности которого будет строиться весь проект, это просто абсурд. Такова была моя точка зрения.

А Полтораки мне расписывал, какие грандиозные материальные и моральные затраты предстоит понести ему и нашему третьему партнёру, для того, чтобы организовать производство.

Я этот поток сознания вежливо выслушивал минут двадцать, но когда понял, что мой контрагент всерьёз верит в то, что ему удастся меня уболтать, то пресёк всё это довольно некорректным образом:

— Я вас услышал, — сказал я, прерывая затянувшийся монолог ушлого деляги, — наверное, да… Эти хлопоты действительно лягут на вас неподъёмным грузом. Что ж, я пойду вам навстречу и вовсе избавлю вас от всего этого ужаса. Давайте забудем про этот проект и просто продолжим торговать пилюлями, на которых вы, кстати говоря, зарабатываете по двести тысяч каждую неделю и при этом не несёте никаких затрат… Деньги вам просто с небес падают…

Собеседник мой немного засмущался, и начал лепетать что-то про то, что там ещё и налоги какие-то… В общем, к нему пришло осознание того факта, что, желая много, можно остаться и вовсе ни с чем. Поэтому он предложил отложить решение этого вопроса до того момента, когда наш предполагаемый третий партнёр вернётся из краткосрочного отпуска, то есть, где-то через недельку.

На этом и порешили. Я отправился в общагу, твёрдо решив про себя, что если эта сладкая парочка продолжит свои попытки меня утоптать, то я их просто пошлю лесом. На них свет клином не сошёлся, а товар у меня, как показали мои исследования рынка, просто уникальный. Так что я без труда найду себе других контрагентов, более покладистых и менее жадных…

Мой внутренний даос, кстати, был полностью солидарен со мной в этом вопросе.

Потом были тренировки, медитации и опять тренировки.

Когда же я приволокся в свою комнатушку, и совсем уже было собрался заняться любимым делом, то есть прицельными плевками в потолок, меня посетила шальная мысль развернуть и померить выданную мне форму.

Я эту мысль воплотил в жизнь. И правильно сделал. Ибо, когда я извлёк свою новенькую форменную одежду из пластикового пакета, то сразу понял, что спать лягу не скоро.

То, что она настоятельно требовала глажки, это было пол-беды… Её надо было ушивать, причём довольно серьёзно. По росту она мне подходила, но была значительно свободнее, чем я ожидал.

Вспомнилась срочная служба, бессонные ночные часы, проведённые в бытовке и посвящённые ушиванию безразмерного х/б, только-что полученного у старшины…

Но я героически превозмог, хоть и исколол себе все пальцы. Зато теперь я стоял в толпе, и почти не переживал за свой внешний вид.

Хотя мне в глаза бросилось и то, что многие студенты были одеты в форму, явно пошитую, у хороших портных и из гораздо лучшего сукна.

Про студенток я и вовсе не говорю… Девчонки тут, помимо того, что почти все поголовно красавицы, ещё и исхитрялись одеваться крайне изыскано, при этом, однако, умудряясь не нарушать форму одежды.

А что это значит? А это значит, что щеголяя в обычной форме, пусть и подогнанной по фигуре, я выгляжу если и не нищебродом, то кем-то, кто от этого среднестатистического нищеброда недалеко ушёл. Значит, надо будет и к портному наведаться как можно скорее, благо, денежки-то есть.

Нельзя слишком выделяться из общей массы. Причём, ни в ту, ни в другую сторону. То есть следует помнить и о том, что слишком хорошо — тоже не хорошо, и в крутизне сверх необходимого не раскрываться. Так что портной должен быть не самый крутой, а так, середнячок.

— Ага, так вот ты где спрятался! — я сразу узнал ангельский голосок своей условно-двоюродной сестрёнки, неслышно, словно черепашка-ниндзя, подкравшейся ко мне со спины. Тем более, что в тот же момент, когда прозвучали эти слова, я ощутил весьма чувствительный тычок в область печени. Это было у неё, наверное, вместо «Здрасти»… Хотя, как я уже говорил, Оленька, это та ещё оторва и предпочитает общение по простому. Без всяких условностей, экивоков и прочих расшаркиваний…

Да, она такая — чуть что не по ней, так сразу в печень кулаком, ну, или пяткой в нос, это уже кому как повезёт…

— Приветствую тебя, о великая и внезапная! — этой фразой я отреагировал на звук её голоса и тягостные ощущения в правом подреберье и тут же предусмотрительно отшагнул в сторону, избегая повторного тычка. Она, хоть и любя бьёт, но удар у неё поставлен отменно и, кроме того, немного, самую чуточку, усилен магией. Так что лучше, всё-таки, поберечься.

— Ты, мелкий поросёнок! — продолжила она, уперев руки в боки, — ты так и не нашёл времени, чтобы в гости к нам зайти!

Тут мне крыть было нечем. С моей стороны это было просто свинством. Если раньше Ян железно приезжал в гости к Сухаревым каждое лето, то в этом году как-то не сложилось, не смотря на то, что мы теперь находились совсем рядом, в одном городе.

Пару раз меня посещала мысль о том, что было бы неплохо нанести визит вежливости, но я это всё время откладывал, так как график у меня был весьма напряжённым. И вот, дооткладывался…

Сестрёнка была кругом права, так что оправдываться смысла не было никакого:

— Оль, я приношу тебе глубочайшие извинения… — начал было я покаянную речь.

— Извинения приносить надо не мне, — сверкнула глазами Ольга Пахомовна, — а родителям. Это они о тебе волновались. Я и без тебя проживу, больно ты мне нужен, — говоря это она изобразила своей позой, что полностью самодостаточна, независима и свободна от привязанностей.

— Я приду в гости, обещаю! — ну, тут деваться было некуда, надо как-то заглаживать этот вопиющий промах.

— В течение недели! — добавила конкретики Ольга, — и, позвони за день! Кстати, если в гости не приходил, так хоть позвонил бы!

— Ну извини, извини, — да, нехорошо получилось… — обязательно буду в течение недели. Я просто закрутился сильно…

— И чем это ты тут занимался таким, что отвлечься никак не мог? — сеструха посмотрела на меня очень подозрительно, — никак зазнобу какую нашёл? — а этот вопрос прозвучал уже с некоторым сомнением, что и подтвердили её следующие слова, — впрочем, куда тебе… Хотела бы я посмотреть на ту дуру, что на тебя позарится… — она мне даже рта раскрыть не давала, чтобы хоть как-то объясниться… — хотя, — тут её взгляд опять стал задумчивым, — может из жалости кто…

Тем временем я уже начал замечать, что вокруг нас скапливаются зеваки, и до меня начали долетать смешки и не совсем лестные для меня замечания. Сестричка меня низводила при всём честном народе, даже не отдавая себе отчёта в том, что тут кругом чужие уши.

Она, конечно, пылала благородным негодованием и всё такое… Но получалось так, что народ просто наслаждался бесплатным представлением. А сам я представал в крайне невыгодном свете перед окружающими.

Хорошее начало, однако. Теперь мне придётся здорово потрудиться, чтобы отбить охоту у тех, кто сочтёт возможным попробовать самоутвердиться за мой счёт. А такие, непременно найдутся. Особенно после этого вот цирка… И мне, если я хочу, чтобы тут не повторилась печальная история несчастного терпилы Яна Карпова, надо будет крайне жёстко пресекать различные поползновения…

— Оль, — я немного прищурился, давая ей понять, что она слегка перегнула палку, — мы тут как бы и не одни, а ты устраиваешь семейную сцену на публике, — сказал я это вполголоса, так, чтобы мои слова никто не мог разобрать, кроме неё.

— Да? — недоверчиво переспросила она. Огляделась, и, убедившись в моей правоте, всё-таки прервала свою гневную речь.

Но события продолжили развиваться своим чередом.

— Сухарева, дай этому гаду в рыло! Я вижу, ты же хочешь это сделать… — раздался голос Здоровяка, — и я, может быть, стану ненавидеть тебя немного меньше, — вот его мне тут только не хватало, блин.

Здоровяк, следует отметить, полностью оклемался и сейчас выглядел весьма неплохо. Костюм у него был пошит, конечно, не в пример лучше, чем мой, да и в целом выглядел он гораздо респектабельнее, нежели ваш покорный слуга. И если не знать, что за мелкая душонка обитает в этом красивом и сильном теле, то можно было бы даже счесть его привлекательным.

Но, следует отметить, что сестрёнка моя не питала относительно этого индивидуя никаких ненужных иллюзий:

— Ты бы, Пантюша, помолчал бы, — недобро усмехнулась сестра, обернувшись к Здоровяку, — а то ведь, ненароком, и сам в рыло схлопочешь…

— Да ты чо, Сухарева? — дурниной заблажил Здоровяк, — совсем берега потеряла? — но, надо сказать, что дистанцию он старался держать такую, чтобы Ольга его кулаком достать не могла.

— Так, Пантюша, заруби себе на носу, — продолжила она все тем же ласковым голосом, который, как мне показалось, дополнительно выбешивал недалёкого отпрыска графа Тюрина, — это мой брат! — и как-то так повернулась, что меня полностью заслонила.

Мне аж неудобно стало, что хрупкая девчонка меня так вот защищает…

— И если кто его обидит, — повысила голос сестрёнка, — то будет иметь дело со мной! — эти слова она обращала не только к набычившемуся Пантелеймону, но и ко всем остальным окружавшим нас студентам.

М-м-да, как говаривал один государственный деятель, хотели как лучше, а получилось, как всегда… Теперь моя репутация, не успев даже толком сформироваться, рухнула до самых низких отметок. Обвалилась она так, что даже плинтус находится теперь относительно неё на недостижимой высоте. Но, сейчас уже ничего не изменишь, будем с этим жить. Со временем всё исправлю. Всё равно придётся бороться за первые места в рейтинге, и попутно позиционировать себя, любимого, как бескомпромиссного нагибатора крутизны неимоверной.

— Я этому твоему братцу головёнку-то отшибу, — злобно прорычал Тюрин, — не посмотрю, что ты за него вписываешься…

— Иди сюда, Пантюша, — кровожадно улыбнулась сестрица, да так, что всем окружающим стало понятно, что она готова от слов перейти к действиям, — я тебе пыль с ушей-то стряхну…

А Ольга, оказывается, действительно была тут весьма уважаемой личностью, ибо здоровенный Пантелеймон, несмотря на свою браваду, пробурчал что-то неразборчивое и всё-таки отвалил. Позорно слился, прихватив с собой и стайку своих приспешников, которые сейчас себя вообще никак не проявляли, а на Ольгу косились с большой опаской.

Да и прочие зеваки, поняв, что представление закончено, потихоньку начали разбредаться.

— А что это он на тебя так взъелся? — сестра посмотрела на меня с откровенным удивлением.

У неё в голове не укладывалось, что я, такой маленький, слабый и нерешительный, смог заполучить во враги такого отъявленного хулигана.

В её понимании, я мог у вызывать у мнящего себя крутым Тюрина только брезгливое презрение, но никак не ту незамутнённую злобу, которую он только-что продемонстрировал.

Ведь для того, чтобы серьёзно кого-нибудь разозлить, надо обеспечить оппоненту какие-нибудь ощутимые неприятности. А какие неприятности мог доставить хилый и тощий я такому серьёзному бойцу, как Пантелеймон Тюрин?

Пришлось рассказывать ей про то, как мы с Филей попали под раздачу и вынуждены были вступить в неравный бой с этими шакалами.

Я старался говорить тихо, да и жестикулировать по минимуму, так как вокруг тёрлось много народу, и некоторые продолжали с интересом поглядывать в нашу сторону, надеясь на продолжение веселья. Но Ольга эмоций не скрывала, и очень живо реагировала на то, что я рассказывал.

— Ну вы даёте, однако, — она смотрела на меня очень недоверчиво, так как в её голове не укладывалось, что её Ян-тихоня оказался способен на такие подвиги, — а что это за сосед у тебя такой продвинутый и хорошо вооружённый?

— Ну я ж говорил, он на артефактора учиться собрался, — говоря это, я крутил головой в надежде разглядеть Филю, чтобы предъявить его сестрёнке. Ведь согласитесь, гораздо проще ткнуть в человека пальцем, чем долго про него рассказывать. Как гласит народная мудрость, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…

И тут мне повезло. Я заметил, как недалеко блеснули линзы Филиных окуляров.

— Филипп Николаевич! — крикнул я, — будь добр, подойди, я тебя кое с кем познакомлю… — я уже предвкушал, как Филя начнёт краснеть и смущаться. Мне эти моменты доставляли прямо-таки утончённое эстетическое наслаждение, да…

— Чего кричишь? — почему-то вполголоса поинтересовался выбравшийся, наконец, из толпы студентов Филя.

— Так, — начал я, — посмотри на эту прекрасную и нежную, как первый весенний цветок, девушку, — сказал я, картинно поворачиваясь к Ольге, которая с интересом рассматривала Филиппка.

— А? — непонимающе вскинулся артефактор, с некоторым запозданием, всё-таки, переключивший своё внимание на Ольгу.

И тут произошло то, что должно было произойти — Филя застеснялся, покраснел, как маков цвет и глазки потупил.

— Ути-пути, — сестрёнка поняла, что тут можно будет слегка постебаться, так как Филипок на это прямо-таки напрашивался, — какой милый пухляш! — просюсюкала она.

Я ожидал, что она его и по пухленькой щёчке потреплет, но она удержалась. Но уверенность в том, что такое желание у неё наверняка возникло, у меня была.

Особенно смешными её слова казались из-за того, что не смотря на всю нескладность и полноту Фили, по росту он Ольгу, называвшую его малышом, всё-таки, заметно превосходил.

— Так вот, — продолжил я, стараясь не замечать провокационного поведения разошедшейся сестрёнки, — эта девушка — моя двоюродная сестра, а зовут её Ольга!

Филя обалдело глянул на меня, а потом вылупился на неё, как будто в первый раз увидел человеческое существо женского пола. И застыл, прямо как соляной столп…

— А кто этот розовощёкий малыш? — обратилась ко мне сестра, безуспешно давя лыбу.

— Это и есть тот самый Филипп, гроза хулиганов и гопников! — провозгласил я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица, что было совсем не просто. Глядя на отвисшую челюсть моего соседа, хотелось отбросить в сторону все условности и просто ржать в своё удовольствие, аки богатырский конь Юлий.

— Филипп, а можно мне посмотреть на твой шокер? — с милой непосредственностью поинтересовалась эта оторва. Прозвучало это несколько двусмысленно, словно под словом «шокер» она подразумевала нечто другое… Или мне это просто показалось ввиду моей общей испорченности и богатого жизненного опыта?

А мой сосед натурально потерял дар речи и только хлопал глазами из-за толстых стёкол своих очков и беззвучно шевелил губами. Мало того, услышав вопрос Ольги, он покраснел ещё гуще. Хотя, казалось бы, куда ещё краснеть…

— Внимание! — над площадью разнёсся густой бас, усиленный то ли магией, то ли мощной аппаратурой.

— О, начинается, — сестра оглянулась, и, видимо, разглядев кого-то в толпе скороговоркой пробормотала, — ну ладно, мальчики, побежала я к своим, не скучайте, — она на прощание лучезарно улыбнулась Филе, продолжавшему пребывать в прострации, и мгновенно исчезла.

— Это… Это действительно была твоя сестра? — замирающим голосом спросил меня сосед.

— Да, — подтвердил я.

— Она богиня… — голосом религиозного фанатика выдал он, — спустившаяся с небес в наш грешный мир…

Вот, чего я не ожидал-то… Похоже Филя влюбился с первого взгляда… И если это действительно так, то, зная Ольгу, я ему совсем не завидую…